О Стуже и Перьях

ГЛАВА 17

МАДДИ

В течении следующих трех дней я прихожу к кусту с ягодами дважды в день, но ничего не меняется.

Я больше не вижу медведицу, и что еще хуже, чем больше я практикуюсь в использовании магии, тем более непокорной и дикой она становится. Сарра отправляет меня практиковаться на улицу, после того, как я почти затапливаю мастерскую. Иногда я призываю сильнейшие снежные бури одной мимолетной мыслью, а иногда стараюсь так, что довожу себя до головной боли, и получается только крохотный кубик льда. Я не могу найти никакой логики или причины своему недостатку внимания, и это только усиливает нарастающее во мне чувство отчаяния.

В субботу вечером Эрик останавливает меня при выходе из Обеденного зала, чтобы спросить, правда ли я видела его валь-тивар.

— Вам рассказал Харальд? — спрашиваю я.

— Это так. Я предпочел бы, чтобы ты сама рассказала.

— Я не была уверена в том, кому могу рассказать. Слишком многое нужно было осмыслить, — говорю я.

Он вытягивает руку, и змея появляется, поблескивая, скользит по его плечу. Она смотрит на меня, и я в ответ разглядываю её.

— Она прекрасна, — выдыхаю я.

Эрик улыбается, в его глазах поблескивает непонятная эмоция.

— Знаешь, неожиданно и очень приятно — разделить это с тобой. Я прожил долгую жизнь, думая, что никто больше не сможет увидеть её красоту.

Я поднимаю взгляд на него.

— Я никогда не думала об этом в таком ключе.

— Очень жду возможности увидеть твоего зверя, — говорит он. — Я слышал от остальных, что она очень впечатляющая.

Я киваю.

— Я тоже.

Другие новобранцы теряют ко мне интерес, больше не окружают меня в Обеденном зале и не пытаются заговорить на тренировках. Этому я весьма рада, хотя и очень расстраиваюсь, что больше не вижу свою медведицу. С Каином все иначе. Его интерес ко мне ничуть не угасает.

В воскресенье вечером я теряю сознание, бегая вокруг Тренировочной площадки, и когда прихожу в себя, он стоит в десяти футах от меня. Он не пытается подойти помочь или что-то сказать. Когда я встаю на ноги, он разворачивается и уходит.

Почти каждую ночь он снится мне, и это сводит меня с ума. Сны бывают совершенно разными: то он сжигает дотла весь мир, то обрушивает всю свою страсть и ярость на меня — очень конкретные части меня. А я, видимо, окончательно сошла с ума, потому что просыпаюсь разгоряченной от возбуждения и с отчаянным желанием того, чтобы сны стали реальностью и я действительно могла почувствовать его прикосновения, хотя и знаю, что это будет в прямом смысле смертельный опыт.

Моя страсть к нему очевидно относится к одной из тех вещей, которых ты жаждешь просто потому, что не можешь получить. Раздумываю об этом в понедельник вечером, пытаясь не пялиться на него в Обеденном зале.

Наступает вторник, и я с удивлением осознаю, что крошечная часть меня хочет присоединиться к остальным фейри Двора Льда на уроках Брунгильды.

Отсутствие контроля над магией становится большой проблемой, и она — очевидное решение. Если быть честной, есть еще одна маленькая часть меня, которая хочет пойти и показать ей, как много я могу сделать теперь, покрасоваться, заставить её признать, что она не должна была отворачиваться от меня.

Но гордость не позволяет мне пойти. Кроме того, я ей не доверяю. Чем больше я думаю о том, как свободно позволила ей проникнуть в свою голову во дворе Ледяного Дворца, тем больше я об этом сожалею. Не думаю, что она узнала о магии памяти, иначе к этому времени уже бы что-то сказала. В любом случае, я не хочу приближаться к ней, если этого можно избежать.

Так что вместо того, чтобы ползти к Брунгильде и просить о помощи с магией льда, я тренируюсь.

Я делаю силовые упражнения и радуюсь, что рабочий вес по-прежнему быстро растет. Иду на пробежку, потом моюсь и сразу отправляюсь в кузницу.

В понедельник мой щит прошел хорошее испытание на тренировке, но я решила, что крепления находятся не совсем на том месте, чтобы мне было с ним удобно и легко им двигать.

Я осторожно расплавляю крепления и собираюсь сделать новые, которые прикреплю чуть подальше друг от друга. Склонившись около зажимов и держа в руке небольшое металлическое колечко, с которым собираюсь работать, как вдруг чувствую — кто-то за мной наблюдает. Я уже привыкла к этому ощущению. Обычно это Каин.

Но сейчас все иначе. Я слышу стук. Каин не издает ни звука, когда следит за мной.

Я оборачиваюсь и мышцы тут же напрягаются.

— Думаю, ты скоро вырастешь из этих изношенных сапог, — говорит Оргид. Он вошел в кузницу и отошел чуть правее, а Инга сделала то же самое, но в противоположном направлении. Мы в круглой комнате с плавильной ямой посередине, так что они перекрыли мне пути к отступлению.

Мой пульс учащается.

— Вы должны быть на уроке магии, — говорю я.

— Ты тоже, — отвечает Инга. — И к тому же, кто, блядь, будет меня обучать — Каин Разрушитель? — она произносит «Разрушитель» с сарказмом. — Этот фейри не разрушил ничего, кроме собственной жизни.

— Оставьте меня в покое, — говорю я.

— Как ты заставила валь-тивар проявиться? — спрашивает Оргид. Они оба подходят ближе ко мне.

— Не знаю. Это делает Фезерблейд, а не я. А теперь отъебитесь и оставьте меня в покое, — повторяю я. Заведя руку за спину, я пытаюсь нащупать что-нибудь, что можно использовать как оружие. Мои пальцы сжимаются вокруг небольшого молотка.

— Ты знаешь больше, чем рассказываешь. С самого прибытия сюда у тебя были секреты.

Я закатываю глаза.

— Это у вас какие-то проблемы со мной. Я ничего вам не сделала с тех пор, как мы оказались в одной лодке около Ледяного Дворца. Возвращайтесь на уроки магии и оставьте меня в покое.

— Нам не надо идти на урок магии, — говорит Инга. — Думаю, от тебя мы узнаем побольше.

— Вы ничего от меня не узнаете. Я не знаю, как она проявилась.

— Она? — говорит Оргид и склоняет голову. Я бешусь от того, что дала им хоть какую-то информацию.

— Да, она. Пошел нахер.

— Как ты узнала, что она женского пола?

— Я просто знаю.

— Ты с ней говорила?

— Нет.

Инга берет мой щит и я не могу не отреагировать.

— Отдай.

— Он ничего не весит, — говорит она, подкидывает щит одной рукой и ловит другой.

— Положи на место, — велю я.

— Это она? — Инга поворачивает щит ко мне и показывает на изображение медведя в центре.

— Ты это и сама знаешь.

— Так ты это делаешь? Создаешь магию с помощью щита вместо жезла? — Оргид и Инга смотрят друг на друга, а потом снова на меня. На долю секунды думаю, что они правы. Может, я создала щит вместо жезла и с его помощью направляю магию? Но я поместила изображение медведя на щит после того, как увидела её. А щит был закончен через несколько дней после этого.

— Нет, — говорю я. — Щит тут не причем.

— Жаль, — говорит Инга. — Я думала, мы случайно что-то узнали. — Она театрально пожимает плечами, а потом, к моему ужасу, кидает щит в яму с огнем.

Я бросаюсь за ним, направляя потоки льда в пылающее горнило. Я преодолеваю половину расстояния до ямы, когда Оргид делает шаг вперед. Его тени появляются передо мной, преграждая путь.

Я не могу добраться до щита.

Вижу, как горит дерево, как изгибается металл перед тем как расплавиться, и морду медведя, охваченную пламенем.

— Ублюдки! — кричу я, когда меня поглощает гнев. В щит было вложено столько работы, и не только моей. Сколько часов мы с Саррой потратили, создавая его. Это давало чувство безопасности, было тем, куда я направляла концентрацию, было всем, в чем нуждалась в последнее время.

И теперь эти самовлюбленные, издевающиеся надо мной мудилы его разрушили.

Лед вырывается из моего тела и отбрасывает Оргида назад. Я снова бросаюсь к яме. Моя рука полностью покрыта льдом, тянусь ею сквозь пламя и достаю то, что осталось от щита. Это всего лишь металлическая пластина с изображением медведя, но это хотя бы что-то. Я разглядываю его, пытаясь понять, можно ли спасти хоть что-то, когда Оргид с Ингой хватают меня за руки. Чтобы выбраться из захвата, я готова присесть на пол, как нас учили на глиме, но в кузнице раздается низкий, рычащий голос. Они оба замирают.

— Убрали от нее свои сраные руки.

В помещение входит Каин, и я в ярости смотрю на него.

— Я не ребенок! — рявкаю я, изо всех сил разводя руки в стороны и одновременно резко падая на пол. Осколки льда летят в Оргида и Ингу, и когда обе мои руки освобождаются, я слышу стоны.

Снежинки вихрем кружатся около меня, когда я поднимаюсь обратно на ноги. Секунду они смотрят друг на друга, очевидно, взвешивая свои шансы. Но учитывая, что здесь Каин…

— Это все равно был херовый щит, — бросает Инга, и они оба устремляются к двери.

Клянусь, я буквально вижу, как Каин сдерживается, когда они проходят мимо, а его злобный, громадный волк наступает им на пятки. Они оба ускоряются.

Каин поворачивается ко мне, и снегопад прекращается. Однако, мои руки все еще покрыты слоем льда, и вода капает на пол, когда они начинают оттаивать в жаркой кузнице. Но все, что меня сейчас волнует — груда искореженного металла у моих ног.

— Придурки, — шепчу я, наклоняясь, чтобы его поднять.

— Знаешь, творить магию без жезла способны только Высшие фейри или Валькирии, — говорит Каин.

— Ну, я не Высший фейри, — бросаю я, разглядывая то, что осталось от щита.

Он пожимает одним плечом.

— Тогда думаю, ты была права в саду в твой первый день здесь, — я смотрю на него, и воспоминание о том разговоре само по себе приходит на ум.

«Думаешь, ты способна стать Валькирией?» — спросил он тогда.

— Я пока не Валькирия, — говорю я. — У меня нет крыльев, — я не могу не посмотреть туда, где должны быть его крылья, и его плечи напрягаются.

— Пока что, принцесса, ты единственная из новобранцев, у кого есть валь-тивар, — я начинаю просить не называть меня так, и он поднимает руку. — Ладно, ладно. Как тебе «лепесточек» вместо этого?

Больше воспоминаний о нашем с ним разговоре в цветочном саду заполняют мой разум.

— Ты сжег лепесток, — медленно говорю я.

— Я и тебя сжег, — его голос совсем тих, и я опускаю взгляд на руку, за которую он схватил меня. Следов не осталось, но я помню это ощущение, хотя теперь рука и покрыта льдом.

В голове резко проносится мысль.

Я только что сунула руку в огонь, чтобы вытащить щит, и не обожглась.

Он сможет коснуться меня, если моя кожа будет покрыта льдом?

Сначала вспыхивает мое лицо, а за ним и остальное тело. Каин, к моему удивлению, делает шаг назад. Он ведь не мог узнать, о чем я думаю? Или… он сам думал о том же?

— Уходи, — шепчу я. Получается совсем неискренне, и он знает, что я этого не хочу, но должна была хотя бы попытаться.

— Помоги мне войти в Сокровищницу.

Я хмурюсь, но радуюсь смене темы.

— Нет.

— Я всегда знал, что ты особенная, — говорит он. — Теперь все остальные тоже знают. Ты создана для гораздо более великого.

То, как он говорит, что я особенная, заставляет меня чувствовать столько разных вещей, что я не знаю, как с ними справляться. Я не хочу быть особенной. Особенные привлекают внимание, а это риск того, что все узнают о магии памяти.

Но притворяться, что я не хочу быть особенной для Каина, когда он стоит передо мной и излучает вот эту хрень, из-за которой я начинаю тупеть — невозможно.

— Лесть тебе не поможет, — выдавливаю я. — Это тебе надо попасть в Сокровищницу, а не мне.

Его глаза сужаются и темнеют.

— Если бы я сказал, чего действительно хочу, ты бы бежала, как от огня, принцесса.

Я сглатываю. Не знаю, имеет ли он в виду свое желание сжечь весь мир или воспламенить мое тело. То и другое я очень живо видела во сне. И он прав. То и другое должно заставлять меня хотеть сбежать. Но я не знаю, стала ли бы убегать, и понимаю, насколько сошла с ума, раз так думаю.

— Вне зависимости от того, чего я хочу, Фезерблейд требует, чтобы ты вошла в Сокровищницу. Иначе он бы не показал тебе её. Он не пустил бы тебя ко мне в катакомбы.

Я снова смотрю на центральную пластину щита. Что если он прав? Приготовил ли Фезерблейд что-то для меня?

— Это Фезерблейд подарил тебе этого зверя, — говорит он и указывает на оплавившуюся морду медведя. Медленно, я поднимаю на него взгляд.

— Это твоя новая тактика? — мягко спрашиваю я. — Решил отказаться от лести и тайной слежки?

— Подумай об этом, лепесточек, — говорит он, поворачивается и уходит из кузницы.