Русская Америка. Сухой закон 3

Глава 4 Ты просишь меня об услуге?

Атлантик-Сити встречал нас во всей своей красе. Город был украшен гирляндами из разноцветных цветов. Они висели на каждом втором фонарном столбе. А перила вдоль набережной были увиты искусственными цветами. Сколько Наки потратил на это — уму непостижимо. Но я не сомневался, что казначей отобьёт эту сумму в самое ближайшее время, причём уйдя в немалый плюс.

Вдоль набережной стучали конные коляски, даже бегали рикши, которых можно было увидеть столько же разве что в южных штатах. Медленно проезжали редкие авто, загруженные разной снедью и алкоголем. Набережная Атлантик-Сити была в основном прогулочной зоной с огромным количеством ресторанов и бутиков. По другую сторону, ближе к воде, на удалении друг от друга стояли дощатые, украшенные теми же искусственными цветами сцены. На двух таких выступали маленькие оркестрики.

На одной из сцен в микрофон завывала чопорно одетая дама, простирая руки к большой группе, в которой были преимущественно такие же строго наряженные женщины. Она потрясала над головой Библией.

— Алкоголь! Вот страшный враг всего нашего общества! Наши мужчины, обуреваемые этой страстью, нарушают заповеди! Уходят из семей, превращаются в подобие животных! Наши молитвы были услышаны Господом! Государственные мужи приняли Акт Волстеда, и скоро мы избавимся от этого страшного общественного недуга! Передаю слово казначею города Атлантик-Сити, Еноху Джонсону! Тому, кто всегда поддерживал нас в нашей праведной борьбе!

Дамы захлопали, а я и Блум остановились неподалёку от толпы.

На сцену пружинящейся походкой вспорхнул Наки, встал к микрофону и одарил всех дам нежнейшей из улыбок:

— Достопочтенные дамы славного города Атлантик-Сити! Я рад присутствовать сегодня здесь, за этой трибуной! Моя душа радуется, когда я нахожусь в обществе, которое выступает за трезвость! Трезвость ума! Трезвость действия! Трезвость, которая так необходима нам для процветания нашего великого народа!

Наки обвёл глазами толпу и встретился глазами со мной. Мне показалось, что в его глазах мелькнула усмешка.

— … Вы знаете, насколько я последовательно, весь год выступаю за Акт Волстеда!

Толпа загомонила, женщины одобрительно закачали головами, отчего море широкополых шляп пошло рябью.

— Но я не только поставил себе целью искоренить недуг употребления спиртного на вверенной мне территории! Я думаю, женщины Атлантик-Сити и штата Джерси достойны большего, чем просто видеть своих мужей трезвыми, когда те возвращаются домой. Они достойны того, чтобы иметь голос на предстоящих выборах! Я буду бороться за это. Биться за то, чтобы женщины нашего города первыми в стране получили это право!

Женщины загомонили, а одна, бедно одетая, с ребёнком на руках, неожиданно крикнула:

— Алкоголь по-прежнему распространён в городе!

Наки мгновенно переключился на неё, вытянул руку вперёд и заговорил с утроенным жаром:

— Верно! Преступность, как древнее чудовище Гидра — имеет много голов. И я уверен, что с новым мэром Эдвардом Бейдером, мы получим больше сил и ресурсов для борьбы с бандитами, которые заливают улицы спиртным. Посмотрите на эту прекрасную девушку! Мадонна с младенцем!

По толпе женщин пронёсся умилительный вздох. Некоторые из них смотрели на Джонсона уже почти с обожанием. А он продолжал:

— … разве она заслужила видеть, как её супруг возвращается домой за полночь пьяным? Разве мы хотим, чтобы её ребёнок жил в мире, полном разврата и порока? Нет! Голоса женщин должны быть услышаны! И я, и кандидат в мэры города Атлантик-Сити Эдвард Бейдер приложим все усилия для этого!

Наки стукнул себя в грудь и обвёл взглядом всю площадь.

А я шепнул спутнице:

— Как вам речь, мисс Блум?

Девушка пожала плечами и тихо ответила, кивнул на толпу:

— Легче всего управлять теми, кто не знает окружающего мира и не учился. К сожалению, эти женщины, забота которых до недавних пор была смотреть только за домом и детьми, хоть это тоже невероятно трудно, опираются на скудное образование. Они или будут обмануты, или сами хотят быть обманутыми, ведь сейчас закон Божий для них это всё. Не может же такой респектабельный джентльмен, как Енох Джонсон, их обмануть? Реально понимают всю ситуацию лишь немногие суфражистки. И чем большему количеству женщин станет доступно нормальное образование, чем больше они будут «выходить в мир» из своего дома, тем быстрее они разберутся в том, что происходит в политике. Хотя бы и отдельно взятого города или штата…

Я согласился с ней, хоть и не полностью. Девушка наперёд расписала то, что будет происходить с женским движением в штатах ещё лет пятьдесят. Оно будет инструментом в руках вот таких вот дельцов, как Наки. Все эти марши женщин, общества благочестивых дам и «прочая-прочая» — станут средством давления одних сенаторов на других, или инструментом северных штатов для «причёсывания» более консервативного юга. Только вот подобные Джонсону всё равно будут использовать всё это в своих интересах, манипулируя массами и играя на их самых высоких и самых низменных чувствах.

— Я подумал над вашей просьбой, мисс Брауни. И думаю, что Наки стоит посвятить в это дело. Мы на его земле, и я не хочу портить отношения с партнёром.

— Если вы гарантируете безопасность меня, моего брата и лошадей, то вы вольны делать так, как угодно. Однако нежелательно, чтобы Розетти знал, что мы попросили о помощи Еноха.

— Вы попросили о помощи конкретно меня. Значит, эту работу будем выполнять я и мои люди. Просто нужно будет обсудить кое-какие детали с мистером Джонсоном.

— Хорошо, — кивнула Блум, держа меня под руку, пока мы шли вдоль набережной.

Мы дошли до череды высоких отелей в классическом стиле. На первых этажах располагались кафе и магазинчики, зазывающие дам французскими названиями. Здесь степенно прогуливалась более состоятельная публика. Я украдкой посмотрел на девушку. И невольно сравнил её с Кристиной-шпионкой. Они были как инь и янь. Что во внешности, что по характеру. Холодная расчётливость мисс Брауни, её сдержанность в общении, полностью отрицала игривость и любовь к приключениям Кристины-Ксении. Однако я почему-то очень даже хорошо представлял себе тонкую фигуру Блум с ружьём наперевес, отстреливающую грабителей какого-нибудь ранчо. Плохо, криво, но делающую это, стиснув зубы. Была в ней какая-то внутренняя сила и решительность.

Вечерний «Ритц», как всегда, блистал своим великолепием. У стены огромного зала расположилась двухэтажная сцена, где на верхнем ярусе надрывался оркестр. На помосте первого этажа, который полукругом уходил в зал, танцевал и пел весёлым голосом невысокий человек со смешными большими глазами.

— Вот они! Мистер Соколов! Мисс Брауни!

К нам спешил Наки собственной персоной, радушно улыбаясь и разводя руки так, словно хотел обнять не только нас. В лацкане коричневого в бежевую полоску пиджака красовалась неизменная алая бутоньерка. Бордовый галстук, кремовые туфли. Джонсон был одет по последнему писку моды. Видно, что над его образом потрудился очень талантливый портной.

Мы поприветствовали друг друга, и он выверенным жестом указал на столик почти в центре зала:

— Прошу вас! Отужинаем вместе. И послушаем Эдди Кантора! Специально позвал его выступить несколько вечером подряд. Восходящая звезда! Вы слышали его шутки? Это уморительно! Мисс Брауни, не волнуйтесь, они все приличные!

Ну да, неприличное творилось в номерах Ритца и в закрытых от чужих глаз люксах. Про апартаменты самого Наки я вообще молчу. Перед глазами сразу встала картина с девочками из кабаре, что щеголяли перед гостями Наки в первую нашу с ним встречу. На них тогда из одежды были только бусы.

Мы ещё немного поболтали, и, после смены блюд, Блум покинула нас, сославшись на то, что ей нужно переодеться и проверить — как там дела с лошадьми. Напоследок она длительно посмотрела на меня и указала взглядом на Еноха. С девушкой я отправил Молотова. Угрюмый, молчаливый казак, который прирежет троих противников и не моргнёт — прекрасная личная охрана для неё.

Эдди Кантор разрывался на сцене так, словно это был его концерт на Бродвее. Кстати, тоже выходец из семьи русских евреев, которая переехала в Штаты, но задолго до революции. Родился он, насколько мне помнилось, уже здесь. И на Бродвее через несколько лет будет блистать так, что быстро зайдёт в первую десятку исполнителей. Надо будет потом найти его через Наки. И сманить на моё радио. Намного раньше, чем он начал там выступать в «моём мире».

— Что это за знаки вам подавала мисс Блум? — хитро прищурился Джонсон.

Я понизил голос и чуть склонился к нему:

— Она попросила меня уладить одну проблему. С семьёй Розетти.

Наки и не подал виду, что его как-то заинтересовало имя потенциального врага. Он разломил часть омара и спросил:

— Что за проблема?

— Розетти хочет, чтобы семья Брауни слили скачки. Но не в вашу пользу, а в его.

Джонсон закинул кусочек нежного мяса в рот и заговорил уже более серьёзно:

— А что они?

— Они попросили у меня защиты от возможных нападок со стороны Джованни. И не хотят ссориться с вами.

Про то, что лопухнулся именно брат Блум, я говорить не стал. На мой взгляд, это была лишняя информация, которая могла повредить коннозаводчикам.

— Правильно. Там будут такие деньги… И ставить их будут ставить ТАКИЕ люди… Брауни бы ввек не расплатились. И когда я говорю «расплатились», я имею в виду даже не тысячи баксов…

Я прищурился:

— А что, например?

Енох ухмыльнулся и помахал перед собой вилочкой:

— В этом зале завтра будут люди очень высокого уровня. Вот представьте, вы строите карьеру политика. У вас есть взлёты и падения. И тут вы ставите большую сумму на скачки. Ваш скромный друг, Наки, советует вам конкретную лощадь. Говорит, что сделает все для того, чтобы увеличить средства, которые пойдут на вашу предвыборную кампанию. Да ещё и говорит, что готов поспорить, будто лошадь точно выиграет забег. И если так произойдёт — даст ещё кругленькую сумму. Вы ставите свои кровные. Немалые! Побеждаете. Вокруг деньги, девочки, победа. Такая сладкая. И пусть даже не совсем чистая. Где вы видели чистоту в политике этой страны, мистер Соколов? То-то же! Хотите ли вы дружить с Наки?

Тут уже усмехнулся я:

— Хочу.

— Вот и будущий кандидат в президенты Соединённых Штатов тоже захочет. И это гора-а-аздо ценнее вложенных в ближайшие пару дней средств. Потому что он поможет мне со строительством дорог в Джерси. А возможно, и в соседних штатах. Там о-о-очень золотая земля! Влияние и деньги — всегда ценнее, чем просто деньги!

— А зачем докидывать свои сбережения?

— Это делает людей обязанными вам, Алекс. Тем более… — Енох приблизился ко мне и с серьёзнейшим лицом добавил — … Букмекеры и казино никогда не проигрывают!

И он засмеялся, снова орудуя в тарелке.

— Вы — настоящий дьявол, мистер Джонсон, — произнёс я.

— Я — всего лишь слежу за этим городом. И не забываю про тех, кто живёт здесь. Богатею я — богатеет и он. И его жители. Настоящий дьявол сидит в Конгрессе. В виде четырёхсот с лишним лиц…

Я вздрогнул, вспомнив конгрессмена Билла Хотфилда. Который зачем-то покрывает и даже вкладывается в развитие странной секты в Аунего. Где пропадают и умирают люди. Но виду не подал, а вернулся к первоначальной теме разговора:

— Так что по поводу Розетти.

— Как я уже говорил вам по телефону, пока мне не с руки объявлять ему войну. Я вообще не сторонник этих разборок. Но если вы обеспечите безопасность Брауни и лошадей — я буду вам очень признателен. А если нароете на него компромат, который я смогу представить потом на собрании других боссов, то ещё лучше. Это будет второй раз, когда вы поможете мне. Тогда я познакомлю вас с теми, кто отвечает за контрабанду на северо-востоке. Ротштейн доволен своими поставками. От меня они далеко. А вот вам — пригодятся. Вы мне нравитесь своей хваткой, Алекс! И тем, что не ведёте себя как эти гангстеры с зализанными причёсками и в модных костюмах. Ну так что, справитесь?

В этот момент он смотрел на меня очень серьёзно. За стёклами очков его проницательные глаза буквально буравили меня насквозь. Это с его стороны тоже далеко идущий ход. Давая мне возможность «подключиться» к пусть и небольшому, но потоку товара из северо-восточных портов, если я, конечно, договорюсь с местными теневыми дельцами, он усиливает меня. В пику остальному Нью-Йорку. В этих делах очень важно, чтобы кто-то сказал, что я — «свой». Как когда-то Ротштейн порекомендовал меня самому Еноху. Без этого с тобой работать не станут…

— Справлюсь, — кивнул я.

— Вот и хорошо. Я познакомлю вас с моим братом Альфредом. Он начальствует над полицией города. И занимается… щепетильными поручениями. В случае чего вы можете смело обращаться к нему. Кстати, во-он за тем столиком сидит Джованни Розетти, — и он не глядя быстро махнул вилочкой куда-то в сторону сцены, на которой Эдди Кантор раскланивался публике, пока она в третий раз требовала его выступления на бис.

Я достал пачку сигарет и сделал вид, что не спеша оглядываю зал и дам, щеголяющих красивыми платьями. За столиком около сцены в окружении трёх худеньких молодых ночных бабочек с белоснежной кожей сидел смуглый пожилой итальянец. Он уже тщательно скрывал свой возраст и залысину крашенными, уложенными волосами. На нём был дорогущий фрак. Покручивая один завитый ус, он что-то нашёптывал на ухо одной из дамочек, а она хихикала, изображая смущение.

— Приехал на скачки. И спустить большую сумму в казино. Ему никогда в них не везёт, — усмехнулся Наки.

Я посмотрел на него недоверчиво.

— Что? — удивился он, — Да я даже как-то дал команду «подкручивать» ему, а всё равно игра не идёт!

И мы вдвоём рассмеялись.

Я склонился над картой Атлантик-Сити, освещённой одинокой лампочкой, висящей под потолком.

— Конюшня находится здесь. Все лошади в ней. С другой стороны пристань и много гуляющих. Сомневаюсь, что тут стоит кого-то ждать. Но двух человек всё равно нужно поставить на всякий случай. Большие окна закрыли полностью на несколько засовов. Внутри тоже есть люди.

— А вентиляция? — тут же спросила Блум.

Она резко наклонилась над картой, хотя вряд ли могла увидеть там что-то кроме плана квартала. Её локон коснулся на долю секунды моей щеки.

— Сделали вверху. Степан позаботился, — я указал на казака.

— Всё окей, мисс, — кивнул он, — Я с лошадьми с детства… — он с трудом нашёл нужные слова на ломанном английском, но Брауни поняла его.

Вообще, казак поначалу снисходительно глядел на холеную девицу, которая возится с лошадьми. Но понадобилось совсем немного времени, и я увидел, что скепсис сменился глубоким уважением. Пару раз сегодня я замечал, как казак удивлённо качал головой и что-то бурчал себе в усы из разряда: «эка даёт», когда девушка в очередной раз давала указания конюхам.

— С другой стороны доки. Там люди Альфреда Джонсона. Полиция там никого не пропустит. Блум, что там ваш брат? Где он, кстати?

— Я говорила с ним, всё в порядке. Очень волнуется. Остался у себя в номере отдыхать. Ему завтра предстоит очень много сделать по организации скачек. Правда, ворчал, что за ним по пятам ходят люди, которых вы выделили для охраны.

— Они и сейчас дежурят у дверей номера, — кивнул Синицын.

Зазвенел телефон. Все посмотрели на меня, и я снял трубку:

— Слушаю.

— Это Громов. Есть важные новости.

Я сделал успокаивающий знак присутствующим:

— Минутку.

И затем ответил Вите:

— Что за новости?

— Ты просил выйти на тех парней, которые пытаются запугать начальство Давида Сарнова. Чтобы выкупить право на радио.

— Не томи!

— Они готовы встретиться с нами завтра или послезавтра вечером. Я сказал, что ты в отъезде.

— Лихо! Послезавтра. Сразу после скачек мы поедем в Нью-Йорк. Сначала похороны наших бойцов и затем уже увидимся с ними. Это первый день Сухого закона. Чем меньше я буду мелькать около наших точек, тем лучше. Так что всё складывается отлично. Все виски перевезено?

— Оно уже в Балтиморе.

— Отлично. Стоит поберечься. В первые дни будут массовые облавы. Поэтому на складах в Нью-Йорке не должно быть ни ящика спиртного.

— Я помню.

— Это всё?

— Да, свяжусь с этими залётными и дам тебе знать.

— До связи.

Я положил слуховую трубку и задержал руку на её холодной полированной поверхности.

— Всё хорошо? — спросила Блум, подходя ближе.

— Да, скоро должно решиться ещё одно важное дело. А здесь, раз всё закончено, мы можем ехать в отель.

Остановились мы не в «Ритце», как нам предлагал Наки, а в небольшой гостинице. Она находилась на отдалении от набережной. Хотелось выспаться и провести время в спокойствии. Фешенебельная резиденция Джонсона и так была шумной, а после полуночи вообще превращалась в место адского разгула.

«Паккард» остановился около отеля, и я вышел первым, огляделся и открыл дверь девушке.

— Куда направитесь с братом после скачек? Обратно в Кентукки?

— Нет. Нам нужно с ним в Нью-Йорк. Уладить кое-какие дела. И встретиться с двумя покупателями. Они хотят приобрести сразу несколько трёхлеток.

— Тогда нам по пути, если, конечно, вы не хотите остаться в Атлантик-Сити, — улыбнулся я.

— Нет, это место меня не прельщает, — пожала плечами Блум.

— Не любите казино и аттракционы?

— Я бы предпочла театр.

— Бродвейский мюзикл?

— Скорее, классику. Люблю ходить в «Хадсон», когда бываю в Нью-Йорке. Там ставят неплохие современные постановки.

Я еле удержался от смеха. «Хадсон» сейчас — островок «старой» драматургии на Бродвее. А вот после войны станет театром для взрослых, а потом и вообще знаменитым ночным клубом «Савой».

— Мне тоже нужно уладить кое-какие дела по приезде в Нью-Йорк. А затем, если вы будете в городе, я приглашаю вас в театр. Выбор спектакля за вами.

— Обязательно подумаю, — улыбнулась Блум, — Холодно. Ветер от океана уже сильный. Даже удивительно, что кто-то спит с открытыми настежь окнами.

Я поднял голову туда, куда показала моя спутница, и увидел прямо над козырьком отеля открытое окно. Полупрозрачная занавеска вылетела наружу из-за сквозняка и развевалась, словно флаг.

Я нахмурился:

— А это не номер Дэнниса?

Девушка озадаченно посмотрела на меня и затем неуверенно протянула:

— М-может быть…

— Матвей! Отвечаешь головой за мисс Брауни! Блум, оставайтесь здесь!

Я рванул на себя дверь отеля и пушечным ядром пронёсся по небольшому фойе под удивлённым взглядом и возмущёнными окриками портье. На ходу доставая верный Кольт, взлетел на второй этаж и свернул в коридор.

Рядом с номером Дэнниса сидел один из бойцов Синицына. При виде меня он вскочил со стула, но я ринулся мимо и рванул на себя ручку двери. Забарабанил в неё:

— Дэннис!

И тут же отошёл в сторону на случай, если через дверь будут стрелять. Затем постучал опять. На шум из соседнего номера выскочил ещё один охранник.

— Алексей Иваныч?

— Выбивайте дверь! — коротко скомандовал я. Если кто-то и хотел открыть огонь по мне с той стороны — уже двадцать раз бы это сделал.

Оба без лишних слов врезали плечами в деревянную преграду. Она жалобно затрещала. Ещё один удар. И ещё.

Дверь слетела с петель, и мы ринулись внутрь, держа на изготовку оружие и проверяя все углы. Свет выключен. Окно распахнуто. Занавеска всё также колыхается в нём.

Я подскочил к подоконнику и посмотрел вниз. Козырёк входа был совсем рядом. Чертыхнулся и ударил в сердцах по деревянной раме.

— За мной!

Через несколько мгновений мы уже были на улице. Я рванул дверь своего авто:

— Мисс Брауни, вы остаётесь под охраной моих людей.

— Что случилось? — удивилась Блум, быстро вылезая наружу.

— Не задавайте лишних вопросов. Парни, следите в оба! Ни один волос не должен упасть с головы этой мисс.

Я запрыгнул в «Паккард» рядом с Матвеем и скомандовал:

— Живо в конюшни! Жми на полную!

Только бы успеть…