Кровь и Воля. Путь попаданца

Глава 2 Кровь на снегу

Турнирная поляна бурлила, словно растревоженный муравейник под сапогом.

Княжеские дружинники в звенящих кольчугах, отполированных до зеркального блеска, перебрасывались похабными шутками. Боярские сынки в расшитых золотом кафтанах похаживали с напускной важностью, бренча дорогими перстнями по эфесам мечей.

А я.

В рваной рубахе, подпоясанной грубой веревкой, с обрывками волчьей шкуры на плечах – жалкое подобие доспеха. Босые ноги вязли в грязи, оставшейся после утреннего дождя.

– Смотрите-ка, Ольхович-выродок соизволил явиться!

Голос – жирный, пропитанный спесью – раздался справа. Боярский отпрыск, пухлый, как тесто на опаре, с лицом, покрытым прыщами, тыкал в мою сторону коротким пальцем.

Злобный смех.

Плевок, с мерзким звуком шлёпнувшийся у моих ног, смешавшись с грязью.

– И на кой чёрт ты здесь, смердячий? – другой, постарше, с выбритым затылком и сальным взглядом, склонился в седле. – Турнир для воинов, а не для бродяг.

Я молчал.

Но пальцы уже сжимали рукоять меча.

Кровь в висках стучала.

"Ольховичи не бегут."

"Ольховичи бьются."

Внезапно толпа расступилась.

– Довольно!

Голос резанул воздух, как клинок.

Велена.

Она стояла впереди всех, прямая, как меч. В руках – кожаный доспех, простой, но крепкий.

– Одевайся, – бросила она мне. – Князь не любит, когда его подданные дерутся, как псы.

Её глаза метнули искры в сторону боярских сынков.

– Даже если они того заслуживают.

Толпа затихла.

Глашатай протрубил начало турнира, его голос раскатился над площадью:

— По воле князя да начинаются боевые потехи! Кто силу свою покажет — милость обретёт, кто струсит — позор навеки!

Молодые бояре выстроились в ряд, сверкая доспехами. Для них — это забава. Для меня — единственный шанс вырваться из дерьма, в котором я увяз.

— Ты что, решил позориться? — раздался хриплый голос за моей спиной.

Передо мной встал рослый детина в новенькой кольчуге — сын воеводы Добрыни, знатный выродок с лицом, как у заплывшего кабана. Его губы растянулись в оскале, обнажив кривые желтые зубы.

— Твой род — отребье. Ты даже меч держать не умеешь! — он демонстративно потряс своим клинком, дорогим, с позолоченным эфесом.

Толпа загудела, засмеялась. Где-то впереди хихикнули боярские дочки, прикрывая рты рукавами.

Но я уже видел его слабости.

"Левша. Слишком уверен в себе. Бьёт с размаху, как пьяный хулиган в кабаке."

Я резко сбросил меч на землю. Металл звякнул о камни.

— Может, побьёмся без оружия? — мои пальцы сами собой сжались в кулаки, ногти впились в ладони. — Или боярские сынки только сталину доверяют?

Толпа аахнула. Добрынич побагровел, жилы на шее надулись, как канаты.

— Ха! Да я тебя одним пальцем! — он сорвал с себя кольчугу, обнажив торс, покрытый жиром и редкими волосами. — Я тебя в три удара уложу, щенок!

Правил не было.

Никакого оружия.

Только кулаки.

И клокочущая ненависть.

Он ринулся на меня с рёвом, как медведь на рогатину.

Первый удар – в голову.

Свист кулака разрезал воздух в сантиметре от моего виска. Я едва успел рвануть головой в сторону, почувствовав, как ледяной ветер удара обжигает кожу.

Второй – в корпус.

Я успел подставить согнутые локти, но сила удара швырнула меня назад, будто пинок взбешённого коня. Пятки прочертили борозды в снегу, прежде чем я рухнул на одно колено.

— Один! – взревела толпа, как стая голодных волков, учуявших кровь.

Медный привкус заполнил рот. Я сплюнул алую струйку на белый снег, где она растекалась багровым узором.

Но я уже видел его слабость.

Самоуверенность.

Нетерпение.

Жажда зрелища.

Когда он замахнулся для решающего, третьего удара, я рванул вперёд, как стрела, выпущенная из тугой тетивы.

Локоть – точно в кадык.

Колено – со всей силы в пах.

Ребро ладони – по гортани.

Хруст.

Его задушенный вопль разорвал воздух. Он захрипел, глаза полезли на лоб, а из разбитого носа хлынула алая фонтана, заливая рот, подбородок, грудь.

Толпа замерла, словно поражённая громом.

Тишина.

Потом — взрыв.

— Он… он побил Добрынича?!

— Да он даже не бил по-настоящему! Это же читерство!

Но я уже не слушал.

В глазах князя, сидевшего на возвышении, мелькнул холодный интерес.

А в тени ворот, едва заметная, стояла девушка с мечом.

Велена.

Её губы шевельнулись, и я уловил шёпот, который не должен был услышать:

— Интересно…

Я стоял над поверженным врагом, дрожа от ярости и адреналина.

Впервые за этот проклятый день…

Я почувствовал себя живым.

Тишину разорвал новый вызов, прозвучавший как удар топора по льду.

— Не думал, что Ольховичи ещё умеют драться! — голос, грубый как наждак, прокатился по площади, заставляя толпу замерть на мгновение.

Из первого ряда зрителей вышел настоящий зверь в человечьей шкуре. Не изнеженный боярский щенок — а воин, выкованный в настоящих битвах. Его плечи напоминали дубовые коряги, руки — переплетённые корни векового дерева. Каждый шрам на его лице рассказывал свою кровавую историю.

Он сбросил потрёпанный плащ, обнажив торс, покрытый синеватыми татуировками старых дружин. За поясом — два кривых ножа, их лезвия тускло блестели, словно лизанные языками пламени.

— Лука, — бросил он, вращая плечами с хрустом разминаемых суставов. — Бывший дружинник княжеской дружины. Посмотрим, на что способен последний Ольхович.

Толпа взорвалась гулом, как растревоженный улей. В воздухе повис резкий запах:

Кислый пот страха

Медная кровь

Дым от факелов

Лука плюнул под ноги, слюна смешалась с грязью. Его глаза — две узкие щели — буравили меня взглядом, выискивая слабости.

— Ну что, щенок? — оскалился он, обнажая три золотых зуба среди почерневших. — Покажи, чему тебя учил твой папашка перед тем, как сдох в канаве!

Толпа ахнула. Даже князь приподнял бровь.

Но я уже видел его игру.

Правая нога чуть коротит — старая рана

Левый кулак сжат туже — значит бьёт им реже, но сильнее

Глаза бегают — ищет слабину.

Я сбросил остатки рубахи, обнажив жилистое тело, покрытое свежими и старыми шрамами.

— Ольховичи, — прохрипел я, — никогда не умирают первыми.

Лука зарычал, как медведь, и рванул вперёд, поднимая тучи пыли.

Неожиданный рывок – и его кулак, тяжёлый, как кузнечный молот, врезался мне в живот. Воздух вырвался из лёгких со свистом, я согнулся пополам, но устоял, впившись пальцами в его запястье.

Второй удар прилетел в челюсть.

Мир взорвался белым светом. Звон в ушах. Кровь на языке. Но я не упал – лишь отшатнулся, чувствуя, как земля плывёт под ногами.

— Ну же, щенок! Где твоя ярость? – Лука оскалился, брызгая слюной. Его лицо, искажённое звериной усмешкой, плыло перед глазами.

Я сплюнул кровь, алую, густую, и почувствовал, как адреналин закипает в жилах, сжигая боль, превращая страх в ярость.

Ответил ударом.

Прямо в солнечное сплетение.

Лука крякнул, его тело дёрнулось, но не отступил. Вместо этого вцепился мне в шею, пальцы, как стальные клещи, впились в горло. Воздух перекрыло. В глазах поплыли тени, серые, как предсмертный туман.

Но я не сдался.

Рванулся вперёд, лбом – в переносицу.

Хруст.

Тёплая кровь брызнула мне в лицо. Лука завыл, отпустив хватку, и в этот миг я не дал опомниться – коленом в живот, локтем в спину, когда он согнулся.

Он рухнул на колени, захлёбываясь кровью, плюясь алой пеной.

Толпа взорвалась рёвом.

— Ольхович! Ольхович!

Я стоял над ним, дрожащий, окровавленный, но непобеждённый. Ноги подкашивались, рёбра горели, в горле стоял вкус железа. Победа в этот раз далась тяжело. Слишком тяжело.

Но я выстоял.

Князь приподнялся с места, его глаза сверкали, как лезвия в лунном свете.

А Велена уже шла ко мне, её шаги бесшумно скользили по окровавленной земле. В руках она несла не просто оружие - а судьбу. Стальной клинок отбрасывал блики на её строгое лицо, а кольчуга, старая, но добротно склёпанная, звенела тихим перезвоном.

- Теперь ты воин, - её голос был тише шелеста осенних листьев, но каждое слово врезалось в сознание, как клинок в плоть. - Но помни - это лишь первый шаг.

Её пальцы, холодные как зимний ветер, коснулись моей ладони, передавая меч. Сталь встретилась с кожей - и мир перевернулся.

Я взял меч.

Он лёг в руку, как будто всегда был там. Его вес, баланс, даже запах масла и металла - всё было до боли знакомым, будто я держал его всю жизнь. Рукоять, обмотанная потёртой кожей, идеально легла в ладонь, словно была выточена специально для меня.

Толпа вдруг расступилась, как подкошенная.

Тишина.

Даже князь замер, его пальцы сжали подлокотники трона.

Из прохода вышел не воин.

Худой, как тень. В плаще из вороньих перьев, что шелестели при каждом шаге, будто шептали проклятия. Лицо — бледное, почти прозрачное, с глазами, в которых мерцал холодный, нечеловеческий свет.

— Ярослав, — представился он, и его голос звучал, как скрип старых деревьев. — Волхв Северных Земель.

Толпа зашептала, некоторые отшатнулись, крестясь.

Я стиснул меч, но рука дрогнула.

Что-то было не так.

Воздух вокруг него дрожал.

— Ты хорошо дерешься, Ольхович, — сказал он, не открывая рта. Слова звучали прямо в голове, ледяными иглами впиваясь в сознание. — Но что ты знаешь о настоящей силе?

Он поднял руку.

И мир изменился.

Тьма сгустилась вокруг его пальцев, закручиваясь в вихрь, живой, ненасытный. Камни под ногами зашевелились, превращаясь в скорпионов, их хвосты с шипами поднялись, готовые к удару.

Магия.

Настоящая.

Не сказки.

Не выдумки.

Передо мной стояла сама смерть.

Я отпрянул, сердце бешено колотилось, кровь стыла в жилах.

Это невозможно.

Этого не бывает.

Но скорпионы ползли ко мне, их клешни щелкали, хвосты изгибались.

Я взмахнул мечом, но лезвие прошло сквозь них, как сквозь дым.

Смех волхва раздался в голове, резкий, как воронье карканье.

— Сталь бесполезна против тьмы, мальчик.

Я вдохнул, чувствуя, как страх сменяется яростью.

Нет.

Я не сдамся.

Не здесь.

Не так.

Я шагнул вперед, сквозь иллюзию, сквозь боль, сквозь страх.

Но как победить магию?

Но прежде чем я успел сделать следующий шаг, раздался удар.

Глухой, тяжелый.

Топор княжеского дружинника вонзился в землю между нами, рассекая воздух и магию одним движением.

— ХВАТИТ!

Голос прокатился над площадью, громовой, непререкаемый.

Все замерли.

Князь поднялся с трона.

Его фигура, могучая, в медвежьей шкуре, бросила тень на нас обоих. Лицо — жесткое, как высеченное из гранита, — не выражало ни страха, ни гнева. Только холодную решимость.

— Ты перешел черту, Ярослав, — сказал он, и каждое слово падало, как камень. — Магия запрещена на моих землях. Ты знаешь это.

Волхв медленно опустил руку. Тьма рассеялась, скорпионы рассыпались в пыль.

— Я лишь хотел проверить его, князь, — ответил он, но теперь его голос звучал обычно, без того леденящего шепота в голове.

— Проверка окончена, — князь не моргнул. — Ты нарушил закон. Уходи. Пока я не передумал.

Тишина.

Даже ветер замер.

Ярослав склонил голову, но в его глазах что-то тлело.

— Как пожелаешь.

Он развернулся, его плащ взметнулся, как крылья ворона, и через мгновение его не стало. Будто и не было.

Толпа вздохнула, зашепталась.

Князь повернулся ко мне, его взгляд впился в меня, взвешивая, оценивая.

— Мирослав Ольхович, — произнес он, и теперь его голос звучал громче, обращаясь ко всем. — Ты доказал свою силу. Но помни — в моих землях закон выше магии. И выше гордости.

Он кивнул, и два дружинника шагнули ко мне.

— Отведите его к лекарям. Это не просьба. Это приказ.

Я опустил меч, пламя погасло, оставив лишь дымящийся клинок.

Бой окончен.

Но игра — только начиналась.

А где-то в тени, Велена наблюдала, и в ее глазах горело что-то, что я не мог прочитать.

Меня провели не в княжеские покои, а в низкую приземистую избу за площадью. Запах сушеных трав и гниющей плоти ударил в нос, когда дружинники распахнули дверь.

“Лекарня.” — понял я.

Глиняные стены, закопченные дымом. На полках - стеклянные пузырьки с мутными жидкостями. В углу шипел медный котелок, из которого торчала чья-то кость.

— На стол его, живо!

Из тени вышла карга с лицом, напоминающим печеное яблоко. Ее руки - жилистые, в коричневых пятнах - схватили меня за подбородок с силой, от которой хрустнули позвонки.

— Ха! Дрянь боярская, а живучая, - она плюнула прямо в рану, затем втерла пальцами густую мазь, пахнущую скипидаром и смертью.

Боль скрутила животом. Я впился зубами в ремень, который сунул мне один из стражников, чтобы не закричать.

— Твой батька так же орал, - старуха ковыряла в ране заржавленным пинцетом. — Перед тем, как князь...

Дверь с треском распахнулась.

В проеме стояла Велена, но теперь вместо оружия держала сверток из грубой холстины.

— Довольно, Марена. Князь требует его.

Старая зашипела, но отошла, вытирая руки о грязный фартук.

Велена развернула сверток, в котором лежали рубаха с грубой вышивкой на плечах, простые, но крепкие порты из дубленой кожи, новые обмотки для ног.

— Одевайся. Ты нужен князю.

— Для чего? — я с трудом поднялся, чувствуя, как свежие швы натягиваются на животе.

Ее глаза сверкнули:— Чтобы узнать, почему воины Севера боялись твоего рода.

За окном завыл ветер, и в этом звуке я услышал не зов, а предупреждение.

Два дюжих стражника в кольчугах, накрытых волчьими шкурами, повели меня сквозь высокие дубовые ворота, обитые кованым железом. Каждый шаг по брусчатке княжеского двора отдавался звоном в моих висках. Даже сорная трава здесь росла в подчинении - строгими рядами вдоль дорожек, будто сама земля трепетала перед княжеской волей.

Княжеский терем возвышался подобно древнему великану. Не пышные боярские хорома, а настоящая крепость в крепости - рубленые из вековых дубов стены, почерневшие от времени и дыма, узкие бойницы вместо окон, напоминающие прищуренные глаза. Лишь над массивным дубовым входом резной волчий лик с горящими рубинами вместо глаз выдавал статус хозяина этих мест. Зверь смотрел на меня сверху вниз, и в его взгляде читалось немое предупреждение.

Переступив порог, я ощутил резкий запах: густой дёготь, пропитавший каждую щель, тёплый воск от бесчисленных свечей, холодный аромат стали и оружейного масла

— Разденься до пояса. И оставь оружие, - рявкнул старший из стражников. Его пальцы, покрытые боевыми шрамами, нетерпеливо сжимали рукоять меча.

Я медленно снял потрёпанную рубаху, и в свете факелов на моей груди и спине обнажились старые шрамы - молчаливые свидетели битв, которых я не помнил. Каждый рубец будто рассказывал свою историю, но язык этих повествований был давно забыт.

Скрип тяжёлой дубовой двери, украшенной железными накладками, разорвал тишину.

Княжеские покои поразили своей аскетичностью: массивный дубовый стол, испещрённый царапинами и пятнами от воска, уставленный свитками и военными картами. Оружие на стенах - не парадное украшение, а рабочие инструменты, каждый клинок со своей историей. Огромный каменный очаг, где пламя горело неестественно ровно, почти недвижимо

В центре этого пространства, в кресле из морёного дуба, сидел сам князь. Его фигура излучала спокойную мощь. Не старик, но и не молодой удалец - возраст, когда седые нити в бороде ещё ведут неравный бой с тёмными прядями. Лицо, изрезанное морщинами и шрамами, напоминало старую карту сражений. Но больше всего поражали глаза - холодные, серые, как зимнее небо перед бураном.

Князь медленно поднялся из своего кресла, и тень его фигуры легла на меня, словно холодная пелена.

— Подойди ближе, Ольхович.

Его голос не повышался — он и так звучал как приговор. Тихий, ровный, не допускающий возражений.

Я сделал шаг вперед, ощущая, как его взгляд прожигает меня насквозь, будто пытается разглядеть что-то спрятанное глубоко внутри.

— Ты удивил меня сегодня, — князь постучал пальцем по столу, и звук разнесся по покоям, как удар колокола. — Не тем, что победил. А тем, КАК победил.

Из тени у стены едва слышно шевельнулась Велена. Её пальцы непроизвольно сжались, но лицо оставалось каменным.Я нарочно расслабил плечи, сделал глаза широкими и пустыми, как у деревенского дурачка.

— Я просто дрался, ваша милость, — пожал я плечами, голос нарочно глуповатый, недоумевающий. — Наверное, повезло. Или Добрынич перепил с утра?

Князь внезапно рванулся вперед, быстро, как змея, и его пальцы впились мне в плечо — точно в то место, где под кожей скрывался старый шрам.

— Добрынич — опытный воин. А ты... — его дыхание обожгло мне лицо, пахло мёдом и железом. — Ты двигался, будто знал каждый его удар ЗАРАНЕЕ. Как будто твоё тело помнило то, чего не помнишь ты.

Я застыл, изображая полное непонимание, даже рот приоткрыл, будто не могу осмыслить его слов.

— Ваша милость, я... я не понимаю... — заикаясь, я отвел взгляд. — Я просто бился как умел. Может, он замешкался? Или я инстинктивно...

Князь не отрывал от меня глаз, впитывая каждую мою реакцию, каждую дрожь, каждую искру в взгляде.

— Твой род... — начал он, голос внезапно стал тише, но от этого только страшнее.

Потом резко махнул рукой, словно отгоняя невидимую муху.

— Ладно.

В его глазах мелькнуло что-то — разочарование? Или наоборот — интерес?Он не поверил. Но и не стал давить.

Значит, игра продолжается.

Велена неслышно выдохнула, а князь отвернулся, словно я уже перестал его интересовать.

Но я-то знал — это не так.

“И что там с родом? – мне уже и самому стало интересно.