Волок осмелел. И проявил отчаянную храбрость — верную спутницу глупости.
— Но я не понимаю, чего мы тут обсуждаем. Разве не пора поднимать войска? Я слышал, что вы разбили закованных в латы наёмников Железной Империи, которых вёл ваш брат. А их было сто тысяч! Как и нежити, что пришла от Отвина! И в чём же затруднение теперь?
Нахватался у меня велеречивости. И, надеюсь, у других глупостей. Однако, Волок мне отлично подыграл.
— У Гонората, если и было больше бойцов, то ненамного, — начал я. — Большая часть его людей были просто обозными слугами. С нежитью всё не так просто. Их тоже было сильно меньше. Мы обезглавили их, а они явно не были готовы к тому, что против них встанет сила — почти десять тысяч пехоты. И что эта сила устоит, справится со страхом, не разбежится при виде живых мертвецов. Так что та угроза была ничуть не меньше этой.
Все молчали, уважительно слушая. Ну вот такая у меня причуда — объяснять очевидное пажу.
— И обе эти битвы произошли под стенами Караэна. Когда горожане были готовы сражаться за себя и своё добро. Сейчас же, по всему выходит, островитяне не подойдут к стенам Караэна. Им хватит добычи. А это значит, что в этот раз за моей спиной не будет караэнского ополчения.
— Вам оно и не было нужно, когда вы взяли Вириин или когда одним лишь своим видом обратили в бегство хирд долгобородов, — угрюмо буркнул Волок.
Он упрям. Это хорошо. Я не проигнорировал его слова.
— Но есть и хорошие новости. Аст не понял Караэн. Инобал, как я знаю, практически безраздельно владеет крупнейшими городами побережья. И он думает, что понимает, как устроена власть в Караэне.
Я задумчиво прочертил пальцами стол, перпендикулярно «каналу».
— Гонорат вёл войска вдоль предгорий. Там, где власть в руках многих, но чуждых Караэну сил. Таких, как семья Дар, городки вроде Ченти, не говоря уже о долгобородах и горных кланах. И сделал он это не просто так. Он пытался не задеть интересы Караэна. Но не удержал своих наёмников в узде — и те начали грабить. Этим он напугал караэнцев. Сразу вдвойне: жестокостью своих войск — а значит и собственной — и угрозой их имуществу в контадо.
Я немного помолчал. Нашествие Гонората, оставившее в Караэне яркий след, лишь слегка померкшее после появления Ужаса, до сих пор остаётся болезненной, плохо затянувшейся раной. Хотя войско Гонората грабило полосу шириной километров в пять — по которой шло, и обходило хорошо укреплённые городки.
Если Адель права хотя бы наполовину, сейчас нам грозит в разы более масштабное опустошение.
— Что хуже — морские разбойники смогут собрать добычу, разграбив куда больше земли, и уйти по воде, — продолжил я. — Что ещё хуже — если поход окажется удачным, они начнут возвращаться сюда снова и снова. И отвадить их будет крайне трудно.
И это напугает не только купцов и гильдейцев Караэна, но и Великие Семьи, не менее моего вовлечённые в экономику города и Долины.
Они всегда оставались в стороне. Не выступили против Гонората, придерживаясь старой доброй традиции не лезть в «семейные скандалы» рода Итвис. Прислали символические контингенты против нежити — намереваясь защищать исключительно свои владения. Не вмешались и в конфликт с Инобал.
Но сейчас всё должно измениться.
Сорские пираты — или сам Аст Инобал — проглядели, что вокруг Караэна, помимо Итвис, есть ещё шесть змеиных гнёзд, кормящихся от него. И теперь он разворошил их все.
— Вчера под вашим стягом было не меньше трёх сотен всадников. И столько же под стягами у вас, сеньора Адель, и у сеньора Эскера, — не сдавался Волок.
Я, не удержавшись, скептически хмыкнул. Когда вопрос стоял куда острее, тётя Роза смогла собрать около двухсот всадников. Вассалы хранили верность роду Итвис, но не горели желанием видеть меня его главой. Я их не виню — ходячий огнемёт вроде Гонората со всех сторон выглядел предпочтительнее.
Сейчас, возможно, я набрал некоторый престиж. Это видно хотя бы по тому, что они практически в полном составе явились на смотр. И Волок, по сути, прав. Они у меня прямо под боком. Уже собраны. Готовы к бою. Я лично в этом убедился.
— Поэтому я и хочу выступить навстречу врагу. Со своими вассалами. Присоединить к себе всадников других Великих Семей. И этими силами — разбить их, — закончил я.
Вроде бы, сил должно хватить.
За моей спиной совершенно неподобающе хмыкнул Сперат, а передо мной склонился Вокула. Словно соглашаясь. Но одновременно — метнув на меня предупреждающий взгляд.
— Сеньор Вокула? — позволил я ему высказаться.
— Это должен сделать сеньор Дйев. Согласно традиции — он поведёт войска. Ведь он…
Вокула смолк.
Он был категорически против того, что я отдал Дйеву главенство в Собрании Благородных. Тогда мне показалось это хорошей идеей. Вокула теперь намекал: пока Дйев трясёт благородных и раздражает их своим видом — он полезен. Он ограждает меня от бесконечных дрязг больших и малых родов. Но когда, по традиции, он поднимет знамя — всё изменится.
Великие Семьи могут закусить удила.
И не присоединиться к ополчению.
Или, что ещё опаснее, — просто проигнорировать приказы Дйева.
Сперат за спиной нетерпеливо переминался, как медведь перед медом, зазвенел кольчугой. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.
Я проследил за тем, как Леон, несмотря на броню, умудрился тихо, как тень, скользнуть в сторону, самоустраняясь из беседы.
— Сеньор Сперат, вам есть что добавить? — дал я слово своему оруженосцу.
— Мой сеньор. Уж мне ли не знать подлость Аста Инобала. Но всё же, не кажется ли вам, что вы его переоцениваете? — Сперат кивнул на стол. — Разве всё это не было очевидно раньше? Что изменилось? Почему островитяне пошли в набег именно сейчас? Зачем Аст встречался с ними в Селларе?
Вокула хмыкнул:
— Чаще всего людей побуждает на опасное дело либо отчаяние, либо сундук, доверху набитый дукатами. И первое, и второе заразительно.
— Не обязательно, — возразил дядька Гирен. — Островитяне ценят удачу выше всех добродетелей, ибо море непредсказуемо, как и бог, которому они молятся. Морские бароны верят в свою Звезду — как и те, кто идёт за ними. Серебро лишь скрашивает путь. Я думаю, он дал им осадную технику.
— Они строят лучшие корабли в трёх морях, — холодно сказала Адель. — Они способны соорудить крытый таран, штурмовую лестницу, а то и осадную башню — при наличии дерева и времени. И всё же, их ведёт только жадность. Просто пришёл момент, когда алчность перевесила страх. Возможно, Аст Инобал отправил с ними своих вассалов — или даже сам плывёт с ними, чтобы придать их грабежам ореол мести.
Каждый говорил в рамках своей логики: Гирен — как воин, Вокула — как администратор, Адель — как благородная, уверенная в роли необходимости наличия лидеров из её сословия. Один только Фанго молчал. Я отыскал его глазами сквозь дым курительниц.
— А вы, сеньор Фанго, что скажете?
— Мой сеньор, — Фанго поклонился и мягко выступил вперёд. — На самой границе с Тельтау есть… Я не назову это городом. Его зовут то «Устье», то «Город бурлаков». Там товары с кнорров перегружают на плоскодонные баржи, ведь Канал в том месте мелок. Это место — словно вытянутое в длину пристань, будто десять портов Караэна, но ни одного настоящего города. Формально власть там у местных семейств, но по факту — у гильдии бурлаков. И есть слух, что Селларе давно связан с Сорскими островами. Что, если Аст стал посредником между пиратами и бурлаками, обеспечив им проход через Устье без преград, без верёвок на воде, без засады на берегу и без потопленных барж?
Я хмыкнул. Ну да, Фанго везде видит заговоры. Адель покачала головой, Гирен распушил усы — значит, не согласен. Вокула фыркнул:
— И уничтожить то, что кормит их? Их мастеров выбирают за ум, а не за запах, и вряд ли они добровольно позволят пиратам угробить их дело.
— Не вы ли, сеньор Вокула, говорили, что люди чаще всего теряют настоящее ради иллюзий будущего? — неожиданно резко отозвался Фанго.
Интересно. Все вдруг против Фанго. Фарид как-то сказал мне: если все в комнате не согласны с кем-то — возможно, он прав.
— Допустим. Но встанут ли бурлаки плечом к плечу с пиратами?
— Нет, — сказал Гирен. — Даже изгнанники с островов стараются держаться особняком. Один может стать другом. Десять — это звери. Кровавые и злобные.
— Их верования чужды и омерзительны, — подхватила Адель. — Они поклоняются Звезде, но что это значит — неведомо. Это делает их замкнутыми и враждебными.
— Бурлаки могут выставить людей для защиты своего здесь и сейчас. Но у них нет бойцов, как у караэнских гильдий, — вставил Вокула. — Им некого выставить в поле. Они не пойдут на открытую войну. Оттого и проглотили обиду в Караэне.
— Или не проглотили, — отозвался Фанго. — Но если бы начали действовать сами, собирать и вооружать своих, я бы знал. Пока всё тихо.
Я кивнул. Мысленно отметил: Сперат оказался мудрее, чем я думал. Надо бы к его мнению прислушиваться чаще.
Разговор продолжался ещё, но уже без особого смысла. Адель и Гирен обсуждали вооружение пиратов. Полезно, но не срочно. Последний урок Волоку я решил не объяснять, а показать.
— Сеньор Вокула. Пошлите гонцов к Великим Семьям. Опишите ситуацию, выясните, кто из них готов выставить всадников нам в помощь. То же с гильдиями. Серебряных пока не трогайте. Сеньор Фанго, нужны все возможные пути вдоль канала. Где идти, где сплавляться, где ночевать. Всё, что может понадобиться. Сеньор Гирен — займитесь войском. Пусть Сеньор Леон помогает.
И всё в таком духе. Я принимаю решение над столом, а работу делают другие. На Гирене — готовность людей, их лошади, снаряжение. На Вокуле — еда, логистика, овёс, сено. На Фанго — маршруты, условия, ночлеги.
Вся эта масса людей и коней тянет за собой проблемы, как локомотив вагоны. И каждый из них будет решать по своему участку. И даже в бою — когда всадник ударит копьём в щит врага — он будет делать это сам. Но если мы победим — скажут, что это я. А если проиграем — укажут на кого-то из них.
Пока Горящий Пик бурлил, как разворошённый муравейник, а вассалы Итвис пили и веселились — почти без убийств, спасибо Гирену — я проводил время с Адель и сыном. Порой выезжал кого-то наградить. Чисто для прогулки.
Запасы вина таяли. Быстрее, чем ожидалось. Как будто это не вино, а пиво, и пьют его долгобороды. Уверен, благородные всадники перестали разбавлять его водой, раз уж бесплатное. Но я терпел убытки с королевским спокойствием — вино можно купить. А эти люди вскоре прольют кровь за меня. Возможно — чужую. Возможно — свою. Но своя кровь дороже чужого вина.
Вечером Адель сказала:
— У меня плохое предчувствие. Мой отец, два его дяди и мой старший брат — все погибли. Брат в Поиске, в Лихолесье. Один дядя на турнире. Но отец и его младший брат — от рук сорских пиратов. Мы почти всегда побеждали. Но эти… эти твари… Они опасны.
Она посмотрела на меня испуганно. И вдруг попросила то, чего я не ожидал:
— Обещай, что не пойдёшь в бой в первых рядах.
На следующее утро события понеслись вскачь.
Когда я только начал завтракать, на внутренний двор Горящего Пика ворвался гонец. Вся его лошадь была покрыта потом и пылью — и по тому, как он спешился, я понял: новости не просто срочные, они скверные. Через четверть часа мы уже стояли в главном зале. Фанго читал записанное слово в слово донесение от его людей, что поднялись вверх по каналу. Я не стал разгонять слуг — просто слушал Фанго, пока меня одевали в доспехи.
Устье пало.
Они пришли ночью, с огнем и в тишине. Несколько шнекков — сорских быстроходных кораблей — прошли мимо Тельтау и пристали к берегу под покровом темноты. Гонец уверял, что батраки подняли тревогу и пытались сопротивляться. И даже один из шнеков был потоплен, два сели на мель — но остальные, по-видимому, добрались.
Авангард морских баронов. Разведка боем. Или ловкий удар в сердце караэнской логистики.
Порт сгорел. Укрепления захвачены. Баржи, что были на приколе у пирсов, уведены вниз по течению. Город бурлаков — мёртв.
— Это не грабеж. Это вторжение, —шепнул кто-то из прислуги.
И похоже, именно так Караэн это и понял.
Через два часа рог Сперата возвестил сбор. Рыцари и их люди — кто еще не проспался, кто только закончил с ночной попойкой — начали подтягиваться на плац, ведя оседланных коней. Расшитые кафтаны сменились на кольчуги, яркая ткань дорогой одежды на серость стеганной брони. Под ярким солнцем, на знамени Итвис пылал красный змей.
— Мы идём под Караэн. — сказал я. И ни один голос не возразил.
Путь был недолгим, но торжественным.
Сотни всадников, сбившихся в знамёна. Копья торчали в небо, как первые побеги пшеницы. Впереди — я и Адель. Справа Эскер с зелёным флагом семьи Дар. Слева Гирен, его усы развевались на ветру так же гордо, как и знамя над ним. За нашими спинами, в лучах утреннего солнца — шли вассалы Итвис. Каждая копьеносная семья, что явилась на смотр, выдвинулась под Караэн. И хотя не все имели боевой опыт, у многих глаза горели жаждой дела.
По дороге к нам примкнули ещё.
Люди, прибывшие с севера, юга, даже из городков, которых я не ждал. Ветер дул навстречу, сметая пыль. Это было красиво.
Вечером, когда спустилось солнце, мы были уже у подножия караэнских холмов. Перед нами лежал Великий город, сверкавший огнями и крышами, вокруг как белая корона, его стены. И сияющий золотом Дуб, горел затворным камнем в этом венце.
Я чувствовал:
Это ещё не бой. Но дыхание войны уже шевелило плащи.
Завтра мы заговорим с Великими Семьями.
Завтра решим, кто идёт первым.
Завтра — отправимся навстречу врагу.
Удивительно, что я до сих пор способен поддаваться такому настроению. Хотя, если честно, не помню, чтобы прежде это меня так воодушевляло.
Пока светило солнце, лучи отражались от доспехов, Сперат периодически трубил в свой могучий рог — и казалось, что мы армия. Величественная, уверенная, сильная. Но стоило местному светилу начать тускнеть — и стало ясно: мы феодальное войско.
Проблемы начали выползать наружу, как мокрицы из-под ванны.
К ночи на пригорке к востоку от города, у Военных Ворот, уже стояли десятки палаток. Фрейлины и Адель устроили целое строительство, возвели громадный красно-белый шатёр с балдахинами. Деревянные детали везли на шести телегах, запряжённых быками. Я сразу решил, что не повезу это чудовище с собой.
Гирен носился по лагерю, лично указывая каждому место под палатку.
Я играл герцога — сидел на Коровиэле, в латах, и излучал уверенность. Изредка перемещался с места на место. И даже так, со стороны, чувствовал: настроение меняется. Где-то хмыкнули при виде меня. Где-то спорили тише обычного. Где-то просто не расседлали лошадей на ночь…
Первым уехал сэр Кавель. Один из самых одоспешенных и щеголеватых в моём войске, увешанный бронзой и золотом. Даже его лошадь носила латный нагрудник и налобник. Ещё пара килограммов — и он был бы защищён не хуже меня.
— Срочное письмо, мой сеньор, — сказал он, не глядя мне в глаза.
Я кивнул. Не спросил, от кого. Не стал задерживать. Пусть едет.
Потом — ещё один. Потом трое. А вечером пришли делегации.
— У меня один сын, сеньор. Если он падёт — род прервётся.
Старик. Даже по меркам моего мира. Лет семьдесят. Ущелье шрама через рот, не хватает пары пальцев на правой руке, хромает на левую ногу. Похоже, эти раны он получил, сражаясь за Итвис. Потому и пришёл сам. Конечно, я не мог отказать.
— Я — последний, сеньор Магн. Понимаете, не могу…
Этот просит за себя. И на это тоже нужна смелость. Я молча кивнул.
— Мне приснился вещий сон. Предки велели не участвовать в походе. Моя мать всегда говорила верить предкам.
Кольчуга, глубокий шлем с забралом, конь в стёганой броне. И пятеро в его копье, хорошо вооружённые. Заметная потеря. Предлог — надуманный. Или он и вправду верующий?
Я не отказывал никому.
Но велел Фанго записывать каждого. Имя, родословную, дату и слова.
— А потом проверь, — сказал я, когда мы остались вдвоём. — Кто соврал, кто нет. Особенно следи за теми, кто ушёл без спроса.
Фанго кивнул, как всегда мрачно:
— У страха тысяча лиц. Но если человек способен бежать от чести — он сбежит и от боя, и от клятвы. До того, как мы будем считать потери.
Он покосился на меня.
— Я составлю два списка. Один — для всех. Второй — только для вас.
Я кивнул. И не стал смотреть в сторону костров. Я знал: завтра многие шатры будут пусты.
Но и это — часть войны.