Когда погаснут все огни

Глава 15

— Молодой Ло умер, — Со Ливей перешел к делу сразу, не откладывая на потом.

— Умер? Когда?

— Прошедшей ночью. Стража нашла его мертвым, когда принесла утром воду для питья, — Со Ливей поджал губы, — его кто-то удавил. Или он сам сумел удавиться, привязав оторванную от одежд полосу к решетке.

В комнате стало тихо. Хао Вэньянь и Чжу Юйсан переглянулись. Руки наставника Ли, привычными движениями перебиравшие четки, на миг замерли.

Шэнли прикрыл глаза и потер пальцами висок. В последние дни у него все чаще возникало ощущение, что вокруг Кленового Павильона затягивается некая петля. Здоровье государя Чжэнши вдруг стало резко ухудшаться, и вот уже третий день император не покидал свои внутренние покои. Мать находилась при нем почти неотлучно — говорили, что служанки даже перенесли постель сиятельной госпожи Чжучжэн в Восточный покой, куда вела дверь из опочивальни государя. Говорили так же, что императрица пыталась навестить своего царственного супруга, но тот отказал ей в этой чести, пояснив отказ опасением заразить государыню, что в свою очередь может скверно сказаться на здоровье пребывающей в ожидании принцессы Шучун. Это могло бы показаться просто отговоркой, но к ложу императора не допускали ни одного из принцев, утверждая, что немыслимо подвергать риску царственных отпрысков, и что их долг перед державой Цзиньянь превыше сыновней почтительности.

Оглашение имени наследника так и не произошло, и Шэнли сознавал всю шаткость своего положения. В беседах с глазу на глаз император может намекать на что угодно. Но пока слово не прозвучало с высоты Яшмового Трона, пока оно не записано алой тушью и к нему не приложена соколиная печать, это не сильно отличается от травы на ветру. Моу не раз находили способ заставить Чжэнши принять нужное им решение — так кто поручится, что подобное не произойдет и в этот раз? А в их победу верит куда больше людей, чем в победу отпрыска от наложницы из дома Янь.

И вот теперь еще смерть Ло Сунлиня…

— Как я понимаю, никто ничего не видел? — Шэнли сжал веер так, что одна из планок печально хрустнула.

— Да. Стражу, конечно, будут допрашивать. А министр Ло уже бросился к Моу, — Со Ливей машинальным движением подбрасывал и ловил свою должностную табличку, не замечая неодобрительного взгляда наставника Ли, недовольного таким обращением со столь официальным предметом.

Шэнли так и не понимал до конца, что он чувствует. Ли Сунлинь не был его другом, как Со Ливей. Не был доверенным и близким с самого детства, как Хал Вэньянь. Он просто был членом его свиты. Сыном министра Ло. Юношей, которого три года назад, когда Шэнли была пожалована собственная резиденция, сочли достойным включения в свиту второго сына государя. Чжучжэн полагала, что это удачный ход и таким образом они смогут залучить на свою сторону семейство Ло. Но Ло Сунлинь попытался убить Шэнли, а министр теперь повсюду кричит, что его сына безвинно оклеветали и уже открыто принял сторону сочувствующих Моу.

Шэнли злился на Ло Сунлиня. Презирал за предательство. И ненавидел за попытку покушения. Шэнли желал, чтобы Ло Сунлиня наказали — однако лишь после того, как тот назовет истинных организаторов, которые должны составить ему компанию на палаческом помосте, где их рассекут тринадцатью ударами. Пусть Ло Сунлинь в руках дознавателей и не отрицал своей вины, но в то же время он не назвал ни одного имени. Даже сущеглупому дураку было ясно, что молодой Ло лишь шашка в чьей-то игре… но он отпирался.

И в то же время Шэнли ощущал что-то вроде сожаления. Ло Сунлинь был рядом с ним три года. Смеялся тем же шуткам. Разделял вино. Упражнялся на мечах с ним и Хао Вэньянем. Слушал наставника Ли. Сочинял нежные, неуловимо грустные стихи. Неужели все это время он таил в сердце предательство? Или же его вовлекли в измену совсем недавно?

Шэнли сжал губы. Как бы то ни было, Ло Сунлинь встал на сторону его врагов. И не стоит давать себе размякнуть, вспоминая его стихи. Куда важнее думать, чем он может ответить Моу. И как при случае уберечь от лап дознавателей Чжу Юйсана, в котором преданности и чести оказалось больше, чем у всего семейства Ло.

— Боюсь, я в ближайшее время стану посещать вас все реже, — в голосе Со Ливея слышалось нескрываемое сожаление.

— Следят? — Хао Вэньянь уже почти привычно нахмурился.

— Следят за всеми, — Со Ливей покачал головой, — нет. Меня все больше и больше нагружают по службе и все чаще придираются, даже если все хорошо. Будто пытаются выставить дело так, что я не справляюсь с обязанностями. А с недавних пор еще и набиваются в приятели, пытаясь вывести на разговор по душам.

Последнее не было большой новостью. Сторонники Моу кружили рядом с людьми из свиты Шэнли подобно почуявшим поживу стервятникам. От Чжу Юйсана принц знал, что с ним пытались заводить разговоры о том, что юноше из Цзянли, не имеющему знатных родичей и покровителей в столице, может прийтись непросто и, быть может, многое в придворной жизни для него обременительно или непонятно. Даже наставнику Ли выражали восхищение написанными некогда трактатами и уверяли, что столь ученый муж не должен растрачивать себя на столь суетные придворные заботы. А сколько членов свиты не были с ним откровенны и прислушались к сладким речам?

— Вас пытались подкупить? — Хао Вэньянь смотрел пристально и строго.

— Нет. Пока нет, — Со Ливей все-таки не успел поймать табличку, и она со стуком упала на пол, вынудив наставника Ли недовольно поморщиться, — у них не так много того, что они могли бы предложить.

Эти слова не были красивой рисовкой. Со Ливей был богат, в свои молодые годы возглавлял род Со и никогда не встречал отказа у красавиц.

— А если вам предложат вашу жизнь? — негромко, без тени вызова спросил Чжу Юйсан.

Со Ливей ответил не сразу. Подняв табличку, он долго смотрел в лицо Чжу Юйсана. Потом перевел взгляд на принца.

— Не знаю. И не хотел бы узнать, каким был бы ответ.

Шэнли невесело усмехнулся. Что же, по крайней мере, Со Ливей ответил честно.

— Будем надеяться, что никому из нас не прилется такое узнавать, — голос Хао Вэньяня звучал преувеличенно бодро.

Шэнли подавил улыбку. Его молочный брат явно пытался как-то разбавить гнетущую тишину, что воцарилась после вопроса Чжу Юйсана и ответа Со Ливея.

— Раз уж нам посчастливилось собраться, вы, как сопровождавшие меня на помолвке и те, кто будет сопровождать на свадьбе, помогите советом. Мне опять нужно писать нареченной Юн Лифэн…

Принц сполна оценил отважный поступок Хао Вэньяня. Молочный брат был не в восторге от свадьбы, которую ему устроила матушка, и добровольно лишний раз о невесте и подготовке к женитьбе не заговаривал.

— А Письмовником вы воспользоваться не хотите, — в тон Хао Вэньяню подхватил Чжу Юйсан, глаза которого оставались тревожно серьезными, — быть может, тогда какие-либо приличествующие стихи?

С кузеном, молодым наследником вана Лицзе Янем Жунсинем, Шэнли никогда не был особенно близок. Двоюродный брат был на десять лет старше и всегда держался с крайней церемонностью. Даже за чашкой чая и чаркой вина он не забывал подчеркивать положение собеседника. Шэнли не раз говорил, что, вероятно, даже к лежащему в колыбели младенцу Янь Жунсин будет обращаться со всеми титулами и поклонами. Даже государь Чжэнши считал такую церемонность за пределами парадных покоев обременительной. Но наследник Лицзе иначе, кажется, попросту не мог.

Впрочем, сейчас было не до симпатий и антипатий, вызванных несходством их нрава. В них текла кровь рода Янь, и потому они были союзниками.

От одежд Яня Жунсиня шел ощутимый горьковатый запах дыма — при выходе из покоев больного государя Чжэнши посетителей окуривали священными травами, отгоняющими болезнь. Шэнли почувствовал, как сердце кольнула обида. Его так ни разу и не допустили к отцу… и к матери тоже.

— Сиятельная госпожа мать Вашего высочества выражала глубокое сердечное сожаление из-за того, что много дней не имела счастья видеть Ваше Высочество, — лицо Яня Жунсиня выглядело спокойным. Только у глаз что-то будто сжималось, — и потому поручила скромному родичу передать письмо Вашему высочеству.

От парчового футляра пахло тем же дымом священных трав, что и от одежд Яня Жунсиня. Шэнли с волнением открыл его.

От бумаг пахло не дымом, а материнскими духами. И немного — лекарственными снадобьями.

Вопреки словам Яня Жунсиня, писем было два. Почерк того, что выпало первым, Шэнли узнал сразу. Изящные четкие немного размашистые знаки вышли из-под кисти лично императора Чжэнши.

В своем послании отец был краток. Он сожалел о некстати сразившем его недуге и и о том, что не может лично увидеться с Шэнли. Заверял, что остался тверд в своих намерениях и потому в завещании будет начертано имя любимого и достойного сына. Извещал о том, что в скором времени в Кленовый Павильон придет приказ, согласно которому Шэнли будет отправлен в загородный дворец в Ююне, и просил запастись терпением и мудростью. Что этот приказ он отдает в надежде убрать своего возлюбленного сына подальше от дворца Гуанлина, что Моу легко могут превратить в ловушку.

Послание от матери было еще более кратким, но куда более теплым. Чжучжэн тревожилась за сына. Просила быть осторожным. Предупреждала, что здоровье государя куда хуже, чем об этом сообщают. И что она останется с ним до самого конца болезни — не важно, будет ли это выздоровление или же горький исход.

Шэнли ощутил странный холодок. Порой он тяготился опекой матери и ее амбициями. Но сейчас многое представало перед ним совершенно иначе. Шэнли не рвался к трону — однако сейчас это становилось вопросом жизни и смерти. Не удавшееся лишь благодаря искусству Чжу Юйсана покушение безжалостно обнажило тот факт, что Моу не оставят его в живых. Даже когда у Шэньгуна появится наследник. Даже если у Шэньгуна будет десяток детей, а сам Шэнли поклянется в храме предков, что не станет претендовать на Яшмовый Трон. Моу просто не желают рисковать. Им нужен лишь наследник от их крови.

Дворец в Ююне. Час на быстром коне от ворот столицы. Оставить мать в Гуанлине на милость Моу. Пока отец дышит, никто не осмелится ее тронуть открыто… но что они в бессильном гневе могут учинить, когда прозвучит воля государя, записанная в завещании? Успеет ли Шэнли вернуться к этому часу во дворец? И почему же отец так желает удалить его?

Янь Жунсин терпеливо ждал, когда царственный кузен оочнется от своих раздумий.

— Сиятельная госпожа матушка просила отнести ответное письмо?

— Нет. Сиятельной госпоже будет достаточно того, что почтительный родич на словах сообщит ей, что Ваше высочество пребывает в добром здравии и приняли ее письмо, преисполняясь сыновней почтительности.

Шэнли подавил желание хлестнуть кузена веером, чтобы тот хотя бы сейчас начал говорить как родич, а не как подданный. Но ни Хао Вэньянь, ни сопровождающие Яня Жунсиня благородные юноши из Лицзи просто не поймут такого.

— Передайте так же, что я ежечасно молюсь о ниспослании здоровья государю-отцу и о приближении дня, когда буду иметь высокое счастье лично засвидетельствовать свои чувства, — гладкие фразы срывались с губ сами собой, пока Шэнли впивался взглядом в лицо кузена, пытаясь понять, о чем же тот думает. Что он знает.

— С благодарностью за оказанное доверие почтительно передам слова Вашего высочества, — Янь Жунсинь изящно поклонился, — если Ваше высочество изволит, осмелюсь сообщить, что провинция Лицзи с радостью примет Ваше высочество подобно тому, как в Цзянли принимали государя Яньли в его бытность принцем.

Это был намек, и намек крайне недвусмысленный. Шэнли заглянул в серьезные глаза Яня Жунсиня. В Цзянли будущий император Яньли укрылся от недругов и нашел поддержку. И вот теперь… в Лицзи? Почему нет, ведь ван Лизци — его кровный дядя…

— Я благодарен дорогому родичу за приглашение и непременно нанесу визит в Таньчжоу и прилегающие земли, как только обстоятельства сложатся для того благоприятным образом, — раз кузен не решался говорить напрямую, то и Шэнли не будет нарушать тон беседы, — прошу уведомить моего дядю вана Лицзи, что я с сердечной радостью принимаю приглашение.

Итак, Лицзи его поддержит. Это было ново и странно — размышлять подобным образом. О союзниках и сторонниках прежде всегда думала мать. Однако сейчас она заперта рядом с отцом. Кто знает, быть может, она это делает не только из любви и преданности Чжэнши, но и чтобы быть уверенной, что в завещании будет начертано именно имя Шэнли? Принц понял, что никогда не узнает ответа на этот вопрос.

Государь Чжэнши решил объявить наследника посредством завещания. Завещания, которое оглашается лишь в миг смерти государя. Одна копия будет храниться под его изголовьем в опочивальне. И непременно должна полностью совпасть с той, что будет скрыта в нише за Яшмовым Троном. В шкатулке, открыть которую можно лишь соколиной печатью государей Цзиньяня.

К этому способу императоры прибегали, когда желали сгладить смуту в семье. Или когда избранный наследник оказывался слишком неожиданным. Должно быть, и Чжэнши надеялся таким образом немного унят Моу и их приспешников, подарив им надежду на то, что в завещании может оказаться имя Шэньгуна. Только вот… только вот Шэнли понял, что не слишком верит в то, что надежда отца выиграть дворцу хоть толику спокойствия осуществится.

— Лизци, — повторил Шэнли, внимательно рассматривая развернутую наставником Ли карту земель Цзиньяня.

В Таньчжоу вела большая казенная дорога. Старый Закатный путь, по которому в столицу привозили продовольствие из западных провинций. Неужели отец, избирая место высылки Шэнли, предполагал, что может возникнуть необходимость брать путь подвоза пищи в столицу? Или это было следствием некоей предварительной договоренности с родом Янь?

— Из Ююня попасть на Закатный путь проще, чем из дворца в Гуанлине, — медленно, будто что-то осознавая, произнес Хао Вэньянь и очертил невидимую линию, — смотрите. Не нужно пробиваться через всю столицу.

Они переглянулись. Теперь послание отца действительно представало перед Шэнли иначе. Чжэнши готовил ему путь возможного бегства. Путь в Лицзи, где он сможет укрыться у родичей Чжучжэн и захватить один из важнейших путей Цзиньяня. Но чтобы не встревожить Моу раньше срока это должно выглядеть как ссылка запятнанного подозрениями принца прочь из дворца в критический миг для трона.

— Лицзи… Цзянли совсем рядом. Кажется, мы оставили там хорошую память, — Шэнли прикусил губу. Если в Лицзи его поддержат, значит, нужно будет опираться на прочие провинции запада?

— До того, как меня призвали служить Вашему Высочеству, я имел честь быть наставником детей вана Чжуши, — наставник Ли задумчиво поднес веер к щеке, — полагаю, я мог бы написать им и осведомиться о их мнении.

Шэнли кивнул. Итак, благодаря наставнику Ли есть возможность узнать настроения Циней из Чжуши.

— Сделайте это, господин наставник. Юйсан, есть ли способ сделать эти послания тайными?

Заклинающий с сожалением покачал головой.

— Это будет не слишком надежно, Ваше высочество.

— Но все же лучше, чем ничего, — Шэнли вздохнул.

Ему очень хотелось, чтобы нашелся кто-то, кто подскажет ему лучший выход. Или сделает нечто, что разрешит сложившуюся ситуацию — все равно как, лишь бы благополучно.

Хао Вэньянь, в задумчивости пощипывая нижнюю губу, продолжал рассматривать карту.

— Земли к востоку от Ланьхэ можно даже не принимать в расчет — там сильны Моу, — размышлял он вслух, — но земли на севере…

Он осекся и завертел головой, словно ища что-то взглядом. Почти одновременно с ним привстал со своего места тревожно озирающийся Чжу Юйсан.

Огоньки свечей вдруг померкли и необъяснимо уменьшились, готовые погаснуть. Шэнли услышал нервный вздох наставника Ли и ощутил приступ необъяснимого беспричинного страха, идущего откуда-то изнутри. Не было ничего, что могло бы быть этому причиной. Но, кажется, ночная темнота за окном вдруг стала гуще, непрогляднее. Потянуло странным сырым холодом, заставляющим вспомнить о разрытой могиле.

Пальцы бледного напряженного как струна Чжу Юйсана сплелись в печать. Почти исчезнувшие огоньки свечей заметались из стороны в сторону, как на сильном ветру, но в комнате не было ни малейшего движения воздуха. Пляска теней на стенах наводила ужас, вызывая мысли о Бездне, где с незапамятных времен заперты демоны, порожденные нечестием людей.

Из ножен с тихим шорохом выскользнул меч Хао Вэньяня. Его смуглое лицо казалось сероватым, но он был готов сражаться с неведомым врагом, что, казалось, крался к Кленовому Павильону.

Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Огни свечей вновь набрали силу, изгнав тьму из комнаты. Чжу Юйсан устало расцепил руки с сжал в ладони нефритовую подвеску.

— Это… — голос Хао Вэньяня был хриплым и каким-то чужим, — что это?

— Боюсь… — Чжу Юйсан покачал головой, — боюсь, что во дворце порча.

Шэнли нервно рассмеялся.

— Да, и уже давно. С того дня, как здесь появились Моу.

— Мне кажется, господин Чжу не это имеет в виду, — тихо проговорил наставник Ли, отирая лоб рукой вопреки всем правилам приличия.

— Да. Сожалею, господин наставник.

— Как это возможно? — Хао Вэньянь вспомнил, что все еще сжимает в руке меч, и вернул клинок в ножны, — дворец… дворец защищен дворцовой коллегией. Никакое зло не может проникнуть через поставленные ими рубежи.

— Мне кажется, эта порча исходит не извне. — Чжу Юйсан выглядел встревоженным, — если бы была возможность изучить все места дворца…

— Но у нас нет такой возможности, — резко закончил Шэнли, — никого из Кленового Павильона не пустят свободно ходить по всем закуткам. А уж тебя — тем более.

А значит, его мать останется не просто во дворце, который заполонили Моу. Она и отец останутся во дворце, который задела порча… если бы порча поразила Моу, он бы не противился этому. Но что, если источником порчи стали именно они? Шэнли захотелось закричать от нежелания соглашаться с отъездом. Ему страстно хотелось увезти прочь обоих — и мать, и государя-отца. Но он не обладал ни возможностью, ни властью, чтобы это сделать.

— Я позабочусь о том, чтобы Кленовый Павильон был лучше защищен до тех пор, пока не придет время его покинуть, — голос Чжу Юйсана был глуше, чем обычно.

Шэнли слабо шевельнул рукой, пытаясь улыбнуться. Заверения Чжу Юйсана были излишни. Он не сомневался, что тот его защитит. Если бы еще вера в могущество дворцовой коллегии заклинающих была столь же сильна.