Сага о Головастике. Уроки инопланетного мастерства

Томление неизвестностью

— Если Николай долго не появится… Как только смеркаться начнёт, так его лисапет к деду отнесёшь? Очень всякими телепередачами увлёкся, — пообщался я с Семалией уже в полёте с Фортштадта.

Кармальдиевна сразу же согласилась, и через пяток минут я попал как кур в ощип.

— Докладывай, как человека прошу! — велел хозяин хаты, встретив меня посреди двора с малярными принадлежностями наперевес.

— О чём это? Угодник, что ли, не понравился? — спросил я, не понимая, чего от меня требуют, и от неожиданности едва не выронил чужое добро наземь.

— Кто это был? Какой такой, Николай Григорьевич? Да ещё и мой знакомый? Докладывай!— продолжил дедуля допрос с пристрастием

— Вот же, вам здрасти. Мы ваше счастье. Ну сколько можно? Николая так прозвали после того, как почти погиб. Дядька мой и твой товарищ. Довоенный друг. Сам же рассказывал про квочку и фугас, — начал я докладывать, а Павел так и осел.

Приземлился на лавку у входа в девчачью времянку и устремил взгляд в никуда, а не в синие дали, как умел только мой, Семёнович из Скефия.

— Тишкина фуфайка… Я же тебя в самый первый день спрашивал. Ты на Палашкиного сына похожий своей тёмной рожей? Вона, как. Внук, оказывается? Василия сын? Но ведь он же гуляет на улице… О чём это я? Ты же с других… Так, что же это, получается… Это Николай её? Живой, но… Ещё и молодой? Чудеса расчудесные. Распрягайтесь. Приехали…

Где там моя Кондрашка Семёновна? Не торопится ещё?.. Тогда докладывай. Ты, стало быть, не только наш Катализатор, а ещё и… Дык, вы же оба родственники! Эвон, как всё завернуло, — очумел Павел от вестей-новостей, вскочил с лавки и начал отплясывать – семенить туда-сюда по двору, как игрушечный Топтыжка.

— Тебя что, контузило? Ну, и со мной, конечно, так бывало. Я думал, что уже объяснился с тобой. Сколько раз своё отчество говорил, да обо всей округе рассказывал, — попытался неуклюже повиниться, но Павел никак не отреагировал.

— Где твоя мамка работает? — ни с того ни с сего, спросил дед, и сам же ответил: — На Шоколодочной фабрике. Так он, пострел, отвечает. Это что же с него вырастет, а? Всем нам прикурить даст и… Не только затылки отполирует.

— Фотографии свои, куда дел? — спросил я дедулю. — Старикан-пеликан, не танцуй нам канкан. Я их Николаю хотел показать. Очнись уже. Самогонки дерябни. Или компота. Хватит меня пугать. Тебе же Добрая долгую жизнь не обещала, а, значит, побереги голову и сердце от сотрясений и потрясений.

— В комод снёс, а зачем – запамятовал. Может, другим Павлам похвастаться собирался? В сарай всё складывать начал. Хату не захламлять чтобы и… И на кой я это сделал? — взревел дед не своим голосом и засеменил в сторону сарая.

— Во-во. Неси назад. Николаю покажешь, а не Павлам. Память к нему начнёт возвращаться. Может ведь так статься? А вот, мне-то, чем заняться? — ударился я в меланхолию, предчувствуя долгие мытарства в поисках выхода из окружавшего меня прошлого времени, из параллельного мира, из параллельного же кластера Млечных Путей.

* * *

Николай возвратился только через четыре дня. Целых четверо суток терзал Образ. Но и она тоже хороша, электронная домомучительница. Восемь часов работала диктором, а потом заставляла отдыхать. Ещё и следила, чтобы спал. Чтобы хорошо питался. Чтобы не только в её телевизор пялился, а думать успевал, анализировать. Память его по два раза на дню проверяла, возвращаясь к «пройденному материалу».

Павел пару раз летал в сторону астероида, но в тот же час возвращался ни с чем. ЭВМ обо всём подробно докладывала, что дядька у неё, что спит, ест, учится, и так далее. И дед не солоно хлебавши прилетал обратно.

Всё уже было готово к приёму дорогого гостя и старого знакомого. И фотографии, и угощения, и подновлённые «бабкиным» самогоном воспоминания.

Павлы все разом сошли с ума и почти передрались за право быть настоящим и единственным земляком, но миры набрали в рот воды и на эту тему не распространялись. Так и осталось тайной, где именно появился молодой казак без памяти, зато с вечной военной молодостью.

На третий день у дедов была грандиозная пьянка с братаниями, с зароками «больше не делить неделимое», и всё как будто затихло. Пока на четвёртый день не явился сам неделимый.

— Харлей у вас?.. Хорошо-хорошо. Спасибо за хранение. Нет-нет. Не останусь. Не могу пока. Нужно очень о многом подумать. Нет, не рассказать, а… Нет, не вспомнить, а… А и не знаю, что делать. Но я пока поеду к Каликам. Прощайте. Спасибо за всё, — как до него контуженный новостями Павел, так же и Угодник, мало что соображая, вывел под уздцы мотоцикл и засобирался домой.

— Погоди минуточку, дяденька. Я тебе последнюю порцию пропусков впаяю, и отбудешь в полёт, а не в поездку. Сёма, красавица! Проводи героя, контуженного – новостями нагруженного, — успел я проститься с дядькой, ткнув ему пару раз левым локтем в родственный локоть. — Пропуска сданы на благое пользование и мирное использование. Не прощаюсь. Бывай. Служи, лети и свети! — напутствовал я Николая, и тот, воспарив на заведённом Давидовиче, был таков.

Улетел с мирной помощью. «Бум-бум-бум-м-м», — уплыл голос Давидовича вдаль, и всё кругом затихло.

— По ком слёзы льём? Не помер он, а только жить начинает. Осознанно жить, а не марионеткой. И светом воссияет, вот увидишь. А не бутылкой по затылку, — вцепился я Тузиком в деда, залившегося горькими слезами, чтобы самому не заняться тем же самым.

— И как я мог на такого человека… Не верить?.. Ну, молод. Ну, знакомый. Да, и ты, вроде, не чужой. Как же всё устроено? Все вместе теперь за миры радеть будем?.. И тебя не забудем, — еле выговорил дед и с новой силой прослезился, а я за ним следом.

Не удержался. Вспомнил своего дядьку Угодника, а потом… И мамку, и папку, и Серёжку. Так по ним соскучился, что еле угомонился. Вспомнил где и зачем нахожусь. А ещё, что обязательно вернусь домой в оговоренный день – первое октября.

Мокрым оказался весь вечер. Просто дождик пошёл, или Семалия всплакнула с дедом и мной за компанию, я так и не узнал. После молчаливого ужина мы разбрелись по лавкам и затихли.

Дед продолжил меланхолию с грустными воспоминаниями, а я, когда более-менее оклемался, занялся подготовкой к телепортации в неведомые миры с многомудрыми отшельниками-учителями и Дарующими Жизнь Стихиями.

* * *

Наутро заставил старика собрать шмотки для стирки и усесться на Америку. Потом подробно инструктировал Семалию. После на первой космической улетели с дедом верхом на лавке в дальнее путешествие на остров Кунашир, чтобы попытать счастья с вулканом и местной Паратункой. А, главное, с добрым отношением мира.

Возражений ни от кого не поступило, и через час мы уже подлетали к острову с парой-тройкой гигантских, остроконечных и слегка заснеженных, горных вершин, а также множеством гор поменьше, от которых оказалось рукой подать до Японии. Всё вокруг зеленело растениями, синело океаном, белело высокогорным снегом и радовало глаз небывалой земной красотой.

Сделав круг почёта вокруг красивейшего острова, мы приземлились к курившемуся паром горячему источнику и приступили к водным процедурам. Я старался хоть как-то отвлечься сам и отвлечь деда, а поэтому понукал Павлом, как равным себе недорослем.

— Не ванная это, а горячий ручей. Паратунка такая. Париться в ней нужно. Нет ещё радикулита? Какие ваши годы! Руки, зато, распаришь. Шевелиться начнут, как у молодого. Швыряй все шмотки в воду. Мир сама простирнёт, а после первого захода выжмем всё. Три раза покуримся паром и отбудем. Вдруг, наш ученик в гости пожалует? — бухтел я без остановки, налаживая жизнь на Земле-Семалии. — Тут ещё где-то палтусы водятся, крабы, креветки. Говорят, всего полно. Научить нужно твою Сёму рыбачить и деликатесы ловить. Будет тогда у тебя рыбка смачная без косточек, и всякие диковинные морские дары. Витамины же тебе на старости лет, ох, как надобны. Помирать же передумал?

— Эвон, как. Специально выкопали или запрудили? Воспарить, говоришь? Кто тебя научил? Твой Павел? Эвон, как… — чему-то удивлялся дед и воплощал в жизнь мои тренировочные прихоти и поручения.

Сделав три захода, постиравшись и напарившись, мы тем же способом возвратились домой. В полёте я долго объяснял Семалии про моментальное возвращение, и она обещала узнать о таком способе у мамки Кармальдии.

— Таким макаром будешь просить мир на скамеечке летать. Ничего сверхъестественного. Сел утречком, сокрылся, а через пару часов и чистый, и постиранный. И всё, где нужно, сгибается и не хрустит. Ангелом себя почувствуешь. Сила великая в этой воде и в паре. В вулкане. Жаль, что не извергается, конечно, но и то, красотища, согласись.

Вот так я командовал дедом целыми днями, а вечерами сосредоточенно рисовал в голове небывалые красочные пейзажи, а потом отстранялся от всего и вся, пытаясь переместить себя в эти самые сказочные края с помощью телепортации.

«Не думай! Ни о чём не думай!» — командовал, но ничего не получалось.

День, второй, третий. Без результата. Уже собрал из соседских Павлов троицу близнецов и с помощью Ульении отправил их паломниками в Святую землю по следам самого Иисуса и его учеников-апостолов.

Загорелись мои старикашки и убыли в неведомые тёплые страны на запоздалую религиозную разведку. На мой излюбленный юго-запад. Разговоров-то, разговоров потом сколько было! Споров. Впечатлений.

Узнали всё про того еврейского Агасфера, оттолкнувшего во время крестного хода самого Иисуса, нёсшего свой непосильный груз на Голгофу. И получившего за такое деяние «по заслугам» – ожидание Второго пришествия. Как один из вариантов толкования легенды о вечном жиде.

Нашли себе дедушки занятия по интересам и довольно заметно оживились, если не сказать, что помолодели. Умирать, по крайней мере, не собирались больше, и то праздник. А вот Угодник так и не показывался. Убыл по своему назначению, не убыл.

И я, из-за полного отсутствия пропусков, не мог сам смотаться в пещеру с расспросами о местоположении Николая, а Павлов завлекать в новые споры об Угоднике категорически не хотелось.

Коротал время библиотечными книжками, временно заимствованными. Купанием в Чёрном море, подглядыванием за Семалийскими мамкой и папкой, за младшеньким собой и бабулей. Спал, ел, гулял, где только мог. Наслаждался ничегонеделанием…

Пока однажды ночью не телепортировался в неизвестный мир.