Темный Властелин идет учиться

Глава 16

Декан Баратов пронёсся в сторону учебного корпуса как самый настоящий вихрь. Мне пришлось буквально бежать за ним следом. Есть ощущение, его сиятельство пребывал в крайней степени бешенства.

Князь залетел в кабинет, я, соответсвенно, тоже. Внутренне приготовился к долгой и изматывающей битве моей воли, воли Темного Властелина, против гнева Алексея Петровича, но…

Стоило Баратову расположиться за своим столом, а мне на одном из стульев, как дверь распахнулась, и в кабинет скромным «гуськом» просочилась вся разношерстная группа моих «легионеров»: Муравьева, Звенигородский, Трубецкая, Воронцова и даже Строганов, пытавшийся спрятаться за спиной Артёма.

Скажу честно, меня их появление удивило не меньше, чем князя. А Баратов очень сильно удивился. Он поднял взгляд, мрачно уставился на вошедших и несколько минут просто молча изучал абитуриентов с таким видом, будто давал им возможность передумать и уйти.

— Я вызывал только Оболенского. Остальные — вон. Вас не приглашали, — произнёс, наконец, Алексей Петрович.

Анастасия Муравьева сделала шаг вперед, решительно отодвинув остальных в сторону. Ее осанка была безупречной, а голос — стальным. Ну чистая княгиня.

— Ваша светлость, мы все были свидетелями произошедшего в симуляции. Вы не можете объективно оценить случившееся, расспросив только Оболенского. Это немного нечестно и несправедливо. Я требую… — Анастасия обернулась, посмотрела на остальных, а затем исправилась, — Мы требуем, чтоб нас тоже выслушали.

Я смотрел на смертных, и во мне боролись весьма непривычные эмоции: удивление, непонимание, настороженность, но главное — неловкая, совершенно чуждая моему естеству теплота. Эти смертные, эти аристократы, которых я презирал, явились сейчас в кабинет декана, чтоб заступиться за того, кого считали бездарным выскочкой. Ради чего? В чем их интерес? В чем выгода? Логика Каземира Чернослава отказывалась это понимать.

Баратов тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Такое чувство, будто вид пятерых студентов, мнущихся в дверях комнаты, причинял ему неимоверную душевную боль.

— Хорошо. — Махнул рукой князь, открыв глаза, — Я вижу, вы настроены решительно. Зная вашу, княжна, упрямую натуру, могу предположить, что другого выбора у меня нет. Готов выслушать всех участников происшествия. Только давайте тогда по очереди. Э, нет! — Вскинулся Алексей Петрович, заметив, как я начинаю медленно вставать со стула, — Вы, Оболенский, останьтесь здесь, под моим присмотром. Иначе втихаря подговорите этих юных господ защищать вашу беспокойную персону.

Я послушно уселся обратно, изобразив на лице выражение глубоко оскорблённой подозрениями князя невинности. На Баратова мои драматические этюды не произвели ни малейшего впечатления. Он лишь тихонько хмыкнул и покачал головой.

«Легионеры» вышли в коридор. Первой Баратов вызвал Муравьеву. Она переступила порог с видом ледяной статуи, олицетворяющей Справедливость. Именно так, с большой буквы.

— Княжна, — начал Алексей Петрович, стараясь говорить мягко, как с жертвой, пострадавшей от зверского маньяка. — Что вы можете рассказать о случившемся?

— Господин декан, — ответила Анастасия, глядя куда-то в пространство над его головой. — Рассказ мой будет коротким, но достоверным. Мы продвигались к финишу. Внезапно пространство исказилось. Появилась… субстанция. Не соответствующая известным мне параметрам существ Диких Земель. Ее появление носило стихийный характер и точно не могло быть результатом действий кого-либо из группы. Возникла вспышка темной энергии. После чего субстанция диссоциировала. Я предполагаю, случился системный сбой. К сожалению, больше добавить нечего. У меня стресс, видите ли. Можно идти?

Баратов поморщился. Князь явно считал, что его пытаются увести в дебри терминологии. Он помолчал несколько минут, переваривая услышанное, затем махнул рукой, разрешив Муравьевой удалиться.

Следующей была Воронцова. Она влетела в кабинет с заплаканными глазами, бурно поднимающейся и опускающейся грудью, с красными пятнами лихорадочного волнения на прекрасном лице. Честно говоря, после того времени, что мы провели в симуляции, я пришел к однозначному выводу, что Софья весьма успешно строит из себя дурочку, коей на самом деле не является.

— Ой, Алексей Петрович! — всхлипнула Воронцова, затем достала из кармана носовой платок, промокнула один глаз, утерев слезу, — Это был ужас-ужас-ужас! Такой большой… и склизкий! А потом — бах! И темнота! Я так испугалась, что у меня теперь от стресса волосы лезут клоками! Вот! Полюбуйтесь! — Воронцова резко дёрнула себя за шевелюру и протянула Баратову прядь волос, — Полюбуйтесь! Где это видано, чтоб я, Софья Воронцова, баронесса и будущая королева высшего света, лысела прямо на глазах⁈

Баратов тихо хмыкнул себе под нос, но постарался сохранить на лице серьезное выражение:

— Софья, сосредоточьтесь. Кто, по-вашему, создал эту… э-э-э… субстанцию?

Воронцова помолчала несколько минут, сосредоточенно сморщив симпатичный носик, а потом разразилась настоящими рыданиям.

— Не зна-а-аю! — говорила она сквозь слезы, то и дело поднося платок к глазам, — Может, это был призрак? Или Звенигородский пошутил? Он у нас такой остроумный! А может, это Оболенский… Нет, не может быть, у него же сил нет… Все знают, у Оболенского вообще нет ни крохи дара. Ой, голова кружится… Можно идти? У меня стресс, знаете ли. А волосы! Нет, вы посмотрите!

Декан кивнул, вскочил с места, быстрым шагом приблизился к двери и едва ли не выпихнул Софью за дверь. Наверное, опасался очередной демонстрации грядущего облысения.

Следующим в кабинет вошел Звенигородский. Он вел себя как герой, скромно несущий бремя славы.

— Да, был выброс, — произнес Артём немного высокомерным тоном. Звенигородский сидел на стуле в такой вольготной позе, закинув ногу на ногу, будто это Баратов должен объясняться, а вовсе не он. — Мощный. Очень. Я, конечно, пытался стабилизировать ситуацию, но сила была чужеродной. Не моей специализации. Да что уж скрывать. Она вообще ничьей специализации. Возможно, это был побочный эффект от взаимодействия наших талантов. А что? Такое бывает. Или пробой в системе. В любом случае, мы справились. Командой. — Артём многозначительно посмотрел на Баратова. — Можно мне идти? После такого… э-э-э… напряжения, нужно восстановить ману. Стресс, сами понимаете.

Лицо князя перекосило. Сдается мне, он начал ненавидеть определенное слово на букву «с».

Как только Звенигородский вышел из кабинета, внутрь помещения, на его место, решительным шагом промаршировала Трубецкая. Она отделалась несколькими фразами:

— Появилось. Взрывалось. Исчезло. Оболенский вообще стоял в другой стороне. Я — боевой маг, а не техник. Разбираться с вашими глюками — не моя работа. Можно идти? Стресс.

Баратов, не выдержав, со всей силы долбанул кулаком по столу. Но молча. Он явно понимал, что участники особой группы сговорились повторять одно и то же, но не мог найти этому объяснение. До зачета все мы не являлись друзьями, а значит, Муравьевой, Трубецкой, Звенигородскому, Воронцовой нет нужды выгораживать меня.

Когда пришел черед Строганова, Никита появился в кабинете бледный, как полотно, и, не дожидаясь вопросов, одним залпом выдал заученную скороговорку:

— Загрохотало потемнело бахнуло извините я могу идти у меня стресс!

Баратов, потрясенный такой лаконичностью, просто молча указал на дверь.

Наконец, он посмотрел на меня

— Оболенский, — устало произнёс декан. — Твоя версия. Я предполагаю уже, что услышу, но исключительно ради порядка. Давай, жги Сергей.

— Ваша светлость, — начал я, сделав при этом глаза максимально круглыми и невинными. — Даже… Даже не знаю, как это описать. Одно могу сказать точно — я тут вообще ни при чем. Мы шли. Вдруг — страшный грохот. Потом все потемнело. Потом — бабах! Потом — свет. А этой… штуки… уже не было. Я думал, у меня от переутомления галлюцинации. Вы же знаете, я к магии не способен. Совсем. Абсолютно. Сто процентов. Можно мне идти? У меня… — я сделал паузу, глядя ему прямо в глаза, — … сильнейший стресс.

Баратов смотрел на меня долго и пристально. В его взгляде читалась целая гамма эмоций: от ярости до полного профессионального бессилия. Он явно понимал, что все врут, как сивые мерины, но доказать ничего не мог. Улика в виде непонятного существа, пробившего ткань симуляции, была уничтожена.

— Знаете, Оболенский… Вся прелесть ситуации в том, что я не могу подтвердить или опровергнуть слова членов особой группы. За ходом испытания всегда наблюдают камеры. В круглосуточном режиме. Таким образом система оценивает эффективность действий каждого участника зачета. Однако… Именно в этот раз, что-то странное творилось с видеоконтролем. Он периодически гас. Просто отключался и все. Например, мне было бы весьма любопытно узнать, что там у вас приключилось утром, возле ручья. Трансляция вырубилась в момент, когда Трубецкая шла к источнику, а включилась через несколько минут, когда вы и она стояли рядом. Что произошло за это короткое время — непонятно. Кроме того, я бы не против выяснить, почему вы всю ночь сидели и пялились в одну точку. Иногда вскакивали, делали шаг, а потом садились обратно. И, наконец, я бы хотел знать, что произошло на самом деле в финале зачета. Сначала последовал сильный выплеск энергии. И я вам скажу точно, как пространственный маг, это была чуждая не только симуляции, но и нашему миру энергия. Потом внезапно все наблюдатели, Щедрин, Дугов, я… Мы увидели огромное черное пятно, несущееся в сторону Муравьевой. А вот уже после этого система снова дала сбой. Поэтому, к сожалению, что именно там произошло, я своими собственными глазами не видел. Но… Знаете, Оболенский, несмотря на крайне удивительное желание остальных членов группы защитить вас, я точно знаю, что все эти сбои связаны именно с вашей персоной. Но пока не понимаю, как. А сейчас… — Баратов помолчал несколько секунд, а потом рявкнул басом, — Вон! Пока не выкинул вас из института, как щенка! И чтоб больше в своем кабинете вашу физиономию я не видел!

— Это вряд ли, — честно заметил я, покидая помещение.

В коридоре уже никого не было. Вся компания моих «легионеров» удалилась в общежитие и расползлась по своим комнатам. По крайней мере, Звенигородского я нашёл в кровати, спящего крепким, беспробудным сном. Артем рухнул в постель, даже не сняв одежду и не приняв душ.

По факту, мы, как я и думал, провели в симуляции всего лишь полдня, время как раз близилось к вечеру, но организм настойчиво твердил, что он устал, будто собака, и ничего иного не желает, кроме как спать.

Я последовал примеру Звенигородского. Только сначала все же искупался и переоделся. Мне, в отличие от смертного, предстояло кое-что посложнее.

Да, я собирался уснуть, но лишь для того, чтоб разыскать в мире снов дядюшку Морфеуса. Потому что имел к нему несколько вопросов, на которые мог ответить только кто-нибудь из членов семьи. И самый главный вопрос касался Лорда Лжи и Обмана.

Я был совершенно уверен, что видел дядю Леонида. Это мне не показалось с устатку. Он был вполне себе реальный и настоящий. Поэтому я планировал расспросить Морфеуса о том, как пропал Лорд Лжи. Что именно произошло тогда.

Об исчезновение родственника я знал слишком мало, потому как вообще не вникал в данный вопрос. Мне тогда было искренне плевать, кто исчез, а кто появился. Тем более, Лорд Лжи — весьма ушлый тип. В моих воспоминаниях он сохранился как вечно издевающийся над окружающими хитрец. Леонид всегда врал. Всегда. Но при этом очень любил провоцировать окружающих, чтоб они говорили правду. Как Лорд Лжи он управлял не только обманом, но и истиной.

В любом случае, появление Леонида Чернослава, в куполе арены не сулило ничего хорошего. Мне нужна была информация, и единственным, кто мог ее дать, был Морфеус. Чтоб поговорить с дядей, требовалось пробиться в его владения.

Сознательно попасть в мир снов, пребывая в теле смертного, оказалось не так уж просто. Это было сродни попытке управлять штормом, сидя в корыте. Вместо того чтобы уверенно ступить в тени царства Морфеуса, я сначала бестолковился, как мальчишка. Наверное, сказалось пережитое, потому что меня начало швырять по личным сновидениям моих новых «союзников».

Первым делом угодил в сон Трубецкой. Я стоял на гигантской шахматной доске, где фигурами были закованные в латы рыцари. Алиса, в плаще командира, сжимала в руке огненный клинок.

— Слабость — смерть! — кричала она, снося клинком головы фигурам, направо и налево. Один из рыцарей снял шлем, и я увидел свое лицо. Прежде чем успел что-то сказать, Алиса резко повернулась ко мне, а потом с визгом «Будешь совершенным!» ударила пламенем. Я отскочил назад и провалился в иную реальность.

Теперь меня занесло в кошмар Звенигородского. Это был бальный зал, где все гости выглядели его копией. Они надменно щурились и читали друг другу напыщенные стихи. Один из Артёмов, с мученическим выражением лица, попытался вручить мне свиток.

— Прочти! Это гениально! — умолял он.

Я, всей душой желая найти выход, оттолкнул его, и Звенигородские хором вознегодовали: «Филистер! Невежда!». От их гвалта зазвенело в ушах. Я бросился бежать. Несся вперед, пока мраморный пол не ушел из-под ног.

Потом меня вообще занесло в сон Муравьевой.

Здесь царила абсолютная тишина. Я стоял в идеально белом, бесконечном пространстве, где единственным объектом являлась огромная, сложная конструкция из хрусталя, напоминающая квантовый компьютер, созданный феями.

Внезапно картина дрогнула. Белизну затмила вспышка абсолютной черноты. Я увидел себя — вернее, Сергея Оболенского, но в позе и со взглядом Темного Властелина. Из его груди вырывался вихрь Тьмы, сметающий на пути чудовищного червя. Напротив Оболенского замерла Анастасия.

Я наблюдал, как Тьма поглощает тварь, и видел свое отражение в огромных, бездонных глазах Анастасии. В них не было привычной холодности, только ужас и… понимание. Она действительно поняла, что произошло на самом деле. Остальные — не уверен. А вот Муравьева наверняка знала, кто спровоцировал выплеск Тьмы, но отчего-то промолчала. Она защищала меня⁈

Это открытие вывело мою и без того неспокойно натуру из себя. Вся накопленная ярость и раздражение от чехарды с зачетом выплеснулись наружу. Я вскинул руки и с рыком обрушил свою волю на белый, стерильный сон княжны.

Пространство затрещало, как стекло, хрустальный компьютер рассыпался на миллионы осколков, которые превратились в стаю испуганных белых голубей. Образ Муравьевой испуганно вскрикнул и развеялся. Я громил все вокруг, пока из образовавшейся трещины не возникла высокая, нескладная фигура с фиолетовыми глазами.

— Племянник, — голос Морфеуса был спокойным, но в нем чувствовалось напряжение. — Ты ломишься в мои владения с таким грохотом, что слышно даже в самой Бездне. Рискуешь привлечь не только мое внимание. Что тебе нужно?

— Леонид мне нужен, — выдохнул я, прекратив разрушать сноведения. — Хочу знать, почему он исчез? И как это произошло?

Морфеус изучающе посмотрел на меня.

— Леонид? Интересно. Зачем наследнику Трона Тьмы информация о пропавшем дяде-предателе?

В глазах Лорда Снов читалась хитрая усмешка. Он знал, что я не скажу правду.

— Любопытство, — буркнул я.

— Леонид всегда был мастером иллюзий и мистификаций, — Морфеус пожал плечами. — Что есть реальность, а что — обман, знает лишь он сам. Поступки Леонида, это мираж, отголосок его воли. А возможно — тонкий ход в игре, правила которой известны только ему. Хочешь выяснить почему и как пропал Лорд Лжи? Подсуетись, племянник. Но имей в виду… Если он надумает вернуться… тогда тебе придется опасаться не только «Комитета по Унынию». Леонид всегда играл в свои игры, и ставки в этих играх были выше, чем трон Империи Вечной Ночи.

Не дав мне опомниться или задать еще один вопрос, Лорд Снов растворился, а его мир вытолкнул меня обратно в реальность.