Сумрачный гений князя Андрея

Глава 14

Их совместная работа над чертежом длилась до глубокой ночи. Исписанные расчетами листы бумаги ложились на пол стопками, но энергия технического поиска не иссякала. Андрей, привыкший к холодной, расчетливой логике Иржины, с изумлением открывал для себя иной тип мышления. Наташа мыслила не формулами, а образами. Ее предложения по дизайну кузова, — обтекаемому, «как спина быстрого коня», — были интуитивны и зачастую гениальны именно своей простотой. Она думала не о том, как заставить телегу ехать саму, а о том, как сделать эту поездку прекрасной и удобной для человека. Это был не просто романтический союз — это было слияние двух типов гениальности: аналитического ума попаданца и эмоционального, интуитивного дара Наташи.

Однако война интриг не заканчивалась. Удар, предсказанный Воронцовым, последовал через неделю. В одном из московских салонов, куда иногда наведывалась графиня-мать, была пущена утонченная сплетня. Якобы, молодая княгиня Наташа, проводя все дни среди мужиков и машинистов, «заразилась дурным вкусом и простыми манерами». Шептались, что ее разум «поврежден» странными идеями мужа, и что она уже не может поддержать изящную светскую беседу, зато может часами говорить о «передаточных числах в коробке передач» и «о давлении пара». Это был болезненный удар для Наташи, ведь под сомнение ставилась не только ее репутация, но и дееспособность. И нанесен он был через ее собственную мать, которая, будучи напуганной увлечением дочери техническими новинками, сама того не желая, стала разносчиком этой ядовитой сплетни.

Узнав об этом от Пьера, Наташа не расплакалась. Ее глаза лишь сузились, а в уголках губ появилась та самая ухмылка изобретателя, что видел Андрей в мастерской.

— Они хотят светских приемов? — тихо произнесла она. — Так они получат самый лучший и сказочный бал!

Андрей, ожидавший слез или гнева, был ошарашен. Он проговорил:

— Наташа, это ловушка. Они ждут, чтобы мы оправдывались. Лучше проигнорировать.

— Нет, мой дорогой князь! — возразила она, и в ее голосе зазвучали стальные нотки, унаследованные от деда. — Игнорирование — это признание слабости. Они атаковали меня на моей территории? А я атакую их на их же поле! Я докажу им всем свою правду! И мы сделаем это с помощью твоего главного оружия — технического прогресса. Пусть увидят, наконец, что бояться новинок не стоит, что все они делаются для того, чтобы улучшить и упростить жизнь людей!

Ее план был безумен и, одновременно, гениален. Она предложила устроить не просто бал, а «Бал Будущего» в их новом московском особняке, который уже был оборудован диковинками Андрея: электрическим освещением, паровым отоплением и даже настоящим грузовым лифтом, позволяющим поднимать тяжелое экспериментальное оборудование для доработки узлов в лабораторию на третий этаж.

Наташа взяла на себя организацию праздника. Она пригласила весь цвет московского и петербургского общества, включая злейших критиков. Андрей видел, как она, не высыпаясь ночами, совмещала работу за чертежной доской с разработкой меню, обучением прислуги новым стандартам обслуживания и с созданием красочного сценического представления. Она не просто хотела добиться триумфа своей дерзостью. Она имела наглость преподать урок обществу высшего света.

Бал начался, как обычно. Приехали гости. Зазвучала музыка, засверкали драгоценности дам. Вот только, гости сразу же с любопытством и недоверием разглядывали яркие, ровные ряды одинаковых электрических лампочек, освещающих бальный зал вместо привычных свечей. Но кульминацией вечера стало появление самой хозяйки.

Наташа вышла к гостям не в воздушном бальном платье, а в изумительном наряде, который был компромиссом между модой и технологией. Платье из плотного шелка, сшитое по ее эскизам, имело в своей основе не кринолин из китового уса, а внешний каркас из легких, упругих и блестящих стальных обручей, изготовленных на том же заводе, который обслуживал строительство железной дороги. В волосах вместо диадемы у Наташи сверкала электрическим светом гирлянда из маленьких лампочек — безопасная и работающая от скрытого карманного гальванического элемента. Она была воплощением элегантности и силы.

А затем началось представление. По сигналу Наташи свет в люстрах убавили. В наступившей полутьме на фоне мягких переливов световых волн, освещающих небольшую сцену, зазвучал голос Пьера, который с энтузиазмом согласился участвовать в этом действе.

— Милостивые государи и государыни! Вы видите вокруг себя свет электричества. Красиво, не правда ли? Но что, если я покажу вам еще более прекрасный свет самого будущего?

В этот момент слуги внесли странный аппарат с линзами и ярко горящей дуговой лампой. Концентрированный луч света ударил в стену, где был натянут белый холст. И на нем появилось четкое, увеличенное изображение портрета императора. Затем изображение сменилось портретом императрицы. Зал ахнул. Это, по сути, был волшебный фонарь, но такой мощности и четкости, которую никто никогда не видел.

Затем Наташа, взяв слово, просто и ясно, почти по-детски, объяснила принцип работы дирижабля, показав изящную модель и пригласив всех желающих подняться на нем в воздух. Но, присутствующие явно побаивались. И тогда она сама показала пример, поднявшись с причальной башни, пристроенной прямо к дому, на борт «Небесного промысла», ярко сияющего разноцветной электрической иллюминацией. А, когда дирижабль взмыл вверх, а потом, сделав круг над окрестностями, вернулся и спустился, она прокричала собравшимся, с благоговением наблюдавшим за этим удивительным полетом:

— Ну, что же вы боитесь? Вот смотрите, я, слабая женщина, а не боюсь! Так и вам бояться нечего!

Гости зашумели, и многим, действительно, показалось неприличным выказывать свой страх. Потому робко, по одному, они начали изъявлять желание тоже прокатиться на дирижабле. И вскоре половина собравшихся побывали на его борту, поднявшись и спустившись, а треть присутствующих даже решилась пролететь по кругу над усадьбой.

Потом был великолепный обед, на котором Наташа говорила о железной дороге не как о «стальном змее», а как о «стальном коне, что мчит Россию к процветанию». Она не оправдывалась, она диктовала новый язык, на котором отныне будет говорить общество. А когда ее речь прервал громкий возглас одного из важных пожилых сановников из друзей графа Ростопчина: «Княгиня, но это же не женское дело! Ваш удел — дети и салоны!»

Наташа улыбнулась, парировав:

— Ваше превосходительство, а разве воспитание будущих поколений — не самое важное дело? Я хочу, чтобы мои дети жили в сильной и современной стране. А чтобы создать такую страну, иногда нужно выйти из салона и взяться за дело. Разве жена может не поддерживать мужа в его начинаниях? Вот и мы с князем Андреем тоже идем вперед вместе. И наше будущее, как и будущее наших детей, — это процветание России.

В наступившей тишине раздался одинокий хлопок. Первым аплодировал граф Воронцов. Но тут же к нему присоединились Пьер с супругой, затем поддержали другие гости. Это была не бурная овация, но согласие и признание. Атака ретрограда, не успев толком начаться, была отбита Наташей с невероятным стилем.

В ту ночь, провожая последних гостей, Андрей смотрел на свою жену с удивлением и восторгом, — уставшую, но сияющую изнутри. Он понял, что ошибался. Их брак не был ненадежным элементом. Напротив, он становился самым совершенным механизмом, который сопутствовал прогрессу. Таким, в котором две разные шестеренки, — логика и интуиция, расчет и страсть, — сошлись вместе, чтобы двигать всю страну вперед.

И этот механизм взаимодействия и взаимопомощи между Наташей и Андреем был готов к новым вызовам. Где-то на западе уже собиралась Великая Армия Наполеона, а здесь, в России, вовсю стучали молоты на стройке века, рождая стальную артерию между двумя столицами. И они вместе теперь стояли у истоков этого нового мира, — князь Андрей по прозвищу Сумрачный Гений и его Светлая Княгиня, готовые встретить будущее плечом к плечу.

Их новый интеллектуальный союз оказался не просто рискованным экспериментом, а взрывной смесью, которая с первых же дней начала давать ошеломляющие результаты. Страсть не поглотила дело — она трансформировалась в жадный, почти физический голод к знаниям у Наташи и в восхитительное изумление у Андрея, наблюдавшего, как его юная жена впитывает сложнейшие концепции технического развития с той же легкостью, с какой когда-то училась танцевать менуэт.

Наташа всерьез загорелась идеей построить побыстрее настоящий автомобиль. Ее предложения по дизайну «самодвижущейся коляски» были наивны с инженерной точки зрения, но оригинальны с точки зрения эргономики и эстетики. Она интуитивно чувствовала, что машина должна быть не просто функциональной, но и красивой, желанной для самых богатых людей.

— Зачем прятать двигатель внутри? — спросила она однажды Андрея, склонив голову над своим очередным эскизом. — Он же красивый! Все эти медные трубки, блестящие цилиндры и клапаны… Пусть он будет спереди, под капотом, но так, чтобы его можно было показать людям, как драгоценность! Это же символ силы и прогресса!

Андрей задумался. Он смотрел на машину как на инструмент, она — как на произведение искусства. И в этом был ключ к успеху. Их первый совместный проект транспортного средства, сконструированный по эскизам Наташи и названный «Наташамобиль», стал не самодвижущейся коляской, а заявкой на новый стандарт. Машина с открытым передним расположением парового двигателя, с отполированными до зеркального блеска латунными деталями агрегатов, с большими колесами и с удобными, мягкими сидениями для пассажиров, произвела фурор на небольшой выставке для московских купцов-инвесторов. Это был уже не просто «паровой дилижанс», это был статус необычайной изящной новинки, способной заменить лучшие кареты.

Но Ростопчин не дремал. Удар, предсказанный Воронцовым, был нанесен с изощренной жестокостью. В свете, а затем и в народе, начала расползаться новая ядовитая басня. Будто бы княгиня, жена князя Андрея Наталья, проводя дни среди мастеров и инженеров, не просто опекала их, а участвовала в неких тайных «технических мистериях», которые будто бы устраивал ее муж-алхимик. Шептались, что «детские сады» при железнодорожном заводе — это на самом деле прикрытие для отбора самых крепких младенцев для жертвоприношений «стальному змею». Якобы, именно поэтому дорога строится так быстро, — ведь ее фундамент полит детской кровью!

Слух был чудовищно нелеп, но идеально бил в самое уязвимое место — в материнские чувства. И он достиг ушей графини Ростовой. Для и без того напуганной женщины это стало последней каплей. Она в слезах примчалась в загородную усадьбу, умоляя дочь оставить «этого исчадия» и вернуться домой, пока «ее душа не погублена окончательно».

Наташа выслушала мать, не перебивая. Но в ее глазах горел уже не юношеский максимализм, а холодная сталь решимости сильной женщины, чувствующей свою правоту. Она не стала спорить или оправдываться. Вместо этого она взяла мать за руку и молча повела ее в поселок при железнодорожном заводе. Там Наташа показала матери настоящие ясли, просторные помещения с паровым отоплением, где крестьянки-кормилицы нянчили здоровых, румяных детей рабочих. Потом она привела графиню в импровизированную школу для ребят постарше, которую организовала сама. Затем подвела к котлам в просторной кухне, оборудованной электрическими плитами и электрическим освещением, откуда пахло не серой и дымом, а наваристыми щами, кашей и свежей выпечкой. И наконец, подвела к группе скромно, но опрятно одетых женщин, жен рабочих, которые под ее руководством шили одежду и чинили белье для артели.

— Вот мои «мистерии», маменька, — сказала Наташа тихо, но так, что каждое слово было отчеканено. — Моя алхимия — это превращение голода в сытость, грязи — в чистоту, а невежества — в знания. Если это грех, то я готова ответить за него перед Богом. Но я не позволю никому называть грехом заботу о людях.

Графиня Ростова уехала, сломленная и растерянная. Она так и не поняла до конца ни паровых машин, ни железной дороги, но она увидела другое: свою дочь не жертвой, а хозяйкой положения, окруженной искренней любовью и уважением сотен людей. И этот факт заставил ее замолчать.

Однако, для света этого было недостаточно. Нужен был громкий, демонстративный жест. И Андрей с Наташей придумали его вместе. Вместо того чтобы оправдываться, они снова пошли в наступление. По инициативе Наташи они организовали первую публичную поездку на паровом автомобиле по улицам Москвы. Не для инженеров, не для купцов, а для всех. Князь Андрей был за рулем, ловкий молодой кочегар подбрасывал уголь в топку парового котла, из высокой трубы шел дым, пролетая над головами, а княгиня Наташа, одетая не в замасленный фартук, а в элегантное, но практичное платье, сидела сзади на мягком кожаном диване для пассажиров, с улыбкой разбрасывая в толпу конфеты и поясняя любопытным: «Это не магия, господа! Это пар! Та же сила, что кипятит ваш самовар!»

Этот простой, гениальный в своей понятности образ, — «большой самовар на колесах», — подхватила вся Москва. Его и изобразили в бронзе над передним бампером, как эмблему новой марки. Триумф «Наташамобиля» был полным. Смех и удивление горожан растворили все страхи. А когда Наташа лично прокатила в паровом автомобиле нескольких уважаемых московских матушек-благотворительниц, слухи о «кровавых жертвоприношениях паровым машинам» окончательно превратились в анекдот.

Андрей и Наташа выдержали не только натиск светских сплетен, но и проверку общим делом. Страсть к друг другу и страсть к изобретению нового мира переплелись в их союзе в единое целое. Андрей больше не боялся. Он понял, что построил не просто мост в будущее. Он нашел того человека, с кем можно было идти по этому мосту, не оглядываясь назад, уверенно и смело, готовясь вместе встретить любую новую бурю, будь то нашествие французов или козни придворных интриганов.