Васильевич. Книга вторая. Князь Серебряный

Глава 11

Событие тридцать первое

«Юрий Васильевич», а большой миномёт доставать'? — брат Михаил после короткого разговора с Ляпуновым написал на листке.

Точно, Николай Оберакер обещал к отплытию отряда один восьмидесятипятимиллиметровый миномёт изготовить и несколько мин к нему. Князь Углицкий раньше уехал в Калугу и ни готового изделия не видел, ни, тем более, испытания с этим дивайсом. Ясно, что мина, в которой в два раза больше пороха, взорвётся в два раза сильнее. Хотелось бы посмотреть… ну, сейчас и увидит. Или не увидит. Сквозь стены нужно быстрее научиться смотреть, должен же быть бонус за глухоту.

— Доставай. На лодью ставьте, что здесь против ворот останется. Смотрите, сначала перебрасываете обычные мины через ворота, а потом через десяток минут туда же постарайтесь парочку этих больших забросить. Соберутся же завалы растаскивать и раненых обихаживать… а может и мёртвых уносить. Вот тут вы их и накроете. Я же с шестью лодьями пойду к той высокой стене. Там они точно нас не ждут. Начинайте стрелять после того, как услышите взрывы от наших мин. Как и договаривались одна мина в шестьдесят ударов сердца, в минуту. По шесть мин каждый миномёт. Оставим немного, вдруг они снова вылазку из города надумают совершить.

Лодьи пробирались на приличном расстоянии от берега. Сначала пошли прямо вдоль него, но сразу на них со стен посыпался град стрел. Большинство не долетело, но несколько зарылись в воду прямо у борта, а три попали в лодку, что первой шла, чуть ближе остальных к берегу. И что самое обидное — ранила одна из этих стрел в ногу особо неудачливого из воев. На излете, плюс через довольно толстую кожу сапога пока пробивалась. Всё одно — обидно. Мог бы и раньше полководец хренов додуматься подальше от стен держаться. А ещё через пару минут, уже после того, как лодки спешно отвернули от берега, на стене вспухло облачко дыма и каменное ядро с большим перелётом ушло над лодками. Калибр был серьёзным. Ядро врезалось в воду поднимая кучу брызг и даже волну организовало. Оно не вертикально бухнулось, а по очень пологой траектории. Брызги не вверх улетели, а перед ядром.

Получились они как бы между двух огней. Ближе подойти нельзя, чтобы оказаться в мёртвой зоне для пушки или даже пушек, там стрелы. А дальше отойдёшь от берега под ядро подставишься. Про современные пушки, что ядрами со стен пуляются, нужно помнить одну вещь, они сильно вниз стрелять не могут. Тупо ядро из ствола выкатится. Пока ещё эту проблему с помощью пыжей не придумали решать.

— Держитесь между стрелами и ядром ни ближе, ни дальше не дёргайтесь, — видя, что некоторые лодки пытаются вновь ближе в берегу подойти, поманив князя Репнина и сотника Скрябина, сказал им Боровой.

И тот и тот согласно кивнули и вновь жёлтый флаг поднял Скрябин и помахал им на длинном флагштоке. «Делай как я».

Татары со стен ещё два раза пальнули из огромных пушек, но оба раза прошли ядра с большим перелётом, опять только воду довольно далеко от лодок взбаламутив и брызги организовав, радугой вставшие в лучах полуденного солнца.

Дворец хана находился на левом же берегу реки Казанки, но дальше от ворот, почти на повороте стены. Туда шесть ушкуев и подплыли. Встали на якоря носовой и кормовой, поворотившись носом к берегу и стали расчехлять прикрытые пока брезентом миномёты.

— Ну, на кого Бог пошлёт, — князь Углицкий перекрестился троекратно и махнул рукой.

Всё же плохо, что он не слышит завывания мин. На что люди Ляпунова привычны к выстрелу из миномёта и следовавшим за этим воем, особенно когда мины вниз летят на небольшом расстоянии от тебя, но и они приседают и голову в плечи вжимают. Пётр Иванович Репнин ещё обвыкнуться к такому не успел и сел на дно лодки голову руками прикрыв, как и в первый раз, когда они конницу татарскую отогнали. А ведь он опытный воин, чуть не три десятка лет воюет.

Стены у города высокие, не видно, во что там мины попадают и взрываются ли вообще… Хотя нет, вон, один дымок поднялся над стеной. Потом снова несколько минут ничего не было видно. И вдруг жахнуло. Как раз над тем местом, откуда по ним огромная пушка пыталась стрелять. Видимо принесли из порохового склада новые бочонки и тут в них попала мина. Не, не так, чтобы гриб чёрного дыма на всей Казанью и рухнувшая в испуге стена. Но облако серого, грязного дыма, подсвеченное снизу оранжевым всполохом получилось приличным, а люди в лодье прыгать и обниматься начали, чуть судёнышко не перевернув. Бросились все пушкаря Микулу Иваныча Обуховского поздравлять и слишком много народу на правом борту оказалось. Лодка наклонилась и чуть воды не черпанула. Орать на ратников не пришлось, сами вовремя одумались. Если тридцать шесть мин с периодичностью одна мина в минуту выпускать, то всё действо займёт не больше получаса. Народ же специально — не специально, но, считая эти удары, частить будет. Всем бабахнуть по супостату хочется. Сколько горя на Руси от татаровей. Как же не поквитаться с ним⁈

Артемий Васильевич понимал, что там под разрывы мин могут вполне мирные угодить. Со всех посадов народ за стенами укрылся. Там иголке, наверное, негде упасть. И тут с двух сторон по ним сверху этот ужас падает. Жалко ему было мирных татар, ремесленников, крестьян? Не очень. Они где-то там, и они сейчас враги. Вот когда, и если, сдадутся, то окажем им помощь. А не сдадутся, значит, не будет помощи.

— Последняя! — подлетел воспрявший и уже привыкший к вою мин князь Репнин. Всклокоченный такой, разгорячённый боем.

Юрий махнул, рукой брату Михаилу начавшему писать на листке чёрным карандашом.

— Не, не надо, и так ясно. Я тоже считал. Всё, Пётр Иванович, командуй, идём назад, больше нам здесь делать нечего. Да! Стоп. Вы на радостях напрямки не рваните, а то опять под стрелы попадём. Держитесь от стен на расстоянии.

Событие тридцать второе

Надо же, приплыли они, а ворота уже открыты, и хан Сафа-Герай вместе с женой Сююмбике на коленях ползут от них к русским воеводам, мира требуя любой ценой. «Миру — мир», — на чистом татарском языке крича хором.

Тьфу. Задремал. Под мерное покачивание на волнах небольших и уханье гребцов вырубило Юрия Васильевича, и такая вот ему галиматья привиделась. Проснулся или очнулся он от того, что ушкуй носом ткнулся в берег и все, по неоткрытому ещё первому закону товарища Ньютона, вперёд дёрнулись.

Ляпунов Тимофей Михайлович со своих лодей уже тоже отстрелялся, и теперь ратники вышли на берег, прохаживались около лодок, поглядывая то на ворота городские, то на русских воевод, устроивших совет в Филях на ногах около догорающей кузни. Один горн, выложенный из камней, ещё держался, и почти настоящая наковальня лежала рядом. И никто не позарился? Там ведь не менее сорока кило железа, можно настоящий плуг изготовить.

Увидев сошедших на берег князя Репнина и князя Углицкого, воеводы бросили совет и замахали руками, приглашая, а может и приказывая им подойти к «Филям».

— Глухой я, Пётр Иванович. Спроси, чего надобно им, и потом брату Михаилу скажешь. А я не пойду. Как мне с ними общаться?

Репнин, привыкший уже к ущербности Юрия, согласно кивнул и двинулся к пятерым крепким воям в дорогих доспехах, у князя Серебряного даже золочёных, явно трофей, сам не больно богат. На всех пятерых были почти одинаковые красные плащи на заколке у горла скреплённые — епанчи. У всех соболем отороченные по вороту. Жара стоит, но нет, как меха не показать⁈

Подошедший Репнин перебросился с воеводами парой слов и тоже замахал на Юрия руками призывая подойти и потом на монаха ещё перстом указующим тыча.

— Ладно, брат Михаил, пойдём, послушаем, чего опять не так.

Речь держать доверили князю Серебряному. Он махнул рукой на ворота и указал потом на лодьи Юрия Васильевича стоявшие чуть в стороне от остальной русской рати. Не, не должен же он предлагать посуху плыть до ворот⁈

«Если обстрелять ворота и ближайшие подступы к ним, то поганые со стен уберутся и можно мину под ворота подложить», — прочитал Боровой и уважительно глянул на Василия Семёновича.

Эх, а чего ему самому-то такая правильная мысль в голову не пришла? А теперь может поздно? Сколько у него мин осталось? Истратили к малым минометам восемьдесят девять мин. Если их было сто десять, то двадцать одна осталась, а про то, сколько их сделали к восьмидесятипятимиллиметровому миномёту он и не знает. Ну пусть, как и ко всем, то есть, десять. Восемь истратили. Итого у него двадцать три мины. Не много. Но попробовать можно. Здесь у ворот татаровьям шороху уже навели, и они теперь пуганные, точно при вое мин со стен или уберутся, или прижмутся, голову руками прикрывая, и время подтащить бочки с порохом у них будет. Плюсом можно три десятка татар касимовских поближе подвести во время артобстрела. С этой стороны это почти безопасно, и они смогут прикрывать минёров, пока те устанавливают мину от лучников и мушкетёров казанских. Если кто смелый и высунется, то в него три десятка стрел полетит. Хвастал царевич Касимовский, что это лучшие лучники у него. Пусть подтвердят репутацию.

— Очень хороший план, — повернулся к Серебряному Юрий Васильевич. Потом вытянул руки ладонями вперёд, сдерживая сразу загомонивших воевод, — есть один минус. Если просто бочки с порохом под ворота сложить, то может ничего не получиться. Взрыв пойдёт вверх и толстые ворота, железом окованные, могут устоять. Взрыв нужно делать направленным или подкоп под воротами делать.

Народ опять загалдел. Потом на Борового набросился, но осознав, что слышащим за последние пару минут князь Углицкий не стал, поворотились к монаху с блокнотом.

«Что сие — направленный взрыв»? — родилось у брата Михаила после пяти — шести минут «вдумчивой беседы» с ним князей — воевод.

— Пушка направляет силу от взрыва пороха, в одну сторону. Возможно котёл большой привалить к воротам, и камнями большими завалить. Сила взрыва тогда пойдёт на ворота.

На этот раз перебранка между князьями настоящая началась. Юрий пытался по губам прочитать, чего опять обсуждают воеводы, вроде бы все предельно просто. Минут через десять, когда уже темнеть начало, князь Семён Иванович Телятевский-Пунков оборотился к брату Михаилу и коротко бросил пару слов, пальцем ткнув в Репнина Петра Ивановича.

«Князю Репнину это дело мы поручили», — прочёл Боровой.

Молодцы. Инициатива имеет инициатора. Ему они, естественно, команду дать не могут. Ну, он всё же брат и наследник Великого князя, а во-вторых, он отрок даже не четырнадцати лет, как такое ответственное задание, как взятие Казани поручить ребёнку. Нет в их косматых головах это не укладывалось. А вот князь Репнин им почти ровня, чуть мельче чином, чуть дальше от государя сидит. Ему приказать можно, а он естественно с Юрием Васильевичем решит, как сподручнее выполнить команду первого воеводы Большого полка, то есть, старшего по званию. Наверное, это всё же звание, а не должность.

— Котел самый большой нужен, — оставил последнее слово за собой Юрий Васильевич.

Событие тридцать третье

В эту ночь Юрию Васильевичу не спалось. Не о котле думы заснуть мешали. Котёл как раз ему быстро нашли и принесли. Был он из тех трофеев, что забрать с собой нельзя. Большой больно, половину лодьи займёт, в диаметре почти два метра. Но ведь и бросить медный котел весом килограмм под сто пятьдесят жалко. Это же дорогая медь. Вон, на пушечном дворе за него кучу денег дадут. А не довести. Потому с радостью отдали князю Репнину. Для дела не жалко, тем более для такого.

Порох собрали воеводы, оголив практически свои отряды. Много и не везли. Только для фальконетов, что на носу лодьи установлен был, да и то не на каждой. Тем не менее, пять бочонков пороха набрали и это должно с избытком хватить, чтобы вынести ворота. Действо это было по совету Юрия Васильевича приурочено к утреннему намазу. В это время максимальное количеству людей, в том числе и воинов, будет в мечетях, а командиры — беи и мурзы всякие там будут точно. Их просьбы покарать наглых урусов из мечети Аллах услышит гораздо быстрее, чем со стены.

Не спалось Юрию Васильевичу по другой причине. Он весь вечер насиловал мозг, пытаясь вспомнить историю, последовавшую за этим походом. Специально он её не изучал, его интерес относился к Смуте и даже не ко всей, а к роли в ней Марии Нагой — матери царевича Димитрия и как оказалось — ещё двух Лжедмитриев, которых она сыновьями признала точно зная, что сын убит. И убит эдак процентов на девяносто по приказу Бориса Годунова. Но это ладно. А вот про этот кусочек истории, что он помнит. Ну, Карамзина-то точно читал, там есть фраза интересная про Сафа-Герая, дескать хан «пьяный убился во дворце». Думал тогда молодой ещё аспирант Артемий Васильевич Боровой, как это должно выглядеть. Мусульмане не пьют ни водки, ни виноградного вина. Кумыс? Ну там пять процентов спирта должно быть? Много нужно выпить, чтобы опьянеть? А дальше что? С лестницы упал и шею сломал? Из окна вывалился? А может помогли ему из этого окна выпасть.

А перед этим, что было. Одно Боровой помнил точно, что осенью или в начале зимы в Казани будет переворот, и прорусская партия свергнет Сафа-Герая, и он убежит к ногаям. Потом вернётся ранней весной и не сможет взять город. И назад к ногаям убежит? Да у бия Юсуфа — своего тестя помощи попросит, и тот ему её даст. Но между этими событиями было второе воцарение в Казани Шах-Али. Но из-за того, что русские будут туда-сюда год с посольствами ездить и решать отдавать из Шаха-Али или нет, время будет упущено. Вновь усилятся прокрымски настроенные феодалы, и когда касимовский царевич всё же приедет с эскортом в четыреста русских воинов, его не цветами встретят, а ропотом и недовольством. Практически арестуют во дворце. И Шах-Али сбежит. А подошедший с ногайцами Сафа-Герай после долгой осады и кровопролитных боёв с помощью ногайских воинов город возьмёт. Если там эта войнушка и осада и правда была, то зачем сбежал касимовский царевич? Почему не возглавил сопротивление? Дальше он будет активно руководить войсками во время взятия Казани в 1552 году и во время русско-ливонской войны. Выходит, не трус и боевой малый.

Тогда чего сбежал? Почему с помощью русских войск и своих татар, плюс сторонников его в самой Казани, тупо не подавил назревающую смуту, если она и действительно была?

Ключевой момент, по мнению Борового — это промедление русских. Они год дипломатами обменивались и царевича не посылали, хотя могли это сделать за месяц — два. Касимов не так и далеко от Нижнего Новгорода.

Бессонная ночь даром не прошла. Юрий Васильевич был злой и уставший. Но это второе. А вот первое! Он решил, что нужно срочно отправлять посольство к Шах-Али. Если они захватят Казань, или Сафа-Герай сдастся, то нужно без всякой дипломатической проволочки и ожидания пока Дума Боярская приговорит посадить на ханский трон касимовского царевича, действовать. А дядья с бабкой? Да чёрт с ними — потом приговорят. А вообще, им осталось не так и много рулить. Если пожар в Москве 1547 года случился из-за страшной засухи и очень жаркого лета, то все эти погодные аномалии никуда с его появлением в этом времени не исчезнут. Будет пожар, потом бунт и Глинских кого убьют, кого отлучат от власти. А там и воцарение братика.

К тому времени, как голос муэдзина возвестил о начале утренней молитвы, все двенадцать миномётов были установлены напротив ворот. Сначала Юрий Васильевич думал, что раз мин мало, ограничиться тремя или четырьмя, зачем тяжести туда-сюда таскать, но потом передумал. Пушкарям нужно опыта набираться, опять же если первый выстрел сделать пристрелочным, то второй можно грянуть залпом, а залп из двенадцати воющих мин должен гарантированно отвлечь татар от установки мины под ворота.

Котёл подготовили, поднесли как можно ближе, чтобы под стрелы не попасть. Рядом сложили гору приличных камней, которыми его укрепят. Да хлипкая опора, но пять бочек пороха — это прилично, должны вылететь ворота. Порох вынули из бочек и упаковали вместе в один большой мешок, к которому потом приделают метровый кусок бикфордова шнура. Его немного взяли с собой на тот случай, если с куском, что вокруг мины намотан, что случится. Но пока отказов не было и запас из двух метровых кусков был. Если полуметровый кусок горит секунд семь-восемь, то метр будет гореть пятнадцать секунд. Хватит время у смельчаков метров на сто отбежать. Да и больше может получиться, зная-то, что позади двести пятьдесят кило пороха. И камни полетят тебе вслед. Можно и сто двадцать пробежать. В кольчуге с саблей? Ну, жить захочешь — Борзовым станешь.