Ненавистный жанр

Глава 16

=*=

Это было вполне ожидаемо — разве кто-то из нас действительно питал иллюзии на их счёт? — но всё равно, признаюсь, немного грустно. Как ни крути, после любой подобной ситуации остаётся привкус разочарования. Однако должен отдать должное: побритые, подстриженные, облачённые в одинаковые серые робы охотники выглядели заметно приличнее и даже ухоженнее, чем в тот момент, когда они ввалились в парк. Тогда каждый из них был облачён кто во что горазд — доспех разных эпох и культур, всевозможные артефакты, футуристичного вида мечи, высокотехнологичные наручи и прочие попытки заявить миру о своей исключительности. Как по мне — шумная и аляповатая толпа, ни дать ни взять.

Единственное, что мне доставляло пусть небольшое, но устойчивое моральное удовлетворение — это их заблуждение. Столь свойственная людям ошибка мышления: «я — особенный». Как будто они, конкретно они, в отличие от всех остальных, заслуживают особого подхода, исключения из правил, снисходительной улыбки судьбы. Увы. В случае с охотниками это ощущение собственной исключительности просто зашкаливало — и тем слаще была неизбежная встреча с реальностью.

— Упрямые, — хмыкнул я, не поднимая глаз от разделочной доски, на которой нарезал: картофель, болгарский перец и мяско. Лишь краем глаза я следил за тем, что транслировала голографическая проекция, что заменяла мне сейчас монитор системы видеонаблюдения. Камера бесстрастно вела прямую трансляцию из помещения, куда были перемещены все эти особо отличившиеся «гости», которым только что очень сильно не понравилось то, что я не захотел играть с ними по их правилам.

Для сравнения, местные бездомные, что нашли пристанище в парке, были куда адекватнее и спокойнее. Они не пытались самоутверждаться за счет окружающих, не рвались в мордобой, не рассуждали о своей значимости. Да и вообще, вели себя сдержанно и добропорядочно. Потому и отношение к ним было — насколько возможно в нынешних условиях — доброжелательное, даже тёплое. Для меня это были, в первую очередь, люди, пусть и с надломом внутри и печальной историей за плечами. А охотники… нет, с ними всё иначе. Те излучали агрессию, презрение, уверенность в своём праве распоряжаться чужими жизнями. Неудивительно, что в конечном итоге они пошли напролом, хотя их никто об этом даже и не просил. Просто привычка. Я бы даже сказал — стереотип.

Система безопасности комплекса сработала как часы. Как только началась замятня, а точнее, их попытка напасть на меня, сработал протокол изоляции: всех нарушителей тут же телепортировало в, фактически, тюрьму, скрытую в подпространстве. Причём система была настроена так, что в их случае перенос происходил избирательно: тела отдельно, а всё их парадно-боевое имущество — отдельно. Снять с них доспехи, артефакты и всё, что могло бы служить оружием, было делом техники.

Оказавшись в том зале — довольно обширном, с высокими сводами и приглушённым светом, — все они выпали из портала в центр красной окружности, нарисованной на полу. Выпадали они, будучи автоматически переодетыми в простые, ничем особо не примечательные робы. Те самые, которые носили все те, кто творил тут дичь.

Могу себе представить этот момент: секунда дезориентации, чувство падения, осознание отсутствия снаряжения, и — шок. Превращение из сверхчеловека в обыкновенного пленника.

Разумеется, никто не остался стоять (или лежать) смирно. Как только первые из них пришли в себя и соориентировались, началась беготня и суета. Они метнулись к краю круга, намереваясь покинуть его, но портал немедленно сработал ещё раз. С тем лишь нюансом, что за каждую последующую попытку была назначена задержка: сначала секунда, потом две, потом четыре и так далее… И всё время перемещения — ни света, ни воздуха, ни точки опоры. Только пустота. Ощутимая, давящая, всепоглощающая.

— Успокоились? Вот и славно, — пробормотал я, продолжая резать картофель, стараясь делать ломтики как можно тоньше и ровнее. Вскоре нужно будет заняться соусом. Может быть, что-нибудь сливочное… с чесноком?

Экран теперь демонстрировал, как один из охотников, уже без прежнего пыла в глазах, уселся на пол и пригорюнился. Кажется, доходит. Или хотя бы начинает доходить.

Когда я закончил с подготовкой ингредиентов, аккуратно разложив всё по противню, приправив, сбрызнув соусом и отправив в духовку, можно было наконец-то расслабиться. Щёлкнув пальцами, я передал дальнейшую судьбу ужина в заботливые «лапы» духовки. Её равномерное свечение действовало успокаивающе, почти гипнотически.

На фоне этого домашнего уюта, едва различимого запаха чеснока и пряностей, которые начинали заполнять помещение, стало заметно: охотники, наконец-то, стихли. Как отрезало. Ни криков, ни ругани, ни очередных попыток сорваться с места или устроить бунт. Да и… собственно… а зачем они вообще за пределы круга разбегались? Там же сплошные стены, а за ними и вообще всепоглощающее — ничто. Там, за стенами, в прямом смысле этого слова, топология заканчивается.

В общем, затихли. Впрочем, это было неудивительно. Один из них — самый упертый, самый амбициозный, тот, кто до последнего верил, что система даст сбой, — успел выскочить за пределы ограничивающего круга целых семь раз. Семь! И каждый раз возвращался всё более бледным, задыхающимся, сбитым с толку. В сумме он провёл в вакууме, во тьме и тишине, две минуты. Без опоры, без контроля, без понимания. Холодная, равнодушная пустота оказалась куда убедительнее любых слов и доводов.

К тому моменту, когда Саэко наконец-то нашла в себе решимость и громко, почти срываясь, прокричала просьбу о встрече, я уже спокойно извлек из духовки противень и раскладывал ароматное блюдо по тарелкам. Слегка подрумяненные куски мяса, хрустящая корочка, золотистый картофель, пряный соус — всё это выглядело весьма аппетитно.

— И снова здравствуй, — сказал я, не оборачиваясь сразу к перемещенной порталом девушке. Подхватив одну из тарелок, я не стал садиться за стол, а просто плюхнулся на диван, устроившись поудобнее. В одной руке — тарелка, в другой — вилка, а, напротив стояла она — Саэко. Посерьёзневшая, напряжённая, и, судя по выражению лица, одновременно растерянная и раздраженная. Стандартная арестантская роба и мой пофигистический настрой не добавляли ей уверенности. Было видно, что где-то там, внутри, это всё та же испуганная школьница, которая пыталась как-то выживать в этом мире.

— Хватай тарелку и присоединяйся, — махнул я в сторону стола.

Она подошла медленно, сдержанно, и села не рядом, как когда-то давно (месяц назад по моему времени), а за кухонный стол — чуть поодаль. Села тихо, как будто боялась шумом стула нарушить напряжённую атмосферу.

— Мистер Кот, ты перегнул палку, — произнесла она негромко, почти шёпотом, но с явной уверенностью в своей правоте. И тут же, будто для равновесия, взяла вилку и попробовала еду.

— Да, с чесноком я и в самом деле переборщил, — ответил я, не глядя, сосредоточившись на том, как хрустит корочка. В самом деле, перебор — нос ощутимо пощипывало. Но всё одно получилось очень вкусно.

— Я не про еду, — Саэко нахмурилась. — Я про твои действия.

Её голос звучал серьёзно, но не обвиняюще. Скорее, растерянно. Как у человека, который сам не до конца уверен, что не прав, но чувствует — что-то пошло не так.

В этот момент мне отчего-то вспомнилась карикатура с почтальоном Печкиным и этим его знаменитым: «Я ведь почему раньше злым был?»

Сделал ленивый взмах рукой, и рядом с нами в воздухе тут же возникла голографическая проекция — полупрозрачный прямоугольник с видеозаписью. На экране началась проигрываться та самая сцена с моими первыми, задержанными в парке отморозками. Сначала сам факт преступления, затем та часть, где на меня напали и задержанных стало на одного меньше, затем та часть, где я говорю, что надо сделать и, как вишенка на торте, та самая кровавая сцена, когда те трое смогли выбежать на границы парка и… Пуф!

— Как видишь, — сказал я, не отрываясь от еды, — я учитываю конструктивную критику. Теперь никто не взрывается, как пиньята. Всё стало куда гуманнее.

Проекция продолжала проигрывать фрагмент. Без звука. Только движущиеся тела, напряжённые лица…

Саэко молчала. Она смотрела в экран, но, казалось, видела не столько то, что происходило на записи, сколько то, что за этим стояло. Молча пыталась переварить увиденное и услышанное. А я ел. Тоже молча, спокойно, как человек, который не жалеет ни о своих действиях, ни о чесноке которого в самом деле положил избыточное количество.

=*=

Рассказ Саэко получился обстоятельным. Подробным, уверенным и, на первый взгляд, вполне стройным. Вроде бы всё логично, последовательно, даже убедительно — если, конечно, не углубляться. Но стоило хоть немного включить критическое мышление, вспомнить азы физики, или, на худой конец, школьный курс естествознания, как рассказ начинал трещать по швам. На каждый её тезис рождались не просто вопросы, а целые рои вопросов — назойливых, зудящих, выстраивающихся в длинные цепочки: «а как тогда работает это?», «почему не случилось вот того?» и «на основании чего сделан такой вывод?». Чем дольше я переваривал сказанное, тем сильнее ощущал, что передо мной вовсе не стройная картина мира, а некая мифология, созданная постфактум — как попытка хоть как-то объяснить необъяснимое.

Скажем честно, доводилось слышать истории и побезумнее. Всё же в лаборатории до моего прихода успели повидать много параллельных миров, и случалось в них, откровенно говоря, всякое.

Для примера — та же магия существует. Лично я знаю о пяти вариантах этого феномена. Однако именно сказочной магии не существует нигде. Под всем этим волшебством всегда лежит довольно обозримый базис. И даже там, где человек или любые его материальные или нематериальные части могут использоваться как ресурс, этот самый ресурс всегда можно получить значительно проще. Я сейчас говорю о том, что слова моей гостьи хоть и выглядят как что-то, что похоже на правду, но опыт недовольно скалит зубы.

— Резюмируя, — начал я, лениво крутя вилку в пальцах, — ты утверждаешь, что вся эта система, охотничья требуха, все эти артефакты, снаряга, порталы, монстры и подземелья — не просто экзотика или развлечение для идиотов с комплексом бога, а, прости господи, тщательно продуманный конструктив. Цель которого — одолеть некоего Врага. Не абстрактного, а вполне конкретного, хотя и не имеющего имени. Этот Враг, по твоим словам, занимается тем, что пожирает планеты. Точнее даже не сами планеты, а разумных существ на них. И, как ты утверждаешь, весь этот чудной зверинец в подземельях — не реквизит, не биогенетические эксперименты, а живые, частенько разумные беженцы. Представители иных миров, которые проиграли Врагу и бежали, чтобы уцелеть. Всё верно?

Саэко кивнула, серьёзно, будто бы её не смущало то, как это звучит.

— В целом да. Именно так. Система как-то… отбирает наиболее достойных, и они становятся чем-то вроде аватаров своего вида. Отсюда — рейд-боссы. Это не просто сильные монстры, а, скажем так, представители своих погибших миров. Последний шанс сохранить память о себе.

Я оставил вилку в покое и откинулся на спинку дивана, сцепив пальцы за головой, и тихо выдохнул.

— ЧуднО, — пробормотал я, позволив воображению нарисовать соответствующую картину. Получилось… как бы сказать помягче — мрачновато.

Представьте, вот он, герой Земли, вырезающий последнего представителя чуждой расы, беженца с погибшей планеты. А потом — снимающий с него кожу, выделывающий её в обложку для гримуара или, допустим, крафтовую сумку, или даже туфельки на шпильке. Такие туфельки, к слову, я видел в продаже. Или ещё лучше — абажур. Да, а из мяса можно наделать делекатесов, а из жира можно наварить неплохого мыла… И всё это с сияющими глазами охотников и гордой надписью под этим полотном — «великая победа, эпический лут». Очередной виток цивилизованного каннибализма, замаскированного под «геймплей». Прямо-таки чувствуется дух времён того самого художника-вегана.

Повисла тишина. Мы оба замолчали. Каждый — в своих мыслях. Саэко — с напряжённым лицом, будто переживала, как я восприму всю эту инфу. Я — стараясь не заржать от ужаса картины и абсурдности её же.

Я не говорю, что подобное невозможно в принципе. Шибанутых на голову психов много на земле и я не думаю, что в иных мирах их сильно меньше. Меня смущают только нюансы. Всё это выглядит слишком чистенько. Тут намешано в меру и жути, и логики, и даже виднеется жменя здравого смысла, но что-то всё одно не даёт покоя.

Если предположить, что вся эта история чистой воды развод, то я не очень понимаю, для чего он нужен. Чтобы что? Но и поверить в эту историю я тоже не могу.

— То есть выходит, — наконец нарушил я молчание, повернув голову к гостье, — ты у нас теперь повелитель людей?

Она вздрогнула и даже как-то застеснялась. Лицо вспыхнуло румянцем, и голос прозвучал куда тише:

— Эм… А разве ты сам этого не видишь?

— А должен? — приподнял я бровь, искренне заинтригованный столь странной постановкой вопроса.

— Ну… — замялась она, потом вздохнула и пояснила. — Все охотники, которых я встречала, чувствуют давление. Они не могут сдержать трепет. У них появляется сообщение. Системное. Говорит, что перед ними — представитель высшего ранга. Тот, кто обладает властью. Но… если спрятать корону, это чувство исчезает, но сообщение в первый раз всё одно появляется.

— Корону? — переспросил я, и голос мой стал чуточку мягче, как у врача с большим опытом работы в психиатрии. — И эта… корона, о которой ты сейчас говоришь… она с нами? Здесь? В этой комнате?

Саэко чуть нахмурилась, явно не улавливая сарказма.

— Ну да. Она… не физическая. Её нельзя потрогать. Но она есть. Охотники её видят. И другие тоже. Просто ты, возможно, сам не обращал внимания. Или стоит защита, и ты не чувствуешь…

Я покивал с выражением участливого понимания на лице, всё ещё не теряя лёгкой усмешки.

— Конечно. Как я сразу не догадался.

Я не стал давить дальше. Не было в этом смысла — Саэко и так выглядела достаточно растерянной, чтобы добивать её сарказмом. В конце концов, передо мной сидел не враг, не фанатик, не предатель, а человек, оказавшийся в центре ситуации, которую сам до конца не понимал. А потому вместо язвительности я решил сменить подход и прибегнуть к самому надёжному методу, известному человечеству с тех времён, когда оно ещё ходило в тогах и верило в то, что гром — это гнев Зевса.

Я выбрал научный метод.

Для начала попросил Саэко «проявить» эту самую корону — ту, которую, по её словам, видят другие охотники и которая будто бы служит символом власти. Она не сопротивлялась. Просто кивнула и сосредоточилась. Спустя секунду, над её головой возникло нечто. Светящееся, почти эфемерное, словно вытканное из золота и тумана. Абстрактное, но при этом довольно убедительное, чтобы мозг сам дорисовывал нужную форму — корону. Иллюзия? Нет. Не только.

Я проверил датчики — аппаратура зафиксировала всплеск энергетической аномалии в визуальном спектре. Никаких других волн и эффектов, но объект был. Что-то реальное, пусть и не осязаемое.

Для полноты картины я решил не ограничиваться наблюдением. Договорился и переместил в комнату сначала одного из гражданских — молодого парня, который жил при парке и охотно соглашался на мелкие услуги в обмен на еду и безопасный угол. Он вошёл, посмотрел на Саэко… и просто пожал плечами. Видит — да, корону видит, яркую, парящую, как в каком-нибудь фэнтези. Странное чувство тоже ощущает. Но кроме этого и эстетики — ничего. Ни дрожи в коленях, ни благоговения. Так, красивая штука, и всё.

Затем вызвал знакомого охотника. Не из числа тех, кто пришёл с Саэко. Этот жил по соседству с парком, был вежлив, молчалив, и, главное — не задавал глупых вопросов. Он согласился на эксперимент без лишних слов, по-своему благодарный за возможность побыть полезным тому, кто однажды спас его от участи «прикорма» для подземелья. И вот тут стало интереснее.

Я заглянул ему через плечо в тот момент, когда он уставился на Саэко. На его лице промелькнуло то самое — внезапное замешательство, попытка взять себя в руки, внутренний ступор. А система выдала системное уведомление. Не абстрактное, а чёткое, с рамкой и всем прочим: «Вы ощущаете давление. Перед вами — повелитель людей». Надпись была пафосной, почти смешной… если бы не реальное давление, которое чувствовал испытуемый. Как он сам сказал — будто грудную клетку обвязали цепью и медленно стягивают. Не больно, но неуютно. Очень.

Аппаратура? Всё так же — ничего. Комплекс видит корону, но не фиксирует больше ничего. Ни намёка на источник воздействия. Это было больше похоже на статус в программе, чем на физический процесс.

Если я ошибаюсь и всё наблюдаемое, правда, то я обречен, так как у потенциального противника технологии куда выше доступных мне. Однако если это всего лишь постановка, визуализация, то шансы пропетлять есть и они немалые.

Я расплатился с добровольцами, поблагодарил, вернул каждого на место и задумался.

Чем больше я вникал, тем менее четкой становилась картина этого… ада.

Сама эта идея не лишена извращённой логики: некая глобальная Система использует цивилизации как расходный материал. Готовит их к защите — грубо, насильственно, без дипломатии. Если мир слабеет, если ломается под давлением Врага — остатки разумных не уничтожаются, а забираются с собой. Перемещаются на следующую арену. Беженцы становятся или тренажером, или просто запасом ресурсов… смотря как повезёт. И снова, и снова. До тех пор, пока какой-то из миров не окажется достаточно сильным, озлобленным, чтобы нанести Врагу непоправимый урон.

Постоянная осада. Непрерывная подача новой плоти в пасть бойни. Система «тыкает» во Врага изо дня в день. Надеясь, что он рано или поздно ослабнет, надломится и погибнет. А чтобы стимулировать бойцов — их подкармливают останками прежних жертв.

Принцип «выжженной земли». В нашем случае — выжженной Земли. И я — в центре этой схемы. Хотел того или нет.

— Чудно-чудно, — киваю я с полуулыбкой.

— Тебе… тебе не страшно? — трагическим шепотом спрашивает Саэко и страх спадает с меня как наваждение.

— Глупо боятся смерти. Ведь пока ты жив, её нет, а как только ты умрешь, то нет уже тебя, — улыбаюсь уже искренне. — Но что это мы всё о мелочах, да о мелочах… Тебе наложить ещё порцию или предпочтешь десерт с чаем?