Сын Одина

Глава 13

Глава 13: Разбитое сердце

Три месяца прошло с тех пор, как они покинули руины Асгарда. Три месяца, в течение которых мир медленно погружался в хаос, а между Виктором и Кристиной росла пропасть непонимания.

Они остановились в небольшом городке на берегу моря, надеясь найти покой среди простых людей. Но покоя не было нигде. Небо над городом постоянно меняло цвет — то становилось кроваво-красным, то зеленоватым, то вовсе чернело среди дня. Море штормило без ветра, а рыбаки рассказывали о странных созданиях, поднимающихся из глубин.

— Опять землетрясение, — сказала Кристина, чувствуя, как дрожит пол в их комнате на втором этаже таверны.

Виктор не ответил. Он сидел у окна, глядя на море, и его лицо было каменным. За последние месяцы он почти перестал говорить, словно слова потеряли для него всякий смысл.

— Виктор, — позвала его Кристина. — Мы не можем продолжать делать вид, что ничего не происходит.

— Что ты имеешь в виду? — Он повернулся к ней, и в его глазах мелькнуло что-то холодное.

— Ты знаешь, что я имею в виду. — Кристина встала и подошла к нему. — Мир рушится. Каждый день становится хуже. А ты просто сидишь и смотришь.

— И что я должен делать? — В голосе Виктора появились раздражённые нотки. — Боги мертвы. Порядок нарушен. Это уже нельзя исправить.

— Можно попытаться! — Кристина села рядом с ним. — Ты обладал силой богов. Возможно, часть её ещё осталась. Возможно, можно...

— Возможно, что? — перебил её Виктор. — Воскресить Одина? Восстановить Асгард? Отменить то, что уже сделано?

— Да! — Глаза Кристины вспыхнули надеждой. — Если есть хотя бы шанс...

— Нет никакого шанса, — холодно отрезал Виктор. — И даже если бы был, я бы им не воспользовался.

Кристина застыла, словно не поверив услышанному.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что не стал бы этого делать, — повторил Виктор, поворачиваясь к ней. — Даже если бы мог воскресить богов, я бы не стал. Они получили то, что заслужили.

— Но мир...

— Мир может гореть в аду! — Виктор встал, и в его голосе прозвучали нотки той ярости, которая спала в нём семьдесят лет. — Этот мир отнял у меня тебя! Этот мир заставил меня страдать! Почему я должен его спасать?

Кристина отшатнулась, словно он ударил её.

— Виктор, ты не можешь так говорить. Здесь живут миллионы невинных людей...

— Невинных? — Виктор рассмеялся, и в этом смехе не было ничего человеческого. — Где были эти невинные люди, когда я искал способ тебя спасти? Где была их помощь, их сострадание?

— Они не знали о моём существовании!

— Именно! — Виктор ударил кулаком по подоконнику, и дерево треснуло. — Им было всё равно! Как и мне теперь всё равно до них!

Кристина медленно поднялась, глядя на него с выражением растущего ужаса.

— Ты изменился, — прошептала она. — Ты стал кем-то другим.

— Я стал тем, кем должен был стать, — ответил Виктор. — Тем, кто не позволит больше никому причинить мне боль.

— Даже мне?

Вопрос повис в воздухе между ними. Виктор смотрел на неё, и в его взгляде было что-то, что заставило Кристину сделать шаг назад.

— Ты больше не можешь причинить мне боль, — сказал он наконец. — Потому что я больше ничего не чувствую.

— Неправда, — Кристина покачала головой. — Ты чувствуешь. Просто прячешь свои чувства за льдом и ненавистью.

— Возможно, — согласился Виктор. — Но лёд защищает меня лучше, чем любовь.

— Любовь не должна защищать! — крикнула Кристина. — Любовь должна открывать сердце, делать нас лучше, добрее!

— Любовь сделала меня убийцей, — холодно ответил Виктор. — Любовь к тебе заставила меня уничтожить богов. Любовь разрушила мир. Так что не говори мне о том, что она должна делать.

Кристина смотрела на него, и слёзы текли по её щекам.

— Это не любовь, — прошептала она. — То, что ты чувствуешь, — это одержимость. Болезненная привязанность, которая разрушает всё вокруг.

— Называй это как хочешь, — Виктор пожал плечами. — Мне всё равно.

— А мне не всё равно! — Кристина подошла к нему, схватила за руки. — Виктор, послушай меня. Тот человек, которого я полюбила, был добрым. Благородным. Готовым пожертвовать собой ради других. Что с ним случилось?

— Он умер, — ответил Виктор, высвобождая руки. — Умер в тот день, когда увидел тебя превращённой в статую. То, что ты видишь сейчас, — это всё, что от него осталось.

— Тогда я не могу быть с тобой.

Слова упали между ними, как топор палача. Виктор застыл, словно не поверив услышанному.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что не могу быть с тобой, — повторила Кристина, и голос её дрожал. — Не с тем, кем ты стал. Не с убийцей богов. Не с тем, кто готов позволить миру сгореть ради своей ярости.

— Но я сделал это ради тебя! — Что-то треснуло в голосе Виктора. — Всё, что я делал, было ради тебя!

— Я этого не просила! — крикнула Кристина. — Я никогда не просила тебя убивать! Никогда не просила разрушать мир!

— Тогда чего ты хотела? — Виктор схватил её за плечи. — Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты стал тем, кем был! — Кристина попыталась высвободиться, но его хватка была железной. — Добрым! Человечным! Способным на сострадание!

— Этого человека больше нет!

— Тогда я ухожу.

Виктор отпустил её, словно её слова обожгли его.

— Ты не можешь, — прошептал он. — Ты не можешь меня оставить. Не после всего, что я для тебя сделал.

— Именно поэтому я и ухожу, — ответила Кристина, отходя к двери. — Потому что то, что ты сделал, неправильно. И я не могу быть частью этого.

— Кристина, пожалуйста...

В голосе Виктора впервые за месяцы появились человеческие нотки. Отчаяние, страх, боль — всё то, что он так тщательно скрывал под маской равнодушия.

— Не уходи, — попросил он. — Ты — единственное, что у меня есть. Единственное, что придаёт смысл моему существованию.

— А что со мной? — Кристина остановилась у двери. — Что с моими чувствами? Моими потребностями? Или для тебя важно только то, что чувствуешь ты?

Виктор молчал, не зная, что ответить.

— Видишь? — горько улыбнулась Кристина. — Ты думаешь только о себе. О своей боли, своей потере, своей ярости. А я для тебя просто... трофей. Приз, который нужно было завоевать.

— Это неправда...

— Правда, — перебила его Кристина. — И поэтому я ухожу. Не потому, что не люблю тебя. А потому, что люблю того, кем ты был. И не могу смотреть на то, кем ты стал.

Она повернулась к двери, но Виктор сделал шаг вперёд.

— Если ты уйдёшь, — сказал он, и голос его стал холодным как лёд, — я не буду тебя искать.

— Знаю, — ответила Кристина, не оборачиваясь. — Потому что ты больше не способен на настоящую любовь. Только на собственничество.

— И я не буду скучать по тебе.

— И это тоже знаю.

— И мне будет всё равно, что с тобой станет.

Кристина остановилась, положив руку на дверную ручку.

— Прощай, Виктор, — сказала она тихо. — Надеюсь, когда-нибудь ты найдёшь покой.

Дверь закрылась за ней с тихим щелчком.

Виктор стоял посреди комнаты, глядя на закрытую дверь. В первые мгновения он не чувствовал ничего — только пустоту, холодную и всепоглощающую.

Потом до него дошло. Она ушла. Действительно ушла.

Кристина, ради которой он убил богов, разрушил мир, пожертвовал всем, что у него было, — покинула его.

Что-то треснуло в его груди. Не физически — более глубоко. Словно сердце, уже покрытое льдом, не выдержало последнего удара и раскололось.

Виктор рухнул на колени, прижимая руки к груди. Боль была невыносимой — не физической, а душевной. Боль предательства, отвержения, полной и окончательной потери.

Семьдесят лет он жил ради неё. Семьдесят лет каждое его действие было направлено на то, чтобы вернуть её. И теперь, когда цель была достигнута, она оказалась пустой. Кристина вернулась, но это была не та Кристина, которую он помнил. Или, возможно, это он изменился настолько, что стал неспособен на те чувства, которые когда-то их связывали.

А может быть, она была права. Может быть, то, что он считал любовью, было просто одержимостью.

Виктор медленно поднялся. Боль в груди не утихала, но что-то ещё росло рядом с ней. Что-то тёмное и холодное.

Ярость.

Ярость на неё за то, что она его оставила. Ярость на себя за то, что позволил этому случиться. Ярость на весь мир, который снова отнял у него единственное, что было ему дорого.

Он подошёл к окну и выглянул наружу. Внизу, на улице, Кристина шла прочь, не оглядываясь. Её белые волосы развевались на ветру, а походка была решительной.

— Уходишь? — прошептал Виктор. — Хорошо. Тогда посмотрим, как тебе понравится мир без меня.

Он поднял руку, и воздух вокруг неё задрожал. Остатки силы, которые ещё теплились в его крови, отозвались на зов. Не много — лишь крохи от той мощи, которой он обладал, когда в его жилах текла кровь богов. Но достаточно.

Достаточно, чтобы причинить боль.

Виктор стиснул кулак, и где-то в отдалении раздался грохот. Гора, которая возвышалась над городом, содрогнулась. Камни посыпались с её склонов, а трещины побежали по скальным стенам.

Внизу люди начали кричать и разбегаться. Кристина остановилась, оглянулась на гору, а затем подняла взгляд к окну таверны.

Их глаза встретились. В её взгляде было понимание — она знала, что это он. И в этом понимании читался не страх, а разочарование. Глубокое, безграничное разочарование.

Кристина покачала головой и пошла дальше, не оборачиваясь больше.

Виктор смотрел, как она исчезает за поворотом улицы, и что-то окончательно сломалось внутри него. Последние остатки человечности, которые ещё теплились в глубине его души, погасли.

Если она не хочет быть с ним, то пусть страдает. Пусть страдает в мире, который он создаст специально для неё. Мире боли, хаоса и отчаяния.

Виктор вышел из таверны и направился к северу. У него были дела. Важные дела.

Рагнарёк шёл полным ходом, но это был естественный, хаотичный процесс. Виктор собирался внести в него свои коррективы. Сделать конец света более... целенаправленным.

Фенрир выбрался из своих оков в тот же день, когда Кристина покинула Виктора. Гигантский волк, сын Локи, почувствовал смерть богов и понял, что время его освобождения настало.

Он рвал цепи Глейпнир уже несколько месяцев, с тех пор как Один умер. Магические узы слабели без поддержки Всеотца, и теперь, наконец, последнее звено треснуло.

Фенрир был огромен — размером с небольшую гору. Его шерсть была чёрной как ночь, а глаза горели красным огнём. Когда он поднялся во весь рост, его вой прокатился по всем девяти мирам, возвещая о начале истинного Рагнарёка.

Волк направился на юг, к землям людей. Голод терзал его — за годы заточения он не пробовал мяса, и теперь жажда крови была неутолимой.

Но на его пути встал человек.

Фенрир остановился, с интересом разглядывая крошечную фигурку. Человек стоял посреди дороги, не показывая никаких признаков страха. В руке у него был меч — обычный, ничем не примечательный клинок.

— Убирайся с дороги, смертный, — прорычал Фенрир голосом, похожим на гром. — Или я сожру тебя.

— Попробуй, — спокойно ответил человек.

Это был Виктор. За неделю, прошедшую с тех пор, как его покинула Кристина, он сильно изменился. Одежда была порвана и грязна, волосы растрёпаны, а в глазах горел безумный огонь.

Фенрир рассмеялся — звук, от которого дрожали горы.

— Ты хочешь сразиться со мной? Я сын Локи! Я тот, кто должен пожрать Одина в день Рагнарёка!

— Одина больше нет, — сказал Виктор. — Я его убил.

Смех Фенрира стих. Гигантский волк присмотрелся к человеку внимательнее и вдруг почувствовал исходящую от него ауру. Запах крови богов, остатки божественной силы, холод, который был глубже любой зимы.

— Ты... — прошептал Фенрир. — Ты действительно убил Всеотца?

— И не только его, — Виктор поднял меч. — Тора, Бальдра, Фрейра, Фрейю и ещё дюжину. Хочешь присоединиться к ним?

Фенрир оскалился, показывая клыки размером с мечи.

— Убийца богов или нет, ты всего лишь человек. А я — порождение хаоса!

Волк прыгнул, раскрыв пасть, способную проглотить целый дом. Но Виктор не отступил. Он встретил атаку в лоб, вонзив клинок в нёбо чудовища.

Обычный меч никогда не смог бы причинить вред Фенриру. Но этот клинок был пропитан кровью богов, закалён в ярости и отчаянии. Он прошёл сквозь божественную плоть, как нож сквозь масло.

Фенрир взвыл от боли и попытался отшатнуться, но Виктор уже запрыгнул ему в пасть. Изнутри он методично разрубал всё, что попадалось под руку — язык, зубы, горло.

Гигантский волк корчился в агонии, пытаясь выплюнуть крошечного противника, но было слишком поздно. Виктор добрался до мозга и нанёс последний удар.

Фенрир рухнул, сотрясая землю. Из его пасти выбрался Виктор, с головы до ног покрытый кровью.

— Один враг меньше, — сказал он равнодушно.

Но убийство Фенрира было только началом. Виктор направился дальше на север, к землям великанов. У него был план — простой и ужасный.

Он собирался убить всех. Абсолютно всех. Богов, великанов, драконов, духов — всех, кто мог представлять угрозу его планам. А затем он займётся миром людей.

Если Кристина не хочет быть с ним, то она будет страдать в мире, который он создаст. Мире, где не будет места радости, надежде или любви. Только боль, отчаяние и смерть.

Ётунхейм, мир великанов, встретил Виктора грохотом барабанов и рёвом боевых рогов. Великаны знали о смерти богов и готовились к войне. Армии ледяных и огненных гигантов собирались на границах их царства, готовые обрушиться на Мидгард.

Но Виктор пришёл к ним первым.

Первым на его пути встал Сурт, владыка огненных великанов. Гигант держал в руке пылающий меч размером с дерево, а его тело было создано из расплавленной лавы.

— Остановись, смертный! — прогремел Сурт. — Здесь твоя смерть!

— Все говорят одно и то же, — устало ответил Виктор. — А потом умирают.

Битва была яростной. Сурт сражался силой первозданного огня, его удары оставляли расплавленные борозды в земле. Но Виктор был быстрее, хитрее, и в нём горел огонь более жаркий, чем любая лава — огонь абсолютной ненависти.

Он уклонялся от ударов великана, наносил порезы в уязвимые места, медленно истощая противника. Когда Сурт наконец рухнул, Виктор добил его, вонзив клинок в сердце из расплавленного камня.

— Никто не остановит Рагнарёк, — прохрипел умирающий великан.

— Я и не собираюсь его останавливать, — ответил Виктор. — Я собираюсь им управлять.

Смерть Сурта повергла армию огненных великанов в хаос. Без предводителя они не знали, что делать. Некоторые бежали, другие попытались атаковать Виктора. Всех их ждала одна участь.

Виктор резал и рубил, не зная усталости. Его клинок пылал в свете пожарищ, а кровь великанов стекала с лезвия, как дождь. Один против сотни, против тысячи — но ярость делала его непобедимым.

К концу дня вся армия огненных великанов была мертва. Виктор стоял среди груд тел, не запыхавшись, не устав. Смерть стала для него естественной стихией.

Следующими были ледяные великаны. Их армией командовал Имир, первородный гигант, из тела которого боги когда-то создали Мидгард. Он был огромен даже по меркам великанов — ростом с гору, покрытый ледяной бронёй толщиной в несколько футов.

— Ты убил моих огненных братьев, — прогремел Имир. — За это ты заплатишь.

— Твои братья были слабыми, — ответил Виктор. — Как и ты.

Имир атаковал с яростью метели. Его кулаки сотрясали землю, а дыхание превращало воздух в лёд. Но Виктор знал слабости ледяных существ — он достаточно времени провёл с Кристиной, чтобы изучить их.

Он нашёл трещину в броне великана — крошечную щель под левой рукой. Обычному человеку потребовались бы часы, чтобы добраться до неё. Виктору хватило минуты.

Клинок прошёл сквозь трещину и вонзился в сердце Имира. Первородный великан замер, широко раскрыв глаза.

— Невозможно... — прохрипел он. — Я старше богов... старше мира...

— А я старше жалости, — ответил Виктор и провернул лезвие.

Имир рухнул, и земля содрогнулась от удара. С его смертью началась оттепель — лёд, покрывавший Ётунхейм, начал таять, превращаясь в бурные потоки.

Армия ледяных великанов попыталась отомстить за своего предводителя, но их постигла та же участь, что и огненных собратьев. Виктор убивал методично, без эмоций, словно выполнял скучную работу.

К концу недели Ётунхейм был пуст. Все великаны лежали мёртвыми, а их крепости стояли заброшенными. Виктор прошёл по опустевшим землям, проверяя, не осталось ли кого в живых.

Никого не осталось.

Нидавеллир, мир тёмных эльфов, пал следующим. Альвхейм, мир светлых эльфов, продержался чуть дольше — их магия была сильнее. Но результат был предрешён.

Виктор убивал королей и принцесс, воинов и магов, детей и стариков. Он не делал различий — все были одинаково виновны в том, что мир продолжал существовать без него и Кристины вместе.

Муспельхейм сгорел в огне собственных вулканов, когда Виктор обрушил на него горы. Хельхейм опустел, когда он перебил всех мёртвых — снова.

С каждым убийством, с каждым уничтоженным миром, Виктор становился сильнее. Смерть богов и великанов питала его, давала новую силу. Он больше не был просто человеком с божественной кровью в жилах — он становился чем-то новым. Чем-то ужасным.

Воплощением самого конца.

Кристина почувствовала, что происходит, когда Виктор убил Фенрира. Она была далеко, в южных землях, где пыталась забыть о боли расставания. Но магическая связь между ними всё ещё существовала — слабая, почти неощутимая, но реальная.

Сначала она не поверила тому, что чувствовала. Не мог же Виктор действительно... Но с каждым днём ощущения становились яснее. Смерть, разрушение, хаос — всё это исходило с севера, оттуда, где она его оставила.

— Что ты делаешь, Виктор? — прошептала она, глядя на кровавое небо.

А он делал то, что считал правильным. Уничтожал мир, который осмелился отнять у него любовь.

Когда пал Асгард, небо над всеми мирами почернело. Когда умерли великаны, земля начала трескаться. Когда исчезли эльфы, музыка перестала звучать в воздухе.

Мир умирал. Не постепенно, как предписывал естественный Рагнарёк, а быстро, насильственно, под ударами одного безумного человека.

Наконец остался только Мидгард. Мир людей. Мир, где жила Кристина.

Виктор стоял на границе человеческих земель, глядя на города и деревни, раскинувшиеся перед ним. Где-то там была она. Где-то там жила женщина, которая предпочла покинуть его, вместо того чтобы принять таким, каким он стал.

— Хорошо, — сказал он пустому воздуху. — Если ты не хочешь быть со мной, то будешь страдать без меня.

Он поднял руку, и земля затряслась. Не от землетрясения — от чего-то более глубокого. Сама реальность начала рушиться под воздействием его воли.

Трещины побежали по земле, разрываясь, как раны. Из них поднимался не огонь и не лава — пустота. Абсолютная, всепоглощающая пустота, которая пожирала всё, к чему прикасалась.

Города исчезали целиком, словно их никогда не было. Леса превращались в ничто. Реки высыхали, не оставляя даже русел.

Люди бежали, но бежать было некуда. Пустота расползалась во все стороны, поглощая мир кусок за куском.

И среди этого хаоса Виктор шёл вперёд, ища единственного человека, который ещё имел для него значение. Единственного, кто должен был увидеть, что он натворил. Единственного, кто должен была понять цену своего решения.

Кристину.

Она ждала его на вершине холма, откуда открывался вид на умирающий мир. Белое платье развевалось на ветру, а волосы сияли в свете разрушающейся реальности. Кристина смотрела на приближающиеся волны пустоты с выражением глубокой печали.

— Ты пришёл, — сказала она, не оборачиваясь.

— Ты знала, что я приду, — ответил Виктор, останавливаясь в нескольких шагах от неё.

— Знала. — Кристина повернулась к нему, и он увидел слёзы на её лице. — Я чувствовала каждую смерть. Каждое разрушение. Всё, что ты делал.

— И что ты по этому поводу думаешь?

— Думаю, что ты окончательно сошёл с ума. — В голосе Кристины не было ни страха, ни ненависти. Только безграничная грусть. — Думаю, что я потеряла тебя навсегда.

Виктор рассмеялся — звук, в котором не было ничего человеческого.

— Ты потеряла меня? — переспросил он. — Это ты меня бросила! Это ты решила, что я недостоин твоей любви!

— Не недостоин, — покачала головой Кристина. — Неспособен. Ты больше не можешь любить, Виктор. Ты можешь только ненавидеть, разрушать, убивать.

— Возможно, — согласился он. — Но я всё ещё могу заставить тебя страдать.

Он взмахнул рукой, и волна пустоты прокатилась по склону холма, уничтожая всё на своём пути. Трава исчезла, камни растворились, сама земля перестала существовать.

Но Кристина осталась невредимой. Вокруг неё светился защитный купол из льда и света — последние остатки её божественной силы.

— Ты не можешь меня убить, — сказала она спокойно. — Мы связаны слишком глубоко. Твоя магия не подействует на меня.

— Тогда ты будешь наблюдать, — холодно ответил Виктор. — Будешь смотреть, как умирает всё, что тебе дорого. Будешь жить в мире, где нет ничего, кроме пустоты и отчаяния.

— Зачем? — прошептала Кристина. — Зачем ты это делаешь?

— Затем, что ты оставила меня! — крикнул Виктор, и его голос прокатился по умирающему миру. — Затем, что предпочла этот мир мне! Затем, что решила, что твои принципы важнее нашей любви!

— Наша любовь умерла, когда ты стал убийцей!

— Тогда пусть умрёт и всё остальное!

Виктор поднял обе руки, и разрушение ускорилось. Пустота расползалась быстрее, пожирая последние островки реальности. Где-то вдали исчезли последние города, последние леса, последние горы.

Скоро останется только этот холм. Только он и она. Только разрушитель мира и свидетель его безумия.

— Доволен? — спросила Кристина, глядя на приближающуюся пустоту. — Ты уничтожил всё. Убил всех. Превратил реальность в ничто. Это то, чего ты хотел?

— Да, — ответил Виктор, но в голосе его не было торжества. Только усталость. Бесконечная, мёртвая усталость. — Это именно то, чего я хотел.

— И что теперь? — Кристина сделала шаг к нему. — Что ты будешь делать в мире, где нет ничего, кроме нас двоих?

Виктор молчал. Он не думал об этом. Ярость ослепила его, желание причинить боль заглушило все остальные мысли. А теперь, когда цель была достигнута, он внезапно понял, что не знает, что делать дальше.

— Ничего, — прошептал он. — Я буду делать ничего. Мы будем сидеть здесь, в пустоте, и ты будешь помнить, что всё это случилось из-за тебя.

— Из-за меня? — Кристина рассмеялась, и в этом смехе была боль. — Нет, Виктор. Это случилось из-за тебя. Из-за того, что ты не смог принять простую истину.

— Какую истину?

— Что любовь не означает обладание. — Кристина подошла к нему ещё ближе. — Что любить кого-то — значит желать ему счастья, даже если это счастье не с тобой.

— Красивые слова, — холодно ответил Виктор. — Но слишком поздно для философии.

— Никогда не поздно, — возразила Кристина. — Даже сейчас ты можешь всё исправить.

— Как? — Виктор посмотрел на пустоту вокруг них. — Мир уничтожен. Все мёртвы. Реальность больше не существует.

— Ты можешь её восстановить.

— Что?

— Ты уничтожил мир силой своей ненависти, — объяснила Кристина. — Значит, можешь создать его заново силой любви. Если она ещё осталась в тебе.

Виктор покачал головой.

— Любви больше нет. Ты сама сказала — я больше не способен любить.

— Тогда попробуй вспомнить, — Кристина протянула к нему руки. — Вспомни, каким ты был. Вспомни, что чувствовал, когда мы встретились. Вспомни, зачем ты изначально хотел меня спасти.

— Затем, что ты была мне дорога...

— Не мне. Им. — Кристина указала на пустоту. — Всем тем людям, которых ты убил. Они тоже были кому-то дороги. У них были семьи, друзья, мечты.

— Мне всё равно до них!

— А мне не всё равно! — крикнула Кристина. — И если ты действительно меня любишь, то должен попытаться их спасти!

Виктор смотрел на неё, и в его глазах медленно появлялось понимание. Понимание того, что она права. Что истинная любовь — это не желание обладать, а желание давать. Не стремление получить счастье, а стремление его подарить.

— Я не знаю, как, — прошептал он. — Разрушать легко. Но создавать...

— Попробуй, — тихо попросила Кристина. — Ради меня. Ради нас. Ради того, что между нами когда-то было.

Виктор закрыл глаза и попытался вспомнить. Не ярость последних месяцев, не боль разлуки, не ненависть к миру. А что-то более раннее. Более светлое.

Их первую встречу в ледяном дворце. Её смех в музыкальном зале. Танец под северным сиянием. Ощущение, что он наконец нашёл смысл своего существования.

Не в силе. Не в способности убивать. А в способности защищать. Любить. Создавать что-то прекрасное.

Виктор поднял руки, но на этот раз не для разрушения. В его ладонях появился свет — слабый, неуверенный, но настоящий. Свет жизни, а не смерти.

— Я попробую, — прошептал он. — Но не знаю, получится ли...

— Получится, — уверенно сказала Кристина. — Потому что ты не один.

Она встала рядом с ним и положила свои руки поверх его. Их силы соединились — его божественная мощь и её ледяная магия, его способность изменять реальность и её умение создавать красоту.

Вместе они начали творить.

Сначала появилась земля — твёрдая, плодородная, готовая принять жизнь. Потом реки, несущие чистую воду. Горы, поднимающиеся к небу. Леса, зелёные и полные жизни.

Города восстанавливались камень за камнем. Дома, где когда-то жили люди. Дороги, по которым они ходили. Поля, которые они обрабатывали.

А потом — сами люди. Не как призраки или тени, а как живые существа, со всеми их воспоминаниями, надеждами, мечтами. Виктор возвращал их к жизни не потому, что хотел их спасти, а потому, что хотел сделать Кристину счастливой.

И это желание оказалось сильнее любой ненависти.

Мир возвращался к жизни. Медленно, болезненно, но неуклонно. То, что было уничтожено за дни, восстанавливалось за часы.

Когда всё закончилось, Виктор и Кристина стояли на том же холме, но теперь вокруг них расстилался живой, цветущий мир. Тот же, что был раньше, но каким-то образом более яркий, более прекрасный.

— Ты сделал это, — прошептала Кристина. — Ты их всех спас.

— Мы сделали это, — поправил её Виктор. — Вместе.

Он повернулся к ней, и в его глазах она увидела того человека, которого полюбила когда-то. Не убийцу богов, не разрушителя миров, а просто Виктора. Мужчину, способного на безграничную любовь.

— Прости меня, — сказал он. — За всё. За убийства, за разрушения, за боль, которую я причинил.

— Я простила тебя ещё до того, как ты попросил, — ответила Кристина.

— Тогда... — Виктор сделал шаг к ней, но остановился. — Можем ли мы попробовать снова? Начать всё заново?

Кристина долго смотрела на него, изучая его лицо, ища в нём признаки той тьмы, которая почти поглотила его душу.

— Можем, — сказала она наконец. — Но на этот раз по-другому. Не как владыка и его собственность. А как равные. Как два человека, которые выбирают быть вместе.

— Я не знаю, как это делается, — признался Виктор. — Семьдесят лет я жил только ради тебя. Не знаю, как жить для себя.

— Тогда научишься, — улыбнулась Кристина. — У нас есть время. Целая вечность.

Они обнялись на вершине холма, пока вокруг них цвела новая жизнь. Жизнь, которую они создали вместе. Жизнь, которая была прекрасна именно потому, что они научились её ценить.

Мир был спасён. Но самое главное — были спасены они сами. От ненависти, от одержимости, от тьмы, которая чуть не поглотила их души.

Любовь победила. Но не та слепая, разрушительная страсть, которая привела к Рагнарёку. А настоящая любовь — терпеливая, понимающая, готовая к жертвам ради счастья любимого.

И в этом была надежда не только для них двоих, но и для всего мира, который они воскресили из пепла.

Эпилог

Прошло много лет с тех пор, как мир был разрушен и восстановлен. Виктор и Кристина путешествовали по землям, которые они создали заново, помогая людям, защищая слабых, исправляя несправедливости.

Они больше не были богами или полубогами. Их сила была потрачена на воскрешение мира, и теперь они были просто... людьми. Бессмертными, но людьми.

И это их вполне устраивало.

Виктор научился контролировать свою тьму, направлять её на созидание, а не на разрушение. Кристина научилась доверять, не бояться близости, принимать любовь и дарить её в ответ.

Вместе они были сильнее, чем когда-либо по отдельности. Не силой магии или божественной крови, а силой понимания, доверия, настоящей любви.

Мир, который они создали, процветал. Люди в нём жили счастливо, не зная о том, что однажды их реальность была полностью уничтожена и восстановлена силой двух любящих сердец.

И где-то в глубине этого мира, на маленькой поляне в лесу, стояла простая хижина. В ней жили мужчина и женщина, которые когда-то были готовы уничтожить всё ради любви, а потом поняли, что истинная любовь заключается в готовности всё создать.

Они были счастливы. Наконец-то по-настоящему счастливы.

И этого было достаточно.

Ну или почти достаточно...

***

Второй эпилог: Истина Хитроумного Локи

Воздух над цветущей поляной внезапно задрожал, словно реальность треснула по невидимому шву. Появились символы — горящие руны шартрезового цвета, которые висели в воздухе, пульсируя зловещим светом. Они складывались в сложные узоры, древние и могущественные, несущие в себе силу обмана и иллюзий.

Из этого вихря рун материализовалась фигура.

Локи Хитроумный стоял посреди поляны, где, казалось бы, только что обнимались Виктор и Кристина. Бог обмана выглядел точно так же, как в день своей смерти — высокий, стройный, с острыми чертами лица и насмешливыми зелёными глазами. Никаких ран, никаких следов крови. Словно убийство от руки Виктора было всего лишь дурным сном.

В руках Локи крутил небольшую табличку из чёрного камня, покрытую рунами. Скрижаль Реальности — артефакт, способный показывать истину сквозь любые иллюзии.

— Ах, какая трогательная сцена, — произнёс он, и голос его эхом отражался от невидимых стен. — Любовь победила, мир спасён, злодей искупил свои грехи. Идеальный конец для идеальной сказки.

Локи рассмеялся — звук был мелодичным, но в нём слышались нотки безумия.

— Жаль только, что всё это — ложь.

Он поднял скрижаль и произнёс слово на языке, который был древнее творения. Шартрезовые руны вспыхнули ослепительным светом, а затем рассыпались, как падающие звёзды.

Иллюзия начала разрушаться.

Цветущая поляна потускнела, словно краски стекали с неё дождевой водой. Яркие цветы превратились в серую траву, зелёные деревья почернели и искривились. Голубое небо стало свинцовым, а тёплый ветер — холодным и режущим.

— Видишь, дорогой мой Страж Севера? — обратился Локи к пустому воздуху. — Видишь, какой прекрасный мир ты создал в своих грёзах?

Последние клочья иллюзии исчезли, и открылась истина.

Не было никакой поляны. Не было никакого воскрешённого мира. Не было никакой счастливой хижины в лесу.

Была только тьма.

Абсолютная, всепоглощающая тьма, которая простиралась во всех направлениях до самого горизонта. Тьма пустоты, где когда-то существовали девять миров, а теперь не было ничего.

И в центре этой тьмы стояло дерево.

Не обычное дерево — исполинский ясень, корни которого уходили в бездну, а крона терялась в мрачных облаках. Иггдрасиль, Мировое Древо, единственное, что осталось от разрушенного мироздания.

К стволу дерева был прикован человек.

Виктор висел на древесной коре, раскинув руки, словно на кресте. Толстые корни обвивали его запястья и лодыжки, прорастая сквозь плоть. Его тело было изможденным, покрытым ранами, которые не заживали. Глаза были закрыты, а лицо искажено мукой.

— Вот она, настоящая действительность, — произнёс Локи, подходя к дереву. — Ты уничтожил все миры, дорогой Виктор. Убил всех богов, всех людей, всех живых существ. Превратил реальность в пустоту.

Виктор не отвечал. Возможно, не слышал. Возможно, был слишком погружён в свои грёзы о счастливом конце.

— А потом, когда понял, что натворил, твой разум не выдержал, — продолжал Локи, любуясь своим творением. — Ты создал иллюзию. Прекрасную, убедительную иллюзию, где всё закончилось хорошо. Где ты спас мир и воссоединился с возлюбленной.

Бог обмана обошёл вокруг дерева, изучая прикованную к нему фигуру.

— Иллюзия была настолько сильной, что даже я удивился. Годы и годы ты жил в ней, веря, что Кристина рядом с тобой. Веря, что вы счастливы. Веря, что твои грехи прощены.

Локи остановился прямо перед Виктором и заглянул ему в лицо.

— Но Кристины больше нет, дорогой. Ты сам её убил, когда уничтожал Мидгард. Она пыталась остановить тебя, и ты раздавил её, как насекомое. Помнишь?

Веки Виктора дрогнули. Где-то в глубине его сознания иллюзия начала трескаться.

— Да-да, — довольно произнёс Локи. — Начинаешь вспоминать? Она стояла между тобой и последним городом людей. Просила пощадить их. А ты... ты был так зол, так слеп от ярости, что даже не узнал её.

Из глаз Виктора потекли слёзы — первые за долгие годы.

— Ты думал, что это ещё один враг. Ещё одно препятствие на пути к твоей мести. И убил единственного человека, которого когда-либо любил.

Виктор открыл глаза. В них не было иллюзий — только боль, ужас и понимание того, что он натворил.

— Локи, — прохрипел он. — Зачем... зачем ты мне это показываешь?

— Затем, что мне скучно, — беззаботно ответил бог обмана. — Тьма — такое унылое место. Никого, с кем можно поговорить, никого, кого можно обмануть. Только ты, прикованный к дереву, и твои сладкие грёзы.

Локи сел на один из корней, словно на скамейку.

— Знаешь, я изначально планировал использовать тебя для уничтожения Одина. Простой план — создать оружие, которое убьёт моего приёмного отца. Но ты превзошёл все мои ожидания.

— Я убил всех, — прошептал Виктор. — Весь мир...

— Абсолютно весь, — подтвердил Локи. — Даже меня, что довольно иронично. Хотя для бога смерти и возрождения умереть не так уж страшно. Я просто... переродился в новой реальности. В реальности пустоты, где правлю только я.

Виктор попытался пошевелиться, но корни держали его крепко.

— Отпусти меня, — попросил он. — Убей меня. Покончи с этим.

— О нет, — Локи покачал головой. — Смерть была бы слишком лёгким наказанием. Ты будешь висеть здесь вечно, вспоминая свои грехи. Иногда я буду приходить и разрушать твои иллюзии, чтобы ты не забывал правду.

Бог обмана встал и отряхнул несуществующую пыль с одежды.

— А теперь я пойду. У меня есть дела — нужно создавать новые миры. Новых богов, новых героев, новые истории. Может быть, кто-то из них окажется достаточно сильным, чтобы бросить мне вызов. Может быть, кто-то сумеет разорвать цикл.

Локи направился прочь, растворяясь в тьме.

— Хотя, — добавил он напоследок, — зная мою натуру, я, вероятно, снова всё испорчу. Ведь хаос — это моя сущность.

Смех эхом прокатился по пустоте, а затем стих.

Виктор остался один.

Один в мёртвом мире, который сам же уничтожил. Один с воспоминаниями о том, как убил единственного человека, которого любил. Один с пониманием того, что его великая любовь была не чем иным, как эгоистичной одержимостью, которая погубила всё.

Корни Иггдрасиля туже сжались вокруг его запястий, и боль пронзила тело. Но физическая боль была ничем по сравнению с душевной.

Он закрыл глаза и попытался вернуться в иллюзию. В мир, где Кристина была жива и любила его. В мир, где всё закончилось хорошо.

Но теперь, когда он знал правду, иллюзия больше не работала. Как бы он ни старался, перед внутренним взором возникало только одно — лицо Кристины в тот момент, когда он её убил. Удивление, боль, разочарование.

И последние слова, которые она успела произнести:

«Я прощаю тебя».

Виктор завыл от отчаяния, и этот вой потерялся в бесконечной пустоте, где больше никого не было, чтобы его услышать.

Тьма поглотила всё.

И в этой тьме, прикованный к последнему дереву мёртвой вселенной, навеки остался тот, кто когда-то был человеком по имени Виктор.

Страж Севера. Убийца богов. Разрушитель миров.

И самое одинокое существо во всём мироздании.

Где-то в складках пространства и времени Локи создавал новую реальность, насвистывая весёлую мелодию. В этом новом мире тоже будут герои и злодеи, любовь и предательство, надежда и отчаяние.

И рано или поздно кто-то из них тоже совершит ошибку, которая всё разрушит.

Потому что таков закон: всё, что создано, рано или поздно будет уничтожено. А всё, что уничтожено, рано или поздно будет создано заново.

Бесконечный цикл разрушения и возрождения.

И Локи Хитроумный был его главным архитектором.

***

Третий эпилог: Искупление через кровь

Тьма была абсолютной, но боль — ещё более абсолютной. Годы слились в одно бесконечное мгновение агонии, где время потеряло всякий смысл. Виктор висел на Мировом Древе, прикованный корнями, которые прорастали сквозь его плоть, питаясь его страданиями.

Но даже в этой вечной муке что-то начало меняться.

Сначала это была лишь искорка — крошечный всплеск ярости в океане отчаяния. Потом искорка разгорелась в пламя. Пламя ненависти к тому, кто устроил эту западню. К тому, кто превратил его любовь в проклятие, а его жизнь — в бесконечное наказание.

К Локи.

— Нет, — прошептал Виктор в пустоту. — Это... не конец.

Корни, державшие его, дрогнули. Древесина Иггдрасиля была крепче стали, старше времени, но она питалась его болью. А боль начинала превращаться в нечто иное.

В решимость.

Виктор напряг руки, и корни треснули. Не сразу — процесс был медленным, мучительным. Каждое движение отзывалось адской болью, каждая попытка освободиться стоила куска плоти. Но он продолжал.

Дни сменялись днями. Или годы годами — в пустоте время не имело значения. Виктор методично разрывал свои оковы, освобождаясь по кусочку. Кожа слезала с рук, мышцы рвались, кости ломались.

Но он не останавливался.

Наконец правая рука вырвалась из корневых пут. Затем левая. Ноги освободились последними, и Виктор рухнул у подножия Мирового Древа.

То, что упало на мёртвую землю, было скорее скелетом, чем человеком. Клочья кожи висели на костях, а мышц почти не осталось. Но в глазницах всё ещё горел огонь — холодный, яростный огонь мести.

Виктор попытался встать и рухнул снова. Его тело было слишком повреждено. Но это было неважно. Проклятие Одина всё ещё действовало — он не мог умереть окончательно.

А значит, мог восстановиться.

Регенерация началась медленно, болезненно. Сначала натянулись сухожилия, соединив разрозненные кости. Потом начали нарастать мышцы — волокно за волокном, слой за слоем. Кожа появилась последней, бледная и покрытая шрамами.

Процесс занял целую вечность. Или мгновение. В пустоте не было часов, чтобы это измерить.

Когда восстановление закончилось, Виктор поднялся на ноги. Его тело снова было человеческим, но что-то в нём изменилось. Движения стали более резкими, взгляд — более холодным. Страдания выжгли из него последние остатки человечности, оставив только цель.

Найти Локи. И заставить его заплатить.

Виктор оглядел пустоту вокруг себя. Тьма простиралась во всех направлениях, но она была не совсем пустой. Где-то в этой бездне скрывался бог обмана. Где-то он создавал свои новые миры, наслаждаясь плодами хаоса.

— Локи, — произнёс Виктор, и его голос эхом прокатился по пустоте. — Я иду за тобой.

Он сделал первый шаг во тьму.

Поиски длились долго. Пустота была бесконечной, а следы Локи — едва различимыми. Но Виктор был терпелив. Страдания научили его терпению.

Он шёл через мёртвые пространства, где когда-то были миры. Здесь, в складке реальности, ещё сохранились обломки Асгарда. Там — руины Альвхейма. Дальше — пепел того, что когда-то было Мидгардом.

И везде — тишина. Абсолютная, мёртвая тишина.

Но постепенно Виктор начал различать нечто иное. Слабые отголоски магии, следы божественной силы. Локи был где-то рядом, в одном из тайных уголков разрушенной реальности.

Виктор нашёл его в том, что когда-то было центром всех миров.

Бог обмана сидел среди руин, окружённый мерцающими проекциями. Перед ним разворачивались новые вселенные — крошечные, экспериментальные, полные героев и злодеев, любви и ненависти. Локи играл с ними, как ребёнок с игрушками, создавая и разрушая по своей прихоти.

— Ах, вот и ты, — сказал он, не поворачивая головы. — Я чувствовал твоё приближение. Довольно впечатляюще — вырваться из оков Мирового Древа. Мало кто на это способен.

— Локи, — произнёс Виктор, и в его голосе не было эмоций. Только холодная решимость.

— Да-да, я знаю, — бог обмана махнул рукой. — Ты пришёл за местью. Хочешь убить меня за всё, что я тебе сделал. Очень предсказуемо.

Локи наконец повернулся к нему.

— Но подумай, дорогой Виктор. Что это даст? Я умру, да. Но через некоторое время возрожусь снова. Таков закон хаоса. А ты... ты останешься тем же, кем был. Убийцей. Разрушителем. Монстром.

— Может быть, — согласился Виктор. — Но ты заплатишь за свои грехи.

— Грехи? — Локи рассмеялся. — Какие грехи? Я дал тебе то, чего ты хотел больше всего — силу. Возможность быть с любимой. Шанс изменить мир.

— Ты обманул меня.

— Я дал тебе выбор, — возразил Локи. — На каждом этапе у тебя был выбор. Можно было не убивать богов. Можно было не разрушать миры. Можно было остановиться. Но ты выбрал месть.

Виктор молчал. В словах бога обмана была доля истины. Но это не имело значения.

— Выбор или нет, — сказал он наконец, — ты заплатишь.

Локи вздохнул и поднялся.

— Ну что ж. Если ты настаиваешь...

Битва была короткой и яростной. Локи сражался хитростью и обманом, создавая иллюзии, меняя реальность вокруг себя. Но Виктор больше не поддавался на уловки. Страдания выжгли из него все слабости, оставив только сосредоточенность на цели.

Кровопийца прошла сквозь все защиты бога обмана и вонзилась ему в живот.

— Невозможно, — прохрипел Локи, глядя на клинок. — Я... я бессмертен...

— Все так говорят, — равнодушно ответил Виктор. — А потом умирают.

Он повалил бога обмана на землю и начал свою работу.

Кровавый орёл — древняя казнь северных народов. Медленная, мучительная, унизительная. Виктор вскрыл спину Локи, переломал рёбра, вытащил лёгкие наружу, расправив их как крылья.

Бог обмана корчился в агонии, но не мог умереть — Виктор не позволял ему это сделать.

— Больно? — спросил он, глядя на мучения своего врага.

— Да, — прохрипел Локи. — Очень... больно...

— Хорошо. Это только начало.

Виктор поднял руки, и воздух вокруг них начал застывать. Лёд появлялся из ниоткуда, обволакивая тело бога обмана. Сначала ноги, потом туловище, затем руки.

— Что... что ты делаешь? — задыхался Локи.

— То же, что ты сделал с Кристиной, — ответил Виктор. — Превращаю тебя в статую. Но в отличие от неё, ты будешь в сознании. Будешь чувствовать каждую секунду своего заточения.

Лёд дополз до шеи Локи, оставив открытым только лицо.

— Ты... ты не можешь... — хрипел бог обмана. — Я нужен... для равновесия... без хаоса нет порядка...

— Пусть порядок идёт к чертям, — холодно ответил Виктор. — Мне нужна только месть.

Лёд покрыл лицо Локи, заключив его в ледяную тюрьму. Бог обмана превратился в статую — прекрасную, совершенную и полную ужаса.

Виктор отступил и полюбовался своей работой. Локи был заточён, но не убит. Он будет страдать вечно, как страдал сам Виктор, прикованный к Мировому Древу.

— Справедливость, — произнёс он. — Наконец-то.

Но торжество было недолгим. Месть свершилась, но что дальше? Локи был прав — убийство не изменило сути Виктора. Он всё ещё был тем же монстром, что уничтожил все миры.

Виктор посмотрел на ледяную статую, потом на пустоту вокруг. Всё было мертво. Всё было разрушено. И ничего нельзя было исправить.

Или можно было?

Внезапно он вспомнил слова Локи о законах хаоса. О циклах смерти и возрождения. Если бог обмана мог возродиться, то почему не могли возродиться миры?

Виктор подошёл к Иггдрасилю. Мировое Древо всё ещё стояло, его корни уходили в глубины реальности. Возможно, через него можно было...

Он положил руку на кору и сосредоточился. Проклятие Одина наделило его силой, которая не исчезла даже после разрушения мира. Силой, способной путешествовать по потокам времени.

— Покажи мне, — прошептал он. — Покажи мне прошлое.

Дерево отозвалось. Кора под рукой Виктора засветилась, и он почувствовал, как реальность вокруг него начинает меняться.

Виктор материализовался в тронном зале Глаадсхейма. Знакомое место, знакомое время. На троне сидел Один Всеотец, державший в руке копьё Гунгнир. А перед ним стоял другой Виктор — тот, что пришёл сюда семьдесят лет назад, полный ярости и жажды мести.

— Ты не понимаешь, что делаешь, — говорил Один своему творению. — Убив меня, ты обречёшь все миры на хаос!

— Мне всё равно, — отвечал прошлый Виктор. — Пусть горят все миры, если это вернёт мне Кристину!

Настоящий Виктор наблюдал эту сцену, чувствуя странную отстранённость. Тот человек, что стоял перед Одином, казался ему чужим. Безумным. Ослеплённым болью и ненавистью.

— Она была иллюзией! — кричал Один. — Локи создал её, чтобы манипулировать тобой!

— Ложь!

Прошлый Виктор поднял Кровопийцу, готовясь нанести смертельный удар. Ещё мгновение, и история повторится. Один умрёт, миры начнут рушиться, а цикл разрушения запустится снова.

Но на этот раз всё будет по-другому.

Настоящий Виктор выступил из тени, и реальность тут же изогнулась.

Один медленно поднялся с трона.

— Удивительно, — сказал он. — Парадокс времени, разрешённый через самопожертвование. Я таких вещей не видел уже тысячелетия.

Настоящий Виктор поднял взгляд на Всеотца.

— Что теперь будет? — спросил он.

— Теперь мы поговорим, — ответил Один. — У нас есть о чём поговорить. Садись.

Один щёлкнул пальцами, и в зале появилась простая деревянная скамья. На небольшом столике рядом с ней стояли кувшин мёда и деревянная игровая доска.

— Тафл? — удивился Виктор, узнав германскую настольную игру.

— Лучший способ прояснить мысли, — ответил Один, занимая место напротив. — Разум работает чётче, когда руки заняты.

Они начали играть. Один двигал белые фигурки, Виктор — чёрные. Между ходами Всеотец наливал мёд в деревянные чаши.

— Скажи мне, — произнёс Один, перемещая короля к центру доски, — кем ты являешься теперь?

— Не понимаю вопроса, — ответил Виктор, блокируя движение белой фигуры.

— Ты помнишь всё, что случилось в том будущем, которого больше нет. Помнишь, как убивал богов, разрушал миры. Но в этой реальности ты этого не делал. — Один сделал глоток мёда. — Так кто же ты? Убийца или защитник?

Виктор задумался над ходом. И над вопросом.

— Не знаю, — честно ответил он. — Я помню, как это было — быть монстром. Помню каждую смерть, каждое разрушение. Но в то же время знаю, что в этой реальности я этого не делал.

— Классическая дилемма, — кивнул Один. — В древности один мудрец поставит вопрос: если корабль постепенно заменить доска за доской, останется ли он тем же кораблём?

— Не слышал о таком мудреце, — признался Виктор.

— Ещё услышишь. Через несколько веков его будут звать Тесеем, а корабль — его именем. — Один сделал неожиданный ход, поставив Виктора в сложное положение. — Но суть вопроса не в этом. Суть в том, что делает человека тем, кто он есть — его поступки или его воспоминания?

Виктор долго размышлял над ответом. На доске он тоже оказался в трудном положении — Один играл мастерски.

— Думаю, и то, и другое, — сказал он наконец. — Поступки формируют нас, но воспоминания учат. Я помню все свои грехи из того мира, который больше не существует. И это делает меня лучше в этом мире.

— Мудрый ответ. — Один одобрительно кивнул. — Значит, ты готов взять на себя ответственность? Стать тем защитником, которым я хотел тебя сделать?

— Готов. — Виктор сделал ход, который удивил даже Одина. — Но на своих условиях. Не как слепое оружие, а как тот, кто может выбирать.

— Условия принимаются. — Один улыбнулся. — Теперь о Кристине. Локи действительно её создал...

— Где она?

— Локи играл с тобой и манипулировал чувствами, принимая «тот» образ. — Один допил мёд и встал. — Но помни урок, который ты усвоил.

Виктор кивнул и тоже поднялся.

— Спасибо, — сказал он.

— За что?

— За то, что дал мне второй шанс.

— Ты дал его себе сам, — поправил Один. — Я лишь наблюдал.

Виктор покинул Асгард, оставив позади мир, который мог бы разрушить, но выбрал спасти. Впереди его ждало будущее — неопределённое, полное вызовов, но живое.

Корабль Тесея получил новые доски. И стал лучше прежнего.

***