Тайная миссия "Нибелунг"

Глава 1 Башня

Ивор удил рыбу на левом, западном берегу Ауры и хотя глаза его отдыхали, присматривая за поплавком, время от времени он бросал взгляд на башню. Отсюда он мог видеть её целиком. Сто метров высоты, не считая двадцати, что уходили под землю, тридцать пять метров в диаметре. Без окон, балконов, украшений! Гладкий цилиндр из темно-серого, чуть красноватого бетона, форму которого нарушала лишь глухая лифтовая шахта прилепленная сбоку.

Здание Военно-космического училища стало самым высоким на планете. Со столь низкой плотностью населения в небоскребах на Барти просто не возникала необходимость. Даже дорогая земля в черте города не оправдывала строительства этих нелепых башен. Аристократия не любила подниматься выше второго этажа, а горожане, не имеющие загородных владений, ценили каждый клочок земли и не желали делить жилище с другими.

Ивор заказал строительство небоскреба не просто так. Планировка каждого этажа башни копировала помещения и отсеки той или иной палубы эсминца. Даже внутрь курсанты и преподаватели попадали не через входные двери, но поднимались на лифте (его кабина имитировала салон шаттла) и переходили через стыковочный узел в просторное помещение имитирующее ангар примерно на середине высоты здания.

Разумеется, дело не ограничивалось лишь планировкой. Палубы-этажи наполняла мебель, оборудование, облицовка привычные для военного корабля. Где-то приходилось обойтись бутафорией, где-то дешевле оказалось поставить настоящую технику. Всё рабочее оборудование было подключено к единому симулятору.

Благодаря гравитации Барти создавалось ощущение будто бетонный эсминец летит с линейным ускорением около десяти метров в секунду за секунду.

Курсанты могли даже выходить в «открытый космос» через шлюз нижней палубы. Ради этого к подземной части башни пристроили павильон, с проектором, показывающим звездное небо или планету, как она выглядит с низкой орбиты. Из павильона выкачивали воздух, создавая дополнительный стимул следить за состоянием скафандра. Имитация целого сегмента внешнего корпуса позволяла отрабатывать несложные ремонтные действия в вакууме при сохранении ускорения корабля. На флоте подобными вещами занимались матросы и мастера, но Ивор считал, что офицер должен уметь делать всё, что умеет подчиненный.

Конечно же он жалел, что не мог воссоздать для курсантов ещё и невесомость. Ради познания этого состояния, различных аспектов ускорения, а также с целью более продвинутой подготовки к работе в условиях открытого космоса, молодых людей отправляли в учебный полет к астероидам на одном из кораблей снабжения.

Ивор скучал по космосу. Однако кроме вот таких коротких тренировочных полетов на Алабай или Мопс, вырваться с Барти ему не удавалось. Да и что это за полеты? Он в сущности был таким же пассажиром, как и его кадеты.

С небес долетел рёв реактивного двигателя. Ещё не увидев летательный аппарат, Ивор узнал звук старых движков бота класса Мандар. И поскольку другие Мандары сейчас не эксплуатировались, этот наверняка имел бортовой номер «107» и являлся личным ботом Анны Норман Стар или дамы Норман Стар, как её положено называть формально. Когда-то, когда её звали Ломкой, она нашла эту машину на флотской свалке и подлатала, даже усовершенствовала. А потом в тайне от всех летала на ней над пустыней. Однако, с началом войны все старые боты передали в Королевскую конную милицию (Ивор получил за них от генерала Гоже несколько офицеров для отряда морской пехоты), а сама Ломка поступила на космический флот. Она прошла всю войну, была возведена в дворянское достоинство и получила офицерский чин будучи всего лишь подростком.

После войны старые машины вернули в резерв, а король Фроди, узнав историю Ломки от Маскариля, подарил ей игрушку на совершеннолетие.

Ивор убрал удочки, зонт и раскладной стул в небольшой сарай, стоящий рядом с берегом и забрался в лодку. Хотя в детстве он с приятелями частенько отправлялся в поисках приключений на острова, править лодкой в одиночку научился только после войны. Ивор долго привыкал грести затылком вперед, чтобы при этом не нарезать по воде круги. Оказалось, что нужно просто взять ориентир на берегу и соблюдать курс. Он только диву давался, как его предки умудрялись проделывать подобный номер на море, где никакого стабильного ориентира не имелось.

Аура в этом месте была не слишком широка, зато на стремнине лодку начинало мощно тащить вниз по течению, и требовалось немало усилий чтобы добраться до противоположенного берега. С другой стороны, какая-никакая физическая нагрузка. Ивор ужас как не любил тратить время на тренажерах и беговой дорожке. Другое дело рыбалка и прогулки на природе. Они позволяли привести мысли в прядок и выглядели естественно.

Лодка коснулась мостков, по другую сторону которых стоял скоростной катер. Ивор набросил чалку на утку и несколько раз обмотал, а затем выбрался на настил и направился к посадочной площадке.

К его удивлению на «Сто седьмом» кроме Ломки прибыл инженер Джонсон.

Они с Ивором встречались время от времени, не только как старые приятели, прошедшие войну, но и по делу. Сразу после назначения начальником училища, Ивор заключил с корабелами договор о взаимодействии. Верфи Янсена передавали училищу характеристики своих новинок, Ивор вводил их в симулятор и гонял учеников до седьмого пота, чтобы им не пришлось переучиваться сразу после выпуска, а обнаруженные в ходе тестов слабые места или тактика противодействия передавалась обратно на верфи с тем, чтобы там разрабатывали следующее поколение системы.

Обычно они встречались в Миладе, а в Башню Джнсон прилетал только с необычными новостями. В последний раз полгода назад, когда приглашал его на «спуск в пространство» со стапелей первого эсминца собственного проекта. Шнелльбота, как прозвал этот класс кораблей старый адмирал Реймонд.

Инженерная группа Джонсона разработала его на основе тюремного корабля, документация на который ранее принадлежала четырем королевствам. Стараясь сохранить как можно больше готовых решений, они превратили летающую тюрьму в полноценный военный корабль с тремя маршевыми двигателями. Эсминцы были заточены на массированную торпедную (ракетную) атаку и быстрый уход в гипер. Минимум оборудования, минимум защиты, большой запас энергии. Впрочем Джонсон предусмотрел возможность модернизации. Как только на верфях разработают противоракеты по его проекту, а главный инженер убедит руководство в их действенности, то верфи смогут быстро заменить на уже готовых эсминцах ударные пусковые на пусковые ПРО.

Не сказать, что проект получился идеальным, он вряд ли пользовался бы спросом на рынке вооружений, так как выходил по деньгам вдвое дороже аналогов. Зато его могли возводить местные верфи с минимумом привозных компонентов. И это являлось ключевым преимуществом. Галактика вооружалась, за вооружениями образовались очереди, поэтому собственное производство становилось преимуществом.

Головной корабль серии получил имя «Королева Инга» в честь погибшей в той бесславной битве (Великой Резне) матери Фроди. Второй назывался «Розалина Хейзл». Хотя называть боевые корабли в честь любовниц в Галактике было не принято, Фроди мало обращал внимания на условности. В конце концов, Розалину любили и горожане, и аристократы, она воплощала собой добро Королевства. Кроме того Розалина погибла во время войны от руки врага и была достойна, чтобы дать имя кораблю. А если бы и нет, короля это мало интересовало.

— Мы построим таких двадцать единиц в течении пяти-шести стандартных лет, — сказал Фроди Ивору во время церемонии спуска. — А вы воспитаете для них офицеров и мастеров.

Это были грандиозные планы для мира размером с Барти. Но они были оправданы.

Новый курс Фроди дал мощнейший толчок экономике. Тихая провинциальная планета рванула с места в карьер и само собой не все пошло гладко. Индустрию не создашь по щелчку пальцев, тем более военную индустрию. Но все же дело понемногу двигалось. Два новых города обзавелись мастерскими и конструкторскими бюро. Орбита заполнялась автоматизированными фабриками. Всё больше и больше компонентов производились на месте.

И вот Джонсон появился у Башни вновь. Ивор был заинтригован.

— Рад видеть вас, дама Норман Стар, — улыбнулся он Ломке.

Та только фыркнула в ответ и махнула рукой вместо приветствия. Дворянские привилегии и мишура с титулами девушку пока мало интересовали. Обменявшись таким образом любезностями, Ломка занялась делом — подключила тестовый компьютер к бортовому оборудованию и занялась профилактикой.

— Привет дружище, — Ивор протянул руку Джонсону. — По делу или так?

— Давай поднимемся в твою каюту, — предложил инженер.

Они поднялись до ангара, где их встретил дежурный кадет. Каждый приход лифтовой кабины в ангаре принимали так, как если бы это был настоящий шаттл, то есть с проверкой герметизации стыковочных систем, выравнивания давления и прочих действий по протоколу.

— Тихо у вас, — сказал инженер, когда они спустились на несколько палуб.

— Сейчас здесь ночь, — пояснил Ивор. — Башня живет по стандартному времени.

— Ты кажется готов максимально приблизить птенчиков к реальным условиям. Хочешь, я разработаю симулятор огневого поражения, — с улыбкой предложил Джонсон. — Чтобы обломки, дым, огонь, электрические разряды и радиационное излучение.

— Лишнее, — улыбнулся Ивор в ответ. — Дым мы и так используем, добавляем немного огня, симулируем неисправности, но без фанатизма, а то чего доброго развалим Башню.

Они спустились на капитанскую палубу. Капитанские апартаменты позволяли достойно принимать гостей. Стюард принес закуски, а Ивор вытащил из бара бутылку вишневого бренди и небольшие стопочки.

Друзья выпили, поболтали о том, о сем. Им было что вспомнить. Не все из тех, кто прошли с Ивором войну сохранили с ним хорошие отношения. Джонсон сохранил.

— Мы закончили модернизацию «Нибелунга», — сказал он. — Пока это держат в секрете, но ты своего рода его крестный, тебе скажу.

— И как он?

Ивора сразу охватили вспоминания о битвах и потерях. И желание вновь встать на мостике корабля.

— Теперь это конфетка, а не корабль, — заверил Джонсон. — В сущности получилось нечто среднее между яхтой элитного класса и рейдером с упором на специальные операции. Много разведывательного оборудования, системы безопасности, защиты. Теперь в башне три орудия. Не столько для того, чтобы увеличить темп стрельбы, сколько, чтобы кораблик принимали за легкий крейсер.

Джонсон всё говорил и говорил, а перед глазами Ивора мелькали пуски торпед, попадания снарядов, ядерные взрывы, лазерные лучи, болиды обломков в атмосфере и кровь, кровь, кровь.

— Важно вот что, — продолжил Джонсон. — На «Нибелунг» мы поставили всё то, что мне не позволяли ставить на шнелльбот.

— Вот как? — оживился Ивор. — А именно?

— Длительность пребывания в гипере мы увеличили втрое за счет установки криосистем. Втрое, понятно, только при полных баках. Но это и на эсминцах есть, хотя не с такой радикальной прибавкой. А вот то, чего на эсминцах нет, это третьего радиатора для переохлаждения метанола. Теперь можно закупать обычное топливо, что продают коммерческим судам и охлаждать во время стоянки или разгона.

— Ух, ты, это интересно, — оценил Ивор. — Полезная вещь.

— Да. И мы поставили на рейдер наши противоракеты.

— Да, ну? Смогли доработать?

— Труднее всего было запихать в «Нибелунг» систему обнаружения и наведения, чтобы она не конфликтовала с остальной электроникой. А так, все просто, вытащили десяток торпед, поставили на их место сорок противоракет.

Противоракеты являлись давней задумкой Джонсона, реализация которой откладывалась из-за более срочных дел и сопротивления консерваторов. Ракеты, способные уничтожать боеголовки ИРЛ, сам Джонсон считал святым граалем будущих сражений, хотя Ивор полагал, что рано или поздно найдется противодействие и противоракетам. Он уже отрабатывал с курсантами применение раннего прототипа и с удовольствием возьмется теперь за тестирование окончательной версии.

Основная проблема заключалась в том, чтобы отвести устройство на достаточное расстояние от материнского корабля, чтобы тот не пострадал от собственного оружия. В теории боеголовка с несколькими комплектами стержней могла уничтожить сразу несколько вражеских ракет, но конструкция получалась слишком массивной, требовала мощного заряда, механизма индивидуального наведения каждого кластера стержней (а это кроме прочего лишняя секунда-две на реакцию). Дистанция отвода уменьшалась, в то время, как сила взрыва напротив, увеличивалась, угрожая кораблю-носителю серьезными повреждениями. Тогда Джонсон перешел к легким ракетам с одним комплектом стержней, более простой наводкой (ракета наводилась сама, в полете, а стержни следовало всего-навсего чуть повернуть, чтобы сместить фокус), но зато огромным ускорением в сто-двести же.

— Мы отказались от попытки разработать свою систему с нуля и взяли за основу «Лаш» (lash) — противометеоритную ракету с Карса, — пояснил Джонсон. — У них там довольно неспокойная обстановка, орбита планеты не расчищена полностью и время от времени орбитальным сооружениям грозят довольно крупные камни. Причем траекторию из-за частых столкновений и наличия массивного спутника, рассчитать невозможно. Так что парням пришлось разработать для себя птичку быстрого реагирования.

Ивор вспомнил о чем идет речь. Ракета выглядела тонкой, как карандаш, и при массе в восемь тонн развивала приличное ускорение. Твердотопливные системы все еще пользовались популярностью именно благодаря мощному ускорению. Только ядерные импульсные двигатели могли развить такое же, но их применение ограничивал целый ряд факторов, прежде всего размеры, масса и безопасность. Вместе с тем, твердотопливные системы продолжали развиваться. Новейшие сорта топлива и технологии запрессовки доводили параметры ускорения до колоссальных величин.

— На Карсе делают молекулярную запрессовку топлива, — словно продолжил его мысль Джонсон. — У нас этой технологии нет, а они не продают. Но сами ракеты поставляют охотно.

Молекулярная запрессовка позволяла создать почти идеальное топливо, как по энергетике, так и по структуре. Никаких микротрещин и пузыриков, способных вызвать взрыв, никаких лишних добавок, вроде пластификаторов или связующих веществ. Молекула к молекуле, как кирпичики. Высокая прочность и однородность. Для достижения колоссальных ускорения канал делался в виде многолучевой звезды. А кроме того, те самые пузырики, что могли привести к взрыву при хаотичном расположении, при расположении правильном и тщательно рассчитанном, давали когда нужно дополнительную площадь горения, а значит и мощность. Всё это воплотилось в ракете Лаш.

— Боеголовка наша, — продолжил Джонсон. — Хотя за основу взяли Джей-одиннадцать. Кое-что поменяли, стержни другие, из золота, оболочку облегчили. Система управления наша, родная, впрочем там ничего сложного.

Так Джонсон с товарищами все это время и действовал. Брали идеи и компоненты отовсюду, добавляли, изменяли и создавали новое.

— Они рассчитаны на подрыв заряда в пятидесяти километрах от носителя.

Не очевидная изюминка противоракет заключалась в том, что они годились для использования в качестве ударного оружия ближнего боя. Ну, если припрет. Этот номер не проходил с большими ракетами, им требовалось слишком много времени, чтобы отойти от материнского корабля на безопасное расстояние, а гиперфаза на таких дистанциях оказывалась не эффективна по ряду причин. Особенно на орбите.

Легкие противоракеты действовали молниеносно. И хотя их лазер и получался слабее, но слабее оказывалась и энергия взрыва, что делало использование оружия безопасными для носителя.

— Испытания показали отличный результат и король милостиво согласился разрешить строительство экспериментального эсминца ПРО.

— Ты своего добился. Мои поздравления. Продавил, молодец!

Ивор искренне радовался за товарища и за флот в целом.

— И вот ещё что, — добавил Джонсон перед прощанием. — Изначально «Нибелунг» планировали выпустить в космос всего через две недели.

— Кому его обещали? — с толикой ревности спросил Ивор.

— Не знаю. Нам такое не сообщают. Но, слушай, я не о том. На днях внезапно поступило распоряжение отложить спуск «Нибелунга». Якобы принято решение заменить на нем маршевые двигатели.

— Что за бред? — удивился Ивор. — Там стоят отличные двигатели. Если что не так, можно заменить отдельный модуль. А выше головы все равно не пригнешь.

— Не прыгнешь, — согласился Джонсон. — И я бы знал, если бы их можно было улучшить, не меняя конструкцию корабля. Мимо меня ни одна новинка не проходит. Тем не менее, корабль оставили на верфях. И мало того решили расконсервировать старую королевскую яхту «Хильдисвини».

— Это уж совсем никуда, — Ивор расстроился из-за напрасной траты дефицитных ресурсов. — Там и реактор старый и приборов почти не осталось.

— Проще построить новую, — согласился Джонсон. — Но…

— Но?

— Думаю, что-то затевается. Уж поверь моему чутью. И я просто хотел, чтобы ты был готов к любому повороту.

— Думаешь, война может возобновиться? Пришли вести о генерале? Он куда-нибудь вторгся?

— Не знаю, не знаю. Я не вожу дружбу с Корт Роу. Но, согласись, что в долгий мир никто из нас никогда не верил.

— Это правда, — согласился Ивор.

После ухода Джонсона он некоторое время размышлял, что могло измениться и у кого можно узнать подробности? Но так, чтобы не выставить себя деревенщиной. Адмирал Лосано не желал его возвращения в боевой флот, об этом он знал наверняка. Но и Джонсон не просто так заявился с рассказом о модернизации рейдера. Тут было о чем поразмыслить.