Как я и обещал, на следующий день случился праздник. Отдохнувшие за ночь крутолужцы еще не до конца верили в происходящее, но на них никто не кричал, не гнал на работу, да и нелюдей на горизонте не наблюдалось. Разве что в числе моей свиты. Однако эти молчаливо драили особняк или сидели в Теневом хранилище, верноподданно ожидая приказов своего господина. То есть меня.
Хм, а я ведь и вправду теперь господин. Настоящий барон. Уверен, еще требовалось уладить какие-то формальности с бюрократической машиной, но по факту бразды правления Дальним Крутолугом уже лежали у меня в руках. Благодаря выходке Леуштилата. Ну или из-за его попустительства.
И к новому статусу мне еще предстояло привыкнуть.
Пока что же люди готовились к торжеству, доставая все самое лучшее, что удалось сохранить, и активно потроша устроенные нелюдями склады. Не сказать, что те ломились, но снеди захватчики скопили немало: зерно, мясо, овощи и даже рыба, причем выловленная не только в Стременной, но и в закрытой мною Трещине, — все это извлекались на свет и тут же передавались в руки самых способных поваров, а то и людей, обладающих врожденными кулинарными умениями.
Сначала робко, а затем все смелее, крутолужцы начинали улыбаться и шутить, зазвучали первые песни, женщины сплетали венки из опавших листьев, а мужчины таскали столы и устанавливали их прямо в поле, в виде фигуры, напоминающей «Ū».
Быстрее же всех адаптировались дети, в природе которых лежало бегать и озорничать. И сегодня им позволялось многое.
Я в подготовке не участвовал. Проснувшись, я первым делом велел найти мне кого-нибудь, умеющего обращаться с кузнечным инструментом, а когда такой человек сыскался, попросил его осторожно надпилить уже до чертиков опостылевший подавитель у меня на шее. Его запорный механизм повредился во время интимной встречи со сталагмитом, и другого способа избавиться от железки не оставалось. Становиться же рабом я больше не собирался. Даже для виду. Никогда!
В итоге ошейник, общими усилиями разорвав тот на две половины, с меня сняли сильнейшие из имевшихся на тот момент прислужников — Элельвед и Зири. Эльф по идее мог бы справиться и сам, но одна его рука все еще висела плетью, и заняться ее починкой мне еще только предстояло. Таким образом я окончательно — пусть и символично — освободился от ярма невольника, что, вкупе с прочим, знаменовало для меня начало новой жизни.
Закинув обломки подавителя в выгребную яму, я отправился в комнаты, где мы некогда обитали дружной любящей семьей. Я надеялся вновь почувствовать хотя бы отголосок былых времен; ощутить призрак радости и счастья; пускай даже кончиками пальцев, но прикоснуться к месту, где царил дух взаимопонимания, прощения, поддержки и других вещей, ставших доступными мне лишь после перерождения.
Мама…
Папа…
Энн…
Фил…
Эти имена застыли у меня на губах кристаллами инея. Я был готов выкрикнуть их, разорвать оковы льда, вновь открыть сердце столь трепетно хранимым в глубине души чувствам, но опороченные чертовыми нелюдями стены уже не хранили некогда царившее здесь тепло. И они страдали вместе со мной, вспоминая безмятежные дни отнятого у меня мира.
Так и не найдя того, что искал, я спросил у Чагаша, что нелюди сделали с телами павших защитников. Наставник подвел меня к окну, выходившему на задний двор особняка, и махнул рукой в сторону подступавшего к зданию леса.
— Они сильно не заморачивались. — поведал Чагаш с привычно угрюмым выражением лица. — Свалили всех в одну яму: и своих, и наших. Сходи, глянь если хочешь. Вон, прямо за теми деревьями. А тебе зачем?
Я не ответил и, молча кивнув в благодарность, отправился в указанное место. Нашел я его без труда, но лишь благодаря умению Некроманта. Мертвецы взывали ко мне. Пусть тела их давно истлели, а сами они превратились в обглоданные червями скелеты, но даже так они все еще хотели жить. И всем своим потусторонним естеством тянулись к тому, кто мог дать им эту жизнь.
Вернее, ее жалкое подобие. Ведь разве можно называть жизнью существование в виде безмозглой оболочки, во всем послушной могущественному колдуну? Кто как не маг смерти знает ответ. И я скажу: нет нельзя. Но вот только мне на это было наплевать, ведь теперь некромантия — часть моей сущности, отказываться от которой я не собирался.
Извлеченная из Теневого хранилища пара зомби быстро раскидала золотой ковер опавшей листвы, и я сразу понял, что имел в виду Чагаш, говоря «не заморачивались». Нелюди не стали утруждать себя ни копанием достаточно глубокой ямы, ни ее полноценным засыпанием, ни какими-либо другими погребальными ритуалами. Они действительно свалили всех в одну кучу, лишь слегка припорошив землей, из-под которой даже сейчас торчали позеленевшие от сырости кости. Хотя некоторые наверняка растащили местные звери и птицы.
Твари! Даже о своих не позаботились!
Я уселся на самом краю захоронения, закрыл глаза и сосредоточился, перебирая тянувшиеся ко мне отголоски сознаний. Сперва я не мог отличить одно от другого и с трудом выделял кого-то конкретного из общего, похожего на жужжание пчелиного роя, гула, однако со временем у меня начало получаться. И хоть даже просто людей под давлением общей массы «голосов» мне удавалось вычленить не всегда, но я не сдавался и продолжал искать.
Кто-то наверняка уже догадался, что пришел я сюда в поисках Энн — моей дорогой сестренки, погибшей с честью настоящего воина, защищая родной дом и нашу семью. Зачем я искал ее труп? Ну уж точно не для того, чтобы возродить в виде тупой нежити. Подобного мне не простили бы ни родители, ни Фил. Да и самому мне эта мысль в голову даже не приходила.
Тогда зачем? Честно говоря, я и сам да конца не понимал. Возможно для того, чтобы попрощаться. А может попросить прощения за то, что был слишком слаб и не сумел спасти. Или сообщить, что идея с улитками не лезла уже ни в какие ворота! Ведь из-за нее я до сих пор недолюбливал этих склизких существ. Хоть и согласился бы принять целую ванну с ними, лишь бы Анна снова взъерошила мне волосы, щелкнула по носу или позвала смотреть на ее тренировку с копьем.
Жаль, что этого уже никогда не случится…
— Прощаешься с сестрой? — вывел меня из задумчивости голос Угрюмого Чагаша.
Я и сам не заметил, как, не сумев обнаружить останки Энн, впал в состояние, представлявшее собой нечто среднее между сном и медитацией. В котором восполнял запас Межмировой Энергии, жадно впитывая ее из окружающего пространства, ведь накануне вычерпал все практически до дна.
Причем процесс поглощения заметно ускорился, по сравнению с предыдущей ступенью. Еще один плюс становления Осознавшим.
— Уже попрощался. — буркнул я, поднимаясь на ноги и разминая затекшие мышцы. — Сколько времени?
— Полдня уж прошло. — хмыкнул Наставник, окинув взглядом мой непритязательный внешний вид. Мало того, что я так и не удосужился переодеться во что-то приличное, так еще и в земле извозился. — Праздник почти готов, и народ жаждет видеть своего спасителя. И лорда.
Полдня… Серьезно я засел. И при этом не восстановил даже четверти от максимума Межмировой Энергии. В Крутолуге ее было даже меньше, чем в Нионанде. Воистину захолустье. А ведь раньше казалось, что разлитой здесь в воздухе силы хоть жопой жуй.
— И кто же это им поведал о моем новом статусе? Кстати, пока еще не подтвержденном. — поинтересовался я.
Вместо ответа Чагаш изогнул бровь и посмотрел на меня так, будто усомнился в моих умственных способностях.
— Уман. Ну да. — вздохнул я, принимая неизбежное. — Идем.
— В таком виде? — не двинувшись с места, осадил меня Наставник. — Прости, но ты теперь барон и выглядеть должен соответствующе. Видел ты когда-нибудь Алекандэла грязным, небритым, лохматым, да еще и одетым в лохмотья, в которых постеснялся бы показаться последний раб?
Я выругался. Дважды. Сперва коротко и емко, а затем, развив мысль, длинно и витиевато. Перемежая привычную брань отборной матерщиной на оркском, эльфийском, клиотском, дварфийском и даже прихватил кое-что из прошлой жизни. Причем «дукрат кадан» стало самым цивилизованным и нежным словосочетанием из всей тирады, от которой, кажется, даже деревья вокруг начали меня сторониться.
— Впечатляет. — искренне похвалил Чагаш. — Добыл где-то умение сквернослова?
— Жопослова. — огрызнулся я, переводя дух. Леуш у меня теперь откушенной головой точно не отделается!
— Я уже распорядился на счет чистой одежды и ванны. Тебе помогут. Зомби только отзови своих — они там пытаются тряпки полоскать. Их швабрами отгоняют.
Сюр какой-то. Но поведение прислужников я действительно откорректировал. Черт, еще и за этим следить что ли⁈
— Ты, кстати, тоже прихорошись. — посоветовал я Наставнику.
— Мне-то зачем?
— Рядом со мной будешь сидеть. Чтобы люди к тебе снова привыкали. Тебе еще очередное поколение воинов тренировать. Не мне же самому в Дикие Земли за мясом шастать! Да и вообще…
Скуксившаяся физиономия Угрюмого Чагаша немного подсластила мне горечь пилюли.
Должен признать, отдраили меня на славу. В горячей ванне, в шесть рук, параллельно подстригая и подбривая. Видать на нелюдях натренировались. Но в том не было их вины, и я это прекрасно понимал.
После всех процедур я действительно почувствовал себя другим человеком, и даже настроение немного улучшилось. Будто мне сообщили, что на любимые сосиски Мари всю неделю будут скидки, и я смогу их покупать ей столько, сколько она захочет.
Одежду же, присланную Чагашаем, я отверг и облачился в извлеченное из кольца одеяние, отобранное… да я уже и не помнил у кого. Одно точно — не у Сранделя, потому что нечто напоминающее помесь пиджака и камзола пришлось мне весьма впору. А золоченные пуговицы, элегантные кружевные манжеты, вышитый искусным узором пояс и брюки с отутюженной стрелкой лишь добавляли моему внешнему виду лоска.
Правда несмотря на то, что дурацкие меховые эполеты я безапелляционно спорол, я все равно чувствовал себя клоуном, готовящимся выйти на манеж цирка. Мне даже в рабском рубище комфортнее было. Хотя, может, я просто привык?
— Вам несказанно идет, мой лорд. — присела в неуклюжем книксене молодая служанка, вспотевшая от трудов праведных.
— Можешь не кланяться. — разрешил я. — И веди себя проще. Как с Александэлом.
— Прошу меня простить, но я его почти не помню. — потупила взгляд девушка. — Я была слишком маленькой, когда… — она запнулась. — Не желаете зеркало?
Я дозволительно кивнул и уставился на свое отражение. С той стороны на меня недоверчиво пялился незнакомый молодой человек лет семнадцати. Внешне. Жесткий же взгляд серых глаз, казалось, зрил прямо в душу, разбирая ее на части, оценивая и выбирая какой элемент выкинуть за ненадобностью, а какой еще можно использовать.
Так могут смотреть лишь те, кто многое в своей жизни повидал. И потерял. Кто прошел через страдания не только физические, но и душевные. И, наверное, еще те, кто идет рука об руку со смертью, уже не боясь ее, а привечая как старого друга — пускай сурового, но надежного и неизменного в своих собственных правилах.
Я подходил по всем пунктам.
Ну и, конечно, определенную роль играл тот факт, что в сумме с прошлой жизнью мне уже давно перевалило за тридцать. Нет, находясь в молодом, пышущем здоровьем теле, прошедшем к тому же эволюцию и усиленном воздействием Межмировой Энергией, ни на какой тридцатник я себя не чувствовал. Как не ощущал и подростком. Собственно, это стадия обошла меня стороной в обеих жизнях, по очевидным причинам. Скорее лет двадцать-двадцать пять. Самый расцвет сил, когда нужно уже задуматься о будущем, но порой можно и дуркануть, радуя нежелающего взрослеть внутреннего «я».
Другое дело, что если «дурканет» Некромант, шутка может обернуться пополнением его свиты, а вовсе не веселыми улыбками. И тогда будет не до смеха.
— Вам правда очень идет, барон. — проворковала служанка, слегка покраснев. — И за шрамы не волнуйтесь — они… придают мужественности.
Девушка окончательно зарделась, а я вновь глянул в зеркало. Костюм, сочетавший в себе мрачный черный и темный пастельно-зеленый, действительно оказался будто создан специально для меня и гармонично подчеркивал достоинства. Хоть я и чувствовал себя в нем крайне неуютно.
Что же касается шрамов…
Я провел кончиками пальцев по сохранившейся на лице паутине ожогов. Едва заметной. Кажется, раньше их было видно куда отчетливее. Ответный подарок Инделлан. А вот из-под воротника выглядывал куда более корявый рубец, оставленный памятным падением на сталагмит. Буквально сантиметр в сторону, и к скованному цепями Некрономикону скатился бы лишь мой залитый кровью труп.
Имелись и другие отметины, полученные как в шахте, так и в сражениях, но сейчас большую часть из них скрывала одежда. Впрочем, подобная мелочь заботила меня в последнюю очередь. Жалел я лишь о том, что всех их не было бы если бы не чертовы нелюди, разрушившие мою мирную семейную жизнь! Вот кто корень зла и виновник всех бед. Причем отнюдь не только моих. Отнюдь не только…
На праздник я явился едва ли не последним, когда народ уже исходился слюной по расставленной на столах снеди, а солнце начало медленно клониться к закату, знаменуя окончание и без того короткого осеннего дня. По небу гуляли легкие тучки, однако дождь похоже не собирался, а зябкий ветер пасовал перед жаром разгоряченных в ажиотаже предвкушения торжества людей. Впрочем, некоторые явно успели слегка накатить еще в процессе подготовки и теперь старательно делали вид, что они «ни в одном глазу».
При виде меня крутолужцы с почтением и благодарностью на лицах склоняли головы, на что я, не привыкший к подобному отношению, отвечал сдержанными кивками, чем полностью удовлетворял их чаяниям. Стол, располагавшийся в вершине «Ū», предназначался явно мне, и я, смирившись с ролью живого идола и символа свободы прошествовал прямо к нему.
Там я обнаружил четыре стула. К счастью, ни точеных пик, ни иных способных пронзить чье-либо достоинство предметов на них никто не установил, а потому трудности выбора не возникло. В центре сели мы с Чагашем, по левую руку от Наставника расположился Уман, а по правую от меня место осталось свободным.
Честно говоря, я вообще не понял, зачем оно нужно, но возле меня быстро примостилась Эсмеральда, чем мгновенно вызвала приступ ревности Ланы.
Вот только влюбленной малолетки мне для полного счастья не хватало! Я, конечно, понимал, что по местным меркам она уже считалась взрослой, но от старых привычек так просто не отделаться. Да и нужно ли?
Назначение четвертого стула вскрылось, стоило Эсмеральде устроиться поудобнее и заботливо положить мне в тарелку первую ложку овощного салата. На праздник пришел жрец Сатвелеона, резко контрастировавший своей белоснежной мантией с моим мрачным нарядом.
Точно. Он ведь тоже считался не последним человеком в городе и вполне мог рассчитывать на привилегированное положение. И хоть для меня он важной фигурой не являлся (со всеми заботами я вообще забыл о его существовании), но остальные священника чтили.
По-хорошему, мне следовало бы прогнать лучницу и освободить место жрецу — тем более, что пара вопросов у меня к нему все равно имелась — но, чудь подумав, я решил, что тот от меня все равно никуда из-под Купола не денется. А общество прелестной девушки этим вечером будет куда приятнее пузатого святоши. Да и любым вечером, на самом деле, не только этим. Пошла в задницу политика со всеми ее политесами! Я не просил делать меня бароном, и не стану плясать под чужую дудку. Наплясался уже. В шахте.
Жрец смотрел на меня, а я демонстративно его игнорировал. Возникла пауза. Назревал скандал. Но все решил однорукий мужчина, взявший на себя роль управителя праздника. Он быстро пристроил к нашему столу пятый стул, причем расположил его с противоположной стороны, чтобы последователь Сатвелеона не сидел рядом с Эсмеральдой. Разумно. Но таким образом ровно посередине, а значит и во главе, неожиданно для себя оказался Чагаш.
Тот воспринял это с привычной маской недовольства, ну а я на подобную ерунду вообще плевал и первым поднял кубок за свободу Дальнего Крутолуга. Люди меня дружно подержали, и праздник прямо с места, без раскачки и разогрева, понесся галопом, заставив горожан хотя бы на время забыть о тяготах прошедших лет и о трудностях ближайшего будущего.
Вино, как и музыка, лились рекой. Беспрерывно звучали песни, тосты, здравницы, перемежаемые хвалебными одами в мою честь и в честь помогавших мне караванщиков. Получили свою минуту славы и Казан с Балалем, смутившиеся непривычным вниманием. Затем были танцы, продолжившиеся даже с наступлением темноты, а после, те, кому посчастливилось найти себе пару, побрели искать уединения, оставив остальных возле заметно опустевших столов.
Что-то подсказывало мне, что через девять месяцев население как Крутолуга, так и Каравана Умана заметно подрастет. И детей этих буду называть Детьми Праздника Освобождения.
Ушел и я. Причем в компании прелестной Эсмеральды. А поскольку на алкоголь, относясь к нему с предубеждением еще с прошлой жизнь, не налегал, то сумел показать ей, что силен не только магии смерти. Пусть воспользоваться ей все-таки и пришлось. Четырежды.
И на этой счастливой ноте, закончились последние мои часы праздности и начался тяжкий труд.