Васильевич. Книга вторая. Князь Серебряный

Глава 15

Событие сорок третье

Жители казанских посадов и сёл соседних из города начали выходить после обеда. Русская же «лодочная рать» скучковалась на самом юго-западе полуострова что ли, на котором стояла Казань. Ясно, что братской любви выходящие из города люди к русским не испытывали. Они сожгли их дома и полностью лишили всего имущества, много ли с собой в нескольких баулах утащишь. Скотину тоже русские сожрали, ту которая не спряталась и не разбежалась по окрестностям. Тысячам людей придется теперь жить начинать с начала.

Юрий Васильевич наблюдал за этим исходом и представлял, что всего через два года в великом пожаре 1547 года вот так же будет полностью уничтожена Москва. И даже тех тюков, что прихватили казанцы, у москвичей не будет. В чём выбежал из дома, то и твоё. Так ещё и погибнет полно людей. За два пожара 1547 и 1571 года стотысячный город превратится в тридцатитысячный.

Он, конечно, попытался ситуацию чуть подправить. Теперь все бояре и князья на свои деньги содержали четыре пожарные команды каждый. Бочка литров на четыреста с водой на телеге, как в фильме «Волга-Волга», возчик и два молодца с вёдрами. Чтобы не бездельничали, люди черпают из московских рек воду и предлагают её за деньгу сто литров всем желающим. Бизнес этот у бояр не сказать, что процветает, но пару рейсов каждый за день делает. И главное условие, к ночи все бочки должны быть в пределах города и полные воды.

Это мелочь. Сотня, ну полторы сотни бочек на тысячи и тысячи домов в Москве. Понятно, что против таких серьёзных пожаров, когда весь город выгорает, это не поможет. Юрий теперь у брата пытается ещё один прожект выбить. Возле каждого дома должна стоять такая же бочка с водой на случай пожара, а на пустырях или на специально отведённых местах должны быть пожарные котлованы. Пока бояре активно сопротивляются принятию такого указа. Опять для них лишние траты. Ну, дождутся пожара через два года и бунта за ним. Полетят их головушки. Глинского одного точно убьют и ещё кого-то вместе с ним, не помнил Боровой, да сгорит всё их добро и тогда такой указ легко примут. Только сколько ущерба стране и сколько погибших людей. Нужно будет ещё и митрополита Макария подключить к продавливанию указа о противопожарных мероприятиях.

Люди выходили и живописными таборами останавливались на том месте, где всего несколько дней назад стоял их дом. Теперь все деревянное сгорело, а саманные или мазанные глиняные стены домов частично завалились, частично погребены недогоревшими обломками кровли. И только дома знатных беков всяких и мурз из камней сделанные стоят такими островками почти нетронутыми, огонь каменные стены лизал, конечно, но не справился, лишь закоптил.

Люди выходили из ворот и узрев остатки былого благополучия принимались стонать, плакать и посылать хулу на головы проклятых урусов. Так это ещё не все беды. Русские ратники принялись ходить от «дома» к дому от одной группы погорельцев к другой и обращались к ним на русском с требованием вернуть русских людей, угнанных в рабство.

И потекли из города и оживающих посадов тонкие ручейки людей в сторону русского лагеря. Кормить их было нечем и первый воевода Большого полка князь Семён Иванович Телятевский-Пунков принял решение выделить три десятка лодей, чтобы перевозить освобождённых рабов через Волгу. Ну, а дальше они должны сами добираться до Нижнего Новгорода.

— Ты, дебил конченный, Семён Иванович⁈ До Нижнего несколько дней хода. Чем люди питаться будут. Либо с голоду умирай, либо в тати иди, грабь деревни и села. Я слышал тут шестьдесят тысяч людей в рабстве. Нужно им с собой хоть на несколько дней провизии дать. Хоть зерна, хоть муки, но, чтобы они до Нижнего добрались. И нужно в Нижний и окрестные городки послать вестников, чтобы собрали христиане продукты возвращённым рабам. Ну и мало три десятка лодей. Все нужно, которые есть, к этому подключить, — про дебила конченного не сказал конечно, обозвав идолом каменным.

Боярин глазами сверкать начал, брови и губы в кучку собирать, но на Юрия Васильевича это не произвело впечатления.

— Не сделаешь, как я сказал, обращусь к митрополиту Макарию, чтобы он тебя от церкви отлучил за душегубство, — припечатал князь Углицкий и пошёл своим воям команду давать, чтобы тоже начали людей на тот берег перевозить и продуктами немного поделились с несчастными.

Либо, как всегда, всё в летописях преувеличено, либо рабы не только в Казани есть, но и в других городах и поселения ханства, но шестидесяти тысяч явно не набиралось. До прибытия князя Серебряного с Шахом-Али по примерным прикидкам Борового на тот берег переправили двенадцать тысяч человек. Продовольствие у самих кончилось и князь Семён Иванович Телятевский-Пунков переговорил с Булатом Ширином, чтобы казанцы со своими бывшими рабами продовольствием поделились. И опять вой стоял два дня над городом и посадами.

Юрий Васильевич плевался. Плохой ход. Отбор продовольствия популярности новой власти не добавит. Если бы хоть покупали? Награбили же воеводы прилично, в том числе и всяких дорогих одежд и оружия, меняли бы или продали, а потом продовольствие закупили, но нет. Это же своё. Кто им этот раб освобождённый, чтобы за него своё добро отдавать⁈ Пусть черемшой питается и пестиками сосновыми, они уже выросли на деревьях.

С приездом Шаха-Али мир и жвачка между татарами и русскими не наступили. Воеводы вообще взъерепенились, мол хватит тут торчать, все припасы поели, пусть теперь татары сами между собой решают, как им дальше жить, а русской рати нужно срочно домой плыть. А то голод и у них начнётся.

Событие сорок четвёртое

Турецкие ружья, которые достались в качестве трофеев, как пояснил Ахмед называется туфенк (по-турецки: tüfenk). Достались они Юрию Васильевичу и его отряду в основном в Казани, когда они зачищали столицу ханства от прокрымских и, следовательно, протурецких беков и более мелких феодалов. Всё оружие, захватывая дворцы знати и более бедные дома, люди Ляпунова и Скрябина забирали. Всё — это всё и ружья, и сабли, и луки. Даже копья изымали с ножами и кинжалами. Во-первых, лишить потенциального врага оружия, это нормально, а во-вторых, это ведь деньги… Ну, ценности. Там среди этих карамультуков — туфенков есть украшенные серебром и даже золотом, есть с драгоценными и полудрагоценными камнями, так называемые «трапезундские» ружья. И ружьями это не ограничивается. Есть сабли с разукрашенными и украшенными серебром и каменьями ножнами и эфесами. Есть кольчуги и шеломы и тоже с золотом и каменьями.

Если потом всё это продать, то можно огромные деньги заработать. И если их разделить на двести сорок человек, принявших участие в этом походе, то люди если и не станут вполне себе богатыми, то уж точно из бедности выпутаются.

Юрий Васильевич выбрал себе пять мушкетов или, наверное, штуцеров, они были с нарезами. Длина ствола разная, калибр разный, количество нарезов тоже разное, но все с нарезами. Два из них имели ещё и колесцовый замок. Если так отвлечься от частностей, то эти винтовки на век, а то и на два опередили своё время. Даже в эпоху наполеоновских войн штуцер ещё будет редкостью, и только Крымская война сделает это оружие массовым, а до неё ещё больше трёх сотен лет.

Кроме карамультуков отобрал себе Юрий Васильевич ещё и два пистоля. По тому же критерию. Пистоли были с колесцовым замком, а один из них был ещё и с нарезами в стволе. Калибр где-то девять миллиметров. Макаров, в общем, современный.

Если приспособить к этим стреляющим штукам пули Петерса, то вещи получатся вполне дальнобойными и убойными. Можно будет выбрать лучшие образцы и используя их как образцы, создать подразделения, которые будут выносить современные наезды конницей на раз. Пока доскачут, просто кончатся.

Но это всё будущее и сейчас не до снайперских винтовок. Сейчас по мнению Борового самое главное — убраться из Казани таким образом, чтобы, как только они уплывут, не начался бунт местных татар против касимовских. Шах-Али привёл с собой чуть больше сотни воев. С такими силами на троне не усидишь, тем более что дальнейшие действия врагов России понятны. Да касимовский царевич спокойно, как и в Реальной истории может жениться на Сююмбике. Помешает ли это бию ногайскому Юсуфу попытаться посадить на престол в Казани своего ставленника. Да, чёрта с два. Этот старый перец до смерти будет пытаться посадить своего человека на Казанский престол и до смерти будет совершать набеги на русские земли. И не русские его победят или убьют, он погибнет в междуусобной войне со своим братом Исмаилом. Потом с ним же будут воевать и сыновья Юсуф-бия. Исмаил и их разобьют. И вот тут крутой поворот. Они сначала сбегут в Крым, а потом к Ивану и положат начало княжескому роду Юсуповых.

Жаль, что всё это Боровой помнил очень расплывчато, без даты, места и без имён почти. Но найти этого Исмаила — младшего брата Юсуфа стоит и завязать с ним дружбу.

А что сейчас-то делать. Воеводы хотят побыстрее сбежать в Москву за наградами. Как же, вона чего насовершали!!! Можно и его отряду в Кондырево возвращаться. Он свою миссию тоже выполнил, даже перевыполнил. И пермский отряд уже прибыл, теперь его не уничтожат. Есть маленький нюанс — это он пригласил сюда Шаха-Али, а значит, он отвечает за его безопасность.

Шах-Али старый такой татарский бабай. Скорее даже монгольские черты лица. Щёчки такие круглые и глаза узкие. А вот усы, совсем не монгольские. Это просто чудо какое-то, а не усы. Эдакие пышные будёновские, во всю харю, и вниз ещё свисают, сантиметров двадцать — двадцать пять в длину. Остального лица, когда глядишь на нового хана не видишь, глаза сами в этих огромных усах застревают и не могут уже из них выпутаться.

Шах-Али приоделся к воцарению, золота на себя кучу нацепил и одет в золотую с красным парчу. На голове что-то непонятное, шапка тоже из парчи вся в жемчугах и самоцветах. По центру на лбу огромная брошь с изумрудами и от неё ещё вверх идёт другая брошь стилизация под перо птицы «Говорун» и тоже инкрустирована зелёными камнями. Плюсом ко всем украшениям на груди три нитки жемчужин. Такие обычные женские бусы. Дорогие — это да, но на шее толстого мужика так себе смотрятся.

Сидели они впятером во дворце неожиданно умершего от непонятной болезни хана Сафа-Герая. В этой истории не из окна выпал пьяным, в этой задохнулся подавившись гусиной лапкой. Или чем другим подавившись или вообще не подавившись, а просто задохнувшись от гнева, что его свергать пришли. Али от разрыва огорченного предательством сердца отошёл в райские кущи к гуриям девственницам. Уже и в саркофак запрятали и в мечеть в подземелье утараканили. Завтра свадьба Шаха Али с Сююмбике. Третьим мужем будет толстячок у неё. Боровой успел на мёртвого хана посмотреть. Ну, что можно сказать, если Шаху-Али усы подровнять и узкими сделать, то Сююмбике и не заметит замены. Один в один. Старый, толстенький татарин с ярко выраженными монгольскими чертами на роже лица. И тоже бусы на шее. Странная мода… Или это Шах-Али с бывшего хана снял? Как там в «Иване Васильевиче» «Меня опять терзают смутные сомненья. У Шпака магнитофон, у посла медальон».

Наверное, всё же снял. Нет, это не для того, чтобы в бусах щеголять, это чтобы Сююмбике понравиться.

Кроме хана будущего, в большом зале сидят на низких атаманках воевода князь Василий Семёнович Серебряный, князь Углицкий Юрий Васильевич, первый воевода Большого полка князь Семён Иванович Телятевский-Пунков и главный карачибек Казани и практически её правитель долгие годы Булат Ширин.

— Я пошлю в Касимов за дополнительным отрядом? — скорее спросил, чем сообщил, на вполне сносном русском у Булата Ширина будущий хан.

Событие сорок пятое

Князь Углицкий Юрий свет Васильевич сидел и делал вид, что он глухой… Как тетерев? Ну, хрен его знает глухой ли тетерев, но Юрий Васильевич и в самом деле глухой. Потому, чего там эти взрослые дядьки сивобородые говорят, он не слышал. Хотел с собой сурдопереводчика брата Михаила взять, но князь Телятевский не пустил монаха. Юрий Васильевич в очередной раз усомнился в адекватности и умственных способностях главного воеводы Руси-матушки. Зачем он на том совещание нужен, если ничего не услышит. Какая может быть секретность от человека, являющегося ушами Юрия Васильевича⁈ Да он в такие секреты посвящён, что воеводе главному и не снилось. Он знает секреты производства оконного и цветного стекла, он в курсе, как делать бикфордов шнур, и как делать миномёты знает. Какие нафиг могут быть тут секреты⁈

Ладно, посидим, послушаем, решил Боровой. Шутка.

Потом уже вечером у костра, рядом с палаткой, князь Серебряный поведал Юрию Васильевичу, до чего договорились в ханском дворце аксакалы. О чём-то подобном Боровой подозревал по хитрым глазкам первого воеводы Большого полка князя Семёна Ивановича Телятевского-Пункова. В общем, русская лодочная рать отправляется по домам. Шах-Али отправляет гонца в Касимов за ещё двумя сотнями своих богатуров, а пока охрану нового шаха, его молодой жены, царевича Утямыш-Гирея и царевен: Гаухаршад и дочурку Джан-Али Хан-султан будет охранять две сотни Ляпунова и Скрябина.

Булат Ширин уверял, что это лишнее, все заговорщики убиты, а их воины или в плену, или тоже убиты. Вечно же мутящая воду царевна Гаухаршад после смерти (читай — устранения путем отрубания головы) её сторонников сеида Беюргана, князя Кадыша и Чуры Нарыкова (этого просто убили при бегстве из города) сидит и молчит. Сторонников у неё нет больше, так что подлости от неё можно не ждать. Разве отравить попытается. Но её можно в башню заточить и никого к ней кроме одной служанки не допускать, а ту поставить глухую, чтобы царевна не попыталась новых соратников найти.

— Да зачем такие сложности, отправьте её в Касимов, там она воду мутить не сможет. Там у неё нет и не будет сторонников. Зачем мне эта мина здесь, — прочитав рассуждения о царевне, удивился Юрий Васильевич.

— А при чем тут ты, князь Юрий Васильевич? Ты в Казани не останешься, ты с нами в Москву поедешь, — вскинул густые брови вверх Василий Семёнович.

Уже по глазам и по бровям Юрий Васильевич подвох почувствовал. А когда записку ему монах протянул, то даже руки от неожиданности развёл.

— Как это? Это мои вои… Да такое оружие нельзя здесь оставлять. Вы там с ума посходили? — Боровой встал и вокруг костра обошёл, потом на место плюхнулся. Нет. Сидеть тут в Казани он не хотел. Да ещё батянька Сююмбике со всем ногайским войском припрётся разбираться, чего там с его зятем любимым и кровиночкой — красавицей дочкой. Где-то на краю сознание была цифра в сто двадцать тысяч воинов, что он (бий Юсуф) повёл на Рязань, незадолго до мятежа, что его брат поднял. Пусть, как всегда, в три раза преувеличили летописцы. Всё одно — сорок тысяч. И он их может сюда осенью привести. А тут двести сорок человек. Всего по… два пишем три на ум пошло… Ну, почти двести человек на одного. Хрень какая. Даже начинать драку не стоит, шапкою закидаем. Одной шапкой же можно двести человек зашибить? Эвон триста спартанцев… плохо кончили. Своих войск, правда, ещё с тысячу, да касимовцев будет сотни три — четыре.

Оставаться глупость, но бросить тут на убой всех своих людей, а главное — оружие секретное — тоже глупость.

И чего делать? Неправильный вопрос. Эти воеводы не дадут ему тут остаться. Уж шесть здоровых мужиков с отроком совладают, хоть не турнике каждый день и не подтягиваются.

Ладно. Домой так домой. Там тоже скучно не будет.