Печать пожирателя 10

Глава 12 Затонувшее наследие. Часть 7

Ощущение было таким, будто я подошёл к краю света. Вернее, к его гниющей, дышащей ране.

Воздух у расселины был густым и тяжёлым, им было трудно дышать — не из-за нехватки кислорода, а из-за того, что всё вокруг пропиталось древней инертной магией. Вязким сиропом она залепляла лёгкие, пахла остывшим пеплом и ржавым металлом.

Я остановился в десятке метров от края бездны, чувствуя, как волосы на руках шевелятся даже под гидрокостюмом, от статического напряжения, исходящего из провала.

Чёрный туман внизу клубился лениво, почти сонно, но это было обманчивое спокойствие хищника, притаившегося в засаде. Он не просто висел — пульсировал, как гниющее сердце, и с каждой пульсацией из бездны доносился едва уловимый, низкочастотный гул, от которого ныли зубы.

Замерев на безопасном расстоянии я закрыл глаза, отсекая всё лишнее, и запустил сканирование.

Сначала — простое магическое зрение. Мир вспыхнул калейдоскопом энергий. Синее, холодное сияние купола над головой, призрачное биолюминесцентное свечение флоры сада за моей спиной… и абсолютная, всепоглощающая чёрная дыра впереди.

Туман не светился, не отражал, не излучал. Он был инверсией, будто провал в реальности, поглощающий любое излучение. Как клякса космической черни — войд, абсолютная пустота на карте мироздания.

Я усложнил задачу, послав навстречу туману тончайшие щупальца собственной магии, пытаясь познать его структуру, найти резонансную частоту или слабое место.

И по-прежнему это было похоже на попытку изучить пустоту, ощупать то, чего нет!

Дерьмо космочервей…

Моя энергия уходила в туман и не возвращалась, словно её проглатывала бездонная утроба. Ни отклика, ни сопротивления.

Я попробовал кинетический импульс, сжав крошечную частицу воздуха у края пропасти и резко её отпустив. Звуковая волна, способная разбить стекло, достигла границы тумана и… угасла. Не отразилась, не рассеялась, не прошла насквозь и исчезла у другого края расщелины — именно угасла, поглощённая без остатка.

Дерьмо космочервей…

Это было хуже, чем любая защита. Защиту можно взломать, отзеркалить, обойти. А как бороться с ничем?

Я уже было собрался запустить более сложный, рискованный алгоритм сканирования, как туман внизу дрогнул. Из общей массы, не меняя агрегатного состояния, вырвался сгусток размером с мою голову и ринулся на меня с тихим, шелестящим звуком, похожим на свист рассекаемого воздуха.

Атака была смехотворно слабой. Сгусток даже не пытался пробить мою защиту — он лишь «облил» её, как волна грязной воды.

Наконец-то, хоть какая-то реакция!

Я не стал уворачиваться или отбиваться. Вместо этого сконцентрировался, мои энергожгуты выстрелили вперёд, преавратившись в изумрудную сеть. Она не искромсала сгусток, а обволокла его, изолировала от основной массы тумана, создав вокруг сферу из чистой силы.

Пленённая частица бешено забилась в ловушке, шипя и царапаясь о стенки. Она напоминала уголь, выдернутый из костра — чёрная, пульсирующая внутренним жаром субстанция.

Я притянул сферу к себе, заставив её зависнуть в сантиметре от перчатки Пожирателя. Теперь можно работать вблизи…

Я сузил фокус, направляя всё своё восприятие на эту крошечную частицу всепоглощающей тьмы, и принялся вглядываться в неё всеми доступными способами, пытаясь разложить её на магические составляющие, найти хоть какой-то след, отпечаток, хоть намёк на уязвимость!

Да что же это такое! Полная хрень!

Это было все равно что пытаться проанализировать вакуум! Никакой привычной магической сигнатуры, никаких следов элементалей, духов или искажений реальности. Абсолютная пустота — но я же видел, что ОНО существует!

Дерьмо!

Злость начала потихоньку захлёстывать меня. За всё время на Земле я не встречал ничего подобного! Что же этот долбаный Лейшоу такого наколдовал, что…

В этот момент, уже почти готовый психануть, я почувствовал… нечто иное.

Это был не сигнал, не импульс. Скорее, тончайшая вибрация, дрожь на самом краю восприятия. Не то, что исходило от тумана, а то, что он… чувствовал. Вернее, чего он жаждал.

Жажда была слепой, животной, всепоглощающей. И она была направлена на меня. Вернее, на что-то во мне.

Я замер, пытаясь уловить этот призрачный импульс, понять его природу. Туман не хотел моей магии — он был к ней равнодушен. Не хотел жизни — он был воплощением смерти. Это было что-то иное.

Что-то, чего было у меня в избытке, но что я никак не мог определить…

Что? Ярость? Нет. Боль? Сомнительно. Жажда жизни? Вряд ли.

Я стоял над бездной, сжимая в магической ловушке клок чужой, ненавидящей пустоты, и чувствовал на себе её слепой, ненасытный взгляд. И не мог понять, чем же я так притягателен для этого порождения вечного мрака.

Ощущение было дурацким — и откровенно жутковатым.

Терпение — не моя главная добродетель.

Анализировать эту инертную хрень было все равно что пытаться прожевать кусок гранита — бесполезно, да ещё и зубы портит. Ощущение слепого, ненаправленного голода, исходящего от тумана, сводило меня с ума своей необъяснимостью! Я не мог понять правил этой игры, а играть вслепую — верный способ проиграть.

— Ладно, хрен с ним, с безопасным расстоянием… — пробормотал я, — Если сканирование не даёт результатов, нужно менять тактику. Переходить к активным действиям.

И у меня был один козырь, который до сих пор ни разу не подвёл — не знающая аналогов в этом мире сила Эфира.

Которой у меня оставалось прискорбно мало.

Сжав в кулаке остатки драгоценной энергии, я сфокусировался. Воздух вокруг меня затрещал. Изумрудные спирали энергожгутов, обычно такие яркие, померкли, уступив место пронзительному, холодному бирюзовому сиянию. Я чувствовал, как реальность вокруг дрожит от его прикосновения.

— Ну, теперь попробуй это на вкус, — прошипел я и, сделав шаг, вскинул руку.

Сгусток чистейшего Эфира, размером с кулак, сорвался с моих пальцев и ринулся к краю пропасти. Он разрезал мёртвый воздух пронзительным, визгливым звуком, от которого кровь застыла в жилах.

И впервые за всё время туман среагировал!

Он не просто дрогнул — он будто вскрикнул от боли. В том месте, где бирюзовая сфера коснулась его поверхности, чёрная пелена начала… испаряться. Не рассеиваться, а именно испаряться, с шипящим звуком, словно раскалённый металл, опущенный в воду. На мгновение образовалась брешь, и я увидел, что скрывается под ней — гладкие, отполированные веками стены расселины, уходящие в никуда.

Эйфория ударила в голову. Сработало! Проклятый туман оказался уязвим!

— Давай же, — я послал ещё один заряд Эфира, и ещё один. С каждой новой порцией истинной силы туман отступал, испаряясь, обнажая всё большую площадь скал. Гул из бездны сменился нарастающим рокотом, похожим на ярость раненого зверя.

Я был на коне. Я нашёл его слабое место! Осталось только выжечь его и…

Я сделал ещё несколько шагов вперёд. Расстояние до края пропасти сократилось до пары метров. Воздух стал таким густым, что его можно было резать ножом…

Именно в этот момент всё и рухнуло.

Рёв стих так же внезапно, как и начался. Воцарилась оглушительная, давящая тишина. Туман, который только что испарялся, внезапно сжался, стал плотным, как чёрный обсидиан.

А затем из него выросли щупальца.

Газообразные, и их было с полдюжины. Они рванули ко мне с бешеной скоростью!

Я отпрыгнул назад, выставив вперёд руки, выкладывая всю оставшуюся магию в защитный барьер. Изумрудный щит вспыхнул передо мной — но щупальца даже не замедлились.

Они прошли сквозь мою защиту, как горячий нож через масло! Щит, даже заряженный Эфиром, не сработал. Совсем! Он не взорвался, не затрещал — просто перестал существовать.

Это было невозможно!

Я инстинктивно ударил Эфиром — чистая сила метнулась навстречу щупальцам, но… Те проигнорировали эту атаку!!!

Дерьмо космочервей, да как так⁈

Я почувствовал тупой, отдающий в виски удар — и боль, словно мне отрубили часть тела. И в следующий миг одно из щупалец обвило мою ногу. Оно не жгло, не давило кости — просто… ухватило меня посильнее.

Ледяной холод просочился сквозь гидрокостюм, парализуя мышцы.

Я рухнул на колено, пытаясь ударить по щупальцу перчаткой Пожирателя. Рука прошла насквозь, не встретив никакого сопротивления, не поглотив ничего.

Пустота. Долбаная пустота!

Ещё два щупальца обвили меня — за талию, за вторую ногу. Они принялись тянуть. Медленно, неспешно — но с непреодолимой силой, которую я никак не мог остановить…

Я ударил магией один раз, второй, попытался высосать магию, ударил Эфиром — ничего… Упёрся руками в скользкий камень, пытаясь сопротивляться — но это тоже оказалось бесполезно. Мои пальцы скользили по мху, не находя опоры. И тогда закричал — от ярости, от бессилия, но звук потерялся в гнетущей тишине этого места.

Край пропасти приблизился. Я видел, как подо мной клубится абсолютная тьма, пахнущая вечным забвением.

Последнее, что успел осознать — это полный, тотальный @#$%…

Моя самая сильная карта оказалась бесполезной. А моя самоуверенность привела меня прямиком в пасть чудища…

На этой мысли щупальца рванули меня сильнее. Камень под руками исчез, и мир опрокинулся.

Невесомость.

Падение в кромешную, беззвучную черноту, которая сомкнулась над головой, поглощая последний проблеск тусклого света купола.

А затем — забвение…

Под ногами не было скользкого мха — лишь раскалённый, потрескавшийся в причудливую сеть скальный грунт лилово-бурого оттенка, похожий на старую, высохшую кровь.

Воздух, густой и тяжёлый, обжёг лёгкие жаром, как из печи. Он был напоён едкими нотами озона, пепла и чего-то сладковато-гнилостного, что я всегда ассоциировал с агонией умирающих звёздных систем.

Над головой, вместо призрачного купола, висело малиновое, ядовитое небо, располосованное багровыми жилами туманностей. Три солнца — одно большое и два поменьше — сплетались в болезненный, неестественный танец, отбрасывая три накладывающиеся друг на друга тени, которые корчились на земле, словно в муках.

Сердце ёкнуло не от страха, а от ошеломляющего, до боли знакомого узнавания.

Это место… Это «кладбище» на краю вселенной…

— Теряешь хватку, А'стар, — раздался рядом голос. Спокойный, низкий, словно шум далёкой галактики, переданный через толщу вакуума. В нём не было упрёка, лишь констатация факта, окрашенная ленивой, почти скучающей мощью, — Нить истончается. Ты позволяешь ей ускользнуть в прах забвения.

Я обернулся.

Рядом, невозмутимо опираясь на сложный посох из чернённой кости, увенчанный трепещущим, пульсирующим сгустком фиолетовой плазмы, стоял Арион.

Его кожа отливала глубоким цветом старой бронзы, испещрённой причудливыми серебряными вкраплениями — не татуировками, а картами давно сгоревших миров. Длинные волосы, заплетённые в невероятно сложные косы, казались отлитыми из жидкого золота и тяжёлого свинца. Я знал, что каждая эта прядь — летопись целой эпохи.

А его глаза… Это были не глаза. Это были порталы. В них плавали, рождались и угасали целые звёздные скопления, туманности растекались и сжимались, и всё это было погружено в бездонную, невыразимую усталость. В этих глазах читалась скука всех времён, накопившаяся за бесчисленные миллиарды лет жизни.

Мы стояли на краю колоссального кратера, чьи склоны уходили в багровую дымку. На дне его, в центре, извивалась в последней, беззвучной агонии та, за кем мы охотились.

Её форма не имела постоянства — она мелькала, как дефектная голограмма: то сгустком ослепительного света, то клубком первородной тьмы, то обрывками забытых молитв и детских страхов, вырванных из памяти мириад цивилизаций.

Древний бог, один из тех, кто решил, что его история закончена, и пожелал самораствориться в тканях реальности, нарушив хрупкий, установленный кем-то свыше баланс.

И тут до меня окончательно дошло.

Это воспоминание!

Я — не Марк, а Маркелий А'стар, юный, дерзкий бог, отправленный Титаносом за останками древности… Полный уверенности в своей силе и праве.

Мой рот искривился в усмешке. Лёгкое движение пальцев в перчатках из спрессованной тьмы — и невидимая петля, сплетённая из чистой воли, затянулась вокруг угасающей сущности, не давая ей окончательно распасться.

— Она никуда не денется, Арион, — мои слова прозвучали самоуверенно и звонко, резанув по мёртвой тишине этого места, — Она уже почти ничто. Просто эхо. Душок от былого величия. Топливо для печи.

— Именно «душок» и есть самая ценная часть дичи, юнец, — лениво, почти апатично парировал Арион, не отрывая своего древнего взгляда от предсмертных конвульсий давно забытого божества, — В этом эхе вся её история. Вся её тоска, все её ошибки, вся накопленная мудрость и всё накопленное безумие. Ты поглощаешь не просто силу, мальчик. Ты проглатываешь чужую вечность. И однажды, поверь мне, ты ею подавишься. Она встанет у тебя в горле комом из забытых имён и ненужных воспоминаний.

Я дёрнул рукой резче, с раздражением. Искра божества с тихим, похожим на звон лопнувшей струны стоном, перетекла в меня, влившись в резервуар моей сущности. По жилам разлилась знакомая волна тепла — мощная, но пустая, безвкусная. Просто энергия, как и всегда.

Ничего больше.

— Ты как всегда всё усложняешь, старик. Это всего лишь калории. Валюта. Ни больше, ни меньше. Мы — санитары этого леса, не более того.

Арион тяжело, будто под грузом всех распавшихся вселенных, вздохнул. Его золото-свинцовые космы на могучих плечах колыхнулись, словно живые змеи, чуя добычу.

— Калории… Валюта… Да. Сегодня — да, — он медленно повернул ко мне своё лицо-карту. И в его взгляде, среди угасающих галактик, я увидел нечто, что заставило мой собственный юношеский пыл на мгновение поостыть. Это был не упрёк, не гнев. Это была бездонная, вселенская жалость, смешанная с усталостью, — Но пройдут эпохи. Десятки, сотни тысячелетий. И ты внезапно обнаружишь, что вся эта бескрайняя вселенная, при всей её кажущейся необъятности, на деле удивительно тесна. И до одури однообразна. Все эти бессмысленные войны, вспышки сверхновых, рождение и гибель цивилизаций, любовь и ненависть целых народов… Ты увидишь это однажды. Потом второй раз. Потом в сотый. В тысячный. И всё это начнёт сливаться в одну сплошную, монотонную картину. И она наскучит. Вызовет у тебя тошноту.

Он негромко щёлкнул пальцами, и реальность снова дрогнула. Мы перенеслись в космос, к краю угасающей звезды. Гигантский красный гигант агонизировал, медленно сжимаясь под давлением собственной тяжести, сбрасывая в пустоту оболочки раскалённого газа, которые тут же замерзали в причудливые ледяные скульптуры. Гул смерти этой звезды был оглушительным, и в то же время глухим, как похоронный звон по целому миру.

— И тогда, — продолжил Элион, его голос сливался с рокотом умирающей звезды, становясь её частью, — ты поймёшь, что единственная истинная ценность в этом мироздании — то, что нельзя создать искусственно, что нельзя отнять силой или купить за всю мощь распавшихся галактик.

— И что же это?

— Эмоции. Настоящие. Чужие. Не свои, заезженные за миллиарды лет, а именно чужие. Самые дикие, самые грубые, самые уродливые. Даже страх. Даже боль. Даже животный, всепоглощающий ужас и отчаяние… Они станут для тебя желаннее, чем вся сила этого света. Потому что они — острые. Потому что они — настоящие. Они будут напоминать тебе, что ты ещё жив. Что ты ещё что-то чувствуешь.

Я фыркнул, с отвращением отряхивая с рукава своего плаща, сотканного из теней, налипшую космическую пыль. Слова Ариона казались мне бредом старого, уставшего существа, потерявшего связь с реальностью.

— Ты говоришь как тот, кто уже давно сыт по горло этим бесконечным пиром. Иди вздремни пару-тройку тысячелетий…

Арион покачал головой, и его улыбка была печальной и безрадостной.

— О, я давно сыт, мальчик. До тошноты. Потому и знаю, о чём говорю. И я знаю, что есть во тьме мироздания места… Глухие, тёмные закоулки, задворки реальности, куда не заглядывает назойливый взор наших «родственников». Где тихо, пыльно. Где можно спрятаться от этого… вечного карнавала, от этого шумного, надоевшего внимания вечности. Где можно просто быть тем, кто ты есть. Наблюдать со стороны. Не участвовать. И может, однажды, наблюдая за теми, кто ещё не устал, кто ещё горит, почувствовать слабый, едва уловимый отголосок их страстей. О, как бы я этого хотел!

— Звучит до невозможности уныло, — сморщился я, чувствуя, как скука Ариона начинает заразительно перетекать и в меня.

— Это звучит как единственно возможный покой, юнец. Самая большая и недостижимая роскошь для таких, как мы. Запомни мои слова, А'стар. Придёт день — а он придёт, не сомневайся! — его голос стал пророческим и тяжёлым, — и ты будешь искать не силы, не знаний, не новых миров для завоевания… Ты будешь искать возможности. Простой возможности снова почувствовать что-то острое и настоящее. Что-то, что заставит это древнее сердце, если оно у тебя ещё останется, сжаться от боли или восторга. И это будет единственное, что будет иметь значение…

Осознание ударило меня, как молот по наковальне.

Не сила. Не магия. Не Эфир.

Всё это было бесполезно против сущности, рождённой из чистейшего, концентрированного чувства!

Видение рассеялось, но озарение, пришедшее из прошлого, жгло мозг ярче трёх багровых солнц. Слова Ариона, которые тогда казались бредом уставшего старца, теперь сложились в идеальный, пугающий пазл.

«Ты будешь искать эмоции… Они будут желаннее, чем вся мощь распавшихся галактик…»

Эта туманная сущность, страж — она не была просто защитным механизмом. Она и была «Кровавой Бронёй Гнева» в её чистейшем проявлении! И она не жаждала крови или магии! Она, как и Арион из давно забытого воспоминания, жаждала того, что нельзя создать искусственно — сырых, нефильтрованных, острых эмоций!

Гнева, боли, отчаяния, ярости, которые впитал доспех за тысячелетия. Она была голодна. До сумасшествия — потому что выпила страсти целого народа, но давно уже переварила их…

А у меня было именно то, что ей было нужно. Не эмоции — навык. Умение их поглощать, перерабатывать, делать их своей силой. Навык, который я оттачивал последние годы, который стал такой же частью меня, как энергожгуты или цинизм.

О-о-о, поглощением эмоций я пользовался постоянно — и их отголосков во мне накопилось столько, что и представить страшно!

Щупальца из чёрного тумана сжимались, вытягивая из меня жизнь, высасывая саму волю к сопротивлению. Холод проникал в кости, в разум. Ещё немного — и я стану ещё одним безликим призраком в этой проклятой расселине.

Жертва. Нужно было принести жертву!

Я не стал бороться. Наоборот, я перестал сопротивляться тянущей силе щупалец и обратил весь свой ужас, всю ярость, всё отчаяние внутрь себя. В самую свою суть, в Искру, пылающую где-то в глубине. Я прошёлся по ней скальпелем собственной воли, не пытаясь поглотить что-то извне, а вырывая наружу часть себя.

Боль была не физической. Она была на порядки выше… Это было чувство ампутации, потери конечности, которую ты считал неотъемлемой. Я вырывал из своей души умение, сросшееся с ней — сам механизм поглощения эмоций.

Я чувствовал, как что-то рвётся, темнеет в моём восприятии, как целый пласт моей силы навсегда гаснет, оставляя после себя пустую, ноющую рану.

Перед моим внутренним взором возникло нечто вроде сложнейшего рунического узора, сплетённого из инстинктов, опыта и воли. Он сиял тусклым, болезненным светом — оторванная часть моей сущности…

И тогда я вложил в него всё, что у меня оставалось. Весь мой запас Эфира, каждую его крупицу. Бирюзовая энергия ворвалась в узор, не разрушая, а переплавляя его, заряжая собственной чудовищной силой.

Я собирался не просто отдать навык. Я перепрограммировал его, вкладывая в него одну-единственную, отчаянную команду, одно условие сделки.

— ЗАБЕРИ ЭТО! — проревел я беззвучно, не ртом, а всей своей сутью, — ЗАБЕРИ ЭТО И НАСЛАДИСЬ! НО В ОБМЕН — СТАНЬ МОЕЙ! Я ДАМ ТЕБЕ БОЛЬШЕ, НАМНОГО БОЛЬШЕ — КАК ТОЛЬКО ВЫБЕРУСЬ ОТСЮДА!

Я не атаковал, а предложил дар — и вытолкнул этот переполненный Эфиром клубок — эту исковерканную, оторванную часть себя — навстречу сжимающим меня щупальцам.

Контакт!

Мир взорвался вспышками молний.

А затем тишину разорвал звук.

Это был… стон. Глубокий, низкий, идущий из самых основ мироздания стон невыразимого наслаждения.

Щупальца, сжимавшие меня, вдруг задрожали. Их ледяная хватка ослабла. Чёрный туман, заполнявший расселину, забился в экстазе. Он втягивал в себя мой подарок — дар вечно чувствовать, вечно поглощать, вечно насыщаться эмоциями, усиленный в разы чистой силой Эфира.

Это было то, о чём мечтал доспех. Не просто крохи, не случайные всплески — а сам источник, сам механизм, вечный двигатель насыщения!

Вихрь эмоций, не мой, а тот, что копился здесь тысячелетиями — боль утопленников, ярость Тёмного Охотника, страх его жертв — хлынул в образовавшийся канал. Но теперь он не питал броню. Он питал мой бывший навык, ставший частью Стража, зацикленный на самом себе, на вечном, самоподдерживающемся пире чувств.

И вдруг давление исчезло.

Щупальца не просто отпустили меня — они отшатнулись, увлечённые внутренним экстазом, сраженные даром, который оказался для них и благословением, и проклятием. Они начали стягиваться обратно в расселину, клубясь и переливаясь уже не просто чёрным, а всеми цветами боли и восторга.

Я рухнул на колени на самое дно пропасти, где не было видно даже света, давясь пустым, холодным воздухом. Внутри ощущалась странная пустота — место, где раньше был мощный навык, теперь вырванный с корнем.

Я чувствовал себя… калекой.

Сделка была заключена. Страж получил то, чего жаждал. Вечный пир. А я… я купил себе свободу.

Ледяная хватка щупалец окончательно испарилась. Туман, ещё секунду назад готовый разорвать меня на атомы, вдруг отступил.

Но не рассеялся.

Он отпрянул, собравшись в плотную, бурлящую массу, и… мягко, почти бережно, подхватил моё падающее тело.

Плавно он начал поднимать меня!

Туман обволакивал меня, как амортизирующая подушка, приглушая звуки. Он вёл меня, словно заботливый слуга, ведущий господина в его новые владения. Последние остатки Эфира во мне гасли, оставляя после себя лишь оглушительную пустоту — не в последнюю очередь, из-за вырванного навыка, и леденящую усталость.

Наконец, движение прекратилось.

Мои ноги мягко упёрлись в твёрдую, гладкую поверхность. Я стоял на краю расселины.

А вытекающий из неё туман начал сжиматься, уплотняться. Он уже не был аморфным — он принимал форму.

Сначала это был просто человеческий контур, смутный и размытый. Затем проступили детали: наплечники, нагрудная пластина, латная юбка…

Они переливались всеми оттенками запёкшейся крови и окисленной стали, и сквозь эту поверхность то и дело проступали всполохи того самого бирюзового Эфира, что я в него вложил, и проблески сжатой до алмазной твердости тьмы.

Это была «Кровавая Броня Гнева»…

Я чувствовал — это не просто доспех. Это была квинтэссенция ярости, отчаяния и голода, обретшая совершенную, смертоносную форму. От неё исходила такая мощь, что воздух дрожал, а камень под ногами вибрировал тихим, покорным гулом. Она парила в сантиметре от земли, пульсируя, как живое сердце, ожидая хозяина.

Рука сама потянулась к ней. Я не раздумывал, и положил ладонь на нагрудник, ожидая ожога, боли, попытки захвата…

Но ничего этого не последовало.

Броня дрогнула. Она не сопротивлялась — она откликалась. Моё желание, моё представление о том, как должна выглядеть настоящая сила — не вызывающая, не кричащая, а скрытая — было воспринято ею, как приказ.

Металл потёкл, меняя форму, теряя громоздкие латные элементы. Тёмно-багровый цвет сменился на глубокий чёрный оттенок выдержанной кожи. Наплечники съехали вниз, став частью кожаной куртки с высоким воротником. Тяжёлые пластины сплавились в упругую, мягкую на вид, но невероятно прочную ткань.

Через несколько секунд передо мной в воздухе не броня, а стильная, ничем не примечательная кожаная куртка-косуха. Лишь если приглядеться, можно было заметить, что её поверхность на мгновение отливает тёмным багрянцем, а складки ложатся так, будто повторяют мускулатуру невидимого хищника.

Я взял её и натянул поверх гидрокостюма. Новая одёжка идеально села по фигуре, и в тот же миг я ощутил прилив такой силы…

Не просто магии — чего-то большего. Это была уверенность, власть, ощущение, что весь мир теперь лежит у моих ног, и нужно лишь наклониться, чтобы поднять его!

И тогда вокруг меня появились они.

Призрачные стражи, легион заточённых душ, возникли безо всякого звука. Их полупрозрачные фигуры окружили меня полукругом, выстроившись в безмолвный, почтительный строй. Впереди всех парил полководец, его безликий взгляд был устремлён на меня.

Я посмотрел на него, ощущая тяжесть куртки на плечах — тяжесть не ткани, а взятой на себя ответственности и силы.

— Я исполнил свою часть сделки, — мой голос прозвучал непривычно низко, — Он насыщен. Он получил то, чего желал. Ваша тюрьма… она больше не держит вас.

Призрак-полководец медленно склонил голову.

— Да, — в моём сознании прозвучало всего одно слово, полное бесконечного облегчения, — И мы также исполним свою. Один раз, когда ты призовёшь нас. Как и было оговорено.

И в тот же миг тогда вся армада призраков пришла в движение. Они устремились вперёд, на меня. Их полупрозрачные фигуры впивались в куртку, как вода в песок, всасывались, становясь частью ткани, частью узора, частью силы, что пульсировала внутри.

Я замер, ожидая боли, но чувствовал лишь нарастающую волну мощи. Это была не слепая ярость Брони, а дисциплинированная, холодная сила тысяч древних воинов, их воля, их опыт, их отточенное мастерство, теперь добровольно отданное в моё распоряжение!

О велкий Эфир… Как же это было хорошо, ощущать ТАКУЮ мощь!

На этом фоне теперь даже потеря навыка не выглядела такой уж страшной!

Когда последний призрак исчез в ткани куртки, тишина вокруг стала абсолютной.

Ну всё, Совет… Долбаные родственнички… Готовьтесь, мать вашу! Маркелий А'стар идёт за вами!