Не тот год

Глава 13

ГЛАВА 13

Чистого и сытого — плотно перекусил, когда закончил возиться со стиркой — меня быстро потянуло в сон. Я ведь на ногах уже более суток. А те прошли в лихой нагрузке на организм. Ночью под железом не то что не сомкнул глаз, но даже и не тянуло. Плюс магические откаты. И вот сейчас меня стало вырубать. Причём так, что проваливался в дрёму незаметно для себя. При этом мне чудилось всякое. То вдруг казалось, что на своё место пришёл рыбак, хозяин этого укромного местечка. То чудилась рыба, плескавшаяся у самого берега и даже выпрыгивающая на сушу. То немецкая речь в считанных шагах от меня. Каждый раз я подрывался и иногда хватался за оружие. Когда в очередной раз меня вырвало из сна тарахтенье нескольких автомобильных моторов, то я подумал «ну вот, опять глюки». Вот только звуки двигающихся машин и не думали стихать. Отчего я занервничал. В голове даже промелькнула мысль, что хозяин рыбацкого места — это переметнувшийся на сторону немцев предатель, который решил показать классное рыбное местечко своим новым господам. Из-за этих мыслей я торопливо натянул местами сыроватую одежду. Когда обулся, то машины звучали где-то совсем рядом. А затем резко смолкли.

Рядом — это метров четыреста по прямой, как выяснилось. Сильнейшее любопытство и надежда обзавестись ценным «языком» заставили меня пойти на шум. Не будь при мне магических знаний из Книги Волхвов, то я бы бежал от реки, как заяц от гончих. Но выученные заговоры придавали храбрости и уверенности в своих силах.

Примерно в полукилометре от моей тайной помывочной в камышах я увидел просторный и ровный луг, плавно спускающийся к самой воде. К нему вела узкая грунтовка. Саму дорогу я увидел только что. Раньше-то я пробирался почти не хожеными буераками. На лугу расположились две машины и толпа немцев. Один автомобиль представлял из себя советскую полуторку с частично оборудованным брезентовым навесом над кузовом. Вторым была чёрная легковушка современного классического вида. Размерами и клиренсом она легко может посоперничать с мощным джипом из моего времени. А длиной капота с гоночными болидами.

Всего я насчитал одиннадцать человек. Среди них была одна молодая женщина, один мужчина лет сорока или сорока пяти в гражданской одежде, двое офицеров вермахта и семь солдат, среди которых один был унтером, а второй носил на руке треугольник с двумя серебристыми «птичками», которые, как я узнал уже в крепости, означали шеврон старого бойца. Это был солдат вроде ефрейтора моего времени, которого называли «недотраханный сержант — перетраханный солдат». Уж прошу простить за грубый армейский юмор. Если же отбросить шутки, то этот немец ветеран и опытный боец. Его и унтера нужно валить первыми. И да — я решил уничтожить этот отряд отдыхающих.

— Тур-ристы, мля, — процедил я сквозь зубы, наблюдая за тем, как солдаты раскладывают всё для пикника. Офицеры с женщиной встали рядом с водой. Что-то там высматривали и делились впечатлениями. Рядом с ними пристроился гражданский и что-то им втирал с маслянисто-угодливой улыбкой. Двое военнослужащих вермахта охраняли своих соплеменников. Один расположился у машин, второй встал в десятке метров от начала зарослей на краю луга с моей стороны.

К моменту моего появления на лужайке недалеко от воды уже стоял раскладной столик и четыре обычных домашних стула с подлокотниками. Кажется, такие называют венскими. Сейчас солдаты шустро расставляли посуду. Один из них находился слегка наособицу. В каждой его руке было по большому плетёному из лыка или чего-то подобного коробу. Смею предположить, что внутри их до поры до времени хранятся закуски и выпивка для офицеров и их спутницы. Насчёт последней могу сказать, что та выглядела очень привлекательно. Возрастом была чуть-чуть помоложе меня. Но фигурка, подчёркиваемая тонким ситцевым платьем с цветочным рисунком, была на зависть всем двадцатипятилетним фитоняшкам моей эпохи. Да и на лицо была природой не обижена.

Ну, или мне просто так кажется из-за моря стресса, молодости и долгого отсутствия сексуальной разрядки.

Из заговоров я решил использовать только тот, который увеличивает мои физические показатели. Отвод взглядов мне поможет только в самом бою. Но вот потом как допрашивать пленных? А если скидывать заговор, то быстро придёт откат. Так что для себя хватит и одного. И ещё два я потратил на заговаривание гранат. Один лёг на немецкую «колотушку», вторым зачаровал Ф-1.

Закончив с сервировкой, немцы получили разрешение от офицера искупаться. А чтобы не смущать даму голыми телесами они отошли на самый дальний край луга. К ним присоединился тот, кто охранял машины. А вот обладатель корзин остался. Как и сторож у зарослей. Оба рядовых с завистью смотрели на своих более везучих товарищей, вместо того, чтобы следить за окрестностями. Унтер с «опытным бойцом» отправились купаться.

«Ну, с Богом», — дал я сам себе мысленное напутствие и рванул вперёд.

Первым умер охранник. Я прикончил его отработанным приёмом: захват за шею сзади и удар снизу-вверх в правый бок ножом в печень. Оставив в ране нож, отшвырнул умирающего фрица в сторону и одним движением перекинул из-за спины в руки автомат.

До стола с гитлеровцами было метров тридцать. Все они сидели ко мне спиной. И лишь угодливый мужик в пиджаке меня увидел. Он постоянно крутил головой, лыбясь то одному, то другому оккупанту. Так я и попался ему на глаза.

Наверное, его смутила моя трофейная форма и оружие. Или он попал под влияние шока: вот так сидишь радостный и довольный, лижешь задницы новым хозяевам, мысленно уже расписал все благости своей будущей жизни под их рукой и вдруг в эту идиллию с грязными сапогами и окровавленным тесаком влезает бородатый мужик со взглядом маньяка. Пока он сверлил меня взглядом расширившихся глаз и пытался что-то выдавить из раскрытого рта, я прицелился и выдал две очереди. Первая досталась солдату-повару. Вторая прикончила холуя.

Офицеры приятно удивили своей реакцией. Вместо того, чтобы упасть на землю и укрыться в траве, оба вояки Гитлера вскочили со стульев, развернулись в мою сторону и только после этого взялись лапать кобуру на поясах. Те, конечно, были застёгнуты и как бывает в стрессовых ситуациях у неподготовленных людей застёжки будто прикипели.

Тр-р, тр-р-р.

Очередные две коротких очереди прострелили им правые руки. Один, который был помоложе, истошно завыл, пошатнулся и стал заваливаться на стол, потеряв сознание. Только через секунду после этого подала голос спутница гитлеровцев. Она выдала такое завывание, что никакому оперному певцу не снилось.

Тр-р-р.

Ещё одной очередью я перечеркнул ноги старшему офицеру, который продолжал стоять и, кажется, даже не обратил внимания на рану. Слишком он мне показался крепким. А теперь пускай полежит на травке и повоет в компании женщины. Его-то товарищ уже стих, повалив столик и неподвижно замерев на нём, как большой куль с тряпьём.

В женщине я не увидел большой опасности. Поэтому не стал убивать. Но всё равно старался держать её краем глаз в поле зрения.

— Лежать, курва! Лежать! Не двигаться! — заорал я на немецком.

Когда она исполнительно плюхнулась на слегка примятую траву, я с досадой подумал, что лучше бы приказал ей встать в полный рост и поднять кверху руки. В траве я не мог её полностью видеть и одновременно контролировать пловцов. Ещё и мысли совершенно посторонние полезли в голову при виде задравшегося подола платья, оголившего белые бёдра. Там же увидел верхний край коротких чёрных чулок с подвязками. На простое воздержание это не спишешь. Может, со всеми этими убийствами и несколькими днями боёв в крепости я слегка поехал головой? Стал превращаться в кровавого маньяка с отклонениями на теме насилия, потому и такая реакция на женщину?

«Только этого мне ещё не хватало», — мимолётно пронеслась в голове мысль.

Солдаты оказались не чета своим офицерам. К моменту, когда я подбежал к машинам, откуда было лучше видно купающихся, двое из них были уже на берегу и тянулись к оружию, а остальным оставалось проплыть пяток метров до суши. Оттолкнувшись от колеса, я взлетел на капот легковушки.

Как бы голозадые гитлеровцы ни были прытки, я оказался быстрее. Остатком патронов в магазине я прикончил парочку шустриков на берегу. Перезаряжаться не стал. Вместо этого выхватил из сапога гранату с уже отвёрнутым колпачком на рукоятке, дёрнул за шнурок, размахнулся и закинул подарочек в воду. И тут же опустился на одно колено. укрываясь за кабиной машины. Наощупь — глаза не отрывал от реки — достал из подсумка магазин и заменил его в «шмайсере». Немцы гранату или не заметили, или не успели осознать её наличие под своими ногами. А потом стало поздно. Рвануло, как если бы там взорвался снаряд как минимум от полковой семидесятишестимиллиметровки. Осколки или прибрежные камешки долетели до меня и гулко пробарабанили по обеим автомобилям.

Только-только замолкшая женщина заблажила вновь. Бросив в её сторону быстрый взгляд и убедившись, что она всё также лежит на прежнем месте, я спрыгнул с капота и бегом рванул к месту купания. Не добежав с десяток метров, остановился и короткими очередями перечеркнул неподвижные тела гитлеровцев. У одного из пловцов-неудачников отсутствовали обе ноги. Взрыв гранаты оторвал их в районе колен. А ещё его живот был раздут, будто у беременной бабы на девятом месяце беременности. На подобные ранения я насмотрелся раньше. Почти всегда к подобному приводят близкие мощные взрывы, разрывающие внутренности, отчего и появляется эффект вздутия. Ранение всегда смертельное и всегда приводит к мучительной смерти. К счастью для раненых, к ним быстро приходит забытьё. Но конкретно этого человека мне было не жаль. Пожалуй, я бы даже порадовался, если бы данная тварь была в сознании и сполна вкусила все прелести расставания с жизнью. Слишком я насмотрелся за три года войны на дела нацистов из двадцать первого века, чтобы моя ненависть переключилась на нацистов из века двадцатого.

— Раз, два, три… ага, все на месте, никто не смылся, — торопливо вслух пересчитал я трупы.

Также бегом я вернулся к месту неудавшегося немецкого пикника. Гражданский был ещё жив, но отходил. Лежал на примятой траве с распахнутыми глазами, пускал кровавую пену изо рта и едва заметно шевелил пальцами на руках, словно что-то хотел ухватить. Например, уходящую из его продырявленной в трёх местах груди жизнь. Женщина лежала рядом с ним, уткнувшись лицом в землю и тихо подвывала, то и дело дёргаясь всем телом в рыданиях. Офицер помладше так и лежал на поваленном столе без сознания. Вокруг него всё пропиталось кровью, которая неудержимо текла из развороченного плеча. Кажется, моя очередь разнесла в клочья ему плечевой сустав и кость руки. Потому он и заорал, как будто с него заживо шкуру снимали. А затем быстро потерял сознание. Зато второй гитлеровец пребывал в сознании. Одной рукой он зажимал раны на ногах. На правую ногу он успел накинуть ремень и затянуть его. Левую зажимал левой же рукой. Рядом на земле лежала кобура с пистолетом. Удивительно, что он не попробовал выстрелить мне в спину. Или просто не был уверен, что у него это получится и надеялся, что я ему сохраню жизнь.

— Кто вы такой? — сказал он, когда я подошёл к нему. — Вы немец? На вас форма…

— Заткнись, — оборвал я его.

— Большевик, — процедил он. — Убийца.

— Не больший, чем ты и твои соотечественники, которые убивают раненых и пленных, — резко ответил я ему. С минуту мы играли в гляделки. Немец не выдержал и первым отвёл взгляд в сторону. — Я сохраню тебе жизнь, если ответишь на несколько вопросов.

— Я солдат и не… а-а-а!

Попытавшийся поиграть в героя гитлеровец получил от меня жестокий пинок в раненые ноги и дико заблажил. Когда он вновь более-менее пришёл в себя, я навел ствол автомата на холуя и дал короткую, в два патрона, очередь ему в голову.

— Ты у меня сдохнешь, тварь. Как этот, — оскалился я. — И этот, — следующая очередь разнесла голову молодому офицеру. Пользы в допросе этого раненого я не видел. Из-за тяжёлого ранения его и не допросишь нормально. Так и будет терять сознание каждую минуту. — Или останешься жить дальше, если ответишь на несколько моих вопросов.

Тратить на немца подчиняющий заговор не хотелось. Нет, если он продолжит кочевряжиться, то придётся и магию использовать. Но хотелось бы сохранить энергию и личное время.

Вместо ответа фриц плюнул в меня. Но что-то у него пошло не так и слюна тонкой ниточкой испачкала ему подбородок и грудь. Я усмехнулся, а затем быстро и резко ударил стальным упором приклада ему в лицо, ломая ко всем чертям нос и выбив пару зубов. Дав немцу немного прийти в себя, я поставил автомат на предохранитель, закинул его за спину и вынул из поясных ножек штык от немецкого карабина. Тесак там был будь здоров. Значительно длиннее и внушительнее ножа, который всё ещё оставался в печени часового на краю луга.

При виде клинка зрачки немца сначала расширились до предела, а затем сузились до размера просяного зёрнышка. Этого знака мне хватило, чтобы понять: клиент созрел. Вообще, не раз замечал, что во время службы в окопах, что в угрозыске, как небольшой нож или иной режущий предмет пугал людей намного сильнее направленного на них пистолета. Старые опера рассказывали про девяностые, как бандиты из группировок носили с собой ножи-бабочки или балисонги, так как их вид пугал больше всего при запугивании «клиентов». Такой же эффект оказывала и опасная бритва. Только найти подобную вещь было непросто в те времена. А кто-то из них и вовсе таскал в кармане заточенную до бритвенной остроты крышку консервной банки и частенько пускал её в дело.

Офицеры, которым я обломал пикник в компании прекрасной дамы оказались обычными тыловиками. Узнав это, мне сразу стала ясна их тормознутость и воинская неумелость. Так как разговор предстоял долгий, то я на скорую руку перевязал раны своему пленному, чтобы он не истёк кровью раньше времени.

Увы, но несмотря на то, что немец рассказал мне очень много всего, что было бы крайне полезно какому-нибудь диверсионному отряду и даже отделу разведки дивизии РККА, по моему плану я ничего не разузнал.

— Вы меня убьёте? — совсем тихо спросил гитлеровец.

— Нет конечно, — улыбнулся я и одновременно с этим выстрелил в него из «вальтера». Тот дёрнулся всем телом от попадания крошечной пули в сердце и застыл с остекленевшим взглядом. — Тебя убил приказ твоего безумного фюрера, — и через секунду добавил зачем-то: — Советский союз не подписывал конвенцию о военнопленных, поэтому я могу поступать с вами, тварями, как хочу. Чем меньше вас выживет в этой войне, тем меньше будет нациков в будущем.

— Пан, пан, пожалуйста, не надо, — громко и торопливо зашептала женщина. Она всё время допроса лежала рядом, уткнувшись лицом в траву и держа вытянутые руки перед собой. Кажется, с того момента, как я приказал ей упасть и замереть, она так и не пошевелилась. — Я знаю про то, что вам не смог рассказать этот офицер.

Женщина говорила на немецком с польским акцентом. Но достаточно чётко и ясно, чтобы я её понимал. Сам польский я тоже худо-бедно разбирал. Нахватался на войне на Украине. Благо, что с детства имею склонность к языкам, благодаря чему прекрасно разговариваю на немецком и английском, очень неплохо на французском, знаю украинский и белорусский не хуже русского, как и суржик. На польском, как выше указал, тоже могу кое-как изъясняться. Последние четыре наречия выучил во время СВО «в окопах». Даже выучил с сотню фраз и около тысячи-полторы слов на корейском.

— Рассказывай и останешься жива. Даю слово русского офицера, — ответил ей я.

— Офицера? — почему-то переспросила та и рискнула поднять голову, чтобы посмотреть на меня. Ага, дамочка-то отлично разбирается в современных воинских определениях. Настолько хорошо, что даже шок не помешал ей отреагировать на мою фразу.

— Рассказывай! — прикрикнул я. Та вновь ткнулась лицом в траву и зачастила.

Дамочка оказалась полькой немецкого происхождения. По классификации немцев — фольксдойче второй категории. Была бы третьей, если бы не знала немецкий сама и её семья. Из Тересполя. Звали её Катажина Войчик. В своём городе она занимала немаленький пост в сфере образования, который получила благодаря связям семьи. А та вовсю крутила дела с немцами. Как-никак, а горни германские. Перед вторжением в Польшу отец Катажины помогал немцам информацией и не только. Информация о таком точно не для всех. Но женщина была настолько напугана, что вываливала мне всё, не задумываясь. Молодой фриц, которому я разнёс в клочья плечо с рукой, был её женихом. Вернее, родителями Катажины планировался на данную роль.

— Ближе к делу, — вновь повысил я голос, заставляя рассказчицу вернуться в нужное мне русло разговора.

— Простите, пан, простите…

Как оказалось, те самые мортиры «Карл» немцы расположили на окраине Тересполя. И оттуда в течении трёх дней вели стрельбу по Брестской крепости. Стреляли мортиры не часто. Но от каждого выстрела во всём небольшом городке дребезжали стёкла в окнах. А в ближайших домах к позициям орудий не осталось ни одного целого стекла.

— Бумажками нужно было заклеивать, — буркнул я в конце допроса, когда разузнал всё, что хотел.

— Пан, пан, прошу вас, умоляю…

— Да живи ты, обещал же, что не трону. Немцам рассказывай что хочешь, но про мой интерес к мортирам молчи. От этого будет зависеть и твоя жизнь, и жизнь твоей семьи, Катаржина Войчик, — предупредил я её. — Достану из-под земли, — чуть помедлил и добавил. — А ещё лучше вали отсюда и забудь, что видела и слышала. Немцам за убийство двух своих офицеров с отделением солдат нужен будет козёл отпущения, и ты прекрасно на эту роль сгодишься. Ты и твоя семья. А если меня сдашь, то я специально сдамся в плен и сообщу гитлеровцам, что на этот луг ты по моей просьбе заманила двух много чего знающих офицеров вермахта.

Больше говорить ничего не стал. Убить польку у меня рука не поднялась, несмотря на то, что она водилась с немцами. Будь она военнослужащей, то не пожалел бы пули. Надела форму — отвечай, а так… Если судьбе будет угодно, то она нас вновь вместе сведёт. Или с каким-то другим мстителем, кто вынесет приговор полячке, коли та решит меня сдать или продолжит сотрудничать с оккупантами. От кармы не уйдёшь. Уж я это точно знаю.

Перед тем как покинуть луг, усеянный трупами, я прихватил несколько трофеев. Взял новый, прям аж новенький ранец, пополнил запас патронов и гранат, прихватил кое-что из продуктов, которыми собирались полакомиться фрицевские офицеры. Взял и деньги, найденные в карманах офицеров и гражданского. Сумма набралась не очень большая. И я даже знаю на что её потрачу. Чистого нательного белья опять не нашёл. Чуть подумав и посмотрев в сторону развороченного берега, где белели раскиданные взрывом немецкие «белуги», махнул рукой и пошёл так, как есть. Если натру кожу сукном, то воспользуюсь простеньким заговором на лечение.