Пентюх

Глава 17. Об искусстве допроса

Альфилы были далеко, потому рассмотреть их морды я не мог, но уверен на сто процентов, что морды эти были удивлёнными. Когда в тебя летит твоё же заклинание… наверное, невозможно остаться безучастным. Впрочем, альфил, выпустивший в нашу сторону огненный шар, сориентировался быстро — бросил своего сородича и замахал опять руками. Шар разорвался, не долетев до колдунов шагов десять. Хотя даже такое расстояние оказалось достаточно болезненным, так как сдетонировавший огненный шар опрокинул машущего руками альфила и вместе с его собратом ещё и по земле протащил. Иваныч и Бобо побежали в сторону женоподобных колдунов, и когда ошеломлённый альфил пытался встать, Иваныч смачно зарядил ему ногой в голову. Будто футбольный мяч пнул. Голова длинноволосого колдуна мотнулась, а сам альфил обмяк и упал без сознания. Второй закричал что-то на непонятном мне языке, но Бобо ударил его кулачищем в голову, и кричащий тоже потерял сознание. Дырн в это время шёл по лагерю и старательно достреливал раненых.

— Сёма, ты цел? — заботливо спросила меня Ирина, подойдя почти вплотную.

— А что со мной будет? — пожал я плечами, — Только вот за Тварь испугался немного.

— Мне даже интересно — ты за меня боишься так же, как за Тварь, или меньше?

— За тебя — больше, — честно признался я и перезарядил ружьё. А потом вышел на поляну и посмотрел на Дырна: — А убивать раненых обязательно?

— Лекаря у нас нет, — пожала плечами Ирина, — Тащить их с собой мы не будем. А бросать врага живым — верх глупости.

Я достал папиросу и закурил. А моя невеста сказала:

— Давай обыщем палатки и тела, да будем возвращаться!

Я присел перед Тварью и потребовал:

— Ну-ка, распахни пасть!

Тварь раззявила рот, обнажив острые, но мелкие зубы, так как приняла уже обычное обличие, и я придирчиво осмотрел ротовую полость, боясь увидеть ожоги от огненного шара. Но, к счастью, с Тварью всё было в полном порядке, и я счастливо выдохнул. И попросил животинку:

— Ты меня так больше не пугай!

Ирина глянула на меня, махнула рукой и пошла к палаткам. Бобо тщательно связывал колдунов, а Иваныч ловко обыскал их, сорвал какие-то амулеты, стащил перстни, браслеты и забрал сумки. А потом пошёл обыскивать других. Я вздохнул и тоже поплёлся в центр поляны. Около часа мы тщательно всё обыскивали. За это время очнулись оба колдуна, но максимум, что могли — яростно таращить глаза. Так как связаны были тырком по рукам и ногам, да плюс во ртах их были кляпы. Бобо взял обоих альфилов под мышки и спокойно пошагал через лес к нашему лагерю. Мы потопали следом, а когда пришли, забрезжил рассвет. Ирина тут же отправила Дырна в село, чтобы прислали сотрудников полиции и охранку для конвоирования пленных, а сама сказала Иванычу:

— Допросишь?

С удовольствием! — сыщик удобно уселся на брёвнышке и кивнул тырку: — Вытаскивай кляп у левого, а правого оттащи подальше, чтобы не слышал, о чём говорить будем.

Бобо довольно кивнул, сделал, что приказано и тут же вернулся. Ибо наблюдать за работой Скокова было одно удовольствие. И я всё чаще убеждался, что местные правоохранители с огромным удовольствием перенимают у него опыт. Кстати, даже Мерлен приходил как-то к Скокову, но был Иванычем матами выгнан вон. Впрочем, Мерлен Железный, он же Кузьма Лупырёв в девичестве, ничуть этому не расстроился. Вышел на улицу и полчаса рассказывал мне, что он, по сути, человек неплохой. Но рождён был в бедности, и потому единственный способ вырваться из этого — карьеризм. И пусть он где-то не дотягивает по уму или сообразительности, зато нагоняет всё своим усердием и огромным желанием быть полезным обществу и государству. Меня его откровения, честно говоря, мало интересовали, но прерывать полицейского я постеснялся, потому слушал, вежливо кивая. В общем, Скокова признали все от полиции, до охранки. И я уже молчу об изыскателях, охотниках и прочих. Те Иваныча уважали, даже когда он работал грузчиком.

Скоков медленно, никуда не торопясь достал папиросы. Прикурил и внимательно посмотрел на альфила. А потом спросил:

— Имя, звание?

Альфил пробормотал что-то на своём басурманском языке и замолчал. Надменно смотрел на сыщика, но заплывший, посиневший глаз немного убавлял спеси, честно признаться. И даже делал надменный взгляд несколько комичным. А Иваныч выдохнул облако дыма в лицо альфила и заговорил медленно, нарочито спокойно:

— Попав в этот мир я приобрёл одну уникальную способность: видеть всех насквозь и чувствовать, говорит ли разумный правду, — сыщик затянулся, выдохнул дым и продолжил: — Сообщаю я об этом вот по какой причине. В силу профессии своей, а также из любознательности я долгое время у себя изучал пытки разных народов. Уж не знаю, как там у вас, альфилов, обстоит с этим дело, но наш народ в деле пыток достиг невероятных высот!

Скоков подобрал какую-то палочку и стал чертить что-то на земле, искоса поглядывая на альфила:

— К примеру, индейцы Америки были удивительными изобретателями и любили снимать кожу с человека. Зачастую — с половых органов. А туда запускали муравьёв. Это такие насекомые. А потом индейцы могли сутками смотреть на мучения жертвы.

Альфил, итак бледный от природы, побледнел ещё сильнее, так, что капилляры стали заметны на лице. А Иваныч, ничуть не смущаясь, продолжил:

— Или взять китайцев. Есть такая нация на моей родной планете. Они подвешивали человека над стволом бамбука, а тот рос, пронзая плоть. Медленно. Миллиметр за миллиметром, причиняя ужасные страдания.

Иваныч докурил, посмотрел на тлеющий бычок и произнёс:

— Или пытка в железном быке, — сыщик отбросил окурок: — Человека запирали в медном бочонке и снизу разжигали слабый огонь. Изделие грелось, а человек, находящийся внутри, заживо запекался.

— Варвары! — будто выплюнул альфил.

— О, понимаешь по-нашему, — кивнул удовлетворённо Иваныч, — Что и требовалось доказать.

Сыщик встал и подошёл к связанному пленнику:

— Но сам понимаешь, времени на всяческие медленные ухищрения у нас нет. Потому мы будем действовать проще. Поступать, как средневековая инквизиция.

— Это как, Андрей Иваныч? — спросил у Скокова Бобо.

— А кости будем дробить, — повернулся к нему сыщик. И ткнул пальцем в альфила: — Соврал, раздробили кости на одном пальце. Соврал ещё раз — на другом. Боль адская. Все нервы будут кричать и стонать от пощады. А сама жертва будет видеть, как конечности превращаются в месиво.

— А чем дробить? — тырк явно заинтересовался и с интересом поглядывал на альфила. А тот стал ещё бледнее, хотя, казалось, дальше уже некуда.

— Молотком, — вроде даже удивился Иваныч. И ткнул пальцем в камень: — Вот та штука будет, как наковальня. Кладём ладонь, оттопыриваем палец. Ты держишь, а я аккуратно расплющиваю молотком суставы.

Иваныч даже подтащил камень поближе и спросил озабоченно:

— Ты не знаешь, друг, как с выносливостью у этих… существ? Нам же ещё нужно, чтобы он не умер раньше времени от болевого шока.

Альфил дышал яростно, но тяжело. По лицу его градом тёк пот. Он с ужасом смотрел на камень, а потом произнёс:

— Вы… не посмеете! Наш посол…

— Ваш посол ничего не узнает, — отмахнулся Иваныч. И спросил: — Кто вы и зачем пришли?

И альфил заговорил. Быстро, сбивчиво, стараясь рассказать всё как можно полнее…