Пепельный. Книга Ⅰ

Глава 12: Заговор Совета

Я шел по рынку, как по полю боя. Люди расходились, кто-то опускал взгляд, кто-то склонял голову. Некоторые делали вид, что не узнали меня, хотя конечно же узнали. Лица под капюшонами, торговцы с пустыми глазами, слуги, что несут тяжёлое знамя и делают вид, что не слышат, как за их спинами шепчутся.

И этот шёпот был громче, чем крики мятежников на севере.

Солнце клонилось к горизонту, отражаясь в медных куполах кузниц. Пахло рудой, горелой смолой и потом. В моём городе всегда пахло работой. Потому что я построил его на общей работе у подножии новой правды.

На углу стояла бабка, что торговала пирогами. Я всегда проходил мимо, и она всегда смотрела, не мигая. Сегодня — отвернулась.

Значит, и она слышала.

На нижней террасе, в порту, мальчишки таскали бочки, а мастера поднимали из пепла новую баллисту, обшитую рунным железом. Я кивнул Киру, тот крикнул что-то в ответ и с размаху ударил по железу. Звук вышел звонким, живым.

— Город растёт, а люди — боятся… — бросил я.

Из тени, как из пепла, вышел Лем. Немой, как вечность. Один из тех, кто видел, как я одеражал свою первую победу. Один из немногих, кому я доверял спину.

Он протянул мне письмо. Красная печать. Воронье перо.

Я разорвал сургуч и прочёл. Письмо было пустым. Только слово: «Скоро».

— Где нашёл?

Лем показал на карте север столицы «Семичастная», трактир для тех, кто когда-то держал в руках голос Империи. Теперь они там пьют дешёвое вино и продают честь за серебро.

— Кто ещё был там?

Он прижал ладонь к горлу, потом изобразил жест — женщина, лицо вуалью, потом символ Круга: кольцо, вписанное в глаз.

— Они уже здесь, — выдохнул я. — Совет решил действовать. Не торговаться. А вычеркнуть.

Я резко повернулся. Город будто отозвался. Вибрацией в костях. Я чувствовал, как воздух меняется.

Вернулся в башню. Стражи у входа вытянулись, как статуи. Варвара ждала в тронном зале — не на троне, а на ступенях, с разложенной картой и двумя кубками, один из которых был пуст.

— Ты поздно, — сказала она, не поднимая глаз.

— У нас гости, — я бросил письмо на стол. — Старые. Хитрые. Опасные.

— Совет?

Я кивнул.

— Они шепчутся в галереях, где пыль толще совести. Где портреты родов, которые сами сожгли собственных наследников. И теперь хотят сжечь и нас.

— Что будешь делать? — спросила она.

— Я не стану ждать.

Мы молчали.

— Я знаю, кто среди них, — Варвара встала, подошла ближе. — Маг крови. Прямой потомок Вельцеров. Его звали Этрик. Сейчас — он «Мастер красного шелка».

— Под маской прячутся те, кто боится правды. Но я сорву её — на арене.

— Это безумие, — её голос стал тише. — Они этого и ждут. Один проигрыш — и всё развалится.

— Я не проигрываю, — сказал я. — И не играю в такие игры.

В комнату зашёл Кир — на лице пятна гари, в руках — меч.

— Мы нашли его возле кузни, — он положил меч на стол. — На рукояти выжжено: «Предатель возвращается к крови».

Я сжал зубы.

— Кто-нибудь видел?

— Нет. Но слухи пойдут.

— Пусть идут, — бросил я. — Я сам им расскажу конец этой сказки.

Ночью я не спал. Стены башни дышали — я чувствовал их, как кости собственного тела. Пламя в жаровне мерцало неровно. Я сидел в темноте, пальцами поглаживал рукоять кинжала.

Я вспомнил, как начиналось всё. Как меня звали — тем именем, которое давно кануло. Как я умер — и родился в новом теле. Как в аду мне дали второй шанс.

Теперь они хотят снова меня похоронить. Но я сам выбрал своё пепелище.

На рассвете я вышел на балкон.

Город просыпался. На улицах — мои люди. На крышах — мои арбалетчики. В подвалах — мои кузни. И над всем этим — моя воля.

Если Совет хочет войны — я покажу им её на их же языке.

Их кровь окрасит арену.

Но начнётся всё с имени.

Я спустился в Зал Огня, когда первый луч солнца зацепил шпиль моей башни. Варвара уже ждала там, в кольце из книг, карт и пергаментов, как жрица на древнем алтаре. Её волосы были заплетены в косу, меч висел за спиной. Она не говорила — просто протянула мне пергамент.

— Имя?

Она кивнула.

Этрик Вельцер. Маг крови. Арбитр Круга. Прямой потомок древней линии. Любит арены. Убил троих, вызванных на поединок. Официально — никогда не проигрывал.

Я сжал зубы.

— Придётся испортить ему репутацию.

— Он ждёт вызова, — сказала Варвара. — Им нужен прецедент. Официальный. Законный. Они хотят уничтожить тебя не войной — словом, пером, судом. Чтобы не осталось даже праха.

Я шагнул к столу, сдвинул карты, отыскал печать своего рода — не герб, не эмблему, а символ, выжженный мной лично. Перстень Пепельного.

— Мы дадим им слово. Наше. Последнее.

Я отправил Лема на Третий балкон — туда, где собираются «смотрящие» от старых домов. И именно оттуда должен прозвучать вызов, чтобы быть признанным всеми кругами власти.

К обеду слух уже обогнал весть. Толпа стекалась к Старой Арене. Зрители поднимались по мраморным лестницам, стража устанавливала порядок. В небе кружили три грифона — разведка Совета.

Я стоял под каменными сводами, внизу арены, рядом с Киром и Варварой. Они молчали. Оба знали, что происходит не просто вызов — это первый шаг к расколу Империи.

На мне были доспехи без герба, только тёмный пепельный узор на груди. Меч висел за спиной, но рука тянулась к другому — короткому, ритуальному.

Кир подал мне свиток.

— Всё по форме. Подписано Арбитражной канцелярией. Секретарь клана Вельцеров лично расписался.

— Значит, не отвертятся.

Я поднялся по лестнице. Под куполом толпа затихла, как перед грозой. Я шагнул в центр арены. Воздух там был иным — будто тянул из тебя всё: страх, ярость, прошлое. Арена требовала голых нервов.

Глашатай начал читать:

— По закону Империи, клан Пепельного вызывает на честный поединок мастера Круга, мага крови, лорда Этрика Вельцера. На кону — честь. На кону — правда. На кону — право быть!

Толпа взорвалась. Не все знали, что именно происходит. Но слово «Пепельный» уже было знаком, который будоражил кровь.

На другой стороне арены появился он.

Этрик. Высокий, сухой, как бамбуе, в чёрном. Его глаза — выжженные рубины. Он шёл, как лезвие. За ним — трое советников. Один нес кинжал, другой — кольцо крови, третий — сосуд с алой жидкостью.

Он остановился напротив меня.

— Твоё слово. И твоя смерть, — сказал он спокойно.

Я улыбнулся:

— Моё слово — последует за твоим стоном.

Глашатай объявил:

— Завтра. Первый час после заката. На этой арене. Бой до отказа одного из участников или до первой смерти.

Этрик не ответил. Только посмотрел на меня, будто вглядывался в моё сердце. А потом медленно провёл пальцем по сосуду — и изнутри вспыхнула кровь.

— Пламя тебя не спасёт, Пепельный. Я сожгу тебя изнутри.

Я наклонился ближе, почти касаясь его лица:

— Я давно мёртв. Тебе придётся убивать меня заново.

Он ушёл первым. За ним — его тень.

Я остался. На арене. Под солнцем. В центре круга, где завтра решится, кто из нас действительно последний сын Империи.

— Он сильный, — сказал Кир уже внизу.

— Я сильнее, — ответил я. — Потому что мне нечего терять.

— Тебе есть что терять, — Варвара посмотрела в глаза. — Город. Людей. Меня.

Я молчал.

Потому что знал — завтра либо я подниму над ареной меч, либо Империя вычеркнет имя Пепельного с карты мира.

***

Я стою в круге.

Камни под ногами старые, местами сколоты, будто сами века не выдержали веса пролитой на них крови. Вокруг — три яруса зрителей, все в молчании. Только шелест ветра, шорох шелка, редкие удары сердца.

Солнце уходит за край купола. День гаснет — и загораются огни арены.

Выхожу в центр.

На мне — доспех цвета угля, лёгкий, собранный на тонкие заклёпки. Варвара лично укрепляла его перед боем. У сердца — пепельная эмблема. Не герб. Метка.

Передо мной — он.

Этрик Вельцер. В белом. Символ его рода — шипастая лилия — проступает на плаще, будто вырезана кровью. На поясе — тонкий клинок, а в руках — перстень крови. Артефакт, передаваемый в их роду с момента основания Круга. Говорят, в нём замешаны души всех убитых им дуэлянтов.

Он смотрит спокойно, даже с жалостью. Как учитель — на глупого ученика, решившего бросить вызов.

— Готов умереть с достоинством? — спрашивает он, подходя на три шага ближе.

— А ты — жить с позором?

Этрик улыбается. Но в его глазах — холод, как у скульптуры.

Глашатай зачитывает правила:

— Официальная дуэль. Сила до предела, смерть — разрешена. Орудие:

Нарушение границ арены — дисквалификация. Арбитры: Верховный Совет, стражи третьего кольца, кланы Восьми.

Пауза.

Глашатай поднимает руку.

— Да начнётся бой.

Я не бегу. И он — тоже.

Мы медленно сближаемся, как два зверя в пустыне. В центре — пыль, горячая, будто ещё хранящая следы прошлых смертей.

Первый удар за ним.

Его клинок рвётся вперёд, змеёй. Я успеваю отвести лезвие, но чувствую — острый, как игла, металл чуть цепляет кожу. Он знает, что делает.

Вторая волна — магия.

Он раскрывает перстень. С него срывается алое пламя — кровь, вздымающаяся в воздух и превращающаяся в копья. Я скручиваюсь, перекатываюсь вбок, вырываю кинжал и, не целясь, метаю — в пустоту. Отвлечение.

Прячусь за столбом, слышу, как шипит пыль. Он идёт на запах моей крови. Ловит меня, как охотник — раненого зверя.

Я не зверь.

Я — пепел.

Рывок. Прямо в лицо. Пламя вырывается из моей ладони. Он поднимает щит, заклинание рикошетит в небо. Но теперь мы близко.

Мой клинок встречает его. Сталь по стали. Он быстрее. Я — тяжелее. Удар. Ещё. И ещё. Он отступает, но каждое моё движение даётся всё труднее. Он не просто маг. Он чувствует, где и когда я пошатнусь. И играет на этом.

— Ты думаешь, я не дрался с монстрами вроде тебя? — шипит Этрик, блокируя удар в висок. — Вы, самозванцы, приходите, сжигаете всё — и зовёте это справедливостью.

Я отвечаю без слов. Только ударом. Снизу вверх. Силой.

Щит трескается.

Он отлетает назад, врезается в камень. Толпа ахает.

Я иду вперёд. Он встаёт, окровавленный. Перстень светится — и я чувствую, как воздух сжимается. Он делает шаг — и весь пол подо мной начинает трескаться.

Магия крови.

Она входит в землю, вытягивает из неё боль, смерти, крики. Сама арена становится его оружием.

С трудом держусь на ногах.

Внутри — жар.

Моя магия — отвечает. Из моих рук поднимается пепел. Он кружит. Танцует.

— Ты не должен был выжить, — рычит Этрик, вырывая из воздуха клинок из крови. — Такие, как ты, должны умирать в грязи!

Я закрываю глаза.

И слышу голос.

Предок. Шепчет в пепле:

— Напомни им, из чего они сделаны.

Я раскрываю ладони.

И пламя вспыхивает.

Не алое, как у него. Чёрное. С золотыми искрами. Магия Пепла.

Огненная волна накрывает арену. Толпа в панике — но заклинания стражи сдерживают пламя. Этрик закрывается, кровь на его щите закипает.

Я рвусь вперёд. Меч в обеих руках.

Клинок в его живот. Он успевает отшатнуться, но я раню его. Глубоко.

Он падает на колено. Смотрит на меня снизу вверх.

— Ты… не из этого мира…

— Я — из того, что вы сожгли.

Я бью. Не в сердце. В знак.

Его символ — шипастая лилия — падает в пыль. Меч замирает у его горла.

— Добей, — шепчет он.

— Нет. Пусть весь город запомнит, как ты молил о пощаде.

Я поворачиваюсь. Медленно.

Судьи молчат.

Толпа — кричит. Кто-то в восторге. Кто-то — в ярости. Но имя моё уже в их сердцах. Глубже, чем кровь.

Я выиграл.

Но впереди — война.

***

Ночь накрыла город, как ворон крылом. С башен капали сигнальные огни, в портах затих грохот кузниц, и даже в квартале нищих звучала тишина — редкий дар для этого места. А я лежал один в своём шатре, от которого ещё тянуло гарью арены. Тело ломило от каждого удара, магическая рана пульсировала где-то глубоко под рёбрами. Лекари мазали меня снадобьями, шептали свои молитвы, но всё это было внешним. Боль сидела внутри.

Я закрываю глаза.

И проваливаюсь.

Не в сон — в Пепел.

Передо мной — та же равнина, где я когда-то умер. Горящая трава. Дым. Кровь на руках. Только теперь всё это застывшее, будто в янтаре. И посреди этой картины — он. Стоит, как в тот раз, когда я только пришёл в этот мир. Лицо — вырезанное из угля. Глаза — белые, пустые. Голос — скрип сухих костей в костре.

— Ты нарушаешь равновесие, — говорит он.

— Они первыми нарушили, — отвечаю. — Сначала сожгли мой род. Потом пришли за мной. Что ты хочешь от меня

Он молчит. Делает шаг. Камни под ногами вспыхивают и гаснут. Путь. Я иду за ним.

— Ты победил, — говорит он. — Но что ты оставишь после?

— Кровь. Пепел. Мир, в котором никто больше не падёт на колени.

Он останавливается. Смотрит на меня. И в его голосе звучит не гнев, а горечь.

— Ты думаешь, сила — в огне. Но настоящий огонь ест изнутри. Он тебя уже сжирает.

— Значит, я стану тем, кто горит, но не падает.

Молчание. Потом — он поднимает руку. И я вижу картину.

Великая битва.

Не арену. Не схватку за честь.

Войну.

Армии идут сквозь снег. Броня трескается от заклятий. Над башнями клубится тьма, и в ней — что-то древнее. Нечеловеческое. Я вижу себя на чёрном коне, с флагом из пепла. Позади меня — сотни. Справа — Варвара. Слева — Кира. И за нами… не город. Империя. Горящая, как костёр.

— Это ждёт тебя, — говорит он. — Или того, кто придёт после, если ты сломаешься.

Я подхожу ближе.

— Значит, я не должен сломаться.

— Ты уже начал трескаться. — Он указывает на грудь. — Эта трещина растёт. Ты ещё помнишь, зачем ты начал?

Я молчу. Потом — да.

— За род. За тех, кого сожгли. За тех, кто ещё может встать.

— Тогда иди. Вперёд. Через Пепел. Пока ты — не Прах.

Он исчезает.

Я просыпаюсь в холодном поту.

У входа — Варвара. Смотрит молча, будто чувствует, что что-то изменилось.

— Всё хорошо? — спрашивает она.

— Нет, — говорю я. — Впереди — война.

Утро выдалось серым и затаившимся. Город словно притих, даже шум рынка звучал приглушённо, как перед бурей. Я чувствовал, как воздух давит на грудь, как стены дворца давят на мысли. Это было не просто напряжение — это был запах грядущей крови.

Я стоял у окна крепости, глядя вниз на строящиеся казармы и тренировочную площадку. Мои люди — новобранцы, ветераны, маги и оружейники — тренировались, спорили, дрались. Варвара стояла рядом, закутавшись в накидку из чёрного меха. Она не сказала ни слова — и не нужно было.

В дверь постучали.

— Войдите, — бросил я, не оборачиваясь.

Вошёл Кира, со свитком и лицом, полным недобрых вестей.

— У нас подтверждение, — проговорил он. — Совет собирает армию. Уже не тайно. Они объявили мобилизацию в столичных округах, притянули силы из Южного Легиона. Говорят — для «укрепления порядка в провинциях». Но это дымовая завеса.

— Сколько? — спросил я.

— По разным данным — около пятнадцати тысяч. Из них минимум тысяча боевых магов и два отряда жрецов Ордена Пламени.

Варвара прошептала:

— Значит, они больше не боятся войны. Или боятся слишком сильно.

Я медленно повернулся и забрал у Киры свиток. Схема передвижений, фамилии командующих, метки на карте. Всё говорило об одном: они не будут ждать. Они идут за мной. Не завтра, не на совете. Сейчас.

Я опустил свиток, сжал кулак.

— Кто возглавляет наступление?

— Ридан Кармонт. Один из старейших лордов. Маг крови, один из самых сильных. С ним его сын — тот, что вызывал тебя на дуэль год назад. Они хотят сжечь всё, что мы построили.

Я подошёл к карте на стене. Вот они — наши земли, окраины Империи. А вот их — сердце, ядро, где кланы живут с детства и до смерти, вылизывая ботинки друг другу.

— Они уверены, что смогут запугать нас числом, — сказал я. — Но мы знаем: один человек, если он горит, может зажечь целую армию.

Варвара села на край стола, скрестив ноги.

— Вопрос в другом. Ты хочешь сжечь их в ответ — или построить что-то на их пепле?

Я посмотрел ей в глаза.

— Я хочу, чтобы мир наконец понял: мы не их ошибка. Мы их будущее. И если ради этого нужно стать пламенем — я стану.

Она кивнула, медленно, одобрительно. Но в её взгляде мелькнуло что-то, чего я не мог сразу распознать. Возможно, страх. Возможно, предчувствие.

Кир сказал:

— Нужно готовиться. Им нужно несколько дней, чтобы выдвинуть основные силы. Но авангард могут кинуть уже сегодня ночью.

— Пошли приказ, — сказал я. — Всех бойцов — в укрепления. Магов — на стены. Кузнецов — в подземные залы. Пусть каждая стрела будет с огненной насечкой. Пусть каждое лезвие будет готово.

Он кивнул и исчез, как тень.

Я остался с Варварой. Мы стояли у окна, смотрели на небо. Над ним уже собирались тяжёлые облака.

— А если они победят? — спросила она. — Если нас сожгут?

Я повернулся к ней и впервые за долгое время улыбнулся.

— Тогда даже пепел от нас будет жалить.