Сага о Головастике. Уроки инопланетного мастерства

Девятое Возрождение Пифии

— Так, ребята-октябрята. Что опять стряслось? Почему снова ничего не видно? — возмутился я из-за непрозрачного забрала.

— Проснулся, герой? Что за обмороки перед ответственным шагом? Или на приёме у Кармальдии притомился? — накинулась на меня Ватрушка.

—Цыц, Трезор. Лучше скажи, где и когда я задремал? Мы всё ещё в космосе? Или в сердце звезды? Почему скафандр не показывает картинку? Боится, что кого-нибудь испугаюсь? — окоротил я Природу и задал уместные вопросы.

«Мы на орбите. Разрешение на приземление ещё не получено. Поэтому ожидаем сигнал», — откликнулись скафандровые Эсхатос-Протос.

— Скорее всего, нужно самим спросить и… — не успел я сумничать, как меня окоротили и Ватрушка, и бактерии.

— Какие мы мудрые!

«Мы уже спросили».

— Но вы им не сказали, что я уже совершил ответственный шаг со Смертью. Что уже был и в Коридоре Страхов, и в самом Оракуле, — решил я поделиться подвигом, содеянным в мороке, не уточнив, что геройствовал только разумом, или астралом-застрялом.

— Ты в этом уверен? Если… — засомневалась Ватрушка.

— Если ничего не получится – вернёмся. Кстати, как называется астероид, где осталось покрывало Ватарии? Ну, где нас всех почти арестовали? — озадачился я, вспомнив, что не удосужился узнать «адрес» адресатора, где меня собрались проверить на божественную принадлежность.

«Они узнали, что ты похвастался знанием о Коридоре Страхов», — доложили прото, и скафандр начал настраивать прозрачность.

— И кто такие «они»? — встревожился я, когда разглядел сквозь забрало, что понесся в сторону зелёной планеты, радовавшей взгляд обилием рек и озёр. — Вы адрес не перепутали? Я же был на пустынной… На неживой планете, а эта…

— Никто ничего не путал. Это планета Нимф. Здесь тебя уже лет двести, как ждут. Или ждали. Так что, сейчас с девчонками познакомишься. Ха-ха-ха!.. — рассмеялась мне в ухо Ватрушка.

— Какими ещё девчонками? Я же Пифию разбудить должен, — струхнул я перед встречей с очередными грудастыми зеленухами с копьями наперевес.

«Они – это все нимфы, собравшиеся на праздник Возрождения Пифии. По слухам, она вот-вот проснётся. Кто-то уже помог её телу омолодиться. Осталось только разбудить», — подал голос Мутный, объяснив, что никакой ошибки с целью путешествия нет.

Успокоившись, я принялся глазеть на леса и луга, ручьи и озёра, в великом множестве «населявшие» планету Нимф. Когда начал угадывать пейзаж, виденный в мороке, скафандр пошёл на посадку в сторону горы-небоскрёба, тоже оказавшейся зелёной от кустов и травы.

— Обманули дурачка-а-а, — невесело вздохнул, вспомнив безжизненный пейзаж, и приземлился на тропу, ведущую к пасти-входу в Коридор Страхов.

По обеим сторонам тропинки красовались женские статуи в развевавшихся непрозрачных одеждах разных оттенков. Причём, все изваяния были в одинаковых позах, с одинаковыми причёсками. Ещё у статуй были одинаковыми цветочные венки на головах и зажмуренные глаза.

Когда подошёл к скульптурам, засомневался, что они неживые. А поравнявшись с ними, вздрогнул, осознав, что все молодые тётеньки оказались спящими красавицами. Только они стояли на невысоких пьедесталах, а не лежали в хрустальных гробах и не сидели в стеклянных аквариумах.

— Этих что, тоже надо будить? — забеспокоился я, когда вспомнил ненавистные яблоки, а Скафандр Васильевич неожиданно стёк вниз на тропу и собрался в кубик.

— А как же! Ха-ха-ха! — напомнила о себе Ватрушка и рассмеялась в самое ухо. — Всё, дорогой божок. Оставляю тебя на растерзание нимфам. Спасибо за весёлое путешествие и за «милый диадикас». Ха-ха-ха!..

Пока приходил в себя от издевательского хохота помощницы Ватарии, та смылась в неизвестном обличии и направлении. Просто, когда услышал, как за спиной затрещали кусты под лапами неведомого зверя, оглянулся и увидел только шатавшиеся макушки деревьев и дорожку из смятой травы, по которой промчалось нечто размером с носорога.

— Прощай, Ватрушка, голова два ушка. Оборотень-подружка, — грустно выговаривал я, поднимая с земли бесценного кубического товарища по имени Мутный.

Собравшись с душевными силами, продолжил путь в Коридор Страхов, до которого оставалось рукой подать. Всё бы ничего, только спавшие нимфы-памятники не давали успокоиться. Казалось, вот-вот очнутся от дрёмы и набросятся с какими-нибудь взрослыми шуточками.

«Что ещё за милый диадикас? И кто такие эти нимфы?» — наконец, предался я размышлениям, напрочь забыв, что разговаривать со мною могли не только Ватрушка и Мутный, но и атласарские бактерии.

«Мило диадикасия – это яблочная процедура. А нимфы – это древнейшие создания. Духи природы. Некоторые цивилизации считают их богинями. Олицетворяют себя девушками-стихиями. Они божества Природы. Именно они умеют всё, что нужно для живой жизни. Способны лечить, заглядывать в будущее, собирать живительную силу космоса. Могут приобщать смертных к тайным силам вселенной. Могут открывать секреты жизни и смерти. Или поведать о древней мудрости Богов.

Сейчас ты разбудишь самую главную из них. Мудрейшую Клеодору. Остальные, давшие обет Сопора, то есть, полного оцепенения, сами очнутся, когда почувствуют волю к жизни. Она к ним обязательно вернётся с Возрождением Пифии», — прочитали мне заумную лекцию атласарские помощники.

— Братцы, вы точно не шутите? Наговорили тут… Я сам теперь в полном Сопоре. Ни укропчика не соображаю. А кто тогда моя родная Стихия? Вампир или этот ваш Сопор?.. Тьфу, ты. Или нимфа? Ну-ка, быстренько признались, пока снова не отхлестал себя по щекам.

«Она и есть нимфа. Причём очень и очень сильная. Но родилась не на этой планете. Она Наяда, Дриада и Ореада в одном лице. Разве ты не знал? Она и есть Дух Природы. Её Божество, её хозяйка.

Да, иногда их называют вампирами. Но это неправильно. Да, они питаются энергией жизни. Силами космоса, эмоциями всего живого, но возмещают её многократно. Заботой, лечением, созданием новых существ.

Только они способны на чудеса жизни. Только они ощущают Жизнь и её Время. Они знают, как пользоваться их законами. Только они, а не астры и миры с бесконечными детализациями.

А Клеодора – их признанная Пифия. Бессмертная нимфа Нереида. В её роду есть языческие боги. Ты ещё узнаешь об этом. А сейчас попроси кубик стать факелом. Как только засияет, смело шагай в Коридор Страхов!» — ошарашили меня всезнайки-бактерии, и ошарашили до потери ориентации в пространстве.

Пока приходил в себя, прошёл мимо всех замерших нимф и оказался у входа в знакомый лабиринт. Кубик, не дождавшись команды, самостоятельно вытянулся до размеров полуметровой палки с набалдашником на конце. Набалдашник заискрил и включился, как факел или нечто напоминавшее лампу с мерцавшими бегавшими язычками пламени. Привычно протиснувшись сквозь пролом нижней челюсти-входа, я приготовился к пугавшим видениям прошлого.

Видения не спешили навстречу, и мне пришлось энергично чеканить шаги, поторапливаясь, куда подальше от новых открытий с нимфами, временем, космической энергией, жизнями, эмоциями и прочими туманными откровениями, которые только предстояло осмыслить, постичь и принять.

Когда у меня появится перерыв между подвигами или ответственными поступками, я и понятия не имел, а потому торопился разделаться с очередной загадкой – с Возрождением неумирающей нимфы Клеодоры.

Лабиринт кончился, и я отважно шагнул к распахнутой двери в знакомую пещеру. Считал, что в знакомую, а оказался в новой параллели. Вернее, пещера была всё та же, с теми же гобеленами по периметру, с треногами и высоким кубическим аквариумом для спавшей водоплавающей Клеодоры, только с разительными отличиями.

Во-первых, Клеодора оказалась девчушкой с короткой стрижкой волос, но всё в том же праздничном красном платье, только маленьком, и в том же прозрачном коробе. Правда, на дне стеклянной клети не было бесконечных седых волос её прошлого воплощения.

Во-вторых, на трёх высоченных треногах восседали три женщины с лицами школьных директрис. Властные такие, почти злые, но с мудрыми взглядами.

В-третьих, на диванах и креслах восседали десятки мужчин и женщин в пёстрых широких балахонах, смахивавших на цветастые простыни.

Все обитатели мигом устремили на меня заинтересованные взгляды и начали перешёптываться.

«Влип», — промелькнула в голове одна-единственная мысль, что мне не помешало ввалиться в святая святых и почти вежливо поздороваться.

— Привет честному собранию. Здравствуйте товарищи нимфы и… И товарищи нимф, — не придумал я, как можно было назвать мужчин, сидевших на диванах. — Я Александр Галактический. Прибыл для побудки вашей обновлённой Клеодоры.

— Каков нахал! — донеслось до ушей неласковое восклицание неведомого товарища нимф.

— Что есть, то есть, — вздохнула с высоты своей треноги одна тётенька-директриса.

— Извините, что не в праздничной простыне. По дороге не было подходящего магазина, — смутился я, заподозрив, что стал нахалом из-за не соответствовавшего празднику обмундирования.

— Это тоги, неуч! — раскричался всё тот же товарищ.

— Не спорю. Тоги, значит, тоги. Сари, значит, сари. А я Головастик Васильевич. Можно я разбужу вашу Клеодору и удалюсь? Мне ещё на ангела анализы сдавать надо. Потом домой добираться. Надоело уже бродить по вашему кластеру. Пора к мамке… — выложил я цель визита, поторапливая надменных товарищей и их улыбавшихся подружек.

— Ты думаешь, это так просто? — возмутились почти все присутствовавшие и вскочили с диванов и кресел, продолжая негодовать. — Возомнил себя Богом? Ровней? Кто ты, букашка? Мы ждём настоящего Бога! Это он её возродил и вот-вот придёт!

— Да, я букашка. Но ещё я Надежда Ваших Надежд. Кроме меня, никто к вам не придёт. Если сами не можете разбудить Пифию, позвольте мне. Никаких благодарностей не потребую. Просто, сделаю то, что должен, и улечу, — поддал я жару честному собранию болтливым язычком-жалом.

— Молчать всем! — крикнула одна из тёток, сидевших на треногах. — Пусть делает то, зачем пришёл. Пусть познает себя. Это именно то место, где люди и боги узнают о себе правду. Чувствует в себе силы, значит, сильный.

— Ещё скажете, чувствует себя Богом, значит, Бог? — снова возмутились все нимфы и их товарищи.

Поднялся невообразимый шум, женские и мужские крики сплелись в единый нескончаемый гул. Все жестикулировали и размахивали тогами, а тётеньки, восседавшие на треногах, никак не могли успокоить разбушевавшихся взрослых женских божеств и их друзей-товарищей.

Обо мне все забыли, и я спокойно, безо всякого приглашения шагнул к гобелену, скрывавшему нишу с колпаком и часами Клеодоры. Отвернул расшитую материю и…

И ничегошеньки не увидел. Ниши, украшенной красным деревом, не было и в помине. Отвернул соседние коврики, и снова ничего.

Пока мужчины и женщины рьяно выясняли, кому можно будить Клеодору, а кому заказано, я смутился и вернулся к первому гобелену. Просто, почувствовал, что нарвался на очередную загадку с пещерной невидимостью, и решил повторить попытку поиска колпака, только теперь зажмурившись.

Влез за гобелен всем телом, закрыл глаза и протянул правую руку, собравшись, ощупать внутренность стены. Ничего не получилось. Положил негасимый факел на пол и попробовал проделать то же самое, только двумя руками. Результат тот же. Стена оказалась монолитом.

— Что теперь? Как вытащить из стены её колпак с часами? — обратился к задремавшим прото.

«Незачем совать туда грешные человеческие руки!» — откликнулись атласарцы.

— А как тогда? Часики-то тяжёлые. Их аккуратно нужно…

«Ты уже взвёл их. Всё сделал в своём мороке. Иначе бы она не стала ребёнком», — испугали меня верные помощники.

Причём, испугали до дрожи в коленцах. Пришлось настроиться на неведомый подвиг, а для совершения оного уточнять у всемогущих подробности:

— Что делать? Как тюкнуть по макушке это устройство, чтобы кристаллики осыпались в лейку? Чтобы начали просеиваться через дырочку в конусе, а не висели вверху?

«А кубик на что?» — чуть ли не засмеялись в лицо физиономические Протосы.

— Так-так, факел. Превращайся в молоток. Сейчас протиснешься в стену и чмокнешь стеклянную пирамиду по темечку. Только не разбей. Тихонечко, но чтобы кристаллы отклеились и упали вниз, — проинструктировал я Мутного, а тот сразу же изменил свою форму, превратившись в разбойничью дубину с заострёнными сучками на оголовке

— Ш-шуточки? — чуть не захлебнулся я от негодования.

«Так нужно. Он не разобьёт часы. Только встряхнёт. А потом тебе понадобится разбить стеклянную клетку Клеодоры. Ну, же! Ничего не бойся! Если всё получится… Всё получится!» — объяснили прото.

Пришлось пробовать замахнуться светившимся прото-экспромтом. Но всё оказалось не таким трудным, как представлялось. Мутный легко проскользнул сквозь гобелен и стену пещеры. Я замедлил его движение и, прикинув на глаз, где должен находиться кончик колпака, осторожно качнул дубиной. Моё оружие действительно обо что-то стукнулось и замерло. Мигом попробовал вытащить булаву из стены, но она за что-то зацепилась и ни в какую не захотела вылезать.

— Ёшеньки-кошеньки! — перепугался я и с силой рванул дубинку вверх.

«Поймался! Надевай на голову и бегом к аквариуму!» — возопили лицевые подсказчики.

Я потянул дубинку на себя и увидел колпак, зацепившийся за один из её сучков. Моментально догадался, что именно случилось за стеной, и испугался ещё больше.

— Смотрите, сатиры! Смотрите, нимфы! Клеодора просыпается! — громогласно закричали треножные тётки, что мигом пробудило меня от шока и вернуло в состояние разгорячённого старшины.

— Стоять, Савраски! Сейчас покажу быль, а не сказку! — заревел я Серым волком и выскочил из-за гобелена, на ходу напяливая красную шапочку на голову.

Клеодора только-только начала подёргиваться на своём кресле, и я ринулся с дубиной наперевес, чтобы успеть разбить хотя бы одну из стенок её аквариума и помочь девчушке не свалиться с высоченного пуфа-постамента.

— Остановите его! — взвизгнула женская половина хора имени Пятницкого, но им тут же возразили басы его сатирической части: — Но на нём Убор Смирения! Откуда?!

Пока все вокруг впали в истерическое замешательство, я замахнулся на стеклянную стенку короба и… Промазал. Точнее, моя дубинушка легко и непринуждённо проскочила прозрачную грань насквозь.

— Опять? — всхлипнул я и выдернул капризное оружие из аквариума.

Но дубинка и в этот раз зацепилась, разбив стеклянный короб изнутри.

Осколки стекла так и брызнули мне под ноги, а остальные обломки рухнули вниз.

— В кубик! — скомандовал я и опустил Мутного на пол, после чего рванулся к Пифии и поддержал её, чтобы не упала с неудобного трона на россыпь стеклянных осколков.

— А-ах! — хором донеслось сзади.

— О-о-ох, — глубоко вздохнула стриженая девчушка-нимфа и открыла зелёные глазки.

Пока приходил в себя от случившегося, юная Клеодора расправила плечи, отстранила мои руки и сказала:

— Приветствую вас, о достойнейшие! Здравствуй, маленький Бог!

После этого она расселась удобнее и сняла с мальчишеской причёски золотой венец. Одна из нимф подбежала к Пифии и коленопреклонённо протянула руки, чтобы принять драгоценное украшение. Клеодора вверила венец помощнице и, снисходительно улыбаясь, уставилась на меня.

— Маленький Бог, верни даме Убор Смирения. Пора разбудить спящих, успокоить волнующихся, расшевелить оцепеневших. Смирить ропщущих, бунтующих, разуверившихся.

Пока соображал, что Пифия просто-напросто захотела получить свой расшитый золотом колпак, она протянула ко мне руки и поманила к себе. Я сделал пару шагов и склонил голову, ожидая какого-нибудь материнского напутствия, а вместо этого получил подзатыльник, после которого колпак в одно мгновение соскользнул с головы.

Когда поднял глаза на Мудрейшую, увидел её в нелепом, но торжественном остроконечном уборе.

— Воспряньте, упавшие духом! Очнитесь уснувшие и оцепеневшие! Уймитесь сомневающиеся и ропщущие! Я вернулась! — торжественно прокричала юная Клеодора, заглушая звон разбивавшегося стеклянного саркофага, не выдержавшего звука её девчачьих воплей.

Все присутствовавшие нимфы и сатиры опустились на колени, а сидевшие на треногах тётеньки замерли, склонив головы и подняв правые руки к потолку. Что нужно было делать мне, я не знал, а поэтому продолжил глазеть на Клеодору.

— Спасибо тебе, маленький Бог. Ты сделал всё так, как я предвидела. Готов услышать о себе правду? Готов смирить в себе капризного мальчишку и принять то, что тебе начертали звёзды? — пристала ко мне предсказательница, как только перестали звякать осколки её аквариума,

— Готов познать себя. Готов принять предначертанное. Готов смирить разум и душу, — торжественно произнёс я, не сознавая, откуда в головушку пришли такие высокопарные слова.

— Принесите Дактила Тиресия! — скомандовала Пифия, и несколько нимф ринулись за гобелены выполнять её распоряжение.

Когда молодые дамы вернулись с обыкновенными короткими брусками в руках, я пересчитал их. Пять нимф в поклоне протянули свои деревяшки Клеодоре, а та с благодарностью приняла их.

По залу пещеры забегали товарищи-сатиры, на скорую руку убирая с пола осколки саркофага, и я рассмотрел центральную напольную мозаику, изображавшую большой чёрный круг с четырьмя жёлтыми лучами на голубом фоне. Когда пол прибрали, все четыре треноги переместили к нарисованным лучам. Клеодора заняла своё место на одной из треног, а три директрисы свои.

— Оракул! Наши ноги не касаются твоей тверди! Наши головы выше голов смертных и бессмертных! Подай нам знак! — торжественно объявила Пифия и бросила палки на чёрный круг.

Палки упали на пол и улеглись, изобразив букву «Ш». Может, «Е» или «Э». Три палочки замерли, Образовав римскую «III», а две устроились снизу этой цифры. Получилось, с какой стороны ни взгляни, прочтёшь: «Ш», «Т», «Е» или «Э».

— Знак Пятерых! — заохал весь зал, и все, как один встали на мозаику коленями.

Пока я таращился на деревяшки, соображая, как буква смогла изобразить пятёрку, Пифия начала то ли пророчества, то ли запугивания:

— Посмотрите на маленького Бога! Он пришёл подарить Надежду! Он единственный, кто отыскал Убор Смирения и в девятый раз возродил вашу Пифию! Он, у которого в сердце искры пятерых Творцов! Он, у которого в душе грани пятидесяти миров! Он, у которого в груди свет пятисот звёзд! Он, у которого на челе улыбки пяти тысяч галактик!

Возрадуйтесь, о, достойнейшие! Вы родились, чтобы узреть это чудо!..

Когда Клеодора закончила речь, все поднялись с колен и взглянули на меня. Я поёжился от благоговения, выражавшегося на лицах, и еле выдавил из себя благодарность:

— Всё в порядке, нимфы и товарищи юмористы. Немного перебрали с торжественностью, но спасибо вам всем. Спасибо Оракулу, Пифии и помощницам. Можно мне теперь удалиться?

— Эвоэ, Ликнит! Эвоэ, Нисей! Эвоэ, открывший пять врат Мироздания! Родившийся от пяти матерей! Сейчас мы восславим твой подвиг! — заново начала восторгаться Пифия, и все пришли в движение и отправились на выход из Оракула.

С криками «Эвоэ!» нимфы и сатиры удалились в Коридор Страхов. Следом за ними ушли и три старшие дамы, а сама юная Пифия осталась сидеть на своей треноге и загадочно улыбаться.

— Не спеши расставаться, о, новый Дионис. Обещай, что на этот раз позволишь себя обмануть. Это не пророчество, а простой совет. Не упрямься и сделай то, что должен. Вернись домой в день и час, который угоден богам. Знай, что Мироздание на твоей стороне. Испытания, выпавшие на твою долю, непростые. Они только казались лёгкими, потому что ты их… Выполнил. Помни об этом!

И ещё одно. Объясни, почему ты назвал сатиров юмористами? За их шуточки или распутство? Слухи о том и другом преувеличены. Они не демоны плодородия, как думают многие. Они его Духи, Божества. Как и мы – Божества Природы.

Передавай привет своей Стихии и позволь себя обмануть. На этом расстанемся. Остальное тебе объяснит голос, убоявшийся отсутствия Жизни, — буднично попрощалась Клеодора и спрыгнула с золотой треноги.

— Прощайте, о, Мудрейшая. Благодарю за совет. Постараюсь оправдать ваши надежды, — пообещал я и потянулся к кубику-скафандру, валявшемуся на мозаике и вздрагивавшему язычками пламени.

— Но-но! Выйди из Оракула без своих шуточек. Прими восхищения и пройди испытание медными трубами! — напутствовала Пифия и рассмеялась мне в спину.