Командир 2 Война

Глава 20

Какое-то время после начала этой бомбардировки мы сидели тихо, как будто боясь привлечь чьё-нибудь внимание, потом переглянулись между собой, синхронно улыбнулись, и я накапал по пять капель, предложив выпить за встречу. Выпив и съев кусок соленого сала с хлебом, я, перекрикивая шум взрывов, спросил:

— Ты зачем приехал?

Брат в свою очередь проглотил хлеб и ответил:

— По делам в Ленинград прилетел, вот и решил тебя попутно проведать.

Ответил он не задумываясь, только вот возникло у меня чувство, что не договаривает он что-то. Притом это чувство было настолько навязчивое, что я, не удержавшись, уточнил с недоверием:

— Только поэтому ты отправился на передовую, рискуя жизнью?

Он только набрал в грудь воздуха, чтобы ответить, как страшный взрыв, сопровождавшийся непонятным треском, прервал нашу беседу. На меня вдруг обрушилась такая невыносимая и резкая боль, что я мгновенно потерялся, а через долю секунды и вырубился.

Приходить в себя было тяжело, и складывалось ощущение, что я будто выплывал из глубин какого-то липкого киселя в попытках просто начать соображать, настолько вязкими, даже тягучими были мысли. Все сразу изменилось, когда мне удалось перейти в свое бестелесное состояние. Тут думалось как всегда, да и появилась возможность осмотреться.

В первую очередь, конечно же, я попытался разобраться, что произошло и чем это все грозит непосредственно нам с братом.

Похоже, без сознания я пробыл недолго, потому что пыль, поднявшаяся из-за разрушения блиндажа осесть не успела, соответственно, и видимость была никакая. Рассмотреть что-либо не получалось ещё и потому, что горевшая до этого керосинка потухла, но, выскользнув наружу, я все равно сразу понял, насколько все плохо.

Прямого попадания авиабомбы в блиндаж не было, она взорвалась рядом, буквально в полуметре от его угла, но дел натворила немало. По сути, этот взрыв, если можно так выразиться, сложил кровлю и стенки блиндажа как картонный домик и завалил все три наката внутрь.

Чтобы хоть как-то оценить нанесенный нам с братом ущерб, мне пришлось вернуться в тело и попытаться добраться до планшетки, которая во время взрыва лежала рядом со мной, и у меня была надежда её отыскать. Дело в том, что там помимо прочего у меня был фонарик, вот и решил я попробовать его найти.

Как ни странно, несмотря на то, что двигать я мог только одной рукой, вторая, похоже, была сломана, и мне приходилось, находясь в теле, терпеть сильную боль, я все же сумел нащупать планшет, а потом и достать фонарик.

Когда наконец получилось его включить и снова перейти в бестелесное состояние, я, оглядевшись вокруг, на миг даже застыл в ступоре. Да и не мудрено это было от открывшегося зрелища, которое совсем не радовало.

Меня от верной смерти спас стол, который сдвинулся после взрыва и принял на себя основную массу завалившихся внутрь бревен, прикрыв мне голову и грудную клетку. Ноги и левую руку завалило этими самим бревнами и, похоже, поломало напрочь. Как бы там ни было, непосредственно жизни моей сейчас ничего не угрожало. Неприятно, конечно, валяться под этими завалами поломанным, но пока не смертельно, чего нельзя сказать о брате.

Ему в отличие от меня очень не повезло, и это ещё мягко сказано, потому что стол, который меня спас, его, можно сказать, убил, потому что он истечет кровью, если нас не откопают в самое ближайшее время.

Упавшие бревна накрыли практически всю нижнюю часть тела брата, но это он наверное пережил бы, а вот отколовшаяся от стола доска, которая пробила правую часть груди, откуда очень обильно текла кровь, не оставила шансов на выживание. Самое противное, что я при всем желании даже дотянуться не мог до места ранения, чтобы хоть как-то помочь. Единственное, что я мог сделать, и сделал, это достать флягу и напоить его водой, да и то с трудом смог справился с этой простой, по сути, задачей. Сложнее всего, как ни странно, было просто открутить крышку фляги одной рукой не разлив воду.

Похоже, именно от воды брат и очнулся. Он как-то быстро осмотрелся, встретился со мной взглядом, на секунду прислушался к взрывам, ухмыльнулся и произнес задумчиво:

— Вот оно значит как. И меня тоже, получается, списали? Ну ладно, так, значит так.

Снова встретившись со мной взглядом, он совсем уж как-то задорно усмехнулся.

— Не удивляйся, брат, а слушай и запоминай. Если можно, не перебивай, чувствую, недолго мне осталось, жаль, что так по-дурацки все, ну да ладно. В моей планшетке с тыльной стороны найдёшь несколько очень важных бумаг, вшитых между стенками. Первая — это названия зарубежных банков, номера счетов и коды с паролями, по которым ты сможешь ими воспользоваться. Там все просто, разберёшься без проблем. Другие бумаги более важные, это список людей, которые работают как бы на Советский Союз, но на самом деле служат не своей стране.

Брат запнулся и попросил:

— Дай ещё глоток воды.

Когда я поднёс ему флягу, он отпил совсем немного и заговорил очень быстро, будто боясь не успеть рассказать все, что хотел.

— Ты спрашивал, зачем я приехал? Так вот, брат, я тебя убивать приехал. Не сам, конечно, был со мной человек, который должен был передать немцам координаты расположения твоего штаба после того, как мы его покинем. Видно, этот человек получил приказ и меня тоже отправить в мир иной, раз сделал это сразу по прибытии. Вряд ли эта бомбежка случайная. Но это ладно, это теперь твои дела, и, надеюсь, ты с ними разберёшься и отомстишь, мне главное — успеть рассказать.

Он снова попросил воды и, сделав буквально глоток, продолжил свою речь.

— Чтобы тебе было предельно все понятно насчет списка людей, начну рассказ издалека, иначе никак. Если ты не в курсе, революция в России случилась не потому, что народ восстал, нет, это тоже, конечно, но главное — это деньги. Да, брат, в это дело очень много кто вложился большими деньгами, и, как ни странно, заработали эти люди намного больше, чем вложили. Но это так, небольшое отступление, необходимое для понимания, главное же, что часть революционеров, организовавших все это, были и есть представители этих финансистов, раздающих деньги на «благие дела», которых по понятным причинам никто не трогал. Всё-таки это заслуженные люди, «преданные революции», — последние слова брат буквально выплюнул и продолжил говорить ещё быстрее, — эти самые заслуженные плотно укоренились во властных структурах, вырастили себе последователей и со всем старанием выполняют указания благодетелей из-за рубежа. Собственно, список этих исполнителей вместе с революционерами-представителями финансистов я тебе и передаю, надеюсь, у тебя хватит ума распорядиться им грамотно и для своей пользы. Не удивляйся, когда найдёшь в этих списках имя моего отца, он не последний человек в этой структуре. Да, именно структуре, нацеленной в итоге со временем прибрать Советский Союз к рукам целиком и полностью. Эти твари уже нехило ограбили государство, но им этого мало, ведь гораздо лучше доить корову не один раз, а постоянно, вот они и лезут во власть. И да, убить тебя решили именно эти деятели, очень уж ты сильно прошёлся по их мозолям своими чистками городов. Так что они приняли решение смахнуть мешающую им букашку с праздничного стола.

Брат говорил все тише и начал даже заговариваться, я же, слушая его, офигевал все больше и больше, размышляя параллельно примерно так: «за что мне все это?» Я ведь понимал, что даже без этих списков только за одно знание обо всем этом меня помножат на ноль очень быстро и без вариантов. Тем не менее, хотя я все это осознавал, слушал я очень внимательно, и когда брат закончил говорить, не удержался и задал сильно волновавший меня вопрос:

— Скажи, брат, почему твой отец настолько меня ненавидит, что в числе других даже подписал смертный приговор?

Брат немного завис, и я даже успел подумать, что не дождусь от него ответа, но нет, он собрался с силами и начал очередной рассказ уже совсем слабым голосом.

— Все из-за денег. Наши отцы воевали вместе и очень дружили. Они даже женились на сестрах, наплевав на то, что они аристократки. Только вот твой отец в отличие от моего не скурвился и остался честным человеком. После революции некоторые люди, фигурирующие в упомянутых мною списках, занимались вывозом за рубеж награбленных во время беззакония ценностей. Делалось это с ведома властей и даже по их распоряжению, они рассчитывались таким образом с благодетелями, помогавшими организовать революцию. Отец, пользуясь моментом и связями с семьёй наших мам, изрядную часть этих ценностей прикарманил. Так уж случилось, что об этом узнала сначала твоя мама, а через неё и её супруг, твой папа, который решил по дружбе дать возможность моему отцу исправиться. Предложил вернуть украденное, пообещав об этом не распространяться, но предупредил, что в противном случае молчать не станет. Он просто не представлял, насколько далеко все зашло, поэтому и умер вместе с женой. Ты остался в живых тогда только потому, что в это время как раз гостил у нас в доме, а разговор между ними состоялся на улице после рабочего дня. Потом уже моя мама не позволила отцу решить вопрос с тобой кардинально, а наперекор жене он пойти не мог, слишком уж зависим был от её родных, живущих за рубежом. Очень многое ты поймёшь, когда доберешься до переданных тебе счетов, там, кстати, не только мои деньги хранятся, но и отца тоже, поэтому решай вопрос с ним без промедления.

Я совсем уж потерялся от последних слов брата и невольно спросил:

— Не жалко? Родной ведь человек.

Брат, когда отвечал, казалось, даже оживился ненадолго, да и неприкрытой ненависти в его ответе было столько, что обжечься можно.

— Ты думаешь, он не знал, что вместе с тобой будут ликвидировать и меня тоже? Не мог не знать и все равно отправил меня на смерть. Совсем помешался из-за этих проклятых денег. Поэтому нет, не жалко, более того, я хочу, чтобы он умер как можно быстрее, и очень надеюсь, что ты доберешься до него раньше, чем его люди явятся по твою душу.

С этими словами брат как-то обмяк и, казалось, задремал. Несколько секунд мы провели в тишине (за этим разговором я не сразу понял, что бомбежка превратилась), потом брат совсем уж тихо произнес:

— Похоже, все, брат, вышло моё время, береги себя и прощай.

Не успел я ему ответить, он на последних словах потерял сознание, да, если честно, я и не знал, что на это ответить. Так-то, несмотря на раскаяние перед смертью, он сюда убивать меня приехал, пусть и не своими руками. Да и сомневаюсь я, честно говоря, что дядька мог отдать сына на закланье, наверняка накладка какая-то случилась. То, что брат воспринял это именно так, — ничто иное, как несчастный для него случай.

По крайней мере, я так думаю, а там кто его знает, что у этого дядьки в голове.

Размышляя подобным образом, я решил посмотреть, что там на улице творится, а там, надо сказать, происходили интересные вещи. Первое, что бросилось мне в глаза, — это арестованные моими людьми НКВДшники, приехавшие с братом. Притом пара человек были нехило так помяты, похоже, неслабо их попинали, возможно, даже ногами. Это я так шутить пытаюсь нервно — в том числе и потому что руины моего блиндажа народ почему-то совсем не спешил разгребать, и, естественно, мне это не понравилось.

Немного подумав, как дать знать своим людям, что здесь есть живые, я достал пистолет, открыл рот пошире и выстрелил, целясь в промежуток между двумя бревнами в сторону угла блиндажа, где взорвалась авиабомба. Выстрел заставил народ замереть, и, казалось, бойцы даже дышать перестали, стараясь понять, где стреляли. Только после третьего моего выстрела подчинённые разобрались, откуда доносились звуки, и приступили к разбору завала. Притом действовали с таким энтузиазмом, что чуть не угробили меня окончательно, только чудом не уронили на меня прикрывший меня стол.

Откопали, чему я был безмерно рад.

Как только в поле зрения появился капитан Смирнов, командир роты охраны тыла, я сразу начал сыпать приказами. В первую очередь велел притормозить раскопки, увести бойцов в сторону, чтобы у нас с ним появилась возможность поговорить тет-а-тет, и начал его инструктировать.

— В общем, так, Смирнов, слушай и запоминай. В первую очередь ты сейчас поменяешь местами мой планшет с планшетом брата. Мой положи рядом с ним, а его в свою очередь забери и сохрани для меня в целости и сохранности. Это понятно?

Дождавшись от него кивка, я продолжил говорить.

— Идеально, конечно, будет, если ты сейчас поменяешь содержимое планшетов местами, но это не принципиально. Главное для меня, повторюсь, чтобы ты сохранил для меня конкретно эту командирскую сумку. Более того, если появятся желающие проверить содержимое планшета, не препятствуй, главное — сама сумка.

Смирнов только кивал, не пытаясь перебивать, и тут же при мне начал перекладывать бумаги из одного планшета в другой. Я между тем продолжил инструктаж.

— Следующее: если я потеряю сознание, передай врачу, который будет мной заниматься, что если он ампутирует мне раздавленные ноги, умрёт без вариантов. Я найду, как его уничтожить, и я сейчас не шучу. Чтобы там кто ни говорил, реши вопрос, чтобы обошлось без ампутации, очень тебя прошу. Даже если все будут говорить, что, если не отнять ноги, я умру, не верь и не соглашайся на ампутацию, это принципиальный вопрос. Ну и последнее: сохрани жизнь диверсантам, которые навели на нас самолёты, они должны дожить до момента, когда их допросят в Москве, при любом раскладе.

Выпалив все это на одном дыхании, я почувствовал, что уплываю или, говоря другими словами, вырубаюсь. Только и смог, что добавить:

— Очень тебя прошу капитан, не подведи меня…

Интерлюдия.

— Рассказывай, Лаврентий, почему в такой момент времени твоему Занозе попытались помешать? И вообще все по этой ситуации расскажи. Я, конечно, читал сводки, но это сухие строки, а мне нужны подробности.

— Пока, товарищ Сталин, подробностей нет. Известно, что перед запланированным наступлением на передовую к Захарову приехал его брат в сопровождении десятка сотрудников моего аппарата и охраны. Два человека из сопровождения брата оказались предателями, которые прибыли туда с целью уничтожения братьев. Один из этих двоих был радистом, который передал немцам координаты штаба Захарова, второй и вовсе наводил авиацию, пуская в сторону этого штаба ракеты, чтобы таким образом указать бомбардировщикам цель.Оба эти предателя были смертниками, и их взяли живыми, по сути, случайно. Немцы, похоже, в своём желании уничтожить Захарова бомбили не по конкретным целям, а по большой площади, и так получилось, что зацепили своих агентов. Не убили, но контужены они знатно, слишком близко к ним легли бомбы. Так получилось, что очень оперативно и профессионально сработала рота охраны тыла. Бойцы подразделения не только пленили диверсантов, но также обнаружили у них зашитые в воротники ампулы с ядом, благодаря чему мы теперь сможем допросить этих деятелей, они, кстати, сейчас находятся на пути в Москву. Я приказал доставить их самолётом, и есть все шансы получить интересующую нас информацию из первых рук.

На этом месте Берия попытался перевести дух, а Сталин велел:

— Результаты допроса передашь мне без промедлений. Что по наступлению?

— Перед началом операции Захаров, будто предчувствуя неприятности, провел совещание, на котором конкретно указал, кто должен командовать дивизией в случае его смерти или ранения, это его решение позволило довести задуманное до конца. Дивизией вместо него командовал полковник Гаврилов и справился с этим блестяще. Все наши специалисты, исходя из опыта противостояния с вермахтом, чуть не в один голос твердят, что это наступление не должно было увенчаться успехом. По их словам, у Захарова было недостаточно сил для прорыва блокады Ленинграда, тем не менее все получилось именно так, как было задумано изначально. Дивизия Захарова понесла огромные потери, но с поставленной задачей справилась. Сейчас уже есть информация, как это все было сделано, и эти сведения активно обсуждаются специалистами, которые с трудом верят в свершившийся факт.

В этом месте Сталин раздраженно произнес, перебивая собеседника:

— Лаврентий, прекрати заниматься словоблудием и рассказывай толком, что там и как было.

Берия кивнул, обозначив, что замечание достигло адресата, и продолжил говорить.

— Перед началом наступления Захаров отправил в тыл противника мелкими группами снайперскую роту с приказом любой ценой не позволить артиллерии противника помешать нашему наступлению. Именно это стало для противника смертельным сюрпризом и позволило достичь необходимого результата. На самом деле там, если разобраться, сложилось множество заранее подготовленных факторов, способствовавших успеху наступления. Но в основе именно работа снайперских пар, которые, по мнению специалистов, пошли на верную смерть и не позволили немецким артиллеристам существенно повлиять на ход событий. Интересно, что именно снайперы в сравнении с другими подразделениями дивизии понесли наименьшие потери, звучит невозможно, но это так и есть. Дело в том, что сразу после прорыва обороны в тыл к немцам на всех парах рванули два диверсионных батальона. Рванули они именно на выручку снайперам, но с дополнительной задачей расстроить тылы противника. Немцы в принципе не ждали от нас такой прыти, за что и поплатились. Подразделения, которые они направляли с целью купировать наш прорыв, уничтожались нашими диверсантами при помощи минных засад и артиллерийского огня, который они сами же и корректировали, как бы между делом. Очень эффективным оказалось это давление на оборонительные порядки противника со всех сторон одновременно. В итоге закончилось все банальным бегством немецких подразделений с линии соприкосновения, и мы смогли отбросить противника минимум на тридцать километров от железнодорожной ветки, связывающей Ленинград с остальной страной. Сейчас, по мнению специалистов, у немцев там просто нет достаточно сил, чтобы снова замкнуть кольцо блокады, ведь механизированные части, задействованные ими там, они перебросили для наступления на Москву. Очень удачно получилось, что немцы убрали оттуда свой стальной кулак, и Захаров очень вовремя решился на прорыв.

— Специалииисты, — протянул Сталин, выругался и добавил: — плохие они специалисты, Захаров твой — специалист, а эти только и способны, что щеки надувать, да умный вид на себя напускать. Что врачи говорят, когда он на ноги встанет?

Берия слегка замялся, прежде чем ответить, что не укрылась от глаз Сталина, и он приказал даже как-то резко:

— Говори как есть.

— Нет однозначного ответа. Захаров после того, как его достали из под завалов разрушенного блиндажа, приказал командиру роты охраны проследить за врачами, чтобы те не ампутировали ему раздавленные бревнами ноги. Тот, выполняя приказ, чуть не застрелил хирурга, настаивавшего именно на ампутации. В итоге раздробленные кости сложили и ноги сохранили, но никто не может сказать, чем это закончится. Пока врачи не рекомендуют его транспортировать, и он после операции ещё не приходил в себя.

Сталин вновь экспрессивно выругался и произнес:

— Нельзя транспортировать, значит, нужно к нему отправить лучших врачей и человека, способного оценить его состояние, который точно скажет, нужна эта ампутация или нет. Скажет, что нужна, значит её надо сделать, нам твой Захаров живой нужен. Мало у нас таких людей, беречь их надо.

Берия на это только кивнул, добавив:

— Сделаю все возможное…

Конец интерлюдии.