Наследник огня и пепла. Том Х

Глава 22 До выстрела первой пушки

Пока я иду рядом с Калебом, старательно слежу за своим лицом — в нём не должно быть той доброжелательности, с какой я обычно обращаюсь к простолюдинам. Это слишком легко принять за снисхождение. Для благородного человека — как плеснуть воду в огонь: будет взрыв. Огненный или ледяной — не знаю. Какие у Калеба таланты к магии?

Мы задерживаемся на некоторое время — Сперат начинает петь.

Я пытливо заглядываю в лицо Калеба. Оно равнодушно. Даже не счёл нужным сделать вид, что заинтересован. Вокула называет Калеба «Счётовод» — и, похоже, хорошо его знает. Именно Калеб давно уже ведёт дела Маделар. Бертран был… скорее вывеской. Или командиром боевого крыла. У Маделар много должников. А с долгами такая штука — берёшь чужие деньги, а отдавать приходится свои. Поэтому часто требуется… мотивация.

Я задаю вежливые вопросы о дороге, погоде и прочую чепуху. Калеб отвечает сухо, но оставаясь в границах приличий.

Наконец, мы добираемся до павильона. Там уже поджидают Фанго и Вокула — ой, засадной отряд.

Я планирую засадить в Калеба Вокулу. Маделар неспроста так не любят. Они больше похожи на купцов. Или даже на крестьян. Работай, копи, не размазывай нюни — вот это всё. Не надменные гордецы, как Вирак. Не угрюмые убийцы, как Лесан. Не лисьи интриганы, как Треве. И не дерзкие джигиты, как тут принято ожидать от благородных.

А значит, к ним нужен другой подход. Вокула уверен — язык Маделар это язык выгоды. Я знаю: эти предприимчивые люди, скорее всего, ведомы жадностью. В моём мире редко встретишь других предпринимателей. Крестьяне в Долине говорят, что оказаться арендатором Маделар — не так плохо, как остаться без земли. Но только эта участь хуже.

Они преувеличивают. Есть землевладельцы, которые дерут больше и наказывают хуже. Просто у Маделар система учёта и надзора работает куда лучше. У них нельзя зажать мешок зерна, отделавшись разбитой рожей за плохой урожай. В этом их сила. И мне она может пригодиться.

— Я отозвал вас в сторону не только для разговоров о погоде, — говорю я, переходя к делу. — Знаете ли вы, сколько нынче Караэн собирает налогов?

— Двадцать тысяч сольдо в год, — отзывается Калеб. Он равнодушно проходит мимо картин, ненадолго останавливается у стола с чертежами требушета. — Вы уже поднимали этот вопрос в Золотой Палате. И уже знаете моё мнение.

Город собирал налоги с соли, пива, а также «на дороги» — с грузопотока, и «на канал» — с торговых причалов. Соль — признак роскоши, далеко не каждый мог её позволить. Пиво — чуть доступнее. О торговых причалах и говорить нечего. С одной стороны, собирать в десятки раз больше сольдо, чем в городе живёт людей, казалось диковатым. С другой — налогов всё равно не хватало. Но попытки расширить сборы вызвали решительное сопротивление обеих палат. Даже идея налога на специи — редкий товар — была встречена в штыки. Разве что идея обложить налогом сукно и оружие, чем слегка ослабить гильдии, встретила хоть какое-то понимание.

— Караэн живёт торговлей. Налоги на товар — это как запруда на реке. Вместо канала получите болото, — сказал Калеб. Образно. Удивительно слышать такое от него.

— Возможно. Но я хотел поговорить о другом. Я хочу провести через обе палаты особый закон. Сбор «на войну», — сказал я. — Но перед этим хотел бы посоветоваться с вами. Вокула, покажи.

Вокула тут же рванулся вперёд. Поклонился Калебу и засыпал его цифрами. Писцы один за другим подсовывали Калебу книги. Тот бегло листал, задавая уточняющие вопросы. Я быстро потерял нить разговора. Чувствуя себя бабушкой, при которой обсуждают функционал смартфона, плюхнулся на стул и огляделся в поисках вина. Но верный Сперат остался развлекать гостей, а Волок остался по другую сторону шатра — с не слишком знатными латниками.

Смысл этого налога был в экстраординарности. Вокула уверял, что с его помощью можно собрать около пятидесяти тысяч сольдо разом. Я нутром чувствовал, что это может пригодиться.

Предполагалось обложить налогом жильё. Причём в первую очередь — контадо. Горожане уверенно держали город внутри стен, но Караэн притягивал к себе всё новых и новых людей, которые умудрялись богатеть, черпая из той реки богатства, что текла через город. Часто — черпали быстрее и больше, чем сами караэнцы. Естественным образом в контадо появлялось всё больше богатых домов — пришлые нувориши, которых никто не любит. Вокула был уверен: стоит дописать небольшие поблажки Старому Городу — и закон пройдёт хоть завтра.

Этот налог грозил мне потерей примерно полтысячи монет за поместье, и ещё столько же — за владения остальных дальних родственников Итвис. У остальных семей в контадо Караэна особых владений не было. У всех, кроме Маделар. Фанго с удивлением выяснил, что Маделар обладают множеством недвижимости в контадо.

Едва Вокула завёл об этом разговор, как Калеб небрежно махнул рукой, прерывая его. Повернулся ко мне и сказал:

— Устье. Если хотите, чтобы я согласился, отдайте мне Устье.

Если бы мы дрались на мечах — я бы пропустил удар. Он застал меня врасплох. Я планировал слить ему «инсайд», предупредить о налоге и тем заручиться расположением. А он… Я почувствовал, как во мне поднимается ярость, и начал мысленно считать до десяти.

Как ни странно, я забыл свой мир. Я должен был ожидать, что Маделар не поймёт красивого жеста — и немедленно вцепится в руку дающую, надеясь урвать ещё кусок. Я отметил и его манеру говорить: он сказал «отдайте мне». Он отождествляет себя со своим семейным предприятием. В отличие от тех же Вирак, которые готовы умереть за интересы семьи и говорят «мы, Вирак». Калеб — просто мразь. Такие, как он, победили в моём мире. И идут к успеху в этом.

Это хорошо.

Однако возникает вопрос. И я задал его прямо:

— Зачем вы кормите армию Джевала Гру?

До этого момента ответ казался очевидным. По тем же причинам, по которым Лесан рискует собой и детьми, ловя тварей, что лезут из Гибельных Земель по всей Долине. По тем же, по которым Вирак обучает и кормит «птенцов» Дйева. По тем же, по которым Алнез всем рассказывает, что один сдерживает Красный Волок. Треве… Ладно, Треве сюда не вполне вписывается.

Однако все они — и я, Итвис, вместе с ними — очень беспокоимся о своём престиже. Престиж — слово, которое здесь звучит куда весомее. Как «платёжеспособность» в моём мире.

Я снисходительно относился к вестям о том, что Маделар снова отправили пару десятков подвод со снедью на юг. Но сейчас я понимаю — Калеб скорее дерьма поест, чем сделает что-то бесплатно.

Он бесстрастно выдерживает мой взгляд и отвечает:

— Джевал Гру обещал нам порт в Селларе.

Теперь я начинаю думать, зачем он это сказал. Это, несомненно, ложь. Точнее — очевидная правда. Но что он хочет ею скрыть?

Впрочем, об этом пусть думает Вокула. Я перевожу взгляд на задумчивое лицо своего казначея. Вокула явно обескуражен.

— Разве Селларе принадлежит сеньору Джевалу? — тихо говорит Фанго из угла.

Калеб его, похоже, не слышит. Я повторяю вопрос слово в слово.

— По праву меча, — отвечает Калеб, без тени улыбки. Смотрит мне в глаза, как будто бросает вызов.

Впрочем… он его и бросает.

Я не удерживаю бровь на месте и вопрос внутри:

— Вы хотите подчинить себе всю торговлю Караэна по воде?

— Все торговые пути, — мягко поправляет Калеб.

Да, это вызов. Интересно, он сам понимает, что ставит меня перед фактом: он теперь мой противник. Конкурент.

Хотя… Я опять думаю как человек из другого мира. Итвис никогда и не пытались лезть в торговлю. Это я веду книги кредитов и долей в «предприятиях». Отец Магна, как и его отец был скорее мафиозным доном, рассказывая о уважении и принимая «подарками». Например, вполне прилично захватить мост, желательно уже готовый, и стричь монеты с желающих через него проехать — уважаемый и благородный бизнес, подходящей для благородного человека. Не возиться же ему, в самом деле с ремесленниками и купеческими повозками.

Я медленно выдыхаю через нос. Калеб не понимает, что он делает. Он хочет прибрать к рукам выгодное дело, а вместо этого становится врагом всех.

Я жизнерадостно улыбаюсь:

— В таком случае, вам понадобится ещё и замок Инобал — Балдгар. Он контролирует сухопутный путь через Луминаре. Без него ваш путь будет неполным.

Калеб раздражённо морщится. Я понимаю, о чём он думает: вести товары по суше — долго и дорого. Караэн чаще отправляет сукно вокруг всего Регентства на кораблях, чем на повозках по прямой в Отвин. Но я уверен, Калеб заглотит крючок.

— Вот только Инобал могут оказаться против, — наконец говорит он. И улыбается мне в ответ.

Всё-таки я растопил его наполненное цифрами сердце.

— О, это я возьму на себя, мой друг, — говорю я. — Давайте обсудим детали.

Вокула смотрит на меня и едва заметно отрицательно мотает головой. Он прав. По своему. Я затеял дурацкую игру. Усилить Маделар, чтобы у остальных семей появился более неприятный враг, против которого будет естественно объединиться. Желательно — со мной во главе.

Но ведь можно и обойтись без Итвис. Или примкнуть к Маделар.

По мнению Вокулы, это слишком опасная игра. Слишком много переменных. Он не любит полагаться на удачу. Он смотрит далеко вперёд.

Как и все местные. Они начинают строить замок, зная, что это займёт пару лет. И по сути — стройка не остановится никогда. Новые башни, новые стены. Но однажды этот замок может спасти весь род.

Они привыкли вкладываться в отдалённое будущее.

Вот только будущее уже изменилось. Они просто ещё не заметили.

Очень скоро под стенами замков появятся пушки. И всё, что они строят, станет бесполезно. Как бы ни были сильны Маделар — их смахнёт с доски сила тысячных постоянных армий, которые они сами помогают создать.

А пойдут эти армии за тем, кто расскажет, какой путь — правильный.

И это буду я.

И моя газета, чего уж там.

Прошло всего две недели.

Пир закончился как и положено — шумно, бессмысленно и с головной болью у всех, кто решал важные вопросы, касающиеся денег или философии, через вино. Я отпустил гостей, раздал подарки, выслушал последние пожелания, вежливо прервал разговор с тётушкой Розой на словах: «а вот в твоём возрасте твой папа…» — и на этом завершил одну из самых изматывающих дипломатических битв.

На пару недель Караэн снова затаился. В Золотой Палате спорили о законе на войну, внизу поднимались цены на дрова, дети на улицах пугали друг друга именем Джелала, одновременно остро желая стать такими же, как он.

А я… я был далеко. В скалах. Среди долгобородов.

Мы с Гуроном — старшим кузнецом рода, которого мне предоставил Ан, тем самым, что больше похож на грубо вырубленную статую из камня, чем на человека, — стояли на выступе. Ниже, на дне расщелины, располагалась вымощенная площадка, обложенная щитами из бронзы и шкур. Вокруг неё — бородачи, вооружённые щипцами, вёдрами с водой и лицами, не терпящими шума. Даже дыхание тут звучало слишком громко.

Перед нами стояла короткая, кривая, безымянная штука. Труба на лафете. Половина её была обмотана ремнями, вторая — заляпана чем-то чёрным и масляным. Это и была она — пушка.

Маленькая, блестящая, мокрая. Похожая на игрушку. Скоро она, и такие как она, будут ассоциироваться с адом.

— Ты уверен? — спросил Гурон.

— Почти, — сказал я. — Только не ставь рядом никого ценного.

Он хмыкнул. Бородачи разошлись. Один подошёл и коснулся руны на стволе.

Долгобороды опознали в знаках Университета свои «испорченные» руны. И смогли их воспроизвести. Впрочем, они не смогли их усовершенствовать — так что насчёт «испорченности» ещё можно поспорить.

— Вода, — сказал я. Да, очень хотелось крикнуть «огонь», но тут это было бы совсем уж неуместно.

И пушка рявкнула.

Это был не звук — это была рана в воздухе. Грохот, которого почти не было, а потом он был везде. Камни дрожали. Из пушки вылетел чёрный кусок железа — и с рёвом пара, вырывающегося сквозь зазоры в стволе, врезался в скалу. Каменная крошка взметнулась, как птицы на площади. Половина бородачей зажала уши, половина — хрипло рассмеялась. Я знал, что им понравится.

Гурон кивнул:

— Мы сделаем побольше.

Я смотрел на окутанную густым паром трубу. Она выбила глубоко зарытые в землю деревянные упоры и поникла, как уставший зверь. Пар оказался больше взрывчаткой, чем дымный порох. Он рвал бронзу, превращая короткие толстые стволы в искореженные «бутоныы». Однако долгобороды оказались на удивление упорны. Уменьшили «зарядную» камеру с водой, утолстили стенки, оставили зазор между ядром и стенкой ствола.

— Запомни этот момент, рунный кузнец. До этого выстрела, — сказал я. — Всё было иначе.

Гурон фыркнул. Он не понимал. И это правильно. Именно их инерция мышления и давала мне нужный люфт по времени. Они успеют сделать пару десятков пушек до того, как поймут, что они сделали. Или не поймут и после. Конечно, я не торопился им подсказывать. Щиты вокруг пушки были нужны, чтобы закрывать людей от обломков скалы, по которой они палили. Скала была всего метрах в тридцати. Я готов был поставить сольдо против ченти: долгобороды очень не сразу допрут, что пушка может стрелять гораздо дальше. Даже дальше, чем их самые тяжёлые арбалеты.

Первая пушка выплюнула ядро едва ли больше моего кулака. Но оно выкрошило солидный кусок скалы. Это, несомненно, успех.

Я рассчитывал на меньшее.

Поговорив с Аном — и ритуально поев — я вернулся к ожидающей меня у врат Долгобородов свите. Мне самому пришлось завести разговор об олове — медь для бронзы долгобороды могли добывать где-то сами, к тому же я заказал пару тонн в Железной Империи. С оловом было хуже. Но одно месторождение олова находилось прямо под Горами Долгобородов — два перехода на восток и три вниз, как выразился Ан. Вот только разрабатывать его было нельзя — у них там завелась какая-то местная живность, природу которой я не понял. Ан, слишком гордый, чтобы признаться прямо, с неохотой согласился, что было бы неплохо привлечь охотников из людей.

Я откровенно сказал, что это сохранит жизни долгобородов. Мы обсудили детали — я всё боялся, что Ан спросит, откуда мне известно про месторождение олова. Но ему так и не пришло это в голову. А я, между прочим, заготовил хитрую историю про древний свиток времен Империи и даже подделал его — всё, чтобы скрыть Лилию, разумеется. Ладно, оставлю это на потом. Или подкину «свиток» их представителю в Караэне.

Вернувшись к свите, я вежливо собрался в путь — меня сопровождало две сотни Стражей Караэна, моя дружина, Эскер (которому нравилось заниматься чем угодно, кроме как хозяйством) и почти пять сотен аристократов и их слуг с ближних и дальних владений. И ещё один очень недовольный декан Университета — Фарид.

Честно говоря, это уже было похоже на армию. Хорошо хоть кормили они себя сами.

Возможно, я был несколько невежлив — но я немедленно поднял своих и отправился в путь дальше, не дожидаясь, пока приблудившиеся соберут свои шатры. Если надо — догонят по пути. Но лучше бы не догнали: я держал путь в Бурелом, и если они не отстанут по дороге, законы гостеприимства вынудят меня кормить всю эту ораву.

Но это будет потом. Пока я ехал впереди и неторопливо говорил с Волоком. Рядом держался Фарид — я почти заставил его отправиться со мной, и потому побаивался, что он попытается сбежать. А он мне был нужен.

Вернее, не он сам, а тот синий драгоценный камень, с которым он однажды имел глупость поиграть у меня на глазах.

Мы с Волоком ехали рядом, кони шагали неспешно, дорога то поднималась, то проваливалась, как дыхание старика перед смертью. Каменные стены гор оставались позади, а впереди начинались холмы и леса — Долина Караэна. Волок молчал, только проверял копьё на привязи, косился на тех, кто ехал следом. Я же думал.

— Ты всегда так: молчишь, пока не придумаешь, как в одном слове спрятать целую ловушку, — сказал Сперат тихо, не глядя.

Я усмехнулся.

— А ты всегда думаешь, что я прячу. Хотя чаще всего я просто уставился в точку и думаю, где взять овёс.

Сперат рассмеялся. Да, мы поехали без обоза и теперь пришлось покупать овес по дороге. Вот только овес нынче стал дороже пшена, и мне приходилось общаться с хозяевами земли лично. Чтобы сбить цену. А то меня вдруг жаба задавила. Впервые часть забот о Коровиэле легла на меня и я не уставал из-за этого капать на мозги Сперату. Его это, похоже, скорее забавляло. Я повернулся к Волоку:

— Скажи мне, Волок, если бы ты был разбойником в лесу, и увидел купца с двумя телегами, одну снаружи охраняет дюжина латников, а вторая — почти без охраны, какую бы ты ограбил?

— Ту, что без охраны. — Волок хмыкнул. — Только потом оказалось бы, что в ней камни, а в первой — сольдо и перец.

— Вот именно. Покажи врагу, что ты слаб там, где ты силён. И наоборот. Это не я придумал. Один мудрец сказал ещё во времена, когда ваши деды дрались палками за лягушек у пруда. Говорил так: «Если ты близко — кажись далёким. Если ты силён — изобрази усталость. Если собрался ударить — рассей пыль, чтобы ослепить». Умный был человек. Восточный.

— И как его звали? — Волок искоса посмотрел. — Надеюсь, не «Мудрец с Востока», как у сказителей.

— Сунь Цзы, — ответил я. — Военный магистр Империи. Написал книгу, которую до сих пор читают даже те, кто не умеет читать. Её зубрят вслух.

— Надеюсь, ты не собираешься звать его в совет. Нам и так хватает умников.

— Он давно мёртв. Но суть — в том, что бой выигрывает не тот, у кого меч длиннее, а тот, кто заставил врага поверить, что у него в руках просто трость.

Волок усмехнулся уголком губ.

— Это ты про Маделар?

— Про всех, — ответил я. — Даже про тебя, Волок. Ведь ты же знаешь, как сделать вид, что не опасен?

— Да. — Он пожал плечами. — Только потом приходится убивать тех, кто поверил.