Васильевич. Книга вторая. Князь Серебряный

Глава 19

Событие пятьдесят пятое

Чисто теоретически можно заиметь четыре лодьи. Два купца Александр Рогов и Пахом Первых, которые ему песок возят по Жиздре, на деньги, что им заплатил князь Углицкий за две старые их лодки, и за деньги, полученные за песок, в прошлом году, заказали четыре лодьи даже чуть побольше прежних по размерам. Купцы они — родственники. Ай, шурины — девери, вечно путается в этих родственных связях Боровой. Женаты они на сестрах. Так… Во! Свояки эти приспособили к своим четырём лодьям ещё баржицы плоскодонные небольшие. Теперь песка в Кондырево на все производства хватает. Тем более, что оказалось, что бизнесмен из Борового хреновенький. Не в свои сани не садись, как товарищ Островский завещал. О! стих вспомнился:

Над полями, над лесами

То снега, то соловьи.

Сел я в сани,

Сел я в сани,

А эти сани не свои.

Как всегда, оказался прав Черномырдин. Тут вам не там. Замечательное место он выбрал для своих производств. Белая глина есть. Вековые леса есть, жги себе угля, сколько нужно, ещё и удобрение в виде золы на поля идёт, ещё песок белый, как снег, мелкий и чистый, у него, пусть и чуть далековато, но есть. Казалось бы, выпускай продукцию и продавай по всему миру.

С выпуском нет теперь проблем. Черепицу научились делать без особых лишний затрат пяти цветов, прочную и с хорошими замками. Кирпич тоже выпускается нескольких цветов из обычной глины и огнеупорный светло-жёлтый из каолиновой. И прочности у того и другого кирпича добились нормальной, не хуже московского. Производство стеклянных изделий тоже поставили на поток. Делают листовое стекло, делают бутылки, даже те самые мухоловки освоили, и теперь при желании могут сотнями выдувать. Бусы делают одиннадцати цветов и трёх размеров. Так даже цветные стеклянные кружки вполне теперь ровные получаются, а не кособокими, как первые. Научились стеклодувы работать.

Всё как бы замечательно. Да⁈ А вот хрен. Оказалось, что Калуга находится с точки зрения логистики очень неудачно. Даже очень-преочень. Сам городок маленький и богатых людей, которым черепица или оконное стекло нужно, очень мало. Нет практически. Разве самому у себя покупать князю Углицкому остаётся. По Оке можно добраться до Рязани. Это не та Рязань. Ту спалили монголы, а это пока Переяславль-Рязанский. Небольшой городок вечно разоряемый и сжигаемый людоловами всех мастей. Сюда и ногайцы наведываются, и крымские татары и казанские, и все грабят и людей уводят. Ну и выжигают посады регулярно. Здесь никому оконное стекло и черепица голубая или даже зелёная не нужна. Здесь выжить бы людям. Дальше Касимов. Ну там может и купят несколько сотен плиток черепицы на крышу мечети. Но это дорога, которая всю прибыль у купцов съест. Много черепицы в лодью не положишь. Это тяжёлый товар. А на Оке полно бродов и мелей. Полметра осадка и всё, застрянешь летом. Мелеет река. Ещё дальше Нижний Новгород. Там есть богатые купцы и даже князья всякие есть, ну тот же Пожарский. Отец его уже, наверное, взрослый. И что? Это очень далеко и возить туда черепицу разоришься — она золотая станет, и никто её покупать не будет.

Один раз купцы по весне приезжали из Нижнего и то взяли только стекло.

Остаётся ещё Москва. По Оке до Коломны, а потом Москва-река. И беда точно та же. Много не увезёшь. И потом приходится продавать очень дорого. Никто не покупает. Приплывают изредка купцы, которым бояре непосредственно заказ сделали на цветную черепицу. Реклама своё дело делает. Но это единичные рейсы. Вот стекло в Москву отправляют регулярно. А кирпичный и черепичный заводы простаивают. А раз простаивают заводы, то простаивают и лодьи у купцов. Они же их специально для этого заказывали.

Юрий Васильевич, наблюдая эту печальную картину, поговорил со своим главным менеджером Петром Малым. Итальянец руками разводит, мол, нужно переносить производство в Москву, там спрос и на кирпич будет, и на черепицу. Обсудили и запланировали это мероприятие на следующий год. Самое интересное, что есть место в непосредственной близости от Москвы, которое даже лучше, чем Кондырево соответствует всем параметрам необходимым для открытия там кирпичного и черепичного заводов. Это Гжелка. Есть каолиновая глина и в огромных количествах. Есть песчаные карьеры, в которых народ песок добывает. Да он хуже, чем его — белоснежный. Но для кирпича подойдёт. А ещё там есть залежи окиси кобальта. Место точно Юрий Васильевич не знает, но если народ поспрашивать, то кто-то да сталкивался с синей краской, которая огня не боится, а может её и добывают уже. Пока часть помещений кирпичного завода отдали стеклодувам. Но это не выход.

Вывод какой из всего из этого. Свояки купцы навозили ему песка столько, при уменьшившимся потреблении, что лодьи у них сейчас простаивают, и можно их снова выкупить, пусть себе новые заказывают, обеспечивают корабельных мастеров работой. Четыре лодьи — это чуть маловато. Всё же он на рать в сто пятьдесят человек замахнулся, да пушки, да миномёты. Есть у тех же свояков ещё четыре баржи небольшие, что они к лодьям цепляли. Всё одно чуть маловато. Ещё пусть бог даст хотя бы две лодьи. Ведь нужно кроме людей ещё и продукты с собой тащить.

И тут сработала поговорка, что тому везёт, кто везёт. Из Козельска прибыл купец, который регулярно стекло покупает у Юрия Васильевича. Сбывает он его в Козельске, Перемышле и даже как-то до Брянска добирается. Боровой к нему метнулся, мол, продай лодью старче. А себе в Коломне или Москве новую купишь. Поартачился купец, потом цену заломил, потом увидел, что князь Углицкий зубами начинает скрежетать и куда бедному податься — согласился продать кормилицу.

Ладно. Если не сильно барствовать, то пять лодей больших и четыре баржи хватит чтобы и войско перевести и припасы. Пора собираться, а то можно и пропустить набег. Приплыть к разбитому корыту, к сожженной в очередной раз Рязани.

Событие пятьдесят шестое

Лодочная рать на этот раз выглядела гораздо слабее. Было весной, блин, недавно совсем, а словно пару лет прошло, двенадцать миномётов и одиннадцать фальконетов, да сто шесть тромблонов. А теперь чего? Фальконетов? Один первый самый, из которого все учились стрелять, и который с собой в Казань не взяли, оставили в Москве. Он пятидесятисеми — пятидесятишестимиллиметровый. Ещё один был, на лодье, что его из Казани во Владимир привезла. Юрий о нём вспомнил и двое дворян отправленные во Владимир его в Калугу привезли. Без станины. Ну, тут уже кузнецы её сделали. Есть и ещё один семидесятипятимиллиметровый, что тайно для него сделал мастер литеец Якоб фан Вайлерштатт. Всё, генуг, больше фальконетов, читай — дробовиков, нет. А оружие против конницы замечательное. Это главный минус новой судовой рати.

Миномёты? Ну, вот тут ещё не ясно больше их стало или меньше. По количеству меньше — было двенадцать. Но теперь калибр ширше. У него теперь есть четыре восьмидесятипятимиллиметровые и четыре стомиллиметровые. Плюс две старенькие пушечки — тюфяки, которые переделали в стодесятимиллиметровые миномёты. Десять против двенадцати, но если в килограммах порохового заряда считать, то раза в три — четыре больше.

Намного хуже, чем весной, с дробовиками — тромблонами. Их двадцать два. Ильин сделал двадцать, один был у Егорки и один у князя Серебряного, он им перед своими ближниками хвастал, выпросив у Юрия Васильевича. Недавно наведался в Кондырево с проверкой. Дума его отправила посмотреть, чем тамось неугомонный отрок занимается. Ну, Бородин назад тромблон у князя и изъял, всё, мол, баста карапузики, кончились арбузики, это не подарок был, а «подержать». Вертай взад. Князь подозрительно глянул на Юрия Васильевича, но дробовик вернул. Посмотрел, как пацаны на плацу «ходят» на руках, покачал головой и собираться начал, дескать, пора мене, Юрий свет Васильевич, скоро к Рязани с Большим полком выхожу, вторым воеводой я теперь там, — и грудь могутная колесом. Здоров, чертяка, соплёй не перешибёшь.

Ого. Повысили. Резко, причём. Если переводить на звания, как это Боровой для себя делает, то с подполковников сразу в генерал-майоры взлетел Василий Семёнович.

— Встретимся в Рязани! — не сказал ему князь Углицкий.

По людям, как и предполагал Юрий Васильевич, даже сто пятьдесят человек не набралось. Двадцать московских дворян и их боевых холопов, девяносто два дворянина с послужильщиками из Калуги и её окрестностей и двадцать четыре пацана из потешного войска. Правда, девять ещё лекарей. Василий Зайцев с учениками и Исса Керимов со своим мальчишкой.

Боровой с радостью весло ворочал. Нравилось ему эта слаженная тяжёлая работа. Целый день понадобился, чтобы перестали люди сбиваться с ритма и мешать соседям, ударяя своим шаловливым вес… Ай. Тут историк Боровой впервые с таким название столкнулся. Как-то мимо проходило раньше. Веслом никто весло не называл. Орудовали все бабайками. И почему так непонятно. Есть куча слов, что поменяла значение со временем, но вот в данном случае не ясно, что к чему. Ягодица, например, как и ланиты — это щека. А урод — это первенец мальчик в семье. Первый у рода. Ну, тут понятно как бы, а вот бабайка?

А, ещё каждый день в походе Юрий Васильевич сталкивался с необычно применяемым словом для ушей человека двадцать первого века. Подонки — это не гады эдакие, а остатки каши на дне котелка. Мол чур, подонки мои.

На третий день пути они попали в заболоченное место и утром вдруг с этих болот такой туман набросился, что своего носа, скосив глаза, и даже окосев, не увидишь. Куда плыть непонятно, река же петляет часто, понадеешься, что прямо надо и попадёшь в болото. Народ перекрикивался, наверное, Юрий же Васильевич опустил весло в реку и наслаждался небывалой красотой. Туман клубился, приобретая очертания всяких фантастических животных. Ага, вон тётка с огромной жопой. Нет, это не животное. А вон мамонт лохматый хоботом туда-сюда водит. Орёл крыльями машет. Грести все перестали, сидели, ждали, когда кончится эта напасть. Наверное, один Боровой и восхищался этой красотой.

Потом на привале Егорка его спросил через монаха, похоже ли это на реку Лету. Как-то рассказывал им Боровой, ну, потешному войску, легенды древней Греции.

Между прочим, народ кроме Стикса и не знает, что на самом деле река там, в подземном царстве, совсем не одна. Ну, про Лету многие знают. Канул, типа, в Лету. А вот есть там, в греческом подземном царстве, ещё три реки, про которые и историки не все знают. Коцит, Флегетон и Ахерон — даже звучат мрачно. Ахерон! А хероли он ко мне пристал? Коцит — река плача. Флагетон — огненная бурная река. Ахерон — река горя и боли. А Лета — это как бы рай у греков. Туда хорошие души попадают, чтобы провести вечность в забвении. А Стикс — это женское имя — богиня ненависти. Пацаны тогда сидели, открыв рты. Никто им таких интересных историй не рассказывал.

Событие пятьдесят седьмое

Ещё в дороге Юрий Васильевич решил опять в партизана поиграть. Оделся в простые одежки зелёного цвета, в которые и все его потешные были одеты, что-то вроде формы преображенского полка у Петра первого. Зелёный чуть укороченный кафтан, белый ремень и белая перевязь с берендейками, короткий тесак на поясе, на ногах зелёные штаны и сапоги тоже в зелёный цвет покрашены. Только вместо непонятной треуголки обычная шапка-колпак, такой, какой вскоре будет у стрельцов, с меховой опушкой. Ясно, что не соболь — обычная овчина. На плече висит тромблон и в руке алебарда, она же подставка при стрельбе из тромблона. Вся эта экипировка обошлась в приличные деньги, хоть ни ерихонок, ни кольчуги не было. Парни быстро росли и в плечах раздавались и заказывать на них чего железное было рано.

Под них, под потешных, Юрий Васильевич и вырядился. Обычный отрок, как и все, пусть и самый низкий из них. Пополнение молодое в поход не взяли, так что всего вместе с Боровым потешных было двадцать пять человек. Старшим формально у них был дворянин Олег Сапковский — перебежчик из княжества Литовского. Годков ему было под сорок и повоевать уже много, где пришлось.

У московских дворян старшим был сотник Яким Тимофеев сын Рыков. Поместное калужское войско возглавлял заместитель Скрябина Яков Степанов сын Стрельцов.

В Рязани на пристани яблоку негде было упасть. За пару дней до калужцев прибыли три тысячи московского поместного войска, не на лошадях, а как и весной на лодьях, благо в отличии от Юрия Васильевича воеводы все свои лодьи от Казани назад перегнали.

План у Юрия Васильевича, согласованный со обоими сотниками и литвином, был на эту войнушку, если конечно ногайцы пойдут в набег. Они этой дорогой весной уже проходили. Ладно, рекой проплывали. Примерно в пятидесяти верстах от Рязани Ока делает порот резкий и бежит уже не на юго-восток, а на северо-восток. А ещё если полста вёрст прошагать на юго-восток от поворота Оки, там есть село Шилово, вот если от Шилово пройти пятьдесят вёрст на юго-восток, там и будет Шацк. Там строили крепость уже не раз и не раз её сжигали. Теперь снова восстанавливают. И это по мнению всех воевод самое опасное место у засечной черты. Засека ещё дальше идёт на восток и упирается в приток Оки Цну, на которой лет через сотню крепость Тамбов заложат. Южнее немного.

Так по плану общему их отряд со всей артиллерией должен оказаться именно в том месте, где засечная черта упирается в Цну.

Потому, в Рязани только переночевали, узнали новости, прикупили немного муки, уже прилично вздорожавшей, и отправились утром дальше. Путь не близкий, дней пять ещё по начавшей петлять уже Оке и неизвестной никому из их отряда, кроме, того самого литвина Олега Сапковского, реке Мокше, в которую Цна впадает. Он три года назад был у Шацка и ратился с казанскими татарами там.

Надежда была на то, что в месте впадения Мокши в Оку есть поселение и там можно проводника найти, который в Шацке бывал. А поселений не оказалось. Дикие дремучие леса частично заболоченные. Если люди тут раньше и жили, то регулярные набеги всяких степняков их с этих мест на запад наладили. Пришлось вернуться на десяток вёрст в Касимов и там проводника искать.

Даже больше нашли. Нашли того самого мурзу Мустафу-Али, что с Юрием Васильевичем в Казани геройствовал. Он не самый главный в бесхозном теперь Касимовском ханстве, но в десятку точно входит. В результате их отряд пополнился теми же шестью десятками лучших по мнению мурзы лучниками. Ещё пополнился той самой, так и не использованной пушкой, калибра эдак миллиметров в сто двадцать при длине ствола почти два метра, и припасами разными, от продуктов до пороха. Естественно, и проводник нашёлся, что в Шацкой крепости с казанскими татарами воевал. И опять из-за касимовцев чуть замедлилось движение.

Ну, долго ли коротко ли, а пятнадцатого сентября отряд прибыл к тому месту на Цне, где в неё упиралась засечная черта. Была она точно такой, как и у него в Кондырево, примерно стометровый отрезок леса, сваленный верхушками в сторону юга. А вот рва не было. Не успели выкопать.

Увиденное сотникам не понравилось, а мурза вообще плевался и ногами топал. Боровой великим стратегом не был, но и ему то, что успели сделать для защиты рубежей Родины, не понравилось. В принципе можно спешить несколько сотен человек с топорами, и они от берега реки до лысого холма, что от него метрах в четырёхстах за пару часов проход организуют.

— Всё, вои, вот тут и остановимся. Чует моё сердце, что тут полезут поганые, — Юрий Васильевич топнул ногой, — Тут будет город заложён, назло надменному соседу.