Мастер меча тысячелетней выдержки. Том III

Глава 5

…ладно-ладно. Не люблю критиковать впустую. Несмотря на то, что за последнюю тысячу лет владения Диониса превратились в кишащее гнусом болото с запашком гнильцы, а сам он — в не вылезающего из делирия алкаша со слезящимися глазами, кое-что у него всё-таки было по-прежнему таким же первоклассным.

Я говорю про бухло, конечно же. Было бы странно, если бы Бог пьянства и виноделия не имел доступа к самому лучшему алкоголю всех времён и народов!

— Тише, тише, мальчик. Не разбей наш груз! — я слегка потрепал Берика по холке, и тот послушно снизил скорость. Бутылки в ящике, привязанном к его спине, перестали так драматически дребезжать, а свежие фрукты в большой корзине рядом — опасно подпрыгивать, грозя вывалиться наружу.

Вот и чудесно.

Бедняга Дионис!.. Даже в лучшие времена он был всего лишь божеством весёлых кутежей, разгульных оргий, любителем винограда и девочек… В сущности, он сам никогда не понимал, насколько могущественной является его стихия.

И, может быть, и к лучшему, что не понимал — а то был бы таким же засранцем, как и все прочие Боги.

Но…

Алкоголь — это ведь не только жидкость, при помощи которой можно хорошо провести время. Это… куча всего, на самом деле. Это ценность — спросите любого коллекционера винтажных бутылок с редким годом урожая. Это оружие, при помощи которого можно развязать человеку язык, заставить его делать глупости, обзавестись на него компроматом…

Это взятка, наконец. Не менее распространённая, чем деньги — и так было ещё в мои древние времена.

Именно поэтому я сейчас и ехал на Берике по прилегающим к Олимпу зелёным рощам, звеня целым ящиком наилучшего алкоголя и корзиной разноцветных фруктов впридачу. Мне предстояло короткое путешествие к старым знакомым, с которыми довольно сложно найти общий язык…

Если только не знаешь, что они предпочитают пить.

Берик, вывалив все три языка, весело скакал по окрестностям — даже умерив пыл, он всё равно оставался неуловимо быстрым. Скорее всего, кто-нибудь из Богов уже заметил наше появление, а спрятаться от них на их же божественном плане — нереальная задача, так что мой козырь — скорость. Не скрываться, а просто быть быстрее.

Зелёные пейзажи мелькали мимо меня; я умиротворённо смотрел на них. Да уж, Зевс всегда любил живописный вид! На Олимпе его стараниями круглый год всё такое зелёное, будто краской облитое. Я уже и забыл его привычку выкручивать цвета на полную яркость!..

Что и говори, давненько я тут не был. Целую тысячу лет!..

Но маршрут я всё-таки помнил. Конечно, за тысячу лет те, к кому я направлялся, могли и переехать… но что-то подсказывало мне, что нет. Сущности настолько древние и настолько монументальные, как они, редко и неохотно что-то меняют в своей жизни.

Ага, так и есть. Берик высоко прыгнул, и я смог разглядеть за ближайшими оливковыми деревьями небольшой, уютный домик. Одноэтажный, с красной черепичной крышей, белыми занавесочками на окнах; спереди него раскинулся цветастый палисадник, аккуратный заборчик…

Вот и чудесно. Я на месте.

— Давай, Берик, — велел я. — Тормозим вот там.

Надеюсь, они сейчас дома.

Впрочем, насколько я помнил — они были дома всегда.

— … прекрасно, — ворчал Аполлон. — Просто прекрасно.

— Эй, не закатывай глаза! — Артемида была раздражена не меньше брата, но пыталась хотя бы сохранять лицо и принять вид, достойный Богини.

— А что ещё мне делать? — Аполлон развёл руками. — Довольна? Ты сунулась с этой новостью, и теперь Зевс хочет, чтобы мы ловили твоего любовничка…

— Он мне не любовничек! — вспыхнула Артемида, запахивая магической охотничий плащ.

— Да пофиг, — отмахнулся Аполлон. — Важно то, что он смертный! Козявка! Ну да, возможно, одна из самых умных козявок среди всех представителей своего вида, возможно, очень живучая, но какая разница? Всё равно он не Бог, и этим всё сказано?

Артемида вздохнула.

— … .нет, мы не можем послать на его поиски кого-нибудь из моей смертной свиты.

— Да почему⁈

— Потому что ты не имел дел с Сизифом! — Артемида еле сдержалась, чтобы не заорать на брата. — Мы Боги, мы справимся с этой задачей, но у моих смертных охотниц или других людей-прислужников — ни шанса!

— Да, но если послать целую толпу…

— Значит, шанса не будет у целой толпы! Идти нужно нам, и точка!

Какое-то время Аполлон молчал, а затем помотал головой:

— Ну ладно, допустим, это так. Но я-то зачем нужен?

— Чего? — не поняла Артемида.

— Я — зачем нужен? — повторил Аполлон. — Ты Богиня охоты, вот ты на него и охоться! А я Бог искусств! Бог света! Лидер солярного культа!..

Артемида тихо выдохнула.

— Нет уж. Иди рядом и не задавай вопросов. Ты ещё и лучший божественный лучник, так что если придётся стрелять Сизифу в спину, я хочу, чтобы это был ты, братец.

…зачем ей был нужен Аполлон на самом деле? Если так подумать, то она стреляла не хуже, да и божественные способности у неё были ненамного слабее. Взять хотя бы этот магический плащ, позволяющий незаметно подкрасться к кому угодно, или умение взять чей угодно след…

Просто… Артемиде не хотелось впутываться в это одной. Чтобы она выполняла работёнку для Зевса, а Аполлон в это время возлежал на подушках и бряцал на кифаре свои дурацкие мелодии⁈ Нет уж! Если она страдает, то и он будет страдать тоже.

Пусть идёт и не ноет.

Какое-то время брат и сестра шли молча; Аполлон делал вид, что не смотрит на Артемиду и даже не думает о ней, но выходило это у него плоховато. Сама Артемида даже не пыталась думать о брате — она сосредоточилась на том, чтобы взять след.

Глупо думать, что кто-то — пусть даже такой хитроумный, как Сизиф — может скрыться от неё. Она Богиня охоты, вашу мать! Она может выследить и загнать кого угодно! В лесу, на болоте, в городе… а уж здесь — у подножия Олимпа, на родной земле…

— О, — раздался вновь насмешливый голос Апполона. — Гляди-ка. Догадались, где укрыться.

— Что? — Артемида резко подняла голову.

— Они ведь туда подались, да? — Аполлон указал на большую виноградную рощу, что маячила вдали. — К Дионису в его клоповник.

— Туда, — мрачно и сухо бросила Артемида.

Следы говорили об этом уже давно — ей не нужно было видеть рощу, чтобы понять это. Туда направились… сразу несколько.

Смертный, которого она засекла уже какое-то время назад. Они бы давно его схватили, но, похоже, он был всего лишь инструментом в заговоре какого-то неизвестного лица — лица явно более могущественного, чем человек. Схватить связного сейчас значило бы обрубить ниточку, дать его кукловоду сигнал, что пора скрываться.

Сизиф. Здесь всё ровно наоборот — допускать, чтобы он погулял по Олимпу, нельзя, нужно хватать его как можно быстрее. Нет, не хватать — просто прикончить, и дело с концом…

Ну и ещё кто-то. Целая толпа народу, что разбрелась в разные стороны — один с Сизифом и его дружком, другие в противоположную. На вторую группу сейчас плевать, за ними можно будет и смертных охотниц послать…. Но первая⁈ Заговорщик, Сизиф, ещё один неизвестный и…

Адская гончая?!!

А главное, никаких следов Борея — как будто тот дошёл до определённого места… и испарился.

Как будто Сизиф его…

Да нет, чушь какая-то. Не могло такого быть. Сизиф просто смертный… так ведь? Чёрт. Просто смертный, и даже если он когда-то переспал с ней, это не делает его способным убивать Богов. Они всё ещё Боги, так ведь⁈

— … собираешься зайти внутрь, сестрёнка? — вырвал её из размышлений насмешливый голос брата.

— Почему нет? — она посмотрела в его сторону.

— Так ведь помнишь договор? — Аполлон щёлкнул пальцами. — Боги не заходят на территорию Диониса, и за это Дионис не припирается на Олимп и не воняет там. Хочешь, чтобы это пьяное тело шастало по отцовскому дворцу, а?

Артемида фыркнула.

— Договор явно не учитывал ситуацию, когда в роще Диониса будут укрываться заговорщики. Я предпочту нарушить его, а не отпускать мерзавцев только потому, что они «в домике».

Аполлон сморщился; кажется, такой утончённой натуре, как Бог искусств, больше пришлись бы по нраву заговорщики (всё равно они провалятся, это же смехотворно!), чем блевотина его сводного брата Диониса, засыхающая по углам дворца.

— Ты правда думаешь, что эти так называемые «заговорщики» и впрямь опасны? — осведомился он, скептически качая головой. — Ну серьёзно, сестрёнка. Кем они могут быть, даже если лидер заговора и не человек? Против нас сговорились дриады? Кентавры? Кто?

— Знаешь, — резко бросила ему Артемида, — если ты ещё не заметил — это мы и должны выяснить.

— Просто накрыть эту рощицу градом молний, и всё, — фыркнул Аполлон. — Выжечь дотла, и дело с концом. Кем бы ни были заговорщики, против молний Зевса им не устоять! А Дионис на папашу и пикнуть не посмеет… если вообще поймёт, что случилось.

Артемида не ответила; она сощурилась, оглядывая дорогу, ведущую к рощице.

— Возможно, — заметила она, — нам и не придётся заходить внутрь. Следы говорят о том, что та тварь, адская гончая, убежала отсюда — и она несла на себе всадника.

Они с Аполлоном переглянулись; Бог искусств немного посерьёзнел.

— Думаешь, Сизиф? — предположил он. — Или один из заговорщиков?

— А с чего ты взял, что Сизиф — не участник заговора? — Артемида распрямилась и поправила свой плащ. — По-твоему, это случайность — то, что он появился здесь?

— И… именно сейчас, — медленно кивнул Аполлон. — Когда исчез Борей…

Боги помолчали, обдумывая сказанное.

— Ну так… мы заходим внутрь, обыскивать рощу? — Аполлон растерянно поглядел на сестру; похоже, он только сейчас начинал осознавать масштаб проблемы. — Или идём за тварью, чтобы успеть догнать её по горячим следам?

Артемида колебалась. Возможно, если они зайдут сейчас внутрь, то накроют банду заговорщиков, как и хочет отец… или нет. Или брат прав, и они найдут жалких неудачников, а то и не найдут никого вовсе, если след окажется ложным. А теперь временем Сизиф на адской гончей — а чутьё охотницы показывало Артемиде, что уехал отсюда именно Сизиф — будет уже далеко… и кто знает, чем он займётся?

Нет уж. Проще остановить всё на корню, пока дела ещё не зашли слишком далеко.

— За ним, — указала Артемида вдаль, туда, куда уводили следы адской гончей. — За Сизифом.

…Берик лежал перед домом, сладко посапывая, и свист из его ноздрей перекрывал пение птиц в садике.

— И где ты только его раскопал, Сизиф? — ворчливо покачала головой Лахеса, выглядывая в окно.

— Похоже, тебе есть что рассказать нам, — заметила Клото.

— Бросьте, — улыбнулся я. — Разве вы и сами не знаете? Я думал, от прядущих судьбу ничего не укроется.

Атропа, третья из старух Мойр, снисходительно хмыкнула, глядя на меня.

— Мы-то, может, и знаем, Сизиф. Но одно дело — прясть нити судеб всего мира, и совсем другое — слушать увлекательный рассказ из уст такого галантного молодого человека, как ты.

— Давай-давай, — поддержала её Лахеса. — Уважь старух. Ты давно к нам не заглядывал, Сизиф — целую тысячу лет!..

— Ну простите, — я развёл руками. — Все вопросы к Диту. Большую часть этой тысячи я, знаете ли, был занят тем, что бил мечом камень.

— Ох уж этот Дит… — скептически покачала головой Клото. — У мальчика совершенно никакой выдумки.

Это у Дита-то нет выдумки⁈ Да у него, блин, целый Ад свежих идей с садистским уклоном! Впрочем… у трёх древних Богинь Судьбы идей действительно было побольше. Каждая удача или неудача, каждое счастье или несчастье, любой жизненный поворот — всё это беспристрастно выпрядалось Мойрами, ниточка за ниточкой.

Со стороны эта троица выглядела милыми старушенциями, любительницами чая, герани на окнах и сплетен по любому поводу. Но там, где Дионис оказывался действительно тем, кем выглядел — Мойры представали совершенно иными сущностями.

В них не было обычной для Богов гордыни — всей этой привычной мании величия с культом поклонения себе любимому, принесением жертв и песнопений. Они не впадали в гнев, если смертный смел обращаться к ним без должного почтения, они не поражали чьи-то головы молниями и не превращали людей в случайных представителей флоры и фауны.

Они просто… пряли судьбы. Неумолимо. Отрешённо. Неостановимо. Мойры не были олимпийцами — они существовали ещё до Богов, которые сейчас правили Олимпом, и, более того, они были настолько же могущественнее Зевса и его семейки, настолько сам Зевс был могущественнее бомжа в подворотне.

Казалось бы, заполучи себе в союзники таких старушек, и дело в шляпе… Вот только любимой поговоркой Мойр было «Судьбу не подкупишь и не уговоришь, Сизиф, как ты ни пытайся».

Ага. Я пытался. Много-много раз — настолько, что мы со старушками были уже в почти приятельских отношениях, и я порой заходил к ним на чай с рюмочкой ликёра. Если не считать того факта, что никакие чаепития не мешали Мойрам прясть и мою судьбу — такой, какой хотели её видеть они.

Зачем же я тогда пришёл к ним сейчас?..

— Совершенно никакой выдумки, — согласился я со старухами. — Тысячу лет — одно и то же наказание. Может, он думал, что в однообразии вся соль, но знаете — после первой сотни лет острота пытки как-то притупляется, и всё превращается в обычную рутину.

Клото рассмеялась.

— Ты льстец, Сизиф. Зачем явился на самом деле?

— Разве я не могу захотеть повидать старых подруг? — я аккуратно достал из ящика одну из бутылок. — За тысячу лет, наверное, накопилось море сплетен, которые можно было бы обсудить.

— Можешь, — Атропа ехидно улыбалась, ставя на стол четыре небольших, изящных стаканчика. — Когда тебе что-нибудь нужно.

— Мы слышали, какой переполох ты устроил в Аду совсем недавно, — закивала Лахеса, подходя ближе. — Дит в полной ярости. Ты сумел обставить его, Сизиф, а для него это удар по гордости!

— Ну, сумел или не сумел — это ещё рано говорить, — скривился я. — Напоследок Дит сказал своё слово и переиграл меня.

Повернув руку ладонью вверх, я продемонстрировал Мойрам печать, оставленную Дитом; все три старушки сгрудились возле накрытого белой скатертью стола, жадно вглядываясь в антрацитовый узор на моей коже.

— Во-о-от оно что, — медленно проговорила Клото. — Так ты из-за этого пришёл, Сизиф?

Я неопределённо пожал плечами.

— Нехорошее украшение, — согласилась Лахеса. — Твоя душа сплетена с душой Данте, Сизиф. Одна из них должна оказаться во владениях Дита, ибо такова судьба.

— А судьбу не изменить, — весомо кивнула Атропа.

Сколько раз я слышал от старух эти четыре слова!..

— Я знаю, — отозвался я, опуская руку. — Но точно ли это судьба? Всё-таки печать наложена волей Дита, а не вашей…

— Может, и рукой Дита, — Атропа принялась с невозмутимым видом разливать вино по стаканчикам, так, будто мы обсуждали погоду. — Но его деяние уже прописано в полотне судеб.

— Эта нить уже соткана, Сизиф, и если ты явился сюда, чтобы её изменить, то лишь зря потратил время, — Клото приветливо улыбалась — так, будто я только что сделал комплимент цветам из её садика.

— Две души сплетены в один узел, и его нельзя расплести — лишь разрубить, — заключила Лахеса, вытаскивая из корзины сочную, ароматную грушу и принимаясь крохотным серебряным ножиком счищать с неё кожицу.

Я слегка поморщился. Не то, чтобы я всерьёз рассчитывал на этот вариант, но… надежда умирает последней, так ведь? Во мне до последнего теплилась робкая мысль, что, может, удастся пойти по лёгкому пути, отменить эту печать и дело с концом…

Не выйдет.

Значит, пойдём по сложному. По тому, который я и держал в голове, направляясь сюда.

План рискованный. План опасный. Если старухи и сейчас ответят мне отказом — то это будет означать, что я и правда потратил время зря, а его у меня и так немного. Ещё это будет значить, что опасность сгинуть на Олимпе, не вернувшись на Землю, для меня возрастёт в разы.

Но… я всё-таки давно знаю старух. Знаю их ледяную непреклонность в вопросах, касающихся судьбы; знаю, что для них нет ни любимчиков, ни исключений.

И знаю, где в их убеждениях можно найти лазейку. Маленькую, на пол-ниточки, но всё же.

— Ладно, ладно, — я спокойно улыбнулся, поднимаясь стаканчик с вином. — Знаю, помню, верю. Судьбу не изменить.

— Именно так, — произнесли все три старухи Мойры — хором, с нечеловеческой, пугающей синхронностью.

— Но… — продолжал я, — как насчёт того, чтобы сделать с судьбой кое-что другое?