— Приехали. Можешь открывать глаза и в обморок свой падать, — сказал я, остановившись посреди зала мачехи-пещеры. — Отдышись и к чудесам приготовься. Сразу оговорюсь, что всё от Бога, одарившего людей великими знаниями и умениями. Вот и построили они такие космические штуки для путешествий ваших и наших. По галактике, а не где-нибудь…
В этот раз Павел на колени не упал. Заморгал сначала, задрожал всем худосочным телом, но взял себя в руки и уставился в потолок.
— Говорил, что где-то в небе болтаться будем, а сам к антихристу в гости привёл. В подземелье. По ракушке видать, что мы там же, под Фортштадтом, — проанализировал свои адские чувства Контактёр Семёнович и по-деловому прогулялся по кругу.
— Картошка тут не растёт, хотя время бежит быстрее, чем в твоём Армавире. Можно продолжать? Усвоил, что растворялся и снова загустел? Потом сам у тётеньки спросишь, как всё происходит. Включить тебе её, или ещё покуришь?
— Она живая или телевизорная? — поинтересовался вполне вменяемый ученик.
— Она сама не является. Голографии всякие по твоей просьбе малюет, а мужичков своим шиньоном не смущает и глазками в них не стреляет. Культурная женщина. Она вроде машины. Электронная и вычислительная, но уже гораздо умнее человека.
…Компьютер она, вот кто. Так вызвать её? Я один раз покажу, а дальше уже сам как-нибудь. Ты же страшный контактёр. Тобой она пугает всех пришлых. Говорит, что без твоего позволения никого с планеты не отпускает. Сейчас выдашь ей такое разрешение на мой счёт. Не дрейфь. Сразу не сбегу. Не приучен работу на половине бросать,— прочитал я деду ознакомительную лекцию и вспомнил, как совсем недавно обучал своих близнецов.
— Зови уже, — выдохнул дед, приготовившись к очередному самому худшему кошмару жизни.
— Я Александр из мира Скефий первого круга астры Кармалии-Светлидии. Прошу Образ включиться, — медленно и торжественно выговорил я и протянул обе руки вверх, к своду, представив тётеньку ЭВМ в домашнем халате, спросонья и с бигуди в рыжих кудрях.
Молнии привычно рассекли зигзагами полумрак, Павел торжественно охнул и присел, а посреди пещеры включилось… Одно красно солнышко и девять голубых шариков.
— Тьфу, ты. Фрося Бурлакова. С самого начала надо было. С галактики. Изобразите нам мироздания здание. Млечный Путь желаем оценить, — расстроился я, потому что никакого возвышенного представления не получилось.
— Критерий опознан. Демонстрирую галактику Млечный Путь, — заявила бесстрастным голосом ЭВМ и сменила красно-синие лампочки на божественную и объёмную феерию звёзд.
— Батюшки! — только и смог выдохнуть ученик и неустанно начал креститься.
— То-то же. Знакомьтесь. Это наша… Ваша родная галактика Млечный Путь. Тётенька, которая с нами говорит – ЭВМ или Компьютер. Можешь её Образом кликать, не ошибёшься. Ты же человек флотский, стало быть, поймёшь, что значит «Объект номер Раз». Или по-космически «Объект Раз» – «Образ». В общем, она хорошая женщина, хотя и с характером.
А это Павел Семёнович Семалийский. Страшный контактёр. Меня вы знаете, так что, представляться не буду. Общайтесь. Для начала, покажите старому человеку, где его солнце обитает, а потом перейдём к бигуди и лампочкам.
Я про Кармальдию и её ребёнков, не выросших из пелёнков, — свредничал я на грани хамства, стараясь понизить накал благоговения, повисший в воздухе вокруг будущего учителя астрономии и мироустройства.
— Очень приятно с вами встретиться. Много лестных отзывов от пилигримов и отшельников слышала о вашем гостеприимстве. Как видите, всё, о чём они говорили, всё, о чём пророчествовали, случилось. Этот молодой человек и есть Катализатор. Или, как вы его окрестили, Катал Заторыч.
Начинаю краткий ознакомительный экскурс об устройстве галактики и грозди миров Кармальдии-Светлилии.
— Как же это?.. Что же такое?.. Прямо с крейсера, да на пенсию? — запричитал Павел, явно смутившись от электронных комплиментов.
ЭВМ приступила к голографической экскурсии, заморгав красными кружочками то в чёрной дыре, то вокруг астры Кармальдии, а я углубился в созерцание собственных неразрешимых вопросов, ответ на которые спрятался гораздо дальше, чем какие-то двести пятьдесят миллионов лет света.
— Несоответствие. Не так по жизни, — вернул меня из полузабытья довольно бодрый стариковский голос. — Я не из первого мира, а из восьмого. Ошибочка вышла. Землёю кличут Родительницу нашу. Или Семалией, как инопланетники пришлые.
— О чём ты? Только что очнулся, а уже директора планетария поучаешь? Вот же люди-человеки. То в обморок валятся, то на учительницу лаются, — оторопел я, увидев, как Павел запросто сошёлся в пикировании с самой ЭВМ.
— Извините, но общегалактическая служба зарегистрировала такой порядок «по умолчанию». Я могу продублировать и тот, который вы огласите, как равноправный представитель детализации. Ваш гость поможет своим уровнем допуска, а в моей памяти зарегистрируется оговорка о вашем видении устройства грозди.
Когда с геоидов получу ещё пару независимых подтверждений, от таких же представителей, модель первого круга будет откорректирована, — вежливо запудрила стариковские мозги тётенька ЭВМ.
— Я только свою Родительницу знаю. И то, что мы все в восьмом живём. И то, что их всего девять. Стало быть, с остальными мамками или девицами, как есть, не знакомый, — признался Семёнович в полном неведении.
— Давайте помогу, если можно, конечно, — предложил я услуги специалиста по мироустройству. — Кто у вас имеется? Неужели одни дочки? Непорядок. А где они потом… Ладно. Так, кто тут у нас синеет-голубеет?
— Семалия, Ульения, Афиния, Воледий, Гелений, Данилий, Забавий, Парисия и Родимия, — объявила Образ, безо всяких оговорок и проверки допуска.
— Значит, мужчины тоже имеются. А если по-дедовски переиначить? Семалию под восьмой номер подвести? — предложил я один из вариантов.
— Получится, Афиния первая. Прослеживается прямая зависимость от славянского языка. То есть, по алфавиту. Таких… Принимать к исполнению? — переборола себя ЭВМ и обратилась с уточнением пожеланий.
— Что молчишь, дед? К тебе же обращаются. Или ты не запомнил? — перевёл я вопрос по адресу.
— Эх, захотели наши кобылы стать ровнею с жеребцами, а оказалось, им нужны не только хвосты с гривами, а ещё и… Руки с пальцами! — вместо ответа выдал дед замысловатый опус или заумную присказку, явно переиначив её окончание. — Надиктуйте, что там вышло?
— Афиния, Воледий, Гелений, Данилий, Забавий, Парисия, Родимия, Семалия, Ульения.
— Сойдёт, — махнул корявой рукой новый начальник «Девятимирья», как я успел окрестить «новорожденного» или «воскресшего» дедулю и его царство-государство.
В тот момент я увидел перед собой не просто будущего педагога или учителя, а директора целой школы взрослых Павлов и Анн. Конечно, впоследствии и шпингалетов-оболтусов, каким был сам, когда-то давным-давно, ещё в детстве.
— Заверните, — велел я, как первый заместитель новоявленного царька.
— Критерий не опознан, — откликнулась Образ.
— Ещё бы. Запомните. Пока запомните, что ваши люди с геоидов к такому распорядку приучены. Или собираются приучиться, — растолковал я машине, не понимавшей ни междометий, ни юмора. — Поднести шарики к деду можно? Пусть активирует их. Может, портрет заодно какой-нибудь предложите для Земли-Семалии? Для временного пользования, так сказать. Потом сами с мирами сговорятся, как именно они причёсываются и какой помадой малюются.
Образ приблизила к деду девять голубых мячиков, построив их вряд, слегка увеличив в размерах, и на восьмом замелькали портреты улыбавшихся миловидных женщин.
— Поздно мне на такое заглядываться. Давайте… Рыжая, говоришь? Или шатенка? Какую мамку ты утром видел? — обратился ко мне самодержец.
— Рыжую. Скорей всего. Но из-за тумана мог не разглядеть. Может, она только своим портреты показывает, а остальным глобусные сарафаны? Потом подберёшь, а сейчас рыжую можно приторочить. Напугаем её грыжей. Как миленькая, станет… Красавицей, — перестал я острить и задумался. — А что будем с символами настенными делать? Пусть дед нажмёт на педали, а вы ему номера зажгите. Сориентируемся мигом.
— Как же это? Какие ещё педали? — оторопел Павел, после того, как указал понравившийся портрет красной девицы, который тут же примёрз к восьмому шарику.
— Активируйте голографии миров, — по-своему попросила Образ.
— Тыкай в глобусы, — перевёл я на понятный язык.
Павел перещёлкал все шарики, начиная с Семалии, а на стене пещеры включились цифры с единички по девятку.
— Погорячились, — понял я, что перебрал с пещерным обучением. — Семалия у нас под первым осталась.
— Мир номер один, — подтвердила Образ.
Почесав затылок, я быстро смекнул, как можно на первое время зашифровать неправильные номера миров, и сказал ученику-пенсионеру:
— Про разведчиков кино видел? Представь, что переврали номера. Засекретили. Ну, из-за шпионов. Запомнишь, что тебе входить в первый, а выходить… Ну, ты меня понял.
— Понял-понял, — вздохнул дед устало и обречённо. — Домой ещё не пора?
— А к Нюрке? Сдулся? Казак называется. Самое главное нагрянуть к соседям. Брови нахмурить, забористым взглядом одарить.
Ладно. Урок окончен. Извините за беспокойство. Можете отключаться. Оставьте нам цифру на стене, и до свидания, — не стал я требовать от старика невозможного и решил вернуться к Семалии, а поэтому попрощался с Образом.
— Всего доброго, — отозвалась ЭВМ и затемнила пещеру, оставив одинокую, мерцавшую фосфором, единичку.
— Дык… — что-то хотел сказать Контактёр, но передумал.
— Жмуримся и шагаем. Помолишься уже в хате, — скомандовал я и, не дожидаясь ученика, пошёл навстречу рыжеволосой хозяйке мира.
* * *
— Запрягайся, красна девица! — позвал я мир, стоя над Армавиром, причудливо разукрашенным в коричневое и бурое, когда расслышал позади шаркавшую походку Семёновича.
«Что-то вы быстро. Вводное знакомство, и всё?» — не обрадовалась нашему возвращению восьмая.
— Не расстраивайся. Завтра… А может, вечерком закинешь нас туда, где Макар телят не пас, — мелькнула у меня озорная мыслишка прокатиться на Америке. — Сокрой и до хаты обоих.
«Собрался перепрыгивать? Я хорошо расслышала», — призналась Семалия.
— Почему нет? — подтвердил я честные намерения. — Хватай нас, и в полёт. И пусть выбирает, красотами любоваться или в обмороке валяться.
— Гоп! — крякнул Павел и выпучил глаза, ангелом взмыв над суетой родного мира. — Сподобился, значит?.. Или преставился?.. Сподобился. Арапчонок, аки сопровождающий… Или таки флагман? — разговорился сам с собой Супердед, пролетая над Кубанью в противоветровой капсуле.
— Зовите меня просто: Головастик Васильевич. Ха-ха-ха! — не удержал я разговор на серьёзной ноте и испортил торжественность момента неуместным хохотом. — Извините ребёнка.
* * *
— Чем тебя, говоришь, кормить надо? — контужено спросил Павел после нашего возвращения, пытаясь занять себя любым делом, лишь бы не обдумывать случившееся.
— Ясное дело. Супчик-голубчик с фрикадельками и отбивную с картошечкой. Могу колбаску домашнюю вместо отбивной схарчить, так и быть. И про компот не забудь. Клубнику с вишенкой вскипяти и сахаром заправь, — попытался вернуть временного ученика из его синей дали, но не получилось.
Дед продолжил топтаться на месте, то хватая руками что-нибудь из кухонной утвари, то роняя на пол.
— Э-эй, пехота. Жрать уже охота, а ты ещё в атаку не сбегал. Может, на рыбалку махнём? До зимы, конечно, далёко, но кого-нибудь уговорим пойматься.
«У нас так непринято. Я вам помогать не буду. Житейские проблемы решайте сами», — телеграфировала Глафира прямо в мою голову, разгорячённую жаждой деятельности.
— Нате вам. Мы под кроватью, — опешил я от мирного заявления. — Твой Контактёр не обязан меня обслуживать. А с руками у него, сама видишь, какая беда. Ну-ка, огласила список добрых дел, которыми мы на недельный паёк заработать можем.
— О чём ты? — очнулся Павел, в очередной раз выронив картофелину и нож.
«О чём ты?» — отозвалась эхом Семалия, ничего не выронив, но и не предложив.
— Вот так лес, полон чудес. Неужели нигде бананы на корню не портятся? Рыба задарма не пропадает по недосмотру? За природой вашей пригляда-то нет. Кабанчика дикого никто не загрыз ради шутки? Антилопу никто не подстрелил? С детства мечтаю жареную Гну откушать. Ха-ха!
Метки мамкины расставлять некому. Значит, у вас полный природный хаос, — ораторствовал я, как бравый природный защитник, а, скорее, оголодавший хищник. — Стихии у вас не в почёте. И мамка ваша, стало быть, с неба видит, как всё зазря пропадает, но сделать ничего не может.
Браконьеров, что ли нет? Нарядила бы нас с дедом динозаврами саблезубыми, да отнесла на место их действия-злодействия. Мигом бы образумили извергов. И в тебе порядок, и нам на стол свиной окорок.
«Не бывать такому!» — категорически заявила мир.
— Обойдёмся. Как-нибудь и без верблюжатины твоей проживём, — отмахнулся Павел и продолжил издеваться над картошкой.
— В моей грозди миры за своими помощниками приглядывают. Нет-нет, балуют, чем Бог послал. Помогают. Но у вас не помощники, а недоразумения. Нет мироустройства, значит, нет и мирового расстройства. Как знаете. Упрашивать не стану. Живите своим умом. А я неприхотливый. Чем угостите, за то и поблагодарю, — высказал я всё, что накипело, и ушёл в тайную комнату.
— Хорошо. Понял. Сделаю. Понял, что… Готовлю. Хорошо, — зачастил дед согласиями и выскочил во двор, где сразу же загремел тазиками, вёдрами и кастрюлями.
— Помочь? — крикнул я в окошко, а в ответ услышал подобие молитвы.
— Помилуй мя Господи! Грех на душу. Знаться с таким… Где же это видано?.. Манна с небес?.. Или кара?
Я не утерпел и вышел из инопланетного убежища с инспекцией назревавших манн и грехов.
— К бомбам готовишься? — спросил, когда увидел расставленную по двору утварь. — Раками грозила закидать? Так ведь май месяц на дворе. К чему тогда твой оцинкованный антиквариат?
А дед вместо ответа запел дрожавшим голосом:
— Летят по небу бомбовозы. Летят! Летят-летят-летят… И как не стыдно бомбовозам. Бомбят! Бомбят-бомбят-бомбят… Батюшки светы!
Вот тут-то и началось светопреставление. Откуда-то сверху, как в замедленном кино, на двор посыпались яблоки, груши, бананы, арбузы и прочие фрукты и овощи. Они начали самостоятельно приземляться в вёдра, выварку, тазики, кастрюли. Но этим Семалия не ограничилась. Прямо наземь упал длинный обрывок капроновой сети с десятком крупных серебристых рыбин. Шмякнулась пара упитанных уток и одна живая, но очень худая корова престранного вида с поломанной ногой и кровоточившей пулевой раной на волосатой шее.
Таких я точно никогда не видел, а потому сразу же представил, что для полного надо мной издевательства Семалия мигом скрестила советского зубра, украв у него голову с рогами, и какую-то худую лошадку, одолжив у той туловище с копытами.
— Господи, помилуй мя грешного! — заголосил Павел и шагнул с ножом наперевес на бедную дёргавшуюся животину, как на воплощение небесного грехопадения.
— Ты что удумал?! — взревел я сиреной и бросился на деда чуть ли не с кулаками. — Добить собрался? А ну, треножь! Я вылечить её попробую. Этаких страшил… Всё одно, живая душа.
— Дык, кровь-то мы остановить сможем. А ногу срастить никак не получится. Скотина с поломанными ногами не… — начал оправдываться новоиспечённый мясник.
— Треножь! А ты, Фёкла Матвеевна, подсоби старому. Пусть животина уснёт, покуда я с вами воевать буду. Но не как рыба, а по-человечески. Пока гипсовать её будем, — вещал и верещал я, перепугавшись, что стану свидетелем смертоубийства безобразной худенькой зубро-лошадки.
«Сам же африканскую антилопу Гну просил!» — начала оправдываться мир.
— Не убийца я. И вам таким не дам заниматься. Кровь остановить можешь или не очень?
«Уже сделала. Но кости срастить никак не выйдет. Она, как только проснётся, так и… Снова… В общем, всё бессмысленно».
— А живой воды у вас что, нет? Ах, да. Ею же природная начальница заправляет, — огорчился и обмяк я в ту же секунду, но потом собрался с духом и скомандовал деду: — Всё равно. Сделай ей перевязку!
— Дык, не ветеринар я, вроде, с утра был. Но да ладно. Лангету так и быть примотаю. Толку-то. Животина зазря страдать будет, — начал бухтеть дед, но в сарай всё-таки пошёл.
— Снеси меня к пещере! Я в Иудин мир полезу с инспекцией. Вдруг, найду там волшебное пойло. Как в вашу потолочную дырку залазить, не знаешь? — примирительно завёл я разведывательные речи.
«Там нет ничего интересного. Только время зря потратишь», — чуть ли не огрызнулась Семалия.
— Должен же быть способ если не мгновенного исцеления, то хотя бы быстрого, — не поверил я в плохое, вот так, сразу, и продолжил кумекать.
«Легенд о живых родниках наслушался?» — ухмыльнулась мир.
— Попалась! — вскрикнул я, не скрывая нахлынувшей радости. — Не сказки, значит. Быль. Легенда. Сознавайся, красавица, где найти панацею для антилопы?
«Нет уже их. Смешали те струи с мёртвой водой. Сейчас только минеральная. Немного помогает. Но не от переломов. Тем более, у животных».
— Мозги мне не суричи! Ведёрко минералки с тебя. Я сам её на мёртвую и живую разделю. Одна рука тут, а другая в роднике! — потребовал я командирским голосом.
«Теперь понятно, почему тебя из дома выперли. С этаким комиссаром никто не справится и не уживётся», — вздохнула Семалия, но ведёрочко захватила, предварительно высыпав из него яблоки и груши на твердь двора.
— То-то же, — напутствовал я липовую Родительницу. — Ты где застрял, Ортопед Уколович? Долго волосатая скотина посреди двора валяться будет?
— Иду уже. Бечёвку искал и лангету из дранки, — ответил «неволшебный» сарай голосом Павла.
— Стреножь сначала. Гипсовать после будем. Айболиты укропные. Додумалась же… Специально, что ли, всё подстроила? Просил с харчами деду помочь…
«Я всё слышу!» — крикнула в моей голове раздражённая женщина-мир.
— А я для тебя и вещаю. Нашла воду? Подсказать не хочешь, как её разделить или раз… Точно. Раздваивать будем водичку, — озарила мена внеочередная догадка.
«Меня не впутывай. Я только минералку принесу, и всё», — заявила укропная помощница.
— А мне от тебя многого не надо. Приумножить поможешь, потом с экспертизой, — задумался я над способом извлечения из Боржоми или Нарзана живой составлявшей.
«Посмотрим на твоё поведение. Ничего не обещаю. Такого ещё свет не видывал. Живую воду, да грешными человеческими руками… Не получится. Прецедентов не было. А люди поумней тебя пытались, но…»
— Уймись на минуту. Сходи учебники полистай, которые мамка в школе зубрить заставляла. А мы сейчас твоего зубра… На костыль его ногу… Точно это чудище антилопа? Или твоё карикатурное художество? — решил я выяснить подноготную лошадки-коровки. — А то ведь, если спасём, придётся таких разводить в вашей Африке.
«Это настоящая антилопа Гну. Невежа! Миграция у них сейчас. Вот и попали под пули браконьеров. Эта убежала на трёх ногах, а остальных… Да, не так мотаете!» — взвизгнула Семалия и, уронив на двор прилетевшее ведро с минералкой, сама, но дедовыми руками, забинтовала лоскутом светлой материи, дощечками и бечёвкой ногу подарочной спасённой, которую ещё недавно собиралась принести в жертву на алтарь моего каприза с объеданием.
— Спасибо за помощь. И за воду. Так я начну? Разумеется, с твоей помощью? Помогай, раз уж так получилось, — сказал я, набирая в ладонь несколько капель минеральной воды.
«Валяй. Мне самой уже интересно», — подначила мир.
— Что делать собрался? Может, я покуда гусей ощиплю, или это утки? И рыбку нужно… Ого! О-ой! — вскрикнул дед, получив морозцем прямо по сетке с рыбой и перегретым паром по гусям, отчего одни заморозились, а другие начали терять перья. — Это чтобы… Родительница помощь оказывает? Смилостивилась! Слава те, Господи! Ощипывать сподручнее.
Дед, причитая и охая, удалился разбираться с небесными подарками, а я сосредоточился на главном: на создании живой воды.
Зажав в кулак… Зажав мокрый кулак, и обняв его другой рукой, я приступил к таинству. Надеясь на то, что после раздваивания хоть на одной из рук концентрация живых молекул увеличится, я решился на неведомый эксперимент.
— По моему прошению, по мирному разрешению, разделяю минеральную водицу на живую и ту, что для питья не годится! — торжественно произнёс новое заклинание и приступил к раздваиванию. — Помогай. Руки сначала должны срастись воедино, а потом я их раздёрну, — прокряхтел, когда фокус никак не хотел начинаться, а обнимать кулаки уже не стало хватать сил.
«Мне совершенно ничего не понятно. Объяснить толком можешь?» — взмолилась главная фокусная ассистентка.
— Таким, между прочим, сами миры занимаются. Должны… Ежели… Если у деда железный рублик выцыганю, тогда им потренируемся, — перестал я выжимать из рук воду и собрался заняться корыстью. — Дед! Мне рублик надо… А уже и не надо, — передумал я, когда к ногам из ниоткуда свалился портрет дедушки Ленина номиналом в один рубль СССР.
«Головы не выбрасывай! На уху сгодятся. Да-да, из одних голов. Это же нерка. Лосось. Жабры только удали. Японцы её в океане ловить начали. А ты давай учи, как раздваивать. Совсем меня запутали!» — раскричалась в голове Семалия на меня и на деда одновременно.
— Я беру твой откуп и зажимаю в кулаке… — начал я лекцию.
«Всё понятно. Каков конечный результат, объясни».
— В результате то, что я зажимаю в двух руках одновременно должно раздвоиться или, на усмотрение мира, размножиться.
«Полноценными копиями?»
— Именно. Я такое в вашей школе видел, когда моя Кармалия своих деток учила. Потом уже сам делал неоднократно. Много сотен монеток накопировал, но сейчас мне нужно… Ладно. Сделаем сначала с рубликом. Я зажимаю руки, ты их сращиваешь воедино, потом я их раздёргиваю, а ты делаешь по монетке в каждой, или по две, если не жалко. Понятно?
«Пробуем», — согласилась Семалия на испытательное раздвоение.
— С моего прошения, с мирного разрешения, позволь удвоить эту презренную монету. Не корысти чаю, а мир обучаю! — снова сымпровизировал я и приступил к процедуре.
Кулаки срослись, затряслись, а когда их раздёрнул, ладони обожгло таким жаром, что я мигом сунул их в первое подвернувшееся ведёрко с минералкой.
— Про ожоги я специально ничего не рассказывал, — взвыл я от боли, но ожёг быстро сошёл на нет. — Спасибо.
«Результат покажи. Благодарит, а что получилось не знает».
Я вынул кулаки из ведра и разжал. На каждой обожжённой ладошке красовалось по три рублика.
«Хотела девять, как миров у мамки, но у тебя всего две руки. Ха-ха-ха!» — раскатисто захохотала мир, обрадовавшись результатам эксперимента.
— И на том спасибо, — снова поблагодарил я Семалию и высыпал капитал в карман штанов. — Приступаем к разделению воды.
«Объясняй сначала. Это же не приумножение. Невесть, что за… Самогоноварение какое-то. Как ты себе его представляешь?»
— Я разделяю, а ты смотришь, в какой руке больше живых капель будет, и всё. Я вытираю ладошку без таких капель и снова, и снова раздваиваю, пока на… Пока не будет достаточно живых капель, а потом мы просто их раздвоим, приумножим, и Гну ими напоим, — объяснил я способ сотворения живой воды.
«Валяй. Гляну, что получится. Извини, но я ещё за контактёром присматриваю. Он не в себе после экскурсии. Чем вы там занимались, от чего у него какой-то мусор в голове?»
— Оставь его в покое. Сосредоточься на главном. Живая вода. Гну. Нога. Потом дичью его займёшься. Откуда утки, кстати?
«Ночью в корабельные мачты врезались. В антенны. Ослепли из-за яркого света и свернули шею. Это в южном полушарии было. Там сейчас осень. Почти конец ноября, по-вашему. Или ты ещё с таким незнаком? Что за картинки у тебя в голове замелькали?»
— Незнаком. А замелькали междометия. Живая вода-а. Начинаем!
И мы начали. Я усердно раздваивал, а мир помогала и сразу же проверяла результат.
Ни с первого, ни со второго раза, ни с шестого… Ничего у меня так и не получилось. Абсолютно одинаковые капельки, и всё тут. Наполовину живые и наполовину мёртвые. Хоть не обжигало руки и то, слава Богу.
— Давай ещё. Или присказку другую придумать? — устав всем телом одновременно, я повалился на колени, неосознанно поднял яблоко с земли и помыл его в минеральном ведёрке.
«Не поможет. По-моему, это невозмо… Стоп! Стоп-стоп-стоп!» — заверещала Семалия, а я подумал, что это она на деда, и спокойно продолжил грызть подарочное яблоко.
«Я к тебе обращаюсь, внеземное чучело! Что ты только что сделал?!»
— Яблоко помыл и грызу, а сам думаю, что же дальше делать, — ответил я спокойно.
Семалия подхватила несколько плодов, валявшихся под моими ногами и тут, и там, и бросила их в ведёрко. Яблоки перемешались с минералкой, потёрлись друг о дружку и всплыли.
«Не то! Не то! Не то!.. Давай сам их помой! Давай-давай! Неслух! Мой, тебе говорят!» — прикрикнула фокусница и придвинула ведёрко ко мне.
— Тише ты. Антилопу разбудишь. Мне же много не надо. Для деда намою, так и быть, — шикнул я на мир и приступил к омовению разноцветных и разнокалиберных плодов.
«Тоже не то. Не та концентрация. Стоп! Возьми новое яблоко. Лови! — швырнула в меня Семалия ещё один плод, валявшийся под ногами. — Просто намочи его водой. Вот так. Не окунай. Капни другой рукой. Во! Оно самое!.. Получается, но как?!
…Ой, мамочка родимая! Что же это в свете твоём происходит? Не отвлекайся! В ладошку накапай с яблочка. А теперь раздваивать будем. Не совсем живая, но для животины сойдёт. Валяй свою первую присказку. Должно теперь получиться. И ведро лови! Сюда капать будем».
Семалия чему-то очень обрадовалась и начала манипулировать мною, как марионеткой. Подобрала яблочко, обрызгала его моими руками и своей минералкой, а потом второе ведёрко опорожнила от фруктов и придвинула мне под ноги.
— Разделяю минеральную водицу на живую и ту, что для питья не годится? Это не совсем то. Если все капли живые, тогда давай их приумножим, — предложил я.
«Они не совсем живые получились. В них другая сила. Сила созидания. Новая и невиданная. Яблочная какая-то. Я потом у мамки узнаю. Какая-то материнская и всё на свете преображающая. А у нас, как раз тёлочка… Или девочка развалилась посреди двора. Ой-ёй! Сейчас натворим дел. Ой, натворим!..»
— В крайнем случае, выселите меня из своей галактики, — недопонял я, о каких таких девичьих, да ещё и яблочных, силах запела рыжая помощница. — Ладно. Удваиваем. Только не хватай за руки. Я сам. По моему прошению, по мирному соглашению, приумножаю природную силу, чтобы лечить антилопу-кобылу!
Лёгкими движениями рук я срастил кулаки, потряс пол минуты, а потом раздёрнул. Пара небольших струек излилась из кулачков и стекла в порожнее ведро.
— Не удвоила, а удесятерила? Повторяем?
«Повторяем», — согласилась Семалия, и я ещё несколько раз приумножил.
После того, как донышко ведра покрылось неизвестной животворной жидкостью, рыжеволосая помощница перевернула его содержимое в ведро с минералкой и скомандовала: «А теперь брысь отсюда! Зрелище не для мальчиков будет. Подрастёшь – поймёшь».
— Бегу я уже! Бегу, — отозвался Павел из хаты и пулей вылетел во двор.
Антилопа глубоко и по-человечески вздохнула, а потом отворила ничего не соображавшие коровьи глазки. Я замешкался и получил пинок от Семалии, после которого поторопился удалиться в укрытие.
— Пенку!.. Пенку с ухи сними, — прокряхтел мне Павел и начал готовиться к неведомой процедуре исцеления.
Пришлось шагать в натопленную хату с кастрюлей ухи и сковородкой с утиными запчастями под крышкой. Что там дед и Семалия вытворяли с антилопой, я не знал и знать не хотел. Мне хватило того, что слышал со двора, пока потел над дедовой печуркой.
— Пей, зараза!.. Не брыкайся! — причитал дедуля и гремел ведром с волшебной водой. — Так-то лучше. Помычи-помычи. Полегчает…
Далее раздался нечленораздельный лепет самой раненной лошадки, в котором послышалась звериная благодарность, похожая на довольное рычание кота Мурзика. Вот только этот котик был размером с лошадку и не менее центнера весом.
— Всё… Всё! Спи! Спи, рогатая. Чудо-юдо кудлатая, — приказал дед исцеляемой, а дальше всё ненадолго затихло. — Что?.. Развязать?.. Вот так сразу? Дай хоть хлопцу с ней проститься. Ничего страшного. Ну, обделалась. Навоз в хозяйстве сгодится. Не зазнается. Кого-кого пригласишь? А зачем?.. Только на пробу. На пробу, я сказал! Нечего мне тут поликлинику… Понял. Ясно. Вижу…
Эй, антихрист. Иди сюда, ирод. Или таки ветеринар? Посмотри, что сделал с конякой рогатой. Гы-гы, га-га, гы-гы. У ней нема ногы, — вроде как, пригласил меня дед выйти во двор.
— Отправляйте без меня. Не хочу вашим… Её помётом аппетит портить, — ответил я, засомневавшись в целесообразности прощаний с исцелённым чудищем, да ещё и девочкой.
— Как хочешь. Бывай! Быстрее нас забывай. Кудлатый дикобраз, — простился с антилопой Павел и закряхтел, наверное, убирая со двора её пахучую благодарность.
Покончив с готовкой, мы до отвала перекусили вкуснейшей ухой из рыбьих голов и жареной дичью. Наш пир был в завершавшей стадии, когда в калитку Павла постучали.
— Хозяева! — невесело крикнула какая-то тётенька, а Павел, усердно закивав бородой, вышел из-за стола.
— Заходите. Минутку, и он будет готов, — пригласил Павел свою знакомую и вышел к ней навстречу.
«Александр, это к тебе. На испытание», — доложила мне Семалия, а я чуть не подавился жареным крылышком.
— Не понял. Ещё одна кобыла? Или тёлка? Кого там тётенька привела? Свинью? — очумел от неожиданности. — Айболита из меня не получится. Никак не получится. Не дам над собой измываться.
«Зажмурься, Васильевич. Возьми яблочко. Просто, приложишь его к животу одной овечки. Ничего не услышишь. Обещаю. Не пикнет. Удалится сразу же после процедуры. Сделай для меня. Одну историю проверить нужно. Вернее, легенду. Готов?» — заинтриговала меня Семалия.
— Готов. Так мне выходить во двор? Или можно прямо тут… Ладно. С вашими коровами и овцами лучше во дворе дело иметь. Чревато навозной благодарностью, — перестал я умничать и, подхватив парившее посреди хаты яблочко, зажмурился и вышагнул из двери навстречу овечке.
«Остановись и вытяни руку с яблоком. Повыше. Она её на руках держит. Пониже. Так держи. Она в материю завёрнута. Не испугайся. Держи!» — дирижировала мной женщина-мир.
Я послушно выполнил пожелания Семалии и вытянул руку с яблоком вперёд. Через секунду в неё упёрлось что-то дёргавшееся, а ещё через мгновение овечка вырвалась из рук хозяйки и прыгнула наземь.
По крайней мере, я так расценил то небольшое сотрясение земли у себя под ногами, после которого меня развернули, и я пошагал обратно в хату, чтобы продолжить борьбу с утиными крылышками.
— Изверг. Как есть изверг. Такое непотребство с дамами вытворять! — изумлялся чему-то Павел, убирая со стола посуду.
— Её баран? — решил я навести справки, какой такой изверг покалечил бедную овечку.
— Какой ещё баран?.. Ах, этот. Он теперь счастлив будет. Ей-ей. Как новенькая вернётся. Столько ягнят насакманит – в подол не поместятся. Ха-ха-ха! Бу-га-га! — рассмеялся чему-то Павел, а я, грустно отмахнувшись от его невразумительных словечек, задумался о своём ближайшем будущем.