Печать пожирателя 10

Глава 23 Первый пожиратель Империи

1 мая 2036 года.

Прямой эфир из возрождающейся Москвы.

Репортаж Алексея Воронова, телеканал «Имперский Взгляд»

— Говорит и показывает Москва! Столица, которая три месяца назад стала эпицентром битвы, решившей судьбу не только нашей Империи, но, смею утверждать, и всего человечества!

Голос ведущего, Алексея Воронова, звенел неподдельным, бодрым восторгом, перекрывая ровный гул двигателей АВИ. Дрон, снимавший репортёра у открытого шлюза (для пущей эффектности репортажа) время от времени выскальзывал наружу и показывал панораму города, залитого ярким солнцем.

— Смотрите, дорогие зрители! Вглядитесь в эти кадры! Всего двенадцать недель назад здесь бушевали энергии, способные разорвать саму ткань мироздания. С неба лилась адская падь, а из разломов в реальности выползали твари, для описания которых у меня просто не хватит слов!

Объектив камеры крупным планом выхватил несколько улиц. Да, шрамы от сражения были видны повсюду. Где-то стояли остовы зданий с пустыми глазницами окон, где-то улицы были перекрыты строительными щитами с гербом Империи и лозунгом «Восстановим вместе!».

Но это не было картиной упадка — это была картина восстановления.

Повсюду кипела жизнь. Слышался оглушительный, но жизнеутверждающий гул: лязг бульдозеров, ритмичный стук отбойных молотков, шипение сварочных аппаратов, сливавшееся с радостными криками детей, уже вернувшихся в свои дворы.

Воздух, который три месяца назад был густ от смрада гари, озона и смерти, теперь пах весенней свежестью, распустившимися почками на уцелевших деревьях, бетонной пылью и… надеждой.

— Мы пролетаем над районом, который военные картографы обозначали как сектор «Гамма», — продолжал Алексей, и его голос снова дрогнул от волнения, — Именно здесь, на этих улицах, солдаты Империи и сильнейшие маги плечом к плечу стояли насмерть против невообразимого ужаса! Они не позволили тьме поглотить наш город! И сейчас, всего через три месяца, они также плечом к плечу восстанавливают родной город!

Камера дрона показала людей.

Они действительно помогали друг другу. Двое рабочих в заляпанных глиной комбинезонах устанавливали новую магическую линию уличного освещения, чьи кристаллы уже начинали мерцать мягким голубым светом. Женщина выносила из уцелевшего подъезда кружки с горячим чаем, передавая их строителям. Её лицо было усталым, но глаза сияли радостью. Дети под присмотром волонтёров разрисовывали строительные щиты яркими рисунками: солнце, драконы, знакомое по трансляциям лицо Марка Апостолова.

— В тот день история человечества разделилась на «до» и «после», — с пафосом провозгласил репортёр, — Мы осознали, что мы не одни во вселенной, и что угрозы могут быть столь грандиозны, что перед ними меркнут любые наши прежние распри. Но мы также осознали и свою силу! Силу духа, силу единства! Мы выстояли, и теперь мы отстраиваем нашу столицу так, как никогда не строили раньше — ударными темпами, всем миром!

АВИ плавно развернулся, и в поле зрения камеры попал Воробьёвы горы. Точнее, то, что от них осталось.

Ландшафт был изрыт и перепахан, но на месте уничтоженной академии «Арканум» уже виднелся гигантский, сияющий на солнце фундамент из белого камня и призматических стальных конструкций. Он был в разы больше прежнего и напоминал не просто здание, а футуристическую крепость. Вокруг стройки сновали десятки строительных машин и крошечные, с этого ракурса, фигурки инженеров и магов-архитекторов.

— И конечно, вы видите величайшую стройку века! — голос Воронова снова зазвенел, — Новый «Арканум»! Он станет не только академией, но и мемориалом, и щитом! Символом нашего нового знания, нашей готовности встретить будущее, каким бы оно ни было! Ходят слухи, что проект разработал сам Марк Апостолов!

Алексей сделал драматическую паузу, собираясь с мыслями для новой пламенной тирады, и переключился — его голос стал ещё более энергичным и праздничным.

— Но сегодня, в этот прекрасный майский день, наш репортаж не был бы полным, если бы мы не показали вам главное событие, ради которого город на мгновение замер! Все взоры сейчас прикованы к сердцу нашей столицы! Коллеги, направляем камеру туда! Прямо сейчас на Красной площади начинается Парад Возрождения!

Кадр плавно сместился, и в объективе, под безоблачным небом, открылась величественная панорама Красной площади с невообразимо огромным (хоть и теперь увядающим, «осенним», как его стали называть жители столицы) Великим Древом.

Красная площадь была заполнена людьми — солдатами, магами, жителями столицы, гостями — кого тут только не было!

Но это был не просто праздник, а что-то большее — чествование глубокой, выстраданной победы. Воздух, чистый и прохладный, словно специально вымытый дождями накануне, трепетал от напряжения тысяч голосов, сливающихся в единый, приглушённый гул.

Пахло свежестью, распустившимися листьями с высаженных вдоль Кремлёвской стены деревьев, сладковатой ватой и варёной кукурузой из ларьков. А ещё — едва уловимым, но стойким запахом свежего камня и краски — запахом новизны, залечивающей старые раны.

Площадь была заполнена до отказа.

Не стройными шеренгами военных, а живой, многоцветной массой народа. Здесь стояли плечом к плечу солдаты в парадной форме, с орденами на груди; инженеры в комбинезонах «Маготеха»; маги с посохами, обмотанными траурными лентами; врачи и медсёстры; простые горожане — те, кто тушил зажигательные смеси, кто вытаскивал раненых из-под завалов, кто просто выжил.

Их лица были обращены к Лобному месту, где был установлен временный помост.

На него поднялся Александр III.

Но не в горностаевой мантии, какую он любил надевать на публичные выступления ранее — а в том самом тёмно-сером, почти чёрном мундире, без единого знака отличия, в котором он сражался на своём драконе за столицу.

Его лицо, обычно замкнутое и холодное, сегодня было иным. Усталым до самого дна души, но — озарённым изнутри мягким светом. Государь обвёл взглядом толпу, и под этим взглядом гул стих почти мгновенно, оставив лишь шелест ветра и далёкий гудок парохода на Москве-реке.

Его голос, усиленный заклинанием, прозвучал на площадь без обычной императорской велеречивости. Он был прост, суров и невероятно искренен.

— Три месяца назад, — начал он, и первая же фраза повисла в воздухе, отозвавшись в сердце каждого, — история человечества разделилась на «до» и «после».

Он сделал паузу, дав этим словам прочувствоваться всем народом.

— До событий первого февраля мы считали себя венцом творения. Хозяевами своей планеты. Наши войны, наши амбиции, наши распри казались нам смыслом существования. Мы смотрели на звёзды с любопытством, но без страха. Но… Теперь мы знаем, что не одни во Вселенной.

По толпе пронёсся вздох, смешанный со страхом и горьким осознанием. Император медленно покачал головой.

— Мы столкнулись с силой, для которой наши законы, наша физика, наша реальность — не более чем пыль на ветру. Мы увидели существ, для которых мы — не более чем сор, или топливо. Это знание… Я понимаю, оно сжигает изнутри. Оно ломает разум.

Он сжал кулак, и его голос, до этого тихий, внезапно зазвенел сталью, которая слышалась в нём в лучшие времена.

— Но это знание показало нам и другое! Оно показало, что мы — СПОСОБНЫ! Способны дать отпор даже такой силе! Способны встать плечом к плечу перед лицом невообразимого ужаса! Ценой невероятных жертв, ценой крови, слёз и невосполнимых потерь — но МЫ ВЫСТОЯЛИ! И МЫ ПОБЕДИЛИ!

Последнее слово сорвалось с его губ не криком, а выдохом всей нации, всей воли к жизни, что копилась в этих людях все эти страшные месяцы. По площади прокатился гул — сначала нерешительный, а потом нарастающий, как лавина. Кто-то всхлипывал, кто-то сжимал кулаки, кто-то просто смотрел на Государя с немым благодарным согласием.

— Они думали, что мы разобщены, — продолжал Александр, его глаза горели! — Они думали, что мы сожрём друг друга в страхе! Но они ошиблись! Перед лицом абсолютного, безразличного зла мы нашли в себе то, что делает нас ЛЮДЬМИ! Взаимовыручку! Жертвенность! Любовь к своему дому, к своим близким! И эту любовь не смогли сломить ни щупальца хтонических тварей, ни сама разорванная реальность!

Он расправил плечи, и в его позе вновь появилась та несокрушимая мощь, что позволяла его роду держать Империю в стальном кулаке веками.

— Мы похоронили павших, похоронили героев… Теперь мы отстраиваем наш город. Мы лечим раненых. Но мы больше не прежние. Мы — человечество, которое прошло через горнило и закалилось в нём! Мы увидели бездну — и не упали в неё! Мы знаем, что во тьме космоса есть угрозы — но отныне мы знаем и то, что у нас хватит духа, воли и силы, чтобы встретить их. Стоя. Вместе!

Государь склонил голову в немом поклоне — как человек перед другими людьми, прошедшим с ним через ад.

И тишину, повисшую на секунду, взорвал оглушительный, срывающийся на крик РЁВ. Рёв толпы, в котором смешались ликования, слёзы, боль и гордость. Звук, который был сильнее любого заклинания.

Гул на площади стоял долго, но постепенно стих, сменившись напряжённым, почти физически ощутимым ожиданием. Александр III выпрямился, и его взгляд, тяжёлый и пронзительный, вновь обвёл толпу, словно отыскивая в тысячах глаз ответ на ещё не заданный вопрос.

— Мы победили, — повторил он, и теперь в его голосе зазвучала иная, более личная, более горькая нота, — Но эта победа, эта оборванная на самом краю гибели история, была бы невозможна без одного человека. Без того, кто бросил вызов не только чудовищу из иных миров, но и нашим собственным… устоям.

Он сделал паузу, давая этим словам просочиться в сознание, встревожить его, вызвать в памяти старые споры и предубеждения.

— Долгие годы, столетия, мы, маги Империи, придерживались определённых догм. Мы делили искусства на «чистые» и «нечистые», на «достойные» и «еретические». Мы с подозрением взирали на тех, кто ступал на тропы, объявленные ретроградными. Мы считали, что только так можно сохранить порядок и силу.

Его пальцы сжали деревянный набалодашник трости, и костяшки побелели.

— Но этот человек… он показал нам, что в мире, столкнувшемся с абсолютным, безразличным злом, любые догмы — лишь оковы на руках тех, кто должен этот мир защитить! Он доказал, что среди нас есть те, кто способен не просто обуздать тёмнейшие, самые опасные из искусств — но и обратить их саму суть против тьмы! Превратить орудие потенциального хаоса — в щит и меч для всего человечества!

В толпе пронёсся сдержанный ропот. Кто-то хмурился, вспоминая старые обиды и страхи, связанные со словом «пожиратель». Но большинство слушало, затаив дыхание, понимая, что Император говорит о вещах, которые ещё вчера были немыслимы.

— Он шёл своим путём, — голос Государя зазвучал громче, набирая мощь и уверенность, — Путь этот был тернист и не всегда понятен нам. Он ломал правила, бросал вызов власти — и я готов признать, что сам не был… Не был готов это принять. Его методы вызывали… справедливые опасения. Но когда чаша весов истории качнулась в пропасть, именно его воля, его сила, его готовность принять на себя бремя самых страшных решений — переломили ход битвы! Он навсегда изменил историю Империи! И мы, собравшиеся здесь — живые свидетели этого!

Все на площади понимали, куда клонится речь, но всё равно ждали слов, которые прозвучат дальше.

Александр III выдержал драматическую паузу, подняв голову, и его голос, чистый и звенящий, как сталь, раскатился над замершей Москвой:

— И потому, от имени благодарной Империи, я призываю его выйти ко мне, сейчас! Давайте поприветствуем Марка Апостолова!

Имя, прозвучавшее над площадью, стало громом, разорвавшим небо.

Сначала — напряжённая тишина, в которой был слышен лишь ветер, треплющий знамёна. Затем, от самого подножия помоста, послышался лёгкий, едва уловимый скрип половиц.

И он появился.

Вышел из тени павильона, и майское солнце ударило в его лицо. Он выглядел… иным. Не тем исчадием ада из новостных сводок, не дерзким беглецом, не холодным пожирателем, крушащим реальность.

Он был в джинсах и простой, чёрной кожаной куртке, без единого знака отличия. Его лицо было бледным, почти прозрачным, с глубоко запавшими глазами, в которых притаилась тень невыразимой усталости, словно он до сих пор нёс на своих плечах всю тяжесть того ада.

Но в уголках его губ таилась лёгкая, сдержанная улыбка — не торжествующая, а скорее… понимающая.

Александр III повернулся к нему, и в глазах Государя, обычно ледяных, вспыхнул неподдельный, суровый огонь. Он сделал шаг навстречу, нарушив все протоколы расстояния.

— Марк Апостолов, — голос Императора прозвучал тише, но от этого лишь весомее, каждый отточенный слог был слышен на краю площади! — Империя… и я лично… в неоплатном долгу перед тобой. За спасение столицы. За спасение мира, который даже не ведал, какой клинок был занесён над его головой. За жизни сотен тысяч моих подданных, которые дышат этим воздухом сегодня благодаря тебе.

Он говорил, глядя Марку прямо в глаза, и в его словах не было ни казёнщины, ни лукавства. Была лишь голая, неприкрытая правда сиюминутного момента, выстраданная и выверенная потерей и болью.

— Благодарю тебя за честность, — продолжал Государь, и это прозвучало особенно горько и великодушно одновременно, — Даже в тот момент, когда остальные отказывались тебе верить. Когда твои слова казались бредом сумасшедшего. Ты шёл вперёд, невзирая на недоверие и клевету. И… И это привело тебя к сложнейшему выбору… К самопожертвованию, за которое я тоже благодарю тебя. Ты рискнул всем — не только жизнью, но и своей душой, вступив в схватку с существом, для которого мы все — лишь пыль. В этом — высшая доблесть и честь, какие только можно себе представить!

Марк склонил голову, его сдержанная улыбка чуть тронула губы.

— Я лишь выполнял свой долг, Ваше Императорское Величество, — голос молодго пожирателя был тих, но удивительно ясен, прорезая заворожённую тишину, — Долг перед своей родиной и перед человечеством. Но, вне всякого сомнения, ваши слова мне приятны, и я благодарю за них!

Император кивнул и продолжил — его голос вновь набирал силу и официальную торжественность, обращаясь уже ко всей Империи:

— И потому, по праву данной мне власти, и движимый чувством справедливости и благодарности, я объявляю следующее! Отныне все прежние обвинения, выдвинутые против Марка Апостолова, считаются аннулированными и не имеющими силы! Он получает полное и безоговорочное помилование!

По толпе прокатился одобрительный гул, но Александр поднял руку, требуя тишины.

— Кроме того! За беспрецедентные заслуги перед Короной и Отечеством, я возвожу его в дворянское достоинство Империи, с пожалованием титула барона и всех привилегий, сему званию присущих!

Гул нарастал, в нём уже слышались первые ликующие крики.

— И, наконец! — голос Императора гремел, затмевая всё, — Отныне и навсегда, мы официально признаём то, что прежде было для нас источником страха и неприятия! Марк Апостолов объявляется Первым Пожирателем Российской Империи! Но теперь это не клеймо — а высочайший титул и звание! Отныне он — Защитник Государства, и его уникальная сила, его искусство, будет служить щитом и мечом для всех нас!

Это было последней каплей.

Слово «пожиратель», веками бышее синонимом ужаса и предательства, было произнесено с высоты трона как звание героя.

И площадь взорвалась.

Оглушительный, срывающийся на вопль РЁВ восторга покатился от Кремлёвской стены к храму Василия Блаженного. В воздух полетели шапки, платки, люди обнимались, плакали, кричали его имя: «А-ПО-СТО-ЛОВ! БА-РОН!» Народ был в экстазе.

Они не просто принимали героя — они приветствовали новую эру.

Марк. Позднее.

Дверь захлопнулась за мной, отсекая оглушительный гул города, праздничные гудки и восторженные крики моего имени. Тишина в пустой квартире отца ударила по ушам, словно вакуум.

Фух… Как же утомительны все эти официальные мероприятия…

Я прошел в гостиную, сбросил с плеч новый, роскошный плащ, подарок от самого Императора, на спинку кожаного кресла. Ткань скользнула, шелестя, и этот звук казался неестественно громким в гнетущей тишине.

Я — герой. Барон Апостолов, спаситель человечества. Мое лицо на каждом экране, мое имя в каждой новостной сводке. Передо мной открылись все двери, все возможности. Весь мир лежал у моих ног, счастливый и благодарный.

Я подошел к огромному окну в гостиной, выходящему на вечернюю, сияющую огнями Москву. Город-победитель. Город, который я спас.

Я прислонился лбом к холодному стеклу.

«Обожают. Благодарят. Невероятные возможности» — пронеслось в голове — «Но…»

«Но» перевешивало всё. Оно было тяжелее всех титулов, громче всех аплодисментов.

Я сосредоточился, попытавшись заглянуть внутрь себя.

Туда, где еще три месяца назад бушевал бескрайний, яростный океан Эфира. Туда, где пылало украденное Ядро Юя. Туда, где дремала та самая черная дыра, ненасытная утроба Пожирателя, готовая вобрать в себя всю магию мира.

Теперь там была пустота.

Абсолютная, оглушающая, мёртвая тишина.

Я сжег всё — дотла. До основания.

Чтобы уничтожить Ур-Намму, мне пришлось пожертвовать всем… Я использовал его же силу, его же связь с Ядром, как детонатор. И детонатор сработал — Ур-Намму был стёрт.

Но вместе с ним я выжег из себя всю магию.

Весь Эфир. Всю накопленную, украденную, освоенную мощь. Все навыки Пожирателя, которые делали меня тем, кем я был. Я вернулся к исходной точке. К тому жалкому, «нулевому» уровню, с которого начинал, когда сознание настоящего Марка Апостолова только покинуло это тело…

Я даже не Адепт. Я — просто никто. Пустая оболочка с громким именем.

Ну что ж… Придётся начинать с самого начала.

Но теперь всё будет в тысячу раз сложнее.

Ур-Намму погиб — но схлопнувшееся червоточина втянула в себя много всего… Например — Эфир. Всю первородную субстанцию, всю праматерию, что была в этом мире! Ублюдочные действия богоподобного родственничка уничтожили моё преимущество… заставили Великое древо умирать, оставив после себя лишь скудные, привычные ручьи магии Искры.

Эх…

Придется выживать в этом обедневшем мире также, как всем… Дерьмо космочервей, да ведь мне предстоит заново проходить весь этот путь!

Полагаться лишь на обычную магию, по крупицам, как археолог, выкапывать из недр своей памяти, из мышечной памяти этого тела, обрывки навыков Пожирателя. Придется заново учиться поглощать, впитывать, трансформировать. Но теперь — без бездонного источника силы, что был у меня раньше…

Как учиться ходить заново — но с гирями на ногах и в полной темноте.

@#$%!!!

Ну… С другой стороны, могло было быть хуже — я мог просто умереть!

Я откинулся от стекла, и в полумраке комнаты моё отражение ухмыльнулось мне.

Герой, который не сможет защититься, если Император завтра передумает и решит устранить ставшую неудобной легенду. Бог, который не может зажечь свечу. Пожиратель, который не может поглотить даже чужое заклинание.

Страх? О да, какая-то его крупица во мне тлела.

Краткий миг леденящего, животного ужаса — но он почти сразу прошёл, сменившись чем-то иным. Холодной, трезвой яростью.

Азартом!

Я не унывал, потому что у меня по-прежнему есть друзья. Илона, чьи золотые глаза видели меня настоящего и, тем не менее, она всё ещё любила меня. Аня, Арсений, Маша. Петя Салтыков. Даже призрак деда, вечно язвящий и неугомонный.

У меня есть родовое существо, чья природа мне до сих пор не до конца ясна, но которое вызывает опаску даже у дракона Иловайского.

У меня есть два ворона-маледикта, верные и опасные.

У меня есть куча денег, титул барона и невероятные возможности.

И главное — остался мой разум. Мой опыт. Мой план по строительству собственной Империи, фундамент которой теперь будет куда более прочный.

Я повернулся спиной к сияющему городу и посмотрел в темноту пустой квартиры. Всё только начинается. С чистого листа. С нуля.

Но…

Хоть я и победил Ур-Намму, но напоследок он всё же успел подгадить мне…

Открытие и последующий коллапс червоточины не прошли бесследно. Эфир ушёл, и он, как якорь, держал энергетический каркас реальности. И теперь этот каркас трещал по швам.

Я чувствовал это — как далекий, низкочастотный гул, исходящий из самых глубин. Энергетика планеты была нарушена, расстроена, словно гитарная струна, которую перетянули до хруста.

И последствия уже были. Данные, которые ко мне стекались через каналы Салтыкова и моих воронов, были удручающими.

Урочища — аномалии, что я когда-то с такой помпой «очищал», вели себя не просто активно. Они буйствовали.

Энергетический вакуум, оставшийся после исхода Эфира, они начали заполнять собой. Разрывы реальности в их пределах стали шире, стабильнее и… агрессивнее. Они расширялись, пожирая прилегающие территории с пугающей скоростью. И это было лишь началом.

Хуже всего были «лорды» — так я мысленно окрестил их.

Раньше Урочища извергали хаотичных, слаборазмуных тварей — сгустки инстинктов и ярости. Теперь же там начали появляться иные существа. Более сильные. Не просто могущественные — умные! Их энергетическая сигнатура отличалась сложной, организованной структурой. И по отрывочным донесениям с окраин, где буйствовали аномалии, они не просто рыскали в поисках добычи.

Они строили и организовывали своё окружение. Судя по всему — начинали собирать собственные армии из более слабых тварей, подчиняя их своей воле.

Общественность, разумеется, ничего не знала. Империя ликовала, празднуя победу над космическим злом, и закрывала глаза на «мелкие локальные проблемы» на периферии.

Но это были не мелкие проблемы. Это был рак, который только-только начал метастазировать. И если его не остановить…

Мир ждали проблемы — может и не такие страшные, как один-единственный Ур-Намму, но…

Я не мог их остановить.

У меня не было сил, чтобы просто подойти к Урочищу, не то что закрыть его! Та мощь, что требовалась для этого, была выжжена дотла. И вернётся она не скоро. Месяцы? Годы? Я не знал… А времени, судя по всему, у мира оставалось не так много.

Я открыл глаза и снова посмотрел на сияющий огнями город. На этот праздник, который вот-вот мог смениться похоронами.

Я был героем, бароном, спасителем.

И я был абсолютно беспомощен перед лицом новой, набирающей силу бури…

Конец десятой книги.

Одиннадцатая книга — https://author.today/work/498000