Неделя пролетела, как вспышка молнии в ночном небе. После моего вызова князя Буревестова на дуэль мелкие пакости словно ветром сдуло. Работа по клинике наконец тронулась с мёртвой точки: исчезли сложности со стройматериалами, поставщики оборудования перестали юлить с ценами. Не всё сразу, конечно, но явный прогресс чувствовался.
Вечером у окна я рассматривал посеребрённый луной двор академии, вспоминая разговор с Бестужевым. После той истории, когда я сказал ему, что связь прерывается, он долго не давал о себе знать. Но стоило мне вызвать князя на дуэль, как телефон взорвался звонком в тот же вечер.
— Ты что творишь⁈ — голос Бестужева в трубке звучал так, будто он не говорил, а рубил слова топором.
— Ничего особенного, — я пожал плечами, хоть собеседник и не мог этого видеть. — Просто ставлю на место определённого человека, который решил, что может безнаказанно мешать моим планам.
— Зачем ты вызвал его на дуэль? — В голосе Петра Алексеевича прорезались стальные нотки.
— С этой самой целью — чтобы перестал мешать.
— Он отличный маг, Кирилл. Намного сильнее тебя, — в его словах звучало искреннее беспокойство.
— Так он выбрал бой на мечах, — парировал я.
— Ты не понимаешь! — Бестужев почти рычал. — Он и фехтовальщик отменный. А тебе артефакты использовать на дуэли нельзя. Ты проиграешь!
— Вообще-то, я тоже немного занимался фехтованием, — спокойно ответил я, вспоминая, сколько веков провёл с мечом в руке.
Повисла пауза. Я слышал, как Бестужев тяжело дышит в трубку.
— Хорошо, — наконец процедил он. — Я прибуду на вашу дуэль. Всё проконтролирую.
И связь оборвалась. До сих пор не понимаю, о ком на самом деле переживал князь обо мне или о Буревестове. Хотя плевать — главное, что пока не поднимал тему с наследством деда и не давил им на меня. Плохо то, что моя сделка по покупке щита застопарилась.
Я со вздохом посмотрел на часы — пятничный вечер медленно опускался на академию, и студенты постепенно стекались в общежитие, предвкушая выходные.
Дверь в комнату распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. На пороге, тяжело дыша, стоял Тихон. Его волосы растрепались, лицо побледнело до синевы, а глаза… Глаза казались огромными от ужаса, как у загнанного зверька. Мелкая дрожь сотрясала его тело.
— Наконец-то появился, — я улыбнулся, откладывая телефон. — Ну что, тебя можно поздравить? Ты наконец-то стал мужчиной?
Тихон бросился ко мне, схватил с неожиданной силой за плечи и затряс:
— Кирилл! Кирилл, спаси меня!
Я мгновенно напрягся, готовый отразить атаку, но тут же расслабился, видя в его глазах не агрессию, а отчаяние. Он не приходил ночевать после той ситуации со Старообрядцевой, думал, что решил пуститься во все тяжкие.
— Что произошло? — спросил я, аккуратно освобождаясь от его хватки.
— Я… я… — он схватился за голову, взъерошивая и без того растрёпанные волосы. — Я не могу больше! Все ночи напролёт слушать, какой плохой ты, какие плохие мужики, что они все козлы, что она самая несчастная, что ей разбили сердце! — выпалил он на одном дыхании. — И это повторяется снова и снова, СНОВА И СНОВА!
Его голос сорвался на крик, и я понял, что парень действительно на пределе.
— Так, Тихон, успокойся, — я взял его за плечи, уже мягче, и усадил за стол.
Набрал в стакан воды из графина, поставил перед ним. Трясущимися руками он схватил стакан, расплескав половину на стол, и залпом опрокинул в себя остатки.
— Боже мой, — простонал он, уткнувшись лбом в столешницу. — Я не думал, что это так ужасно. Первый вечер я её жалел, но потом… потом… — он поднял на меня измученные глаза. — Я уже просто не знаю, куда себя деть!
— Ну, друг мой, — я едва сдерживал улыбку, — не повезло тебе. Ты попал во френдзону.
— Во что? — Тихон поднял голову, недоумённо моргая.
— Во френдзону. Новое слово услышал, модное, — пояснил я. — Близкие друзья. Парни, которые как подружки. С ними спать не собираются, но мозг компостировать будут очень сильно.
Лицо Тихона вытянулось от ужаса:
— Я не хочу быть во френдзоне! Не нравится мне там! Там плохо!
— Ну, не хочешь — выбирайся, — пожал я плечами.
— Я уже ничего не хочу, — он сгорбился, словно под тяжестью прожитых лет. — Не надо мне больше никаких девушек. Я хочу спокойствия.
Еле сдержал свою улыбку. Совсем недавно этот парень пылал таким огнём, такой неистовой любовью к Маше. Старался, из кожи вон лез… Как быстро всё меняется.
— Терпи, казак, атаманом будешь, — похлопал я его по плечу.
— Не хочу я больше это терпеть, — буркнул он, пряча лицо в ладонях.
— Твой выбор, — развёл я руками.
Тихон вдруг поднял на меня полные отчаяния глаза:
— Кирилл, скажи… Скажи, пожалуйста, а так дальше всегда будет? То есть, я не смогу познакомиться с девушкой, которую полюблю, иметь с ней близость без вот этого… вынесения мозга?
Я рассмеялся, не в силах сдержаться:
— Добро пожаловать во взрослую жизнь мужчины!
Тихон понуро опустил голову. Плечи его поникли, словно под тяжестью вселенского разочарования.
— Подожди, — я вдруг осознал упущенную деталь. — Так ты ночевал у Маши?
— Да, на кровати Лиды, — Тихон поморщился, как от зубной боли.
— А где тогда она была?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Когда Маша попросила меня остаться, Лида очень сильно разозлилась, накричала на неё, собрала вещи и ушла.
Что-то внутри меня царапнуло. Несмотря на подозрения, что Лида как-то замешана в истории с тем чтобы меня подставить. Всё-таки она распустила язык про то, что Жорик видел меня в коридоре. Нужно всё возвращать на круги своя.
— Пошли искать нашу подругу по кружку, — я поднялся, протягивая руку Тихону.
— С удовольствием! — он вскочил с такой готовностью, будто я предложил ему побег из тюрьмы. — Мне так не хватало мужской компании, Кирилл!
Мы вышли из комнаты и спустились на первый этаж. Мария Ивановна восседала на своём обычном месте, ловко орудуя спицами. Клубок шерсти подпрыгивал на полу, словно живое существо, когда она дёргала нить. Скрип-скрип — спицы в её руках выстукивали монотонный ритм.
— Извините, — я вежливо обратился к вахтёрше.
— Не извиню, — отрезала она, не поднимая глаз от вязания. — Что тебе надо, Орлов?
Я не удержался от улыбки:
— Я вас чем-то обидел?
— Как же вы меня достали, — вздохнула она, наконец поднимая взгляд. В её глазах плясали искорки раздражения. — Почему от тебя одни проблемы?
— Подождите, а что я сделал? — удивился я.
— Да-да, ничего, — она фыркнула, откладывая вязание.
— Послушайте, вы не видели Лидию Чернышеву-Круглякову? — перешёл я к делу.
Мария Ивановна прищурилась, словно взвешивая, стоит ли отвечать, потом отложила спицы и поднялась с места. Её суставы тихонько хрустнули, когда она выпрямилась.
— Видела, — бросила она, направляясь к неприметной двери позади стойки.
Она распахнула дверь в свою коморку, и я увидел нашу Лиду. Девушка сидела за небольшим столом, освещённым настольной лампой старомодного вида. Её каштановые волосы рассыпались по плечам, домашняя футболка с растянутым воротом сползла на одно плечо. Перед ней лежали раскрытые учебники и тетради.
— Вот ваша подруга, — Мария Ивановна скрестила руки на груди. — Переехала тут ко мне, надоедает.
Лидия подняла глаза от книги. Тени от лампы сделали её лицо острее, подчёркивая скулы и хмурую складку между бровей.
— Ничего я вам не надоедаю, — возразила она. — Я вас просила, вы разрешили.
— Так я думала, на один вечер, а ты уже почти всю неделю здесь, — проворчала вахтёрша. — Достала. Тоже сидит, бубнит постоянно, как старая бабка.
— Ничего я не старая бабка! — возмутилась Лидия, вспыхнув. Потом перевела взгляд на меня, и её глаза сузились: — А, приперся. Всё из-за тебя!
— В смысле — из-за меня? — я вскинул брови.
— Я была вынуждена, чтобы не слушать эти сопли, уйти из своей же комнаты, — она раздражённо захлопнула тетрадь.
— Прости, Лидия, но здесь я ни при чём, — покачал я головой.
— Нет, при чём! — она вскочила, чуть не опрокинув стул. — Я была вынуждена уйти, потому что твой друг поселился у нас. Не понимаю почему вы позволили это? — девушка посмотрела на вахтёршу.
— Девочки нужна была жилетка куда выплакаться, а ты на эту роль не подходишь, холодная словно мороженное. — парировала Мария Ивановна.
— Вопрос не ко мне, а к уважаемому Тихону Стоеву, — я кивнул на приятеля, наблюдавшего за перепалкой с выражением абсолютной усталости на лице.
Тихон медленно перевёл взгляд на Лидию. Его лицо приобрело то особое выражение человека, исчерпавшего все запасы терпения.
— Плевать, — процедил он. — Как же вы меня достали. Вот же вы, бабы, все одинаковые!
Лидия Тимофеевна застыла с открытым ртом. Её глаза расширились так, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Даже румянец на её щеках побледнел от удивления. Такой реакции от тихого, робкого Стоева она явно не ожидала.
Мария Ивановна наблюдала за происходящим с едва скрываемым удовольствием. Тонкая улыбка тронула уголки её губ, а в глазах плясали чёртики. Вахтёрша, похоже, прекрасно знала, какую порцию женских переживаний пришлось выслушать Тихону, и теперь наслаждалась сценой, словно финальным актом затянувшейся драмы.
— Тихон, — я положил руку ему на плечо, чувствуя, как напряжены его мышцы, — тебя, видимо, правда достали. Возвращайся в комнату.
Он не заставил себя упрашивать. Развернулся так резко, что едва не зацепил стоявшую рядом тумбочку, и направился к лестнице, бормоча что-то себе под нос.
— Спасибо, что разрешили, граф Орлов, — Лидия сделала ироничный реверанс, перенасыщенный театральностью.
Мария Ивановна фыркнула, но в её глазах танцевало откровенное веселье. Весь этот конфликт доставлял ей явное удовольствие. Она наблюдала за нами, как зритель за любимым сериалом, где каждый персонаж играет свою, давно знакомую роль.
— Всё, я к нам, — буркнул Тихон, исчезая на лестнице.
В его удаляющихся шагах слышалось облегчение человека, вырвавшегося из запутанной паутины чужих эмоций. Перед ним открывалось блаженное избавление — комната без женских слёз и бесконечных обвинений в адрес всего мужского рода.
Помог Лидии с её вещами. Мария Ивановна, покачала головой, когда мы уходили.
— Молодость. — бросила она нам в спину.
Перед дверью у меня вырвали из рук сумку и фыркнули, а ещё развернулись так, чтобы волосы ударили по лицу. Завтра с утра дуэль, на которой мне нужно придумать как не убить Буревестова. С этими мыслями я вернулся в комнату, где уже лежал Тихон.
Солнце ещё не встало, а я уже был на ногах. Летом в это время начинался рассвет, но в декабре верным спутником жаворонка была темнота.
Дуэль, как это ни странно, назначили по классике, на рассвете. Но, как я уже сказал, декабрь вносил коррективы.
Тихон ещё досматривал сны, а я уже спускался по лестнице. Мария Ивановна, к моему удивлению, не спала, находилась на посту. И не просто на посту, а стояла у входной двери.
— Ну, с Богом, Орлов, — произнесла она, отодвигая внушительный засов на хлипкой, по сути обычной деревянной двери.
— А? — замер я, вовремя замолкая, чтобы не ляпнуть лишнего.
— Да иди уже, — она толкнула меня в спину, и я оказался на крыльце.
Дверь сзади захлопнулась, а в лицо мне ударил морозный воздух. Тут же защипало кожу, а изо рта вырвался пар.
Внизу уже стояла охрана академии. Мой почётный конвой до ворот. Всё же пять утра, а комендантский час никто не отменял.
Накинул на себя простое заклинание тепла и, приободрившись, улыбнулся охранникам. Мужики в ответ зевнули и постарались не выдать желания убить меня. Ничего, тут недалеко, успеют вернуться в свою каптёрку, или где они там пережидают ночи.
Василий и Николай в «Ладоге» тоже зевали. Иван, так вообще, только уселся рядом со мной, как прикрыл глаза и отрубился.
— Господин, — начала Коля, и я шикнул на него.
— Тише, бойца разбудишь.
— А нечего спать на посту, — усмехнулся Василий.
— Знаешь, — заметил я шёпотом, снимая перчатки, — я слышал, что раньше работника выбирали по тому, как он ест.
Василий не ответил, только прислушался, и я продолжил:
— А хороший воин должен спать всегда, когда есть возможность. Нам же сейчас ничего не угрожает?
— Неа, — растянул губы в улыбке Василий.
— Так что пусть спит. Да Коль?
— Господин, — начал Коля, — появилась интересная информация про Буревестова.
Он запустил видео на телефоне и протянул аппарат мне.
— Двадцать лет назад, правда, сейчас он…
— Сейчас он несравнимо сильнее, — усмехнулся я, принимая гаджет в руки.
На видео молодой Буревестов заправски фехтовал саблей. Разделывал своего противника, что называется под орех. И всё это на фоне вывески — чемпионат по фехтованию. Финал восемьдесят девятого года.
В интернете я почитал о своём противнике. Много информации не нашёл, но о его пятикратном чемпионстве в фехтовании узнал. Давно это было, конечно, но всё же. Как я и сказал, хороший воин должен за это время стать лучше. Но есть нюанс. Фехтование, что я видел на экране телефона — спортивное. А у нас реальная схватка, и мне придётся ну очень сложно, чтобы не убить князя.
Ролик в итоге я посмотрел несколько раз. Отметил для себя интересные финты, которыми владел Буревестов, и понял, как мне с ним биться. Не думаю, что сейчас он такой же быстрый. Вот, килограмм на сорок тяжелее да, но не быстрее.
Василий тормознул машину у входа в городской парк. Мы выбрались из неё, и пошли по извилистым дорожкам вглубь территории. Туда, где летом цвели цветы, а по водной глади плавали лебеди.
Сейчас же там, на голом, покрытом инеем берегу собрались аристократы. Человек двадцать, не меньше.
Я сразу же узнал Бестужева и, к своему удивлению, Шальную.
Девушка стояла поодаль ото всех и беседовала со своим главой гвардии. Увидев меня, она достала руку из меховой муфты, помахала ей и заспешила ко мне, но Пётр Алексеевич опередил её.
— Кирилл Дмитриевич, — он громадой, слово атлант в медвежьей шубе, надвинулся на меня, — доброго утра.
— Доброго, — пожал я его руку, и он поморщился от моего бодрого голоса. Хотя, возможно, ему просто было холодно. Шапку он не надел.
— Ты не передумал, да? — он спросил, но, казалось, что говорил утвердительно.
— Конечно, нет, — улыбнулся я, — я же сказал, человек решил, что может мешать мне, надо его убедить в обратном.
— Ты же понимаешь…
— Понимаю, Пётр Алексеевич, — кивнул я, и мы с ним пошли к остальным аристократам, — он ваш человек, и меня Вы не можете бросить. Вы меж двух огней, и не сможете вмешаться. Мне жаль, что создалось настолько затруднительная ситуация.
Бестужев в ответ только удивлённо крякнул и покачал головой.
— Пётр Алексеевич, а кто эти люди? — спросил я, останавливаясь недалеко от толпы и поджидая Шальную. Если раздетого до нательной рубахи Буревестова я узнал, то остальных ни разу не видел.
— Два доктора, секундант Буревестова, остальные зрители, — пожал плечами Бестужев.
— И местный букмекер аристократов, который принимает ставки на дуэль, — добавила Шальная, подходя к нам. В высокой шапке и белоснежном манто она выглядела просто шикарно. А отороченные мехом сапожки только подчёркивали стройность её ног.
— Дурацкая блажь, — поморщился Бестужев, и я не понял, то ли от слов Шальной, то ли от неё самой.
— Пётр Алексеевич, Изольда Игоревна, — несмотря на его реакцию, я всё же представил их друг другу.
— Давно хотела познакомиться с Вами, граф, — Шальная сверкнула из-под очков глазами и сделала реверанс.
— Не могу ответить Вам взаимностью, — пробубнил Бестужев, мне показалось, или ему было неловко находиться просто рядом с Изольдой. А уж говорить с ней…
— Аристократы, — наигранно глубоко вздохнула Шальная, и посмотрела на меня, — надеюсь, ты передумал драться с ним? Боюсь, что так ты меня на ужин никогда не поведёшь.
— Шутишь? — я проводил взглядом приближающегося к нам Буревестова. От одного только взгляда на него становилось холодно. — Я сейчас ещё и ставку сделаю.
— Мужчины, — снова вздохнула Шальная, и добавила: — я на тебя уже поставила.
— Пётр Алексеевич, что Вы здесь стоите один? — Буревестов подошёл к нам и сделал вид, что не видит никого, кроме Бестужева. — О, Кирилл Дмитриевич, прибыли? — соизволил он заметить и меня, но не Шальную. — Тянете время?
— Да нет, — пожал я плечами, — наслаждаюсь приятной компанией.
— Господа, полно вам, — пробасил Бестужев, — может, вы согласитесь на примирение?
— Нет, — ответили мы одновременно.
— Тогда, давайте условимся о правилах боя, — Бестужев подозвал к нам секунданта Буревестова, — я представлю интересы Кирилла Дмитриевича Орлова, если никто не возражает.
Никто не возразил. Напротив, подошедшие аристократы только преисполнились восторга. Подумать только, сам Бестужев и мой секундант. Что здесь такого не пойму. Тем более я не просил об этом. Но и сам секундантом не озаботился. Нда. Вылетело из головы.
— Владислав Петрович выбрал клинки, — озвучил секундант Буревестова и достал продолговатый футляр, какой обычно носят музыканты.
Крышка скрипнула, и нашим глазам предстали две сабли в простых, окованных металлом ножнах.
— А Кирилл Дмитриевич выбрал бой до…
— Первой крови или невозможности продолжать поединок, — ответил я Бестужеву.
— Что, ссышь до смерти биться? — оскалился Буревестов и некоторые аристократы вокруг нас, хоть и косились на Бестужева, но хихикнули.
— Убить Вас не проблема, — я взял одну из сабель за ножны, — но я хочу научить Вас уважению, это чуть сложнее.
Буревестов в ответ расхохотался. Да так громко, что с окружающих нас деревьев, казалось, посыпался снег.
— Ох, уморил, — произнёс он, отсмеявшись и, взяв другую саблю, обнажил клинок. — Круг, господа!
Аристократы разошлись в стороны. Шальная отошла ещё раньше, будто не хотела дышать с благородными одним воздухом. Я скинул плащ, оставаясь, как и противник, в одной рубашке. Оглянулся, ища букмекера, и увидел, как Николай делает у него ставку. Прислушался, сто тысяч на меня. Хм, сойдёт.
— Готовы? — спросил Бестужев, дождался наших кивков, и задал вопрос: — может, примирение? Нет? Тогда начали.
Буревестов взмахнул саблей и стал медленно приближаться ко мне. Подойдя на пять шагов, он остановился.
— Может, обнажишь клинок? — спросил он, и снова кто-то в толпе хихикнул.
— Ах да, забыл, — хмыкнул я и, тряхнув ножнами, отбросил саблю подальше от себя.
— Ты что делаешь? — удивился Буревестов, но я уже перехватил ножны, как меч, и прыгнул к нему.
Удар по сабле, нырок, тычок в нос.
Буревестов удивился, но не сплоховал. Оказался на чеку. Мои атаки он отбил и сам пошёл в наступление. Клинок со свистом вспарывал воздух. Знакомые по видео связки чередовались одна за другой. А я уворачивался.
Где получалось, отбивал его саблю окованной частью ножен, но всё остальное время, я двигался вокруг него, как заправский акробат.
— Держал бы саблю, не надо было бы бегать, — прошипел Буревестов, не прекращая атаку ни на секунду.
Я думал, он с годами стал медленней. Всё же веса набрал прилично. Но нет, он двигался быстро и стремительно. Сабля в его руках превратилась в кобру. Она юрко извивалась и стремилась ужалить меня.
Только и я не лыком шит. Века практики и отличное молодое тело давали о себе знать. Опыт и гибкость компенсировали убогость моего оружия, и мы бились на равных.
Шаги, подскоки, увороты. Наши движения сплелись в стремительный, яростный танец. Я замечал краем глаза, как зрители, раскрыв рты, наблюдают за нами. Никто из них не ожидал такого. Не ожидал, что целых пять минут я продержусь против их фаворита.
Фаворит тоже не ожидал. Пять минут для него стали вечностью, и он стал выдыхаться. Я скорее ощутил, чем увидел, что его дыхание становится тяжелей. Он начал уставать…
А с усталостью в нём вспыхнула и ярость. Он понял, что не так вынослив, как раньше, что его конец близок. И в нём проснулся гнев. Как и тогда, при разговоре, его глаза вспыхнули бешенством. На губах появилась пена. Он заревел, словно медведь, взмахнул клинком, выписывая вязь финтов, и прыгнул на меня.
Я видел этот финт на видео. Его коронка, как я понял. По дороге я придумал только один способ, как с ним справиться, если не убивать его.
Сменил стойку. Отступил назад и… и подошва ботинок заскользила по мёрзлой земле. Я взмахнул руками и стал заваливаться назад. А Буревестов уже падал на меня, и сабля его обещала только гибель.