Когда погаснут все огни

Глава 13

В Павильоне Кленов было необыкновенно, почти неестественно тихо. Казалось, что резиденция второго принца Цзиньяня окутал некий незримый покров, глушащий все голоса и звуки. Чжу Юйсан успел запомнить дворец принца Шэнли совершенно иным. Пусть он и провел здесь считанные дни перед тем, как в составе его свиты отправиться в путешествие в Цзянли, но тогда Чжу Юйсану предстал полный беспечного юного веселья и небрежной роскоши маленький дворец, похожий на чудесную игрушку. Все в его стенах дышало радостью жизни и надеждами. Сейчас же от прежней живости и веселья мало что осталось. В воздухе висело зыбкое настороженное ожидание. Темной вуалью колыхалась скрытая под деланным спокойствием тревога. Даже краски стен и крыш, такие яркие и нежившие взгляд прежде, выглядели странно поблекшими, словно выцветшими.

Чжу Юйсан знал, чувствовал — причиной тому не осень и не пасмурный день. Тревога и беспокойство, страх и ненависть десятков людей свивались над дворцом Гуанлина, выпивая из него краски и веселье. Сплетая зловещую паутину, за завесой которой зрело нечто большее.

Он и Хао Вэньянь плечом к плечу следовали в почтительных семи шагах за императором и принцем Шэнли рядом с избранными спутниками государя. За пределами тронного зала и парадных покоев Чжэнши не надевал маску отстраненного подавляющего величия. Одетый в темные парчовые одеяния, он выглядел тем, кем и был по своей сути — преждевременно состарившимся человеком, больше похожим на богатого ученого мужа, нежели на всесильного государя величайшей державы Четырех Пределов.

— Все непросто, Шэнли. Увы, непросто. Министр Ло слег в постель от постигшего его горя и требует большого разбирательства. Он уважаемый человек и немало тех, кто сочувствует ему…

— Но ведь Ло Сунлинь во всем признался! Ведь гадатели подтвердили след его рук на талисманах!

— Верно. Однако старший Ло утверждает, что его сын был околдован этим молодым заклинающим, которого ты приблизил к себе.

— Его сын подтвердил все на дознании! — голос принца звенел от возмущения.

— Теперь министр Ло требует, чтобы молодой Чжу тоже был допрошен дознавателями.

Чжу Юйсан внутренне содрогнулся, радуясь, что не может побледнеть из-за своей природы. Он помнил, что такое допросы императорских дознавателей. Однако сейчас была страшна не боль мучений. Куда страшнее было то, что это раскроет его природу, и тогда принц Шэнли неминуемо погибнет — после вестей о том, что второй принц стакнулся с проклятым мертвецом, от Шэнли отвернутся почти все сторонники.

— Я не позволю подвергать верного мне человека дознанию только чтобы заткнуть рот Ло, которые хотят выгородить своего отпрыска! — вскинулся Шэнли, — я считаю, что неплохо было бы проверить и самого министра Ло на причастность!

Чжэнши приподнял руку, и Шэнли послушно замолк.

— Я понимаю тебя, сын мой. Понимаю и разделяю желание защитить того, чье искусство и верность спасли тебе жизнь. Однако министр Ло и те, кто сочувствует ему, шепчут о том, что все слишком просто и удачно получилось. Что молодой господин Чжу сделал это из желания вознестись выше. Что ты слишком поспешно доверился этому безвестному юноше, не входящему в братство заклинающих, но обладающему знаниями и способностями.

По прямой спине, расправленным плечам и вскинутой голове принца Шэнли было видно, что он не собирается уступать.

— Лучше бы министр Ло объяснил, откуда яд и талисманы у его сына. Почтенный Дуань исследовал пилюлю — и все лекари дворцовой коллегии подтвердили правоте его изысканий. Чжу Юйсан рисковал жизнью, принимая ее вместо меня. Даже для заклинающего, властвующего над своей плотью, такой яд опасен.

— Верно, — в отличие от горящего искренними чувствами сына государь Чжэнши был спокоен, как озерная гладь в безветреный день, — и это убеждает меня в чистоте помыслов молодого Чжу. И из благодарности за спасение твоей жизни я буду отказывать министру Ло до тех пор, пока это будет возможным. Однако государыня-императрица и род Моу прислушиваются к словам Ло с вниманием и сочувствием.

— Потому, что сами с ним в сговоре, — Шэнли резко выдохнул сквозь стиснутые зубы, — отец… отец мой, почему вы позволили им забрать столько силы?

Только воистину любимый сын мог бросить государю Цзиньяня такой упрек. Только ему было дозволено задать подобный вопрос. И только он мог не получить отповедь за свою немыслимую дерзость.

Чжэнши ответил сыну не сразу. Император глубоко вздохнул. Его прямо расправленные плечи едва заметно опустились, словно под невидимой тяжестью.

— Я слишком дорожил своим покоем. И каждый раз надеялся, что новая подачка их успокоит. Прости, что я проявил такую слабость. Прости — и не повторяй моей ошибки.

Чжу Юйсан внутренне замер, потрясенный услышанным. Он ощутил отзвук удивления принца. Почувствовал, как поражен до глубины души идущий рядом Хао Вэньянь.

Истолковать эти слова императора можно было лишь одним способом. Чжэнши дал понять, что определился с выбором наследника. И если государь в очередной раз не дрогнет под напором императрицы и Моу… то победу будет торжествовать именно притихший в тревожном ожидании маленький дворец среди кленов.

Это должно было бы наполнять душу надеждой и радостью, но вместо этого грудь сдавливала тревога. Да, император Чжэнши ясно намекнул о своих намерениях. Но все ли, высказанное государями в подобных беседах с глазу на глаз, обретает потом реальность? Пока не было великого указа Яшмового Трона, пока не разосланы золотые гонцы и не прозвучало официальное оглашение в зале Вознесенного Сокола, дело нельзя считать полностью решенным. Потому оживление принца Шэнли было весьма сдержанным, а наставник Ли и вовсе не пытался скрывать свою озабоченность.

Вечеру за вином не хватало живости. Не доставало Со Ливея, которого в последнее время стали слишком нагружать делами службы — возможно, чтобы помешать ему часто навещать Шэнли. Не хватало застолью и прежней беспечности, погибшей в ночь неудавшегося покушения. Быть может, именно поэтому разошлись так рано, даже не допив вино.

Чжу Юйсан не любил ночи. Окружающие его люди расходились по своим спальням, погружаясь в сон и забывая на несколько часов о дневных заботах. Ему же этого счастья было не дано. Для него бесконечно долгие ночные часы были наполнены воспоминаниями и размышлениями. Борьбой и идущим изнутри холодом, сковывающим тело. В Пяти Дворах, среди подобных ему, или просто вдали от людей ночи не были так тягостны. Но среди людей необходимость скрывать свою природу только усиливала боль от темного холода, живущего внутри. А во дворце укрываться следовало тщательно, как никогда, чтобы не навредить Шэнли.

Стоило ли ему втайне ото всех открыться принцу? Чжу Юйсан искал и не находил ответа на этот вопрос. Еще на поле костей близ Юйхэ он дал Шэнли слово не лгать… но что, если, узнав о его природе, принц в омерзении отшатнется? Прогонит прочь, лишив тем самым Чжу Юйсана возможности защитить его?

Часто использовать полог невидимости Чжу Юйсан не решался, опасаясь привлечь излишнее внимание дворцовых гадателей. Пусть уж лучше сочтут, что молодой Чжу страдает от бессонницы, узнав, что обрел врагов в лице рода Ло…

Источающая бледный, едва заметный свет серебристая фигура возникла на дорожке среди самшитовых кустов совсем неожиданно. Не успев понять, кто перед ним, но чувствуя идущую от бледной фигуры силу, Чжу Юйсан взмахнул рукой, посылая упреждающий удар. Но его сила рассеялась, не достигнув цели, легким ветерком прошелестев по ветвям.

— Судья Чжу проявляет похвальную бдительность.

— Старейшина, — Чжу Юйсан в замешательстве опустился на колени, коснувшись лбом плит садовой дорожки в почтительном поклоне, — прошу простить непочтительность…

Это казалось поистине невероятным. Старейшина Байхэ, глава Пяти Дворов, древнейший из ныне оставшихся бессмертных, оставил свой сокрытый дворец и пришел сюда, каким-то образом проникнув через охранные стены дворца. Это было даже больше, чем внезапное появление императора в кабинете уездного чиновника. Это было почти явлением небожителя.

Байхэ и казался небожителем. Облаченный в затканные тонким золотым узором одежды, словно целиком выточенный из белоснежного нефрита, как будто светящийся во мраке ночи. Увидь его простой смертный — он бы в благоговейном страхе решил, что перед ним стоит обитатель заоблачных дворцов.

Однако небожителем старейшина Байхэ не был. Подобно Чжу Юйсану, он был проклятым мертвецом, несущим бремя вечной кары Небес.

— Я рад видеть вас, судья Чжу.

— С почтением приветствую великого старейшину, — что привело главу Пяти Дворов сюда, в сад императорского дворца?

— Встаньте, судья Чжу.

Чжу Юйсан подчинился. Но не поднял глаз, не решился посмотреть в лицо, которое сейчас не скрывала ритуальная нефритовая маска, носимая Байхэ на аудиенциях и церемониях Пяти Дворов.

— Вы смущены тем, что видите меня здесь.

— Да, — Чжу Юйсан не видел смысла отрицать очевидное.

— Мне стало известно, что вы просили разрешения продолжить нести охрану принца, — старейшина не спрашивал. Он просто говорил то, что считал нужным произнести.

— Да. Таким образом… таким образом удастся лучше защитить Его высочество. Исчезновение сейчас может быть трактовано министром Ло как косвенное признание справедливости его обвинений, и Его высочество…

— Это решение вы приняли еще до того, как вернулись в Гуанлин и узнали об обвинениях со стороны рода Ло, — в ровном мягком голосе старейшины слышалась едва заметная усмешка, — нет нужды кривить душой, судья Чжу. Вы дрогнули. Дрогнули и привязались к этим юношам, ловя иллюзию жизни, которую не успели прожить.

Чжу Юйсан промолчал, опустив голову. Не было нужды ни подтверждать, ни опровергать сказанное старейшиной. Еще одним грузом бытия бессмертных было то, что смерть чувств и желаний не наступала, когда переставали биться сердца. Тоска о том, чего не успели, не изведали, что не сбылось и не сбудется никогда становилась их вечной спутницей.

— Мне нет нужды предупреждать вас, на какие мучения вы обрекли себя, пустив эту привязанность в душу, — в голосе Байхэ не было осуждения. Скорее это было нечто, похожее на сочувствие.

Старейшина медленно повернулся и пошел по дорожке вглубь дворцового сада, сделав Чжу Юйсану знак следовать за ним.

— Я готов принять это.

— Я знаю, судья Чжу. Знаю, — Байхэ поднял лицо к небу, в котором день ото дня все ярче разгоралась багровая звезда, — я здесь не за тем, чтобы предостерегать вас об опасности привязанности к смертным и горечи, которую вы испытаете от потери, когда придет их срок…. Нет. Наступает очень тяжелое время, судья Чжу. Не только потому, что движение энергий вокруг Великого Колеса вновь зажгло багряную звезду. В этот раз опасность для Срединного Мира больше, чем прежде. Печать из алой яшмы покинула гробницу.

Чжу Юйсан сжал руки, чтобы справиться с волнением. Так вот что принесла с собой недобрая звезда на этот раз! Не просто неблагоприятные дни, болезни, бунты и несчастья…

— Госпожа Сяохуамэй… неужели она…

— Пока не удается ее разыскать. Хао Сюаньшэн идет по ее следу, но он слишком спутан и неясен. Хотелось бы уповать на то, что не только для нас, но и для отступившихся собратьев.

Отступившиеся. Те, кого обрушившаяся кара Небес не заставила одуматься. Те, кому судья Чжу не раз выносил приговоры сообразно их деяниям. Кто ищет способ вернуть темные времена Четвертой Эпохи и войны Принца-Сокола. Они не упустят случай завладеть благословенной и проклятой печатью.

Чжу Юйсан ощутил на себе внимательный испытующий взгляд старейшины.

— Небеса и правда с особым вниманием взглянули на вас в час вашего рождения, судья Чжу. Повинуясь движению сердца, вы дарите надежду. Охраняйте принца Шэнли. Охраняйте с особым тщанием, — лицо Байхэ стало нездешне отстраненным, — он от крови соколиного принца. Его последнее дыхание и кровь сердца могут разомкнуть то, что дыханием и сердцем было замкнуто.

— Вы говорите о Вратах Бездны? — осторожно произнес Чжу Юйсан.

— Да. О величайшем преступлении и величайшем деянии Принца-Журавля, — Байхэ покачал головой, задумчиво тронув листья на низко нависшей над дорожкой ветви.

Хроники Пяти Дворов, запретные для смертных, сохранили эту историю. Принц-Журавль, великий и преступный бессмертный былых времен, чьи деяния стали последней каплей, переполнившей чашу гнева Небес и навлекли на бессмертных вечную кару, в попытке исправить свои дела, вырвал сердце из груди своего смертного побратима, который всецело доверял ему. Обратив еще бьющееся сердце в печать из алой яшмы, он кровью и последним дыханием Принца-Сокола замкнул демонов за Вратами Бездны, отдав все свои силы.

Шэнли от крови Принца-Сокола…

— Поле костей, — тихо проговорил Чжу Юйсан, пораженный внезапным озарением.

— Поле костей, судья Чжу?

— Да. У водопадов близ реки Юйхэ земля извергла из себя древние кости и оружие. Жилы Дракона в тот миг были спутаны. Быть может, порожденное этим возмущение энергий и появление потомка Принца-Сокола…

— Хотите сказать, что это могло вызвать краткую вспышку памяти места? — Байхэ задумчиво склонил голову к плечу, — Принц-Сокол много где бился, желая защитить Яшмовую Ганьдэ. Если это так, и верные воины через века приветствовали кровь своего господина… это делает принца Шэнли еще важнее. Храните его. Храните так, как хранили бы прах вашей матери.

— Я сохраню Его высочество. Однако что первый принц и его нерожденное дитя…

Байхэ чуть прикрыл глаза, едва заметно качнув головой.

— Заклинающие и гадатели дворцовой коллегии сильны и опытны. Даже те, кого набрали вновь после затмения. Принц Шэньгун стараниями своей матери защищен лучше своего брата. Приближение к нему кого-либо из бессмертных будет замечено гадателями дворца.

Да, это было верно. Наверняка императрица позаботилась найти лучших из возможных заклинающих для защиты своего сына.

— Мне следует уходить. Нельзя, чтобы мой след в этих садах стал слишком глубок.

Чжу Юйсан был готов отдать земной поклон, но внезапно бледные руки старейшины Байхэ удержали его за плечи. Их прикосновение обжигало неживым холодом даже сквозь слои плотных одежд.

— Вы стали весьма сильны, судья Чжу. Потому будьте осторожны, используя свои силы. Вы на опасной грани. Если оступитесь — останетесь нести проклятие Небес навеки. Но если удержитесь… у вас есть возможность мирно упокоиться.

Помилование Небес и избавление от тягот существования отвергнутого мертвеца? Величайшая цель и мечта любого в Пяти Дворах. Неужели это достижимо для него? Неужели он, сам того не ожидая, оказался столь благочестив? Потрясенный Чжу Юйсан хотел спросить слишком о многом, но старейшина Байхэ лишь с короткой полуулыбкой качнул головой, пресекая расспросы.

— Будьте осторожны, судья Чжу. И будьте верны долгу, как были верны всегда.

Руки Хэ Минь были легкими и осторожными. Не стягивая и не дергая, они расчесывали его волосы, разбирая на пряди, поднимая в прическу и скрепляя затканной золотом лентой и шпилькой.

Хао Вэньянь знал, что поступает дурно. Что это против всех приличий и законов — отправляться на помолвку с девицей из благородной семьи прямиком из объятий наложницы, выкупленной в доме для утех. Что наложница, какого бы рода она ни была, вообще не должна помогать ему собираться в этот день. Но слишком ценен был для его сердца каждый миг, проведенный подле Хэ Минь.

— Ты… вы прекрасно выглядите, — голос Хэ Минь звучал непривычно глуховато.

Хао Вэньянь, развернувшись, поймал ее руки. Осторожно сжал тонкие холодные пальцы в ладонях, стараясь согреть.

— Прости меня.

Хэ Минь, храбро пытаясь улыбнуться, покачала головой.

— Не нужно. Вы не виноваты. И вы, и я — мы знали, что этот день настанет.

Знали. Конечно, они знали с самой первой встречи, что он должен будет со временем жениться на другой. На той, которую будут считать достойной супругой, не запятнавшей себя ничем. Но ни он, ни Хэ Минь не предполагали, что что это произойдет так скоро. Что радость от его возвращения из Цзянли окажется отравлена вестью о сватовстве, совершенном без ведома самого Хао Вэньяня.

Теперь у них остается лишь год. Год, который они смогут прожить так, как прежде. А потом он введет в дом чужую женщину, которая станет именоваться молодой госпожой Хао и хозяйкой этих стен.

Хэ Минь ни разу не заплакала и не пожаловалась, и это тихое принятие судьбы разрывало сердце Хао Вэньяня больнее, чем любые крики и рыдания.

— Я вернусь к тебе, как только все закончится. Обещаю.

— Не нужно. Если будущая госпожа узнает…

Будущая госпожа. Племянница советника Юна еще не перешагнула порог его дома, но ее тень уже маячила рядом.

Да, если станет известно, что он пришел на помолвку из объятий наложницы и вернул в них, едва сняв торжественные одежды, это будет невероятным скандалом. Однако впервые в жизни Хао Вэньянь не опасался порицания. Его согласия не спросили даже для вида. Он мог лишь почтительно благодарить сиятельную госпожу Чжучжэн за проявленную заботу о его судьбе. Так пусть же не отнимают у него последние часы счастья.

— Она не узнает. И не отошлет тебя, когда станет супругой, — Хао Вэньянь нежно взял лицо Хэ Минь в ладони и коснулся ее губ своими, — верь мне.

Хэ Минь только вздохнула. Коротко и горько, как будто знала нечто, неведомое ему.

— Идите. Вам нельзя опоздать.

Что он мог сказать ей, уходя? Попросить улыбнуться? Жестоко. Попросить не грустить? Глупо. Попросить ждать? Но Хэ Минь и без этих слов будет ждать его, даже если он не сможет вернуться. Поняв, что так и не может найти нужных слов, Хао Вэньянь порывисто обнял Хэ Минь, покрывая беспорядочными поцелуями ее лицо и волосы.

Тонкие руки слабо, но настойчиво уперлись в его плечи.

— Нет. Нет, нельзя. Идите. Идите…

Дом советника Юна сиял праздничным убранством. Помолвку обставляли не менее пышно, чем свадьбу.

Хао Вэньяня уже ожидали у ворот друзья, назначенные в свиту жениха на церемонии: утонченно-изящный, неизменно доброжелательный принц Шэнли, лучащийся яркой, дерзкой, приличествующей воину красотой Со Ливей и Чжу Юйсан, сдержанный и строгий, чью вызванную дисбалансом энергий бледность не оживляли даже праздничные яркие одежды.

Родители Хао Вэньяня отсутствовали: отец по слабости здоровья не решился на длительное путешествие в Гуанлин, а мать не осмелилась ехать в столицу без супруга. Они прибудут в Гуанлин через год, к свадьбе, чтобы принять невестку под новым кровом, а пока ограничились приличествующими случаю письмами и дарами. Однако почетное место родни жениха сегодня пустовать не будет. Сама сиятельная госпожа Чжучжэн, устроительница этого брака, почтила торжество своим появлением, придав тем самым ему еще больше значимости. Но сегодня Хао Вэньянь не ощущал ни тепла, ни признательности к своей воспитательнице и покровительнице. Он лишь покорялся ее воле и воле родителей. Хао Вэньянь уже получил от них письмо, в котором господа Хао высказывали всемерное счастье, которое подарила им весть об этом браке и тепло благословляли сына.

Шэнли и Со Ливей смотрели на Хао Вэньяня с сочувствием. Они пока еще наслаждались свободой, но и для них подобный день был не за горами. И если Со Ливей еще мог позволить себе некоторую вольность в выборе, будучи главой своего рода то Шэнли был не свободнее своего молочного брата. А после беременности супруги принца Шэньгуна сиятельная госпожа Чжучжэн едва ли станет тянуть с браком сына.

Выражение же лица Чжу Юйсана было трудно угадать. Он… то ли сожалел, то ли завидовал. То ли просто размышлял о чем-то своем.

— Окатить жениха, — Со Ливей подмигнул Хао Вэньяню, намекая на крестьянский обычай плескать водой под ноги идущему в дом невесты жениху, чтобы смыть с его пути недоброе.

— Персиковым вином? — рассмеялся Шэнли, — Ливей, ты святотатец.

Засмеялся даже отстраненно-серьезный Чжу Юйсан. Юноши взяли с поднесенного слугой подноса чаши с вином.

— Что же, вперед — и да не падут наши знамена, — Хао Вэньянь постарался придать себе бодрый и беспечный вид.

— Уж позаботься об этом. А если от вида невесты замутит — опусти голову дыши сквозь зубы.

— Господин Со, советник Юн станет вашим вечным врагом, если услышит.

Хао Вэньянь был бы готов и далее стоять с ними под осенним солнцем, пить вино и смеяться глупостям. Но ворота усадьбы советника Юна распахнулись, заставив юношей мгновенно посерьезнеть.

Чжу Юйсан бросил в открывшиеся ворота горсть красной соли, очищая от скверны путь жениха. Шэнли и Со Ливей встали по обе стороны от Хао Вэньяня, заставив его ощутить себя приговоренным, следующим к месту казни в сопровождении двух стражей, которые не дают сбежать.

Хао Вэньяня охватило ощущение какой-то нереальности происходящего. Как во сне он следовал за Чжу Юйсаном по дорожке к главному дому усадьбы. Подставлял руки под приветственное омовение. Кланялся сиятельной госпоже Чжучжэн и чете Юн.

— Гордый сокол прилетел –

Сотня лет счастья! -

Светлый жемчуг узрел -

Сотня лет счастья!

Юн Лифэн поддерживаемая двоюродными братьями под локти, медленно шла ему навстречу через богато убранный зал. Девушка старалась ступать плавно, но полностью скрыть увечье не удавалось. Слишком неровно колыхался расшитый подол нарядного платья. Слишком резко качались жемчужные кисти подвесок, украшавших прическу.

— Скроет жемчуг крылом от бед -

Сотня лет счастья! -

Унесет за сотню облаков -

Сотня лет счастья!

Хао Вэньянь и Юн Лифэн склонились, отдавая первый поклон друг другу. В руки Хао Вэньяня опустился расшитый алый пояс — первый дар невесты жениху. Предвестие свадьбы.

— Счастлив видеть свою госпожу.

— Счастлива приветствовать своего господина, — подкрашенные губы девушки, произнеся положенные обычаем слова, плотно сомкнулись.

Она больше не произнесла ни слова. Не подняла глаз. На улыбнулась и не заплакала. Сколько бы Хао Вэньянь ни вглядывался в замкнутое красивое лицо, он так и не смог ничего в нем прочесть.

Женщина, которая станет госпожой в его доме и матерью его детей — кто она? Как ей удается даже не метнуть на него взгляд, не важно, любопытствующий или неприязненный? Только ли в соблюдении бесстрастности, приличествующей благородной даме, дело?

— Прекрасная чета, — уловил он шепоток гостей, — гордый благородный муж и сияющий лотос.

— Сиятельная госпожа воистину мудра.

— Юный Хао лучший из женихов для девы Юн — он точно женится не ради приданого и карьеры.

— Пусть Небеса будут милостивы, и дети возьмут здоровье отца.

Хао Вэньянь невольно прикусил губу изнутри, досадуя на тех, кто так бесцеремонно намекнул на увечье Юн Лифэн. Никакое количество выпитого вина не могло служить оправданием. Он с сочувствием оглянулся на нареченную невесту, желая как-то поддержать ее, и впервые встретился с ней взглядом.

Глаза Юн Лифэн были ясны, спокойны и серьезны.

«Не смейте меня жалеть!» — сказал Хао Вэньяню ее взгляд.