Следующие полтора часа своей жизни мне пришлось исполнять свои основные должностные обязанности. А именно — пылать своей красотой под лучами солнца. Вручение наград и выплаты участникам битвы на этот раз были организованы хорошо. После моего появления и короткой отмашки пехотинцы разбились на колонны, подходя к писцам. Те вносили их имена в списки и отправляли к приближённым Фрозена и Леонхарта, которые выдавали монеты. Сумму я озвучил заранее — традиционные шесть монет, так что обмана быть не должно.
Рыцарям Адель и нескольким другим благородным дамам, оказавшимся в лагере, торжественно вручали серьги тем рыцарям, чьи имена значились в списках. Мои доверенные люди выдавали всем рыцарям по полсотни сольдо — два с половиной дуката. Месячная выплата.
Вручать серьги именно дамам было предложено самой Адель. С женщинами рыцарю спорить неприлично, поэтому обошлось почти без скандалов. Те всадники, кто считал свой героизм недооценённым, бурчали среди своих или затевали перепалки с «серьгоносцами» в стороне.
Я бы сократил выплаты вдвое или вообще отказался от них — в конце концов, мои люди неплохо пограбили после битвы, захватив много оружия. Это дорого. И очередной сундук уже показывал дно. Осталось всего три, примерно пятнадцать тысяч сольдо. Армия жрала моё серебро как свинья хлеб. Однако мне нужно было сохранить численность и преданность как пехоты, так и всадников до самого Караэна. Поэтому я задушил свою жабу. Отчасти. И сидел, улыбаясь, пока мимо меня проезжали празднично украшенные рыцари, крича приветствия. Я всем кивал в ответ.
Моя свита из рыцарей тоже переместилась к остальным. В какой-то момент появился Дукат и демонстративно потряс перед Сператом окровавленным ухом, в котором блеснула серьга. Почему-то, он проколол не мочку, а самый верх уха. Сперат, в ответ, достал свою серьгу из кошелька. Дукат получил серьгу вполне заслуженно — хоть он и не добрался до Фрозена, но присоединился к драке, спешившись. Пехотинцы его практически обожали за это. Поэтому имя Дуката назвала Гвена. Он даже кого-то убил, не самого простого противника, и разжился нормальным доспехом. Пока что он смог надеть только латные плечи и руки — всё остальное требовало подгонки.
Процедура заняла сравнительно мало времени, наглядно продемонстрировав важность хорошей организации. Рыцари, разумеется, не смогли долго терпеть, поэтому затеяли ристалище и начали конные сшибки. Правда, снимали с копий боевые наконечники.
Ко мне подъехала Адель в сопровождении Белого Рыцаря. Тот уже успел надеть серьгу и даже не надевал шлем, явно гордясь отличительным знаком. Наверняка это тоже было по договорённости с Адель. Она дважды говорила, что если серьгу будет носить кто-то из моей свиты, это сильно поможет в «продвижении». Намёки она делала на Сперата. Я демонстративно не понимал её намёков, оставляя выбор за ним. А вот Белый Рыцарь их понимал. Этот седой человек с благородным лицом почему-то последнее время меня раздражал.
— Сто шесть копий, — сказала Адель.
Практически единственный надёжный способ пересчитать наличные силы — во время выплаты жалованья. Около четырёхсот всадников. Внушительная сила. И минус сундук серебра. А через две недели снова платить жалование.
— Я уверен, в Тростниковой Лощине не было и половины, — пробурчал Сперат за моей спиной. Я машинально кивнул — то ли ему, то ли Белому Рыцарю. Я был согласен со Сператом. Более того, сейчас мне казалось, что там было полторы сотни всадников, не больше. Ну, ладно, с караэнцами, у которых в копье бывает и по два человека, — шестьдесят копий. Но это максимум.
Я развернул Коровиэля. Жаба подняла бунт и теперь давила меня изнутри. Жадность была совершенно не присуща Магну — это было моё личное чувство. Но от этого оно не становилось приятнее. Мне надоело, что я толком не могу контролировать свои войска. Это приводило меня в бешенство. Проскакав несколько сот метров, я успокоился. Потом повернул Коровку к пехоте, к стоящей отдельной группкой командирам. Все поклонились, навстречу вышли Фрозен и Леонхарт.
— Как сын? — спросил я у Леонхарта.
Тот тяжело вздохнул.
— Спасибо, сеньор Магн, за ваше беспокойство. Пока лежит. Но утром поел бульона из конины. Вся надежда на Императора.
Я кивнул. Парнишка поймал арбалетный болт ещё на том берегу. Его подлечили и вынесли с поля боя. После битвы я тоже приложил руку, но проблема была в том, что в рану попала грязь. Вернее, болт задел кишки, и какая-то часть их содержимого попала в брюшную полость. Вчера утром я присутствовал при операции: местный лекарь вскрыл парнишку и буквально помыл ему кишки травяным отваром — местным антисептиком. Ещё горячим. Я затворил рану, но во время лечения уже чувствовал заразу, распространяющуюся в крови бедолаги. С этим я ничего сделать не мог. Какая ирония — я могу сращивать ткани с неслыханной эффективностью для медицины моего мира, а вот аналогов банальных антибиотиков здесь, несмотря на всю магию, просто нет. Остаётся надеяться, что молодой организм сможет перебороть потенциальное заражение крови сам.
Я спешился, и мы отошли чуть в сторону.
— Четыреста двадцать… Нет, простите, сеньор, четыре сотни шестьдесят и… эээ… — засуетился писарь, путаясь в бумагах.
— Я понял, — перебил я его. Разница в пару десятков людей не существенна. К тому же, я подозревал, что Фрозен и Леонхарт немного погрели руки, добавив мёртвых душ. Поэтому я грозно посмотрел на них:
— Все эти люди точно сражались?
— По-разному, — пожал плечами Фрозен, опередив слишком долго подбирающего слова Леонхарта. — Но они не бежали. Это тоже стоит денег.
— Стоит как-то отличить тех, кто бился, — задумчиво сказал я.
— Мы тоже так подумали. Те, кто дрался яростнее всех, отмечены белым крестом на одежде. Помните, как вы отметили меня ещё под Таэном! — оживился Леонхарт. — А ещё, нам бы следовало как-то выделить кухарей. Может, дать им двойное жалование?
— Кухари? — не понял я.
— Да… Это те, кто присматривает за обрядами, кароччо и готовит. Потому и кухари, — попытался переложить на меня свои заботы Леонхарт.
— Я плачу за кровь и железо, а не за кашу, — резко ответил я.
Так уж тут принято. Шлюх, лекарей и еду местные наёмные воины оплачивают сами, из своей зарплаты. Этакий капитализм в отдельно взятом роде занятий. Вот если бы они были моими людьми в полном смысле, жили бы у меня в поместье или на моих землях, — они, теоретически, могли бы донимать меня житейскими проблемами. Адель постоянно решала вопросы вроде «у нас мало еды», «нам нужна новая одежда», «нам нужно четыре новых жены, в том году много родами померло» от тех, кого в моём мире назвали бы слугами или крепостными. Да, им не платили денег, и наоборот, это они должны были нам отдавать оговоренную часть выращенного и сделанного. Но это не снимало с нас ответственности полностью — в какой-то степени они тоже были Итвис, продолжением нашей семьи.
Поэтому я подумал и решил смягчить свой ответ:
— Я бы мог платить и им, но тогда будет правильно платить и лекарям, и многим другим. Для этого пока рано. Поэтому решите сами, как поступить. Может, скинетесь, может, стоит выделить часть добычи. Кстати, о добыче. Вы, я слышал, взяли много железа?
Перевести тему — довольно примитивный способ уйти от разговора. Но и у меня собеседники не из высшей лиги стратегии и риторики.
— Не все. Мне вот не досталось даже вина. А я потерял трёх отличных ребят на том мосту, — тут же вскинулся Леонхарт. — Сеньор Магн! Может, призовёте тех, кто нахапал себе пять кольчуг на одного, к справедливости?
— Не верьте ему, сеньор Магн, — спокойно ответил Фрозен. — Да, железа взяли много. Вот только хорошо, если у пятерых есть хоть одна кольчуга. Да и Леонхарт напрасно прибедняется. Он всю первую ночь удил мертвецов из грязи, обирая их до гола.
— Если бы, — пробурчал Леонхарт. — Ночью приполз взрослый камышовый змей. Хорошо, что ему было кого жрать. Но пришлось уйти, пока ему не захотелось свежего мяса. Так что теперь приходится ковыряться в грязи днём, а су… сеньоры рыцари так и снуют вокруг. Уже дважды у наших отнимали добычу.
Камышовый змей — местная тварь. Магн видел его чучело в одном из замков. Взрослый камышовый змей отдалённо напоминает змею, но гораздо уродливее: он толще, длиннее — метров шесть, и весит не меньше, чем боевой конь, около пятисот килограммов. К тому же он ядовит и, как рассказывают, способен прокусить даже стальную пластину.
— Камышовый змей? — искренне удивился я. В Караэне их не видели лет сорок. А я, соответственно, только сейчас о нём узнал из воспоминаний Магна.
— Кровь почуял, видать. Как бы их тут не собралось больше одного, — подтвердил Леонхарт.
Иногда, за всей этой войной и соперничеством людей, я совершенно забывал, в каком мире нахожусь. Да, люди приспособились, научились избегать хищников и опасных мест, смогли выбить себе жизненное пространство. Но стоит лишь чуть нарушить границы привычного — и вот, здоровенная плотоядная тварь. Опасная для людей не меньше, чем волк для домашней собаки.
— Я скажу сеньорам, они устроят охоту, — сказал я, с удивлением поняв, что и сам не против поучаствовать. Магн любил охоту. Как, впрочем, и все нормальные аристократы. А мне всё было как-то не до того.
— Спасибо, сеньор Магн, — сказал Леонхарт. — И скажите, пусть сами в грязь лезут, а не отнимают добычу у пехотинцев. А то что это за… За… Ну… Это…
— Не думал, что скажу когда-нибудь такое, — пришёл ему на выручку Фрозен, пока Леонхарт не оскорбил всадников в моём присутствии. — Но лучше бы мы зерна побольше взяли, чем железа.
— Что, всё так плохо?
— Ну, как сказать. На той неделе мы овса хорошо… нашли. Пока потихоньку мелем, да варим. Опять же, коней ещё на пару дней хватит. Давно столько мяса не ели. Но потом на коз и овец надо переходить, а у нас стадо всего голов на сто. За неделю умнём. И нигде новых найти не можем. Вчера Четвертак со своими аж до самых холмов дошёл, все хутора пустые. Даже лук повыдергивали.
— Это какой Четвертак? Тот, что Лысый, или который Кислый? — уточнил Леонхарт.
— Кислый. У него ещё баба в море за борт свалилась и потонула, — пояснил Фрозен. — Он потом ходил с мордой такой унылой, его от того так и прозвали. До этого его Залупой звали. Ну, он всё время лыбился, помнишь?
— А, этому можно верить. Как сказал, так и есть. А вот если про того Четвертака, который Лысый, тот соврёт, как с добрым утром скажет, даже не покраснеет. А Кислый как пошёл, вдоль вонючки этой, или через поля? Через поля то до него поди… эти… сеньоры рыцари везде уже побывали. Может, вдоль холмов пройти?
— А кто пойдёт? У меня тут дел полно. Ты пойдёшь? — неспешно отвечал Фрозен.
— А давай Кислого и пошлём. Хороший он мужик, хоть и Кислый. Ему давно пора своё карроччо давать. Вот, пусть обвыкает. Надо только ему пару толковых людей в помощники. И я видел тут недалеко хутор один. Крыши поснимали, но я так мыслю, в стенах дерево ещё есть. А то кухари уже козий навоз под кашей жгут. Воняет хуже, чем мои ноги, а это, сеньор Фрозен, уже опасно. Люди начнут разбегаться. А кто, может, и вовсе помрет на месте…
Леонхарт и Фрозен потихоньку разговорились. Не особо стараясь вовлекать меня в свои беседы, они неспешно обсуждали свои дела, знакомых, планы.
Нельзя сказать, чтобы я хотел устроить смотр перед стенами Вириина. Просто относительно ровные поля были скорее в эту сторону. И мы сейчас, незаметно, приблизились к стенам Вириина на расстояние метров в пятьсот. Я остановился, задумчиво рассматривая. Вернее, горожан на них.
В моём мире страны становятся великими на поле боя. Российская Империя не проявила себя в Крымскую войну и, проиграв Японскую, показала себя слабой. В Первой мировой с ней уже особо не считались. Советский Союз был вполне её наследником — аграрной державой, проигравшей войну Польше, потеряв половину Белоруссии и треть Украины, а потом ещё и неоднозначно показав себя в Финляндскую войну. Неудивительно, что генералы Третьего Рейха были уверены в победе в войне против СССР после полутора-трёх месяцев боевых действий.
Только после Второй мировой войны, когда однозначными победителями стали СССР и США, они буквально поделили весь мир, довольно безжалостно потеснив прошлых гегемонов — Францию и Великобританию. СССР за пять лет войны из страны-изгоя стал сверхдержавой.
Тут нет стран, есть только паутина связей, обязательств и страхов, завязанных на конкретных людях и, шире, на их семьях.
Но люди те же. Только семейные связи здесь гораздо сильнее. Иначе просто не выжить. Так что здесь семьи тоже становятся великими на поле боя. Я недооценил то значение, которое оказала Битва у Канала на Долину Караэна. Многие люди охотно присоединялись к моему войску или, как минимум, остерегались бросать вызов. Города торопились откупиться «подарками», а крупные аристократы тихо сидели в замках, пока я шёл мимо.
На этом сходство кончается. Вся остальная местная реальность — этот сложный пирог из экономики, традиций и сообщества — в этом мире радикально отличается. Несмотря на страшный разгром, который я учинил войску Вириина, с точки зрения самих вириинцев, это не значило почти ничего.
Для меня это казалось дикостью. Каким-то сюрреализмом. Но вот я стою перед стенами города, на которых плотная толпа народа соревнуется в громкости оскорблений и изобретательности жестов. Привлечённая смотром и волшебством артефакта Эйрика, она не спешила расходиться. На стенах была прямо-таки толкучка, набились как в последнюю маршрутку в час пик. В основном, насколько я видел, женщины и дети, мужчин хорошо если треть. Из которых вооружённых примерно две трети.
Все объясняется просто. Вот, взять того же Эйрика. Допустим, удача изменила мне, и это мы с ним и его сыновьями бы сейчас лежали в грязи Тростниковой Лощины. У него в замке остался старший сын, а лет через десять подрастут внуки Эйрика. Не удивлюсь, если у него их уже штук пять. И мы получим новый отряд лихих Эриков, только еще более безбашенных, которым лет по семнадцать. Единственная проблема, это одеть их в доспехи и посадить на коней. Но и это решаемо. Для того, чтобы вот прямо искоренить Эйрика, как род, надо собираться и идти штурмовать его замок. Что означает потери. Или осаждать. Что означает время. Если таких Эйриков будет штук пять, мероприятие затянется на месяцы, а то и годы. Куда проще договориться. Стребовать обещания не воевать, может, даже, какую-то дань. Как-то так, подозреваю, очень давно род Эйрика и попал на службу нашей семье.
По сути, несмотря на тяжелые потери которые может понести рыцарский род на поле боя, именно уничтожить его в открытом бою практически нельзя. Можно нанести им потери, а потом уже вести переговоры с позиции силы. А горожане вообще не воспринимали аристократов как своих. Они, возможно, даже порадовались моим успехам. Однако, это ничего не изменило. Я, вероятно, серьезно ослабил местные аристократические семьи, но на город это повлияло мало. И его мне придется брать отдельно.
Теперь я понимал, почему средневековая война Англии и Франции затянулась на сто лет. Когда столкнулись два протогосударственных образования, где целью войны было не только навязать свои условия побежденным, а именно захватить территории и навязать свою власть, то война превратилась в бесконечную череду осад. И даже сокрушительная победа в полевом сражении давала победителю только свободу маневра. И то, на время.
Я сложил перед собой пальцы квадратом и навёл на город. Посчитал дома внутри квадрата. Потом прикинул, сколько таких квадратиков в остальном Вириине. У меня получилось около трёхсот домов, плюс довольно большой квартал с причалами и складами. Не думаю, что сейчас в Вириине больше трёх тысяч человек, даже если считать тех, кто сбежал за стены из его контадо. Те вооружённые слуги и пехотинцы, что были во вражеском лагере, вряд ли нашли убежище за городскими стенами. Им бы просто не открыли ворота. Вириин очень крупный город, по местным меркам. А у меня ведь, если подумать, очень не маленькая армия. В моем лагере сейчас, я уверен, всего вполовину меньше народу если посчитать всех, не только воинов.
— Сеньор Магн, — осторожно окликнул меня Фрозен. — А что вы это делаете? Чародействуете никак?
— Нет, — хохотнул я от его дикого предположения. — Просто прикидываю… Вон, видишь те склады? Вон, здоровенные такие, из корабельных досок и под красной черепицей. Фрозен, ты что, дом от хлева не отличаешь? У реки! Ага. Видишь, сколько их? Я так думаю, там зерно. Больше негде его хранить. Замки у них тут мелкие. Да, взять тяжко, но и хозяйство на скале не построишь. В Караэне в таких складах, у реки, шерсти много, или полотна. Но Вириин тут проиграл. Канал у него боковой, и заиленный. Да и земли мало хорошей. Пока мы разводили овец в холмах, у них были только козы. Когда мы начали торговать с Королевством, меняя сукно на шерсть, у них не было столько свободных рук, как вокруг Караэна. Им не хватило чуть-чуть, чтобы стать таким же богатым, как Караэн. Но по чуть-чуть всего…
Я оборвал себя. Зачем я делюсь этими мыслями с этими двумя приземлёнными мужиками? Впрочем, они уловили нужное.
— Нешто прям во весь дом зерна? До потолка? — удивился Леонхарт, разглядывая склады Вириина.
— Ну, не прям до потолка, в мешках же, — со знанием дела ответил ему Фрозен. Он же работал в торговле. Знающий. — Но вот я когда рыбу-то возил, видал, в бочках, аж до потолка, бывало, ставили. Но там амбары то пониже были.
— А может, сеньор Магн, давайте на зуб городок-то попробуем? — выдохнул Леонхарт. И посмотрел на меня так, как смотрел Коровка увидев в моих руках морковку или мед.