— О как! Инопланетник пожаловал? Здравствуйте, здравствуйте! — затряс стриженой бородёнкой Павел, увидев меня, сидевшим на Америке и ожидавшим материализации после использования скафандра.
— Здравствуй, дед. Вижу, ты бодрый и весёлый? Неужели не соскучился по мне? — поздоровался я по-молодецки.
— Вот же, чудные создания. Знают, что мы их речи не воспринимаем, но всё одно поют, — подивился чему-то дед, а потом продолжил: — Атласарий, моя твоя не понимать. Айда во двор, покуда народ не распугал своим кваканьем. Айда, тебе говорят!
— Дед, ты в себе? Какой ещё атласарий? Я, что ли? Был цыганом, а стал… — растерялся я от очередного сюрприза, но взял себя в руки и чуть ли не бегом помчался в хату, чтобы заглянуть в зеркальце над умывальником.
— Туды его растуды. Кубик свой на лавке забыл? Опять, что ли, невменяемый визитёр пожаловал? Эх, Нюра, ведёшь себя, как дура, — запричитал Павел и поплёлся следом за мной.
Как я и ожидал, из зеркальца на меня вытаращился, не кто-нибудь, а Бикмеюшка, собственной подростково-тюркской персоной.
— Хоть не синенький человечек, и то, слава Богу, — вздохнул я с облегчением и в ту же секунду вспомнил, как во время нашей с Ротариком полудрёмы, прямо перед тем, как мне, ни с того ни с сего вдруг захотелось убедиться, что мой собеседник не спит, отшельник изрёк: «Ненадолго сменю твой облик и язык. С помощью… Ладно, не буду об этом, чтобы не смущать. Так для дела нужно. Поблагодаришь потом».
— Обморок отменяется? Нервные какие визитёры пошли. Слова им не скажи. Эй, пехота. Держи своё имущество, — ткнул дедуля кубиком в моё инопланетное величество.
— Извини, старый. Я тут атласаром заделался. Скорее всего, временно. Спасибо за скафандр. Не поминай лихом, дед. Как-нибудь свидимся… Не дай Бог, конечно, — попрощался я с Павлом, Армавиром и Семалией, а потом, для вежливой наглядности, поклонился в пояс и ушёл в сарай, где мигом влился в скафандр и, пока дед бормотал что-то невразумительно-прощальное, уплыл в сторону Фортштадта.
* * *
Спустя пару минут после достижения цели, уже знакомым всё проникавшим пещерно-ракушечным способом, снял скафандр и начал коротать минуты собственной материализации.
— Ну, здравствуй, красивая, — крикнул я на неведомом языке Образу, и так же громко представился: — Временно исполняющий обязанности старшего атласарского величества Бикмей Александр ибн Василий. Всё ещё из мира Скефий астры Кармалии-Светлидии. Алле, оп!
Молнии, как и положено, сверкнули малиновыми зигзагами, а через пару секунд явилась ЭВМ в своём непредсказуемом женском обличии.
— Очень приятно снова увидеться. Вы, как я вижу, последовали моему примеру? Сменили имидж, а потом пошли ещё дальше, и заменили родной русский языком атласаров? Похвально, похвально. Ожидаю вашу команду.
— И вам, здравствуйте. Угодник убыл по назначению? На Ревелию? — первым делом поинтересовался я о дядьке.
— Ещё нет. Где-нибудь проходит курс самостоятельной реабилитации. Возвращение памяти очень длительный процесс, связанный с волнениями и переживаниями, а узнать и вспомнить всё то, что выпало ему… Никому не под силу. Из нормальных людей. Надеюсь, мои уроки помогут с трезвым осознанием и принятием своей личности в таком виде, в каком она оказалась по воле случая или капризу судьбы.
А вы уже научились путешествовать в скафандре? Растёте на глазах. Где же пропадали три недели?
— Меня Ротарик-VII так подрастил. Язык и скафандр – тоже его рук дело, — признался я старой знакомой. — И эти три… Недели? Ого! В общем, гостил у него.
— Вы с ним встретились? И как его отшельничество? — оживилась Образ.
— Он же всего уже достиг. Просил передать привет Семалии, но у меня на атласарском не получилось. Так что, передайте как-нибудь через дедушек, что он нашёл всё, что искал. Путешествует теперь самостоятельно и без скафандра. Чистит космос от негатива и прочей пыли, — рассказал я вкратце.
— Вообще-то, он его давно уже чистит, а у нас лишь иногда отдыхал и набирался сил. Учеников, опять же, пытался найти из высших отшельников. Значит, вы были последним человеком, видевшим Ротарика-VII живым. Печально. Печально, что так всё закончилось, — огорчилась Образ, будто Ротарик, взял, да и умер по моей вине.
— Эй-эй! Что это значит? Не хороните его. Он и сейчас в подземелье на одной горной и романтической турбазе. Ищет учеников, и так далее, — открестился я от причастности к исчезновению галактического деятеля.
— Не вы ли, случайно, подсказали ему или надоумили на такой поступок? — выжгла в моей душе чёрную дыру тётенька Образ, напомнив разглагольствования о творческой степени отшельничества, что могло спровоцировать атласара на поступок равноценный самоубийству.
— Возможно. Но не специально. Он меня назвал своим учителем. Долго обо всём расспрашивал и сам рассказывал. Всё-всё объяснял. А я-то… Огурец малосольный. Вы обо мне никому не скажете? Чтобы не матерились в спину? — расстроился я и опустил голову, осознав, что в очередной раз послужил ускорителем неведомых событий, и спровоцировал не только масштабные изменения, но и, возможно, чью-то смерть.
— Не расстраивайтесь. Он же не умер. Перешёл в другое состояние, и всё. Возможно, и вы его когда-нибудь почувствуете или услышите голос, — начала успокаивать ЭВМ.
— Он обратил себя в особое вещество или энергию, окружающую нас. Так и сказал: «Я всё равно должен превратиться не в тлен, а в удобрение для следующих, за мной бредущих». Почти так. И он тоже утверждал, что это не смерть, а самое начало какого-то нового пути, — припомнил я слова атласара, но на душе нисколько не полегчало.
— А вы куда-то собрались? Не зря же вооружились устройством для пространственных путешествий, — сменила Образ тему разговора.
— Я-то? Я как раз на Ревелию собрался. Ротарик напророчил, что Ватария ни за какие коврижки с Угодником общаться не будет. Обязательно выставит несусветные условия и прочие отговорки, поэтому мне самому придётся всё улаживать. Так что, потороплюсь.
Пока Николай приходит в себя, я там заранее начну разведку. Авось, успею всё приготовить к его прибытию.
Будем прощаться? Включите, пожалуйста, по старой памяти, тот выход, который ведёт в сторону Ревелии, а я в новом скафандре от вас удалюсь в пространство и начну своё путешествие.
— Разумеется. Прощайте, на всякий случай, — согласилась Образ и в то же мгновение исчезла, оставив на стене пещеры одиноко мерцавший символ.
— Прощайте, — произнёс я в некотором замешательстве и надел скафандр. — Тоже был несказанно рад знакомству с умной машиной.
Задерживаться не стал и, как только прояснилось перед глазами, оттолкнулся от ракушечного пола и поплыл сквозь материю и пространство, думая только о неведомой планете-резервации Ревелии и её мамке астре Венерии-Вардакии.
* * *
Сколько времени так плыл – не знаю. Пытался ориентироваться по звёздам, но, почему-то часто менял направление движения. То в одну сторону скользил, то плавно поворачивал в другую. То к одной яркой звёздочке стремился, то к другой. Так ни разу ни к чему не приблизился.
Возможно, скафандр сам выбирал дорогу через те места галактики, в которых скопление прото-материи ещё не выжжено ни астрами, ни планетами, а возможно, ещё по какой-нибудь причине.
Пару раз проплывал через огромные пустынные области, где даже звёзды искажались и отдалялись. Поначалу становилось жутко, но потом и к этому безбрежному и пустому пространству привык, обозвав его Междуречьем. Конечно, после того как успокоился и наглядно вспомнил устройство спирали Млечного Пути.
Боялся только одного: промазать мимо Ревелии. Даже пресловутые чёрные дыры меня не смущали, хотя не знал, как их, вообще, можно увидеть в открытом космосе. Просто, надеялся на лучшее и верил в разумных бактерий-помощников, сконструировавших скафандр, способный протискиваться сквозь материю и путешествовать по бескрайней вселенной.
Если честно, так и не увидел финального заплыва к цели своего путешествия. Задремал или отвлёкся из-за одолевших воспоминаний о Ватарии, об инструкциях Ротарика, как правильно с нею общаться. Шепоток ещё почудился с благодарными возгласами, как будто: «Спасибо тебе, Головастик, за путешествие».
— Не за что, — буркнул я и очнулся от дрёмы.
Сразу через прозрачное забрало увидел, что оказался стоявшим на твёрдой земле посреди безжизненного ландшафта из голых сопок и курганов поменьше. Все местные бугры и бугорки были изъедены разнокалиберными промоинами и оврагами, а вся округа то тут, то там клубилась небольшими, почти прозрачными, облачками, двигавшимися над землёй в разных направлениях при видимом отсутствии ветра.
«Раздеваться не будем? — мысленно спросил у скафандра. — Если здесь не комфортно, тогда предпочитаю остаться защищенным. Куда пойдём?..
Что? Это не Ревелия?! Это Куом?! Что же вы… Я разрешил?.. Так нужно для… Чтобы быстрее, что?»
— Извините-простите. Меня никто не предупредил, что мой скафандр… Что мои разумные бактерии способны внушать мысли, — начал я оправдываться и нервно топтаться на месте, как все деды по имени Паша, когда неожиданно осознал, что не только оказался на родине Стихиюшки Акварьки, но и получил в подарок своевольного Скафандра Васильевича, самостоятельно думавшего и решавшего, что для меня лучше предпринять, и куда именно заплыть по пути к намеченной цели.
Мне нестерпимо захотелось двигаться или просто шевелиться, и я пошагал на вершину ближайшего кургана, собираясь обозреть окрестности мира Куом или, как это местечко окрестили земляне, Планеты Оборотней.
— Значит, вы здесь зародились? Или вас тоже кто-то придумал? Первая Природа, какая-нибудь? — рассуждал, пока поднимался к приплюснутой макушке, состоявшей из тех же разноцветных чешуйчатых камней и серого песка, из которых была вся окружавшая меня почва.
Нежданно-негаданно, не дойдя нескольких шагов до вершины, я непроизвольно выпрямился, а мой скафандр вздрогнул и стрельнул тонюсенькой зелёной молнией, прицелившись в проплывавшее мутное облачко, которое тут же исчезло, вероятно, обидевшись на невежливое обращение.
— Что ты творишь? — урезонил я зарвавшийся костюмчик.
— Приветствую вас, незнакомка! — запело в голове атласарской речью. — В каком виде с вами можно общаться? Представьте себе облик собеседницы, и я появлюсь перед вами, — доложила невидимая сущность, в которую превратилось облачко, получившее моей молнией по темечку.
— Девчушка-старушка. Встань передо мной, глаза мне открой, — бодро пропел я, давно заученное, а потом представил неведомую собеседницу, принявшую меня за падчерицу Стихию.
Перед глазами появилось мутное продолговатое пятнышко в мой рост, а спустя несколько мгновений оно бойко обросло подробностями. Секунда, другая, и напротив меня оказалась родственница Стихии, которую я сознательно переиначил, наделив Ольгиными глазками и Иркиными бантиками. В общем, из облачка-оборотня получилась двуличная карикатура на моих самых «обзывчивых» одноклассниц.
— Что-то не так? — пропела Оля-Ира, вызвав у меня истерический припадок всхлипов и смеха.
— Нет. Всё хорошо-о!.. Так смешно, извините. Ха-ха-ха! — рассмеялся я в лицо незнакомке, забыв о приличиях.
— Вы не женского рода?! — нахмурила бровки собеседница, вызвав во мне ещё один выброс детских эмоций.
— Извините, за смех. Это у меня после шока, — начал я оправдываться, когда кое-как успокоился. — Не привык ещё к галактическим чудесам. А так, да. Я мальчик из очень далёкого мира, в котором живёт и ведёт хозяйство зеленоглазая Аквария-Кометия и её Натура. А астра Кармалия-Светлидия с неба светит и греет. Кстати, я из другого кластера параллелей. Провалился к вам из-за неосторожных путешествий во времени, — признался я сразу же во всех добродетелях и недостатках.
— А на Куом зачем пожаловали? Здесь вашему полу не очень-то рады. Мужские визиты не приветствуются. Попрошу объясниться с целью посещения и отбыть по назначению, — строго выговорила Оля-Ира и продолжила хмуриться.
— Извините, но это мой скафандр отчебучил. Захотелось ему на родину слетать, и всё тут. Как только пообщается с родственниками-бактериями, я отбуду на Ревелию. В резервацию такую. Там мне Ватарию-Изарсию найти надо. А вы не знаете её, случайно? Или Стихию нашу, которая Аквария?.. А вас саму, извиняюсь, как величают? — решил я потянуть время, чтобы мои разумные микроорганизмы успели повстречаться с ближайшими родственниками.
— Начнём по порядку. С Кометиями я знакома, но никакой Акварии не знаю. Скафандр ваш, скорее всего, с чужого плеча, поэтому прилетел на мою планету. Сменит некоторое количество генератов на новые, и станет вашим на все триста шестьдесят секторов. Потом будет порождать, производить вам нужную для жизни среду. Процесс недолгий, так что, причин здесь задерживаться не вижу, — бодро, но строго, как учительница, провещала моя собеседница, а потом о чём-то задумалась.
— Ватария-Изарсия осталась, и ваше имя или прозвище, — осторожно напомнил я и умолк, вспомнив, что хватило бы простых мыслей, потому как, явно столкнулся не с говорящей собачкой, а с кем-то из Дарующих.
— Зачем вам, говорите, Ватария понадобилась? — очнулась Оля-Ира.
— Я ещё не говорил ничего. Кланяться ей в ножки буду, чтобы вернулась к Кармальдии и снова за работу принялась. Прощения просить буду за напраслину и… И сам домой проситься. Подсказали, что только она может в мою параллель и в моё время вернуть, — снова ни в чём не покривил душой.
— Не согласится она на такое. Непринято у нас прощать и возвращаться. И для этого снова Природа понадобится. А они существа свободолюбивые и гордые. Может, ничего у вас не выйдет с возвращением. С её возвращением. Да и с вашим тоже. Закинет, куда попало, чтобы под ногами не мельтешили, и поделом!.. Хотя, конечно, вы из другого пучка галактик.
— Своё имя скажете, или это тайна? — ввернул я вопрос, когда Дарующая снова задумалась.
— Барбария-Болидия. Была ею давным-давно, а сейчас повитуха, только вот повивать некого, — огрызнулась Дарующая.
— Снова, значит, свиделись? Или… Не с вами, случайно, на Греноли встречались? Или то природная собачка была?.. Ваше имя там звучало… Вы мне ещё пропуск повышали, — запутался я окончательно, хотя хорошо понимал, что на Греноли общался не с настоящей Барбарией. — Может, у вас Дарующих с таким именем пруд пруди? То есть, не сосчитать?
— На Греноли я бывала. По молодости да по глупости. Оборудовала и астероид, и сам Тичарити. Но там обманули меня. Никакой жизни, видите ли, не планировали. Чушь, какая! Только для мыслителей. Только для поиска тайн бытия. Потом пошло-поехало вкривь да вкось.
— Так вы ни разу не… Не стали настоящей Дарующей Жизнь? — опешил я и пожалел бабушку Болидию.
— Не всем выпадает такая радость. Редко очень… Редко так случается. Ладно. Вижу, ты пока не испорчен грехами и дурными мыслями. Соберу тебе посылку для Ватарии. Она ещё молодая, может, согласится вернуться.
Только не говори, что подарок от меня. Слово дай. А то не возьмёт. Я для зарождения новых Дарующих его собирала, да видно не судьба. А Природы наши где-то на чужих обитаемых планетах гуляют. Найдёт себе другую. Если захочет, конечно, — невесело закончила историю Болидия.
— Даю слово. Не сболтну ничего лишнего. А спросить о мужских Дарующих можно? А то меня на ваш Греноли один такой затащил. Всё обо мне разузнать хотел, а я, балбес, всё ему рассказал. Он ещё свою помощницу вашим именем называл, зараза.
— Это обманщик известный. Только он безобидный. Энергию почти не пьёт. Смысл всё ищет какой-то. Устройство Мироздания изучает. Ненормальный, одним словом. И собачка с ним очень преданная. По легенде, он её неизвестно где отыскал. Она бессмертная и очень умная. Таких же уродцев… Извини. Таких же мужчин обучает и… Тёмная история. Ты бы лучше… Ах, да. Посылка, — воскликнула Барбария и неожиданно исчезла.
— Дела. Ну и занесли же вы меня, микроорганизмы укропные и чересчур расторопные. Спасибо вам за Куом и Барбарию. Как мне её отблагодарить? А вас как? Ремня вам не дашь – у самого чесаться будет, а шоколад с мороженым вы, наверно, не едите…
Увидев летевший ко мне белый мешок с неизвестным содержимым, я прервал воспитание скафандра и приготовился к очередным сюрпризам.
— Принимай. И будем прощаться. Ты уже здесь многим глаза намозолил. Всякие мысли, куда не нужно, лезут некоторым, — высказалась Барбария, не появившись предо мной ни девочкой, ни облачком.
Мешок свалился мне под ноги, а в голове замелькали чужие мысли: «Пора улетать».
— Нет, уж, позвольте. Во-первых, что в мешке? Как мне его от себя дарить, если не знаю содержимого? Во-вторых, как мне вас самих отблагодарить и внушить надежду на лучшее? Я много чего о вас слышал, и считаю, что вы не оборотни и не вампиры. И своей Акварии-Кометии тоже хочу с родины подарок привезти. Сувениры памятные у вас имеются? Могу камушком чешуйчатым обойтись, — завёлся во мне особый моторчик, понуждая вредничать и острословить.
— В мешке сгусток Материнского Начала. Мы так называем главное вещество, обогащённое животворной энергией. А сам мешок… Это те же бактерии-генераты. Из них и скафандр сделать можно, и… Его Ватарии отдашь. Благодарить нас ты не можешь. У тебя ничего такого нет, чего бы мы сами не могли сделать из Материнского Начала. «Ма-На» его называем. Не путай с манной кашей. А камешек… Вот этот возьми. Это мой любимый. Я его с собой везде носила. Он мне напоминал о доме.
А твоя Аквария сама может сюда примчаться, если захочет, конечно. Но она же у тебя в другой реальности. В другой вселенной. Ха-ха-ха! — рассмеялась Болидия, а с ней ещё несколько невидимых, но голосистых тучек-штучек, собравшихся где-то подле меня.
Я схватил, паривший перед глазами зелёный камушек, поднял на руки увесистый мешок с Ма-На и откланялся.
— Пожалеете ещё, что осмеяли. Приедет к вам моя Ватария, тогда узнаете, над кем потешались. Ну, да, Бог вам судья. Спасибо за Ма-На. Живите-дымите на Куоме, как умеете.
Сразу же медленно взлетел вверх, а после ускорился до неимоверной быстроты. Хорошо, что скафандр обождал, пока напророчу и попрощаюсь с противоречивой планетой, на которой мужчин не любят, но подарками всё-таки наделяют.
То ли новые молодые бактерии так весело и споро взялись за мою космическую доставку, то ли старые знакомые так меня отблагодарили за свидание с родиной, я так и не узнал, зато через пару часов увидел впереди ярко-белое солнце, к которому приближался на невообразимой скорости.