Темный Властелин идет учиться

Глава 18

Первый учебный день я встретил, будучи счастливым обладателем двух главных атрибутов «успешного» студента: новеньким, черным как сама Бездна, планшетом с матовым покрытием, и телефоном последней модели. Все это великолепие было куплено на доходы от нашего стремительно растущего бизнеса.

«Эликсир Строганова» вышел за рамки достояния лишь институтской публики. Слухи о чудо-средстве, которое помогло абитуриентам пройти адскую симуляцию Диких Земель, продолжали циркулировать в городе, обрастая самыми невероятными подробностями. Мы с Никитой стали знаменитостями, владельцами подпольного производства самого востребованного напитка в столице.

На эти деньги я не только приобрёл гаджеты, но и позволил себе небольшую роскошь: набор тетрадей в твердом переплете, украшенном кожей, которая, по заверению продавца, принадлежала чуть ли не единорогу. Я, конечно, прекрасно знал, что никаких единорогов в Десятом мире нет, но благородный пергаментный оттенок и приятная на ощупь фактура стоили переплаты.

В довесок прикупил несколько дополнительных учебников по некоторым предметам. Ну и снова расширил свой гардероб.

Теперь я полностью соответствовал образу преуспевающего студента ИБС. Если уж смертные так высоко ценят внешнюю мишуру, зачем противиться данному факту?

Первой парой значился предмет «Основы Магического Права и Имперской Политологии».

Преподавал его профессор Залесский — сухонький, как осенний лист, старичок с взъерошенными седыми бровями и пронзительным взглядом выцветших глаз. Казалось, этот взгляд видел насквозь не только студентов, но и знал все их прошлые реинкарнации.

Аудитория замерла, когда он, обведя присутствующих испытующим взором, начал лекцию с провокационного вопроса:

— Может ли монарх, обличенный абсолютной магической властью и божественным правом, быть ограничен в своих действиях светским законодательством? Или закон — это лишь инструмент, который сильный правитель использует для управления слабыми? Господин Оболенский, — его взгляд остановился на мне, — Интересен ваш взгляд на данный вопрос.

В аудитории воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь нервным постукиванием карандаша Никиты по краю парты. Вот она, обратная сторона популярности. Тот факт, что магически пустой отпрыск захудалого рода оказался в числе студентов, явно не давал покоя даже преподавателям. Теперь так и будут цепляться.

Я чувствовал на себе десятки взглядов — одни жаждали зрелища, другие смотрели с сочувствием. Репутация у Залесского, не смотря на его преклонный возраст, была весьма специфическая. Его считали одним из самых вредных преподавателей.

Я медленно поднялся. Честно говоря, ситуация сложилась презабавная. Меня, наследника престола Империи Вечной Ночи, где слово Властелина — закон, а его воля — высшая реальность, спрашивают об ограничениях власти…

— Профессор, — начал я, сдерживая усмешку, — Ваш вопрос, при всей его кажущейся логичности, исходит из фундаментально ложной предпосылки. Вы предполагаете, что закон и власть существуют в разных плоскостях. Это заблуждение. Закон — это не что иное, как инструмент, созданный слабыми в их тщетной попытке контролировать и обуздать того, кто сильнее, чтобы хоть как-то уравнять шансы в изначально неравной игре.

Я сделал паузу, давая своим словам повиснуть в воздухе. Есть ощущение, никто из студентов ни черта не понял. А вот Залесский смотрел на меня, не моргая.

— Истинная власть, будь она магической, светской или божественной, — продолжал я, — не подчиняется законам. Она их пишет, переписывает или отменяет по своему усмотрению. Вспомните Эдемский кодекс Повелителя Азазеля, где право сильного было единственным мерилом справедливости. Или «Кровавые скрижали» императора Калигулуса, где законом было признано любое, даже самое мимолетное желание правителя. Любая попытка ограничить абсолютную власть с помощью бумажки с текстом — это не прогресс, не «развитие общества», а уступка хаосу и стадному инстинкту. Это признание собственной слабости.

В аудитории повисла тишина, настолько напряжённая, что ее, казалось, можно резать ножом. Глаза Залесского сузились до щелочек, в которых плясали искры неподдельного интереса.

— Любопытно… Я слышал, что вы на экзамене по теории магии использовали сведения из некоторых… ммм… запрещенных ранее источников. Запрещённых и уничтоженных. И вот вы снова прибегаете к ним. Весьма интересно, Оболенский. Весьма. Где и при каких обстоятельствах вы успели изучить подобные документы? Но… Сейчас речь немного о другом. Должен сказать, вами была озвучена крайне циничная и антигуманная точка зрения. Вы апеллируете источниками, которые в академических кругах считаются либо утраченными, либо откровенно апокрифическими. «Эдемский кодекс»… Его фрагменты были найдены в руинах одного из разрушенных городов, на границе Диких Земель. Точной гарантии достоверности данного источника не может дать никто.

Ну вообще-то я мог. Я мог и дать гарантию, и устроить Залесскому встречу с автором упомянутого труда. Думаю, Аза с огромным удовольствием пообщался бы с этим смертным о природе истиной власти.

— Знание, профессор, не становится менее верным от того, что его прячут в пыльных архивах или объявляют неудобным, — парировал я, чувствуя, как знакомое презрение ко всему этому миру поднимается во мне волной. — А реальность, какой бы неприглядной она ни была, такова: любая власть, в конечном счете, держится не на хартиях и не на конституциях, а на голой силе и праве того, кто обладает волей. Всё остальное — иллюзия, призванная успокоить толпу и создать видимость порядка там, где правит хаос.

Я сел под оглушительную тишину, нарушаемую лишь нервным, тщетно подавляемым кашлем Строганова, который из-за волнения подавился воздухом. Мой подручный покраснел, прижал ладонь ко рту и старался не производить звуков. Выходило у него это не очень хорошо.

Залесский продолжал смотреть на меня с нескрываемым, каким-то даже хищным интересом. Я понимал, что привлек внимание не обычного профессора, а человека, который принципиально отстаивает свою правоту.

— Приготовьте тетради, ручки. — Полидепс, наконец, Залесский, окинув студентов насмешливым взглядом. — Никаких планшетов, никаких звукозаписывающих устройств. Лекции, а вернее их конспекты, непременно буду проверять в конце семестра. Думаю, прошлые курсы уже предупредили вас, что на моём экзамене я требую точного ответа, слово в слово дублирующего ту информацию, которую озвучу вам.

Тяжёлый коллективный вздох, пронёсшийся по аудитории, был вполне закономерной реакцией на слова профессора.

— Старый зануда… — Тихо прошептала Трубецкая.

Алиса, Софья и княжна сидели на соседнем ряду, прямо за мной, Строгановым и Звенигородским.

— Молчи. — Тихонько осекла ее Воронцова, — Девчонки с третьего курса рассказывали, что этот зануда на экзамене — зверь во плоти. У него великолепная память. Он поименно знает, кто ходил на его лекции, а кто нет. Кто слушал внимательно, а кто просто присутствовал.

Трубецкая фыркнула, но замолчала.

— Кой же ты выпендрежник, Оболенский, — буркнул Звенигородский, сидевший по левую руку от меня.

— Да уж не больше твоего, — усмехнулся я в ответ.

Потом нам всем пришлось замолчать, потому как профессор уже начал косится в сторону нашей компании.

Следующей парой был семинар по «Прикладной магической этике», который вела доцент Петрова, хрупкая на вид женщина с глазами, полными непоколебимой веры в добро и разум.

Тема дискуссии, которую она решила поднять, лично для меня оказалась не менее раздражающей, чем вопросы Залесского.

— Допустимо ли использование боевой магии против безоружного или поверженного противника? — Спросила Петрова голосом невинной овечки и посмотрела чистым взглядом на студентов.

Студенты тут же отреагировали жаркими спором, который лично я счел абсолютной фальшью и ханжеством. Уж кому-кому, но только не людишкам рассуждать о добре и зле, о подлости и двуличности.

Однако на этот раз я решил не вмешиваться. Скромненько слушал, как спорили будущие маги.

— Нет, ни в коем случае! — Горячо выкрикнула какая-то девица прямо с места, — Противник повержен. Все. Нужно дать ему возможность сдаться и не применять силу.

И тут в дискуссию вступила Елизавета Горчакова, высокая худая блондинка с острым подбородком и вечно недовольным выражением лица. Она славилась своим фанатичным следованием всем правилам и патологической верой в то, что мир делится на «белое» и «черное» безо всяких полутонов.

— Абсолютно согласна! — звонко заявила она, вскочив с места. — Магия — это дар, который должен служить защите, а не убийству беззащитных. И если уж говорить о настоящем зле, то оно всегда прячется за маской силы. Взять, к примеру, тех же демонических сущностей, о которых любят твердить всякие мракобесы.

Смертная презрительно фыркнула, ее взгляд скользнул по аудитории, будто выискивая тех самых «мракобесов».

— «Искусители», «лорды тьмы»… — Горчакова выдержала паузу для драматизма, — Все это сказки для запугивания детей и слабоумных! Примитивные мифы, не более. Никаких демонов, вселяющихся в людей и пожирающих их души, не существует в природе. Это просто удобная страшилка, чтобы списать свои поступки на «происки тьмы», прикрыть собственную слабость, алчность и порочность! Настоящее зло — это предательство, ложь, жестокость обычных людей. А вымышленные чудовища из сказок… они просто смешны.

Я тихонько втянул воздух сквозь сжатые зубы. Только что, эта смертная дрянь заявила, что Тёмный Властелин, прочие Лорды и Леди Чернослав, а так же демоны Бездны это — смешная сказка!

В груди у меня что-то шевельнулось, холодное и тяжелое. Горчакова не просто рассуждала об абстрактных принципах. Она плюнула в самое сердце моей сущности, в мою природу, в мою семью! Только я могу оскорблять своих родственников! Только мне дозволено их ненавидеть!

— Полностью согласен! — Выкрикнул один из парней. — Бить лежачего не достойно. Унижать слабого — отвратительно.

Я повернул голову и нашел взглядом говорившего. Это был тот самый аристократ, который в первый день купался в душе. Тот, который откровенно проигнорировал нападки Морозова на Никиту. Сделал вид, будто ничего не происходит.

Цинизм Каземира, для которого понятия «чести» на поле боя было синонимом идиотизма, и унизительная память Сергея Оболенского, которого постоянно били именно «лежачим», когда он не мог дать сдачи, смешались во мне в один гремучий, ядовитый коктейль из ярости и презрения. Этот коктейль подкрепляла ледяная, острейшая злость на слова Горчаковой.

— Да! — Снова вскочила эта настырная девица. — Мы — люди! Мы разумные существа, нам известно сострадание. А эти сказки…

Ну все! Достала своими высказываниями!

— Сказки? — тихо произнес я. — Вы так уверены в том, чего не можете постичь?

Горчакова посмотрела на меня, надменно подняв одну бровь.

— А вы, Оболенский, хотите сказать, что верите в эти легенды и мифы?

Нет, она точно самоубийца! Никак не угомонится!

— О, да… — я медленно поднялся, опираям ладонями о край учебного стола. — Конечно. Это так удобно, не правда ли? Не признавать, что существуют силы, которые старше, мудрее и могущественнее вашего жалкого, ограниченного понимания! Вы говорите об ответственности в тот момент, когда ваш «безоружный» противник, будь он воплощением настоящего зла или солдатом вражеской армии, всего секунду назад пытался разорвать вам глотку? Вы рассуждаете о демонах, как о сказках, сидя в теплой аудитории, пока где-то в Бездне существа, чьих имен вы не сможете выговорить, творят такую «сказку», от которой ваш разум скукожится в комочек!

И тут я снова почувствовал ЭТО! Тьма внутри меня зашевелилась. Совершенно непонятно, что именно ее спровоцировало, потому что сейчас гнев Темного Властелина переплетался с эмоциями сосуда. Пожалуй, в данный момент это вообще было одно и то же.

— Нет никакой ответственности в бою против того, кто не знает пощады! — рявкнул я. — Есть только две вещи — победа или смерть! И если для гарантии первой нужно сломать хребет поверженному врагу, чтобы он однозначно не поднялся и не вонзил вам кинжал в спину, — значит, так тому и быть! Ваша «честь» — это роскошь, которую могут позволить себе лишь мертвые! А те, кого вы так легкомысленно называете «мифом», возможно, просто дождутся момента, когда вы останетесь беззащитны, чтоб показать вам, насколько они реальны!

Эмоциональное напряжение во мне достигло пика. И в этот момент произошло то, чего со мной не случалось с раннего детства, когда я только учился контролировать Тьму. Она нашла лазейку и тихонько выбралась наружу. Но не ослепительной вспышкой, как в симуляторе, а ползучей, коварной струйкой.

Где-то в первую сотню лет подобные вещи случались постоянно. Тьма просто выпускала часть себя и ходила за мной тенью, как самостоятельное существо. Развлекала юного Чернослава. Но сейчас то я не ребёнок! Какого черта⁈

Из сгустившейся под моим столом тени, вызванной углом падения света, выползла… еще одна Тень, только объёмная. Нечеткая, колеблющаяся фигура, смутно напоминающая одну из горгулий Империи Вечной Ночи, но словно расплавленную и собранную заново неумелым учеником. Непропорционально длинные, когтистые конечности и два горящих уголька на месте глаз выглядели весьма впечатляюще.

Она была размером с крупного хищника и ее присутствие ощущалось физически — как внезапный леденящий холод.

Тварь бесшумно пробежала по ступеням аудитории, ведущим к преподавателю, вспрыгнула на кафедру, повернула свою безобразную голову в сторону смертных, затем издала короткий, скрежещущий звук, похожий на трение железа по стеклу.

В аудитории на секунду воцарилась мертвая тишина, а потом начался настоящий, полноценный дурдом.

— ПРИЗРАК! НЕОПРЕДЕЛЕННОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ! — завизжала, срываясь на фальцет, Воронцова. Ее анимагия, немного хаотичная, сработала на полную, неконтролируемую мощность.

В воздухе с хлопком и фейерверком разноцветных искр возникли три пухлых, небольших розовых единорога с радужными гривами и хвостами. Они испуганно заржали, затем, повинуясь панике своей создательницы, принялись скакать по аудитории, оставляя за собой блестящие, пахнущие фиалками, козьи какашки.

— Это не призрак, это неопределенное проявление! Уничтожить! — закричал кто-то из боевых магов с задних рядов и, недолго думая, швырнул в мою тень сгусток огненной энергии.

Тень ловко, играючи уклонилась. Огненный шар пролетел мимо, с грохотом врезался в шкаф с учебными пособиями, прожег в нем дыру размером с тарелку и подпалил несколько фолиантов.

Звенигородский, рефлекторно пытаясь защититься от летящих во все стороны магических импульсов, создал мощный барьер перед нами. Волна его энергии с грохотом отшвырнула два ряда парт к противоположной стене, где они сложились в груду щепок. К счастью, те студенты, что сидели за этими партами в начале лекции, уже бегали по аудитории, пытаясь поймать магическими сетями Тень, которая весело перескакивала с места на место.

Кто-то из пространственных магов, решив стабилизировать ситуацию и изолировать угрозу, случайно сдвинул участок пола под группой студентов. Те, включая доцента Петрову, с криками провалились по пояс в образовавшуюся дыру, беспомощно барахтаясь в ней, как в луже грязи.

Единороги, напуганные взрывами и общим хаосом, начали гадить с удвоенной силой.

Аудитория в считанные секунды наполнилась душераздирающими криками, едким дымом, запахом гари, паленой магии и дешевых фиалок. А в центре этого безумия развлекалась моя Тень. Она периодически зависала в воздухе и довольно потирала свои когтистые лапки, издавая тот самый скрежещущий звук, похожий на смех.

Дверь в аудиторию с грохотом распахнулась, ударившись о стену, и на пороге, как воплощение божественного возмездия, возник декан Баратов. Его лицо выражало такую вселенскую ярость, что даже паникующие единороги на секунду замерли, застыв в нелепых позах.

— ЧТО… ЗДЕСЬ… ПРОИСХОДИТ⁈ — заревел Алексей Петрович так громко, что задрожали не только стекла, но и, казалось, содрогнулся сам фундамент здания.

В ту же секунду случилось чудо. Мгновенно, как по мановению волшебной палочки, всё затихло. Огненные шары погасли, магические барьеры рассеялись, единороги испарились с повторным фейерверком из блесток.

Моя Тень, почуяв неладное, бесследно исчезла в воздухе, словно ее и не было. Остались лишь разгромленная до основания аудитория, задымленные, испещренные ожогами стены, ошалевшие студенты, доцент Петрова, беспомощно застрявшая в полу по грудь, и всепроникающий, фиалковый запах единорожьих экскрементов.

Баратов медленно, тяжелой поступью, прошел в центр аудитории, цепляя дорогими туфлями обломки парт. Его взгляд, пылающий гневом, сразу нашёл меня. Я стоял посреди этого хаоса, стараясь придать своему лицу самое невинное и глубоко растерянное выражение, какое только мог изобразить.

— Оболенский, — голос Алексея Петровича звучал подозрительно тихо. — Почему как только вы появились в нашем Институте, здесь начали происходить абсолютно невозможные, необъяснимые вещи? Мы до сих пор не можем ликвидировать завал и достать господина Алиуса из ямы. Наша Арена теперь непригодна для самых слабых, самых безобидных симуляций…

Я развел руками, с искренним недоумением.

— Ваша светлость, честное слово, я тут вообще ни при чем. Мы просто… дискутировали. О магической этике. Очень горячо и проникновенно. И, видимо, у кого-то из присутствующих… нервы не выдержали. Случилась коллективная истерика. Я же, как вы прекрасно знаете, магией не владею. Совсем. Абсолютно. Сто процентов. Я даже не понял, с чего все началось.

Баратов смотрел прямо на меня. Он не верил ни единому моему слову. В его глазах я читал ясное понимание, кто именно был эпицентром этого шторма.

Однако доказать Алексей Петрович снова ничего не мог. Тень исчезла в первые же минуты его появления. Князь не успел ее разглядеть, а соответственно, не понимал, что за коллективный приступ безумия накрыл первокурсников. К тому же, весь материальный ущерб был нанесен паникующими, но вполне одаренными студентами. Я на их фоне реально выглядел как жертва обстоятельств. Подите, докажите обратное.

Декан глубоко вздохнул и закрыл глаза. Мне показалось, что он молился. Когда князь вновь открыл свои светлейшие очи, в них читалась лишь усталая покорность судьбе.

— ВСЕ… — прошипел он, в его голосе слышались нотки тщательно сдерживаемого желания убивать, — ВОН ИЗ АУДИТОРИИ!!! Немедленно. Привести себя в порядок. А вечером… Вечером каждый, кто участвовал в этом… перформансе… пишут мне объяснительные. Каждый!!! И… — Взгляд князя снова переместился на меня. — Гарантирую, я найду виновника случившегося. Оболенский…

— Да, ваша светлость? — откликнулся я с почтительной интонацией.

— Если в радиусе километра от вас, что-то взорвется, сломается, загорится или… — Князь брезгливо посмотрел на пахнущие фиалками экскременты единорогов. Забавно, но созданные Воронцовой существа исчезли, а следы их пребывания почему-то остались, — Или кто-нибудь нагадит радугой, я лично, без всяких симуляций, отправлю вас в Сибирь, на самые настоящие, не смоделированные Дикие Земли! Как лучшего специалиста, которому даже не требуется обучение. Поняли меня⁈

— Вполне, ваша светлость, — кивнул я, с трудом сдерживая улыбку. — Повторюсь, перед вами самый безобидный из всех студентов, но клянусь, буду прилагать максимум усилий, чтобы сохранять… э-э-э… стабильность.

На самом деле, меня буквально распирало от радости. Хотелось расхохотаться в голос. Потому что я, наконец, понял, что конкретно происходит с моей Тьмой, и как мне это повернуть в свою пользу.