Командир 2 Война

Глава 13

Старинов, после того как мы поздоровались, сразу насел на меня с предложением, от которого я, по его мнению, не мог отказаться. Хотел он ни много ни мало, а забрать к себе Остапенко. Дескать, сработались они, и ему такой командир нужен как воздух.

На моё замечание, что Остапенко не диверсант и заточен на выполнение совершенно других задач, Старинов только скривился и произнес:

— У меня за время совместной с ним работы сложилось другое мнение, у тебя там все из старого состава диверсанты, каких поискать, притом подготовленные получше моих ребят. Так что, может, всё-таки отдашь? Я тебе взамен готов пару лейтенантов отдать на выбор.

— Илья, скажи откровенно, тебе ведь не столько Остапенко нужен, как его батальон или, на крайний случай, ребята из остатков его прошлой роты?

Тот хитро на меня посмотрел, ухмыльнулся и произнес:

— Два лейтенантов и сотню осназовцев из центра подготовки на выбор, взамен на Остапенко и его подразделение, с начальством сам договорюсь.

— Два лейтенанта, которых я выберу лично, и полторы сотни осназовцев, а еще помощь в их оснащении всем необходимым, включая технику.

Старинов надолго задумался и в конце концов произнес:

— В принципе, наверное, приемлемо, но мне, прежде чем ударить по рукам, надо кое с кем переговорить.

— Скажи, если, конечно, не секрет, нахрена тебе этот батальон? У тебя же специфика другая, заточенная на действия небольшими диверсионными группами.

Тот с подозрением на меня посмотрел, потом ухмыльнулся и начал неторопливо говорить.

— Понимаешь, Сергей, работая с Остапенко, в командование которого я, как и обещал, не вмешивался, я неожиданно для себя пришёл к выводу, что для выполнения некоторых задач мне просто край как надо иметь под рукой такое подразделение. У меня уже есть для твоего Остапенко несколько подходящих целей, отработать которые небольшими группами диверсантов попросту невозможно.

— Илья, ну смотри, как я это вижу. Бардак, который сейчас у немцев в тылу, — ненадолго. Как только они разберутся у себя в тылах, этот батальон очень быстро уничтожат. Остапенко уже, по-хорошему, надо как можно быстрее двигать в сторону линии фронта, иначе его вычислят. И трофейная техника не поможет.

— Я не хуже тебя все понимаю, и мне этот батальон как раз и нужен в прифронтовой зоне.

— Ладно, так значит так, но обмен состоится только в том случае, если сам Остапенко согласится на переход в твоё подчинение, иначе я без вариантов буду против.

— Вот и чудно, я с начальством переговорю и вернусь, — ответил он и намылился было сбежать, но я его остановил.

— Погоди, Илья, просьба у меня к тебе есть, личного характера.

— Чем могу, — ответил он на выходе уже чуть ли не у порога.

— Мне нужен пистолет. И подстраховка на время разговора с одним человеком.

— Что-то серьёзное? Может, мне своих ребят подтянуть?

— Нет, думаю, все обойдется, это так, на всякий случай, вдруг человек непонятливым окажется и начнёт творить всякие глупости.

Илья, доставая из планшета вальтер и передавая его мне вместе с запасным магазином, уточнил:

— Когда нужно будет страховать?

— Да сейчас все и сделаем. Ты капитана ГБ местного позови и сам в коридоре подожди, пока я с ним переговорю. Да, оставишь мне пистолет на время, пока я здесь буду лежать?

— Оставь себе, пусть будет подарком, — ответил он, секунду подумал и кивнул головой на дверь. — Что-то серьезное намечается? Может, и правда стоит по-другому решать, через командование?

— Нет, думаю, все должно быть нормально, это не тот случай, когда стоит командование беспокоить.

— Ну смотри, если что, я буду рядом.

Капитан, которого Илья отыскал и привёл в палату, был в прекрасном настроении и даже не пытался этого скрыть, правда, улыбка сразу сползла с его лица, когда я участливо спросил:

— Как там с беременностью Любочки, все нормально?

— Ээээ, откуда? — промычал капитан, глядя на меня коровьими глазами.

— Капитан, ты правда думаешь, что я остался здесь без присмотра и ты можешь творить, что тебе только в голову придёт? Ты бы прекращал дурью маяться, ладно я такой добрый, и мер принимать не стану, но не все такие, и другим могут шепнуть, что ты тут кукушкой подрабатываешь.

На капитана было страшно смотреть, постарел на глазах лет на десять, осунулся и побледнел как полотно.

«Как бы его кондратий не обнял», — подумал я и продолжил говорить.

— Смотри, капитан, Любочку свою от моего человека убирай, как ты этот свой вопрос будешь решать, мне все равно. В качестве компенсации моему начштаба отправишь ухаживать за ним толковую девушку, из которой получится путевая жена, только не ошиблись в этот раз. А насчет того, что в принципе полез ко мне, пусть и опосредствованно… должен будешь. Честно скажу, думал вербануть тебя и использовать в своих целях, но не стал, так что цени моё доброе к тебе отношение и с начштаба сделай все так, чтобы потом не было мучительно больно. Ну, надеюсь, ты понял?

Капитан затряс головой, усердно кивая, и подал голос:

— Все сделаю в лучшем виде, за это можно не беспокоиться, — сказал он и как-то по-щенячьи посмотрел мне в глаза. — Меня теперь переведут на новое место службы?

— С чего бы это? Пока ты не успел так уж сильно зарваться, но если не остановишься, сам понимаешь… — нагнал я маленько жути. Капитан снова закивал головой.

— Обязательно исправлюсь!

При этом в глазах у него блеснуло что-то нехорошее, и я на всякий случай решил его предостеречь от необдуманных поступков, поэтому спокойно заметил:

— Не вздумай натворить глупостей, капитан, пока не случилось что-то непоправимое. А если наведёшь ненужную суету, можешь нарваться.

Тот снова активно закивал головой, соглашаясь со мной, и вроде даже недобрый огонёк пропал из глаз, но это неточно. В любом случае пока я здесь присмотрю за ним, а дальше посмотрим.

И да, я всё-таки отказался от идеи завербовать этого деятеля. Просто очень уж непростое место службы у него, и я не удивлюсь, что начальству известно о его слабостях, соответственно, рано или поздно прихватят его за мягкое место. Зная, как здесь умеют выбивать нужные сведения, мне совершенно не хочется очутиться в соседней с ним камере за чужие грехи. Поэтому — решил проблему своего человека, и ладно, не тот случай, когда нужно рисковать.

Когда капитан ушел, Старинов заглянул в палату коротко поинтересовался:

— Ну что?

Я улыбнулся и просто показал большой палец. Тот кивнул и произнес:

— Хорошо, я тогда пойду решать наши вопросы.

Распрощавшись с Ильёй, я плотно задумался, чем бы мне заняться, чтобы избавиться от скуки. Это реально была моя главная проблема, даже несмотря на то, что я активно пользовался своей способностью, обследуя расположенные поблизости дома или наблюдая за все тем же капитаном. Беда в том, что постоянно находиться в своей бестелесной ипостаси мнение удавалось, хотя мало-помалу получалось удерживать это состояние подольше и увеличивать радиус перемещения.

В общем, промаявшись пару часов дурью, попросил медсестру позвать в палату капитана ГБшника, которого в свою очередь попросил принести мне чистую тетрадь с карандашом и самую подробную, какую он только найдет, карту Москвы.

Просто у меня возникло сразу две идеи, как занять своё время, чтобы было интересно и с пользой.

В тетрадь решил записать кое-какие знания, связанные с боевыми действиями, из прошлой жизни.

Так чуть не треть тетради заполнил разнообразными схемами по устройству засад, притом разных: подвижных, снайперских, минных и даже артиллерийских. Много чего на самом деле вспомнил.

Тут и так сейчас начали активно работать, используя мои идеи по минированию дорог. А если озаботиться созданием тех же монок, в конструкции которых ничего сложного нет, да ещё приспособить к ним какие-нибудь простейшие радиовзрыватели, немцам нехило так может поплохеть.

Понятно, что это не панацея, но и курочка по зернышку клюет, немного там, чуть-чуть тут привнести что-то новое, глядишь, и изменения в войне будут в лучшую сторону.

В общем, развлекался, как мог, даже гранатомёт РПГ-7 нарисовал, как я его помнил, а ещё описал, что смог, по кумулятивному заряду. Правда, по этой теме ни хрена я, по сути, не знаю, только и того, что заряд там в гранате используется в виде конуса. Но ведь, имея толковых спецов (а в СССР таких дофига и больше), даже просто одна идея может выстрелить, вот и появились у меня мысли подсунуть эти самые идеи кому-нибудь из значимых людей, которые могут привлечь нужных специалистов.

Помимо этого много вспоминал про партизан — любил я в свое время почитать об этом, вот теперь и переносил на бумагу все, что удалось нарыть в своей памяти.

Вторая идея, чем себя занять, лежала в другой плоскости. Просто бездельничая и развлекаясь переходами в бестелесное состояние, я случайно стал свидетелем убийства, когда два каких-то ухаря грохнули мужика из-за не особо объемного чемодана с вещами.

Понятно, что помешать этому я был не в силах, но вот на автомате воспользоваться энергией покинувшей тело погибшего сумел: не задумываясь, прилепил сгусток этой самой энергии, покинувший тело погибшего в определённое место, как это проделала Афродита во сне, а потом и проследить за бандитами.

Пока я обследовал дом, в котором жили эти уроды, у меня и возникла мысль: почему бы не очистить столицу от этой накипи, ведь с моей способностью сделать это можно довольно быстро и качественно — выследить бандитов мне в принципе труда не составит. Да и следить не нужно, я и так смогу определить, кто есть кто в том или ином доме или квартире, нужно только придумать, как охватить весь город. Собственно, карта мне понадобилась, чтобы определиться, как обследовать город полностью, разбив его на участки, и отметить на ней места обитания бандитов.

Но очистка города — это так, что называется, между делом, главное, что я, наблюдая за захваченным сгустком энергии, заметил, что в месте ранения эта самая энергия начала бурлить гораздо бодрее, чем раньше, да и самочувствие чуть улучшилось.

Действуя по какому-то наитию, я принялся экспериментировать. Дело в том, что участок моего бестелесного тела (извините за тавтологию), к которому я прилепил захваченный сгусток, немного, прям еле заметно выделялся по цвету, да так, что если не знаешь, то и не заметишь. Я, наблюдая, как чужой сгусток при соприкосновении с этим участком начал таять прямо на глазах, вспомнил слова Афродиты, что со временем я смогу научиться собирать энергию из окружающего мира. Размышляя над этими словами, я решил попробовать как бы растянуть этот участок, чтобы площадь, способная поглощать энергию, стала больше и шансы собирать эту самую энергию из пространства увеличились.

Не стану рассказывать, как все это происходило и сколько раз я пытался изобразить что-то вроде воронки, представляя, что тяну энергию по принципу пылесоса. Пару дней убил в попытках хоть как-то изобразить что-то подходящее, но никакого результата не достиг. Нет, у меня получалось на какое-то время растянуть этот самый участок, увеличивая его в разы, только вот стоило отвлечься хоть на мгновение, как все тут же возвращалась на круги своя, да и изменений в скорости поглощения энергии от этих манипуляций я не заметил.

Все изменилось в одночасье, когда я, наблюдая за вышедшими на очередное дело бандитами, будучи не в силах помешать очередному их преступлению, сильно разозлился и как-то даже без участия разума одним движением растянул этот участок и укутал им одного из бандитов почти полностью.

Передать словами происходящее дальше сложно, если вообще возможно. Энергия хлынула в меня не ручьем и даже не речкой, а какой-то прямо лавиной. Меня сразу же захлестнула настолько сильная эйфория, что я в каком-то смысле даже начал терять себя, чудом не ушёл в нирвану и невероятным напряжением остатков воли смог сдёрнуть с мужика это покрывало, которое сотворил без участия разума. Главное, что это покрывало и не подумало пропадать, как это было раньше, а продолжало тянуть энергию из окружающего пространства словно пылесос, как я и хотел. Для нас с мужиком это воздействие не прошло даром. Мужик за несколько минут под покрывалом, казалось, постарел лет на десять-пятнадцать, я же чувствовал себя в своей бестелесной форме словно спящий младенец во сне, которому захотелось полетать. Кайфовал так, что успокоился нескоро — и то не до конца. Никогда ничего подобного не испытывал и, честно сказать, сам себя начал бояться, когда подумал, что на это можно реально подсесть не хуже, чем на наркотик.

Главное же обнаружил позже, когда с некоторым трудом смог убрать созданное мной покрывало и вернуться в тело.

Нет, рана не излечилась мгновенно, как мне бы очень этого хотелось, но она как бы состарилась. Не знаю, как это все объяснить, я ещё не видел саму рану, но чувствовал, что она подзажила, будто я провел в этом госпитале как минимум пару недель. Странное ощущение, необычное, но приятное, особенно когда я попытался встать на ноги, и у меня это получилось практически без проблем.

Охренел от происходящего и лечащий врач, который во время перевязки долго щупал края этой раны и недоуменно качал головой. Делал он это молча, и я только порадовался, что рана полностью не зарубцевалась, иначе это вообще трудно было бы объяснить. Доктор и так после процедуры, похоже, не выдержал и коротко прокомментировал увиденное:

— Удивительно быстро заживает, так вы быстро встанете на ноги. Сейчас не то, что ругаться не буду, если начнёте больше ходить, а, наоборот, рекомендую вам это делать.

Ему, похоже, самому было интересно посмотреть, к чему это приведёт, ведь такое стремительное заживление пошло несмотря на то, что я тревожил время от времени рану, по крайней мере, в туалет сам ходил.

Ну, это я так думаю, что он себе надумал, на самом деле неизвестно, но уже то, что врач рекомендовал больше находиться на ногах, дорогого стоило.

Похоже, о скуке после этой перевязки мне следовало забыть напрочь, теперь впору было думать, как выкроить время на осуществление всего задуманного.

Просто врач дал разрешение на доступ ко мне посетителей без каких-либо ограничений и тем самым нехило так меня подставил. Как-то я даже не предполагал, сколько на самом деле людей жаждет со мной пообщаться.

Главное — в том, что мне резко стало не хватать времени на осуществление всех своих задумок, виноват я сам и никто другой. Просто, не предполагая, сколько нашлось желающих поговорить со мной журналистов, я решил общаться с каждым из них по отдельности. Глупость сотворил несусветную, чего уж тут скрывать: вместо того, чтобы отделаться от них одним махом устроив такую себе пресс-конференцию, я потратил на общение с ними три полных дня и вымотался как никогда.

Правда и выгоду при этом получил неслабую — хотя бы в том, что статьи этих журналистов отличались друг от друга, выдерживая только основную канву хода событий с разной деталировкой, как бы дополняя друг друга.

Это очень выгодно смотрелось в сравнении с тем, как бывало обычно, зачастую ведь статьи кого-нибудь одного тупо перепечатывались остальными.

Не успел разделаться с журналистами, как случилось награждение, притом меня застали, что называется, врасплох.

Записывая всякое разное в свою тетрадку (а делал я это лёжа на кровати), я чуть подустал и сам не заметил, как задремал. Когда в палату ввалилась толпа народа, я не сразу сообразил, что происходит, и, естественно, не успел спрятать эту самую тетрадку.

Народ, кстати, удивился, когда я от неожиданности спросонку вскочил на ноги и, разглядев, кто зашёл в палату, встал по стойке смирно.

Калинин, который зашёл первым, повернувшись к Берии, который следовал за ним чуть приотстав, произнес:

— Что-то этот майор не похож на тяжелораненого.

Берия в свою очередь, обращаясь ко мне, спросил:

— Ты зачем встал? Тебе же нельзя, наверное.

Первым ему успел ответить оказавшийся за его спиной местный капитан ГБ:

— Врач разрешил вставать и даже рекомендовал побольше ходить

— Да? Странно, первый раз о таком слышу, — удивился Берия, а Калинин спросил:

— Ну, раз уж все равно приехали, может, займемся делом?

Сам процесс награждения прошёл для меня как в тумане. Потерялся немного, чего уж тут скрывать. Всё-таки не каждый день награждают Звездой Героя с орденом Ленина, тем более в первые месяцы неудачно начавшейся войны, когда народ подобными наградами совсем даже не баловали.

Наверное, из-за растерянности я не сразу обратил внимание, что нарком с интересом читает так и лежавшую на тумбочке открытую на последних записях тетрадь.

В руки он её не брал, но интерес высказал явный, да и неудивительно, ведь перед тем, как уснуть, я записал некоторые свои мысли по так называемой рельсовой войне, которую устроили немцам партизаны в прошлом моего мира.

Когда награждение вместе с поздравлениями закончилось, нарком в отличие от всех остальных не поспешил покинуть палату, обозначив спутникам, что он здесь задержится и что ждать его не стоит. Более того, он и своему сопровождению велел покинуть палату и ждать его за дверью.

Дождавшись, пока мы останемся одни, он произнес:

— Присаживайся, майор, поговорим.

Делать нечего, присел на кровать, гадая, что происходит.

Нарком между тем подтащил поближе стул и поставил его так, чтобы на него не попадали льющиеся из окна солнечные лучи, после чего, усевшись поудобнее, спросил:

— Удивлен?

Я на это только плечами пожал, да и фиг его знает, что тут принято отвечать на подобные вопросы.

— Вижу, что удивлён, но ты правда заслужил эту награду и не только её, — сказал он, хитро улыбнувшись. — Но об остальном узнаешь позже, сейчас поговорим с тобой о другом.

На этой фразе вся веселость у него пропала, и он начал говорить уже очень серьезно.

— Сначала начну с грустного для тебя. Можешь считать, что от твоего батальона кроме тебя с твоим начштаба ничего не осталось.

Сказать, что он ошарашил меня, это ничего не сказать. Мысли в черепушке заметались со страшной скоростью от непонимания, как так могло случиться, что все погибли чуть не одновременно, ведь я только недавно разговаривал со Стариновым об Остапенко.

До Берии, который продолжал серьезно на меня смотреть, похоже, дошло, что он сказал и как я понял его слова, и он поспешил исправиться.

— Ты не волнуйся, я, наверное, неправильно выразился. Все с твоими людьми нормально, просто пока ты находился на больничной койке, подразделения твоей части расхватали некоторые ушлые товарищи, и забрать их обратно не получится, да и, говоря откровенно, никто этого не позволит, слишком уж они пришлись ко двору.

Я хоть и вздохнул с облегчением после его пояснения, но и разозлился неслабо, подумав: «ни фига себе расклады, я, значит, рвал себя на части, чтобы подобрать себе стоящих людей, учил их как только мог и остался у разбитого корыта? Как-то не правильно это все, я бы сказал, подло по отношению ко мне».

Сам не понял, как все эти мысли озвучил вслух, и Берия даже слегка охренел от такой отповеди, но ответил мне спокойно и без наезда, каким-то даже участливым голосом.

— Не горячись, Сергей, твои люди правда приятная находка для дел некоторых наших отделов. Я попытаюсь объяснить, чтобы не было недопонимания. Ты ещё не знаешь, но твоих осназовцев и автомобильно-хозяйственное подразделение решено оставить в тылу противника. В общем, они уходят под командование Судоплатова, где они будут организовывать под его руководством на территории Белоруссии партизанское движение, тем более что ты, как я теперь знаю, уже многое для этого сделал. Остапенко со своим батальоном по договорённости с тобой уйдёт к Старинову, он подключил к решению этого вопроса кого только можно и нельзя тоже. Что касаемо твоего Борисова с остатком батальона, по нему вообще отдельный разговор. Он настолько удачно начал чистить наши тылы на территории Пинской области от немецких диверсантов, что принято решение повысить его в звании, пополнить батальон до штатной численности и задействовать именно на охране тыла. Более того, таких батальонов будет создано ещё не менее десяти, очень уж качественно твой Борисов поработал, если не сказать хлеще. Навел такой порядок, что там теперь о вообще происшествиях в тылу стали забывать. Это, как ты понимаешь, не могло нас не заинтересовать, особенно на фоне того, что творится в тылу в местах, где твоего Борисова нет.

Берия выпалил все это на одном дыхании, оглянулся вокруг, встал, подошёл к столику со стоящим на нем графином, налил в стакан воды, выпил её и, переведя дух, продолжил:

— Теперь к хорошим для тебя новостям. Тебе с твоим начштаба по выздоровлении предстоит сформировать отдельную бригаду осназа, способную решать очень широкий спектр задач. Все как ты любишь, структуру подразделения продумаешь сам, и я тебя уверяю, что её утвердят, какой бы бредовый она не показалась некоторым ответственным товарищам. Более того, подчиняться в дальнейшем ты будешь напрямую только мне или товарищу Сталину и никому более. Круг задач, которые придётся решать подразделению, доведем до тебя чуть позже, пока могу сказать, что работать придётся как на передовой, так и в тылу противника. Собственно, это пока все, что я тебе хотел сказать. Вопросы есть?

— Да, вы не упомянули мои разведгруппы…

— Забудь, — перебил меня нарком. — Они сейчас работают напрямую с генеральным штабом, очень уж хорошо себя зарекомендовали.

— Хорошо, а как по людям, обещанным Стариновым? Все в силе?

— Да, кстати, тут можешь не переживать, сам сможешь отобрать кого посчитаешь нужным, но не более полутора сотен человек, остальной личный состав тебе предстоит набирать из добровольцев, выздоравливающих раненых и призванных из запаса.

Собственно, на этом нарком разговор закончил и, уже собравшись уходить, спросил, указав пальцем на тумбочку, где так и лежали мои записи:

— А что это у тебя за тетрадка такая интересная?

В голове сразу мелькнула мысль: «вот оно, кому как не Берии, будет интересно то, что я там навспоминал, да и возможностей, чтобы все это воплотить в жизнь, у него более чем достаточно». Понятно, что мне передать это ему будет за счастье, но виду я не показал и безразлично произнес:

— Да так, свои мысли записал по способам ведения боевых действий, исходя из возможностей моего бывшего подразделения, ну и придумки кое-какие, не относящиеся к теме.

Аж сердце екнуло, когда он спросил:

— А можно мне это почитать? Интересно узнать мысли командира среднего звена.

— Да без проблем, только не ругайтесь сильно, если, что-то вам не понравится.

Тот улыбнулся и ответил:

— Ладно, сильно не буду ругаться.

Забрал тетрадку и ушёл, а я подумал: «не верю, что сильно не будешь, я там неслабо прошёлся по некоторым принятым здесь несуразицам, чего только стоят мысли о единоначалии в войсках…».