Первым пришло осознание боли. Тупая, ноющая резь в висках, отдававшаяся эхом в совершенно пустой, на удивление, голове.
Скажу честно, для меня подобное ощущение было новым, непривычным и жутко раздражающим. Тёмные Властелины не чувствую боли. По крайней мере, в привычном для смертных понимании. Для нас ее просто не существует. Если меня, к примеру, насквозь проткнуть мечом или копьём, все, что я смогу испытать в этот момент — неприятный укол и, пожалуй, злость.
Другое дело, конечно, если это копьё будет находиться в руках кого-нибудь из моей семейки или его, к примеру, окунут в специфический, особенный яд. Но даже в этом случае нужно постараться, чтоб мне по-настоящему стало больно.
Второе, что я почувствовал, — запах. Едкий, многокомпонентный коктейль из дешевого одеколона, пыли, старой типографской краски и… жареной картошки. Забавно… Откуда я знаю, как пахнет жаренная картошка? Это же еда для смертных плебеев.
Третим фактором, сопровождавшим мое пробуждение, был звук. Настойчивый, противный писк на дальней периферии сознания, похожий на агонию комара. Но только очень большого комара, с басовитым голосом. Хм… Интересно, можно ли говорить, что у комара есть голос? Наверное, да. Он же издаёт звуки.
Я застонал, пошевелился и попытался поднести руку ко лбу, но… Поднял конечность и тут же уронил ее обратно. Мышцы не слушались. Они были слабыми, ватными, будто после долгой болезни. Болезнь… Еще одно новое ощущение.
Усилием воли я заставил себя открыть глаза. И чуть не закрыл их снова по причине нахлынувшего разочарования. Место, где я находился выглядело совершенно убого, уныло.
Потолок. Низкий, грязно-белый, покрытый паутиной трещин, сходившихся к люминесцентной лампе, закованной в железную решетку. Она была выключена. Тусклый утренний свет пробивался через единственное окно, занавешенное дешевой тканью в крупный, тошнотворно синий горох. Отвратительная картина.
«Где я?» — пронеслось в моем сознании. Окружающая реальность совершенно не походила на Империю Вечной Ночи.
Но уже в следующую секунду вернулись воспоминания. Они рванули откуда-то из глубины, будто асфальтоукладчик раскатывая мой мозг в тонкий пласт. Асфальтоукладчик… Откуда я знаю это слово⁈
Завещание. Отец. Договор с дядей Морфиусом. Сергей Оболенский.
Я, с трудом преодолевая сопротивление чужого, непослушного тела, сел на кровати. Скрип пружин, одна из которых ухитрилась выскочить через матрас и вонзится мне в зад, прозвучал как насмешка.
Для начала я решил осмотреть тело, которое мне досталось. Руки — худые, бледные, с синеватыми прожилками вен на запястьях. На одной из них — шрам. Забавно, этот шрам находился ровно в том месте, где Морфиус оставил разрез, чтоб скрепить наш договор.
Я сжал пальцы в кулак и прислушался к ощущениям. Никакой Силы. Никакой энергии. Лишь слабый, почти детский хруст в суставах и полная, абсолютная тишина.
Слабенький маг? Совсем немножко дара? Да мой новый сосуд вообще лишен зачаточных признаков Силы! Даже намёка на неё!
Насколько я помню, для дворянского рода столь вопиющий факт является позором и унижением. Самые захудалые князьки или бароны передают своим детям хотя бы малую толику магического таланта. Здесь же — вообще ноль. Ну Морфиус… Ну сукин сын…
Мой взгляд скользнул вниз. Я был облачен в некое подобие ночного одеяния — просторную, потертую серую футболку и пижамные штаны из дешевого ситца. На ногах — шерстяные носки, на одном из которых зияла дыра на большом пальце.
Желание извергнуть огненный шар и испепелить это унизительное зрелище было настолько сильным, что я даже зажмурился, пытаясь успокоить свой собственный гнев. Чего доброго, не сдержусь и сожгу к чертям свое только что обретенное тело.
Однако ничего, конечно, не произошло. Лишь слабая дрожь в кончиках пальцев и очередная волна странной эмоции, напоминавшей отчаяние — я больше не чувствую Силу! Я больше не чувствую Тьму!
Морфиус, подлая, двуличная тварь… Ты не просто подсунул мне слабое тело. Ты подарил мне воплощение никчемности!
Я медленно, как глубокий старик, спустил ноги с кровати. Пол был холодным и липким. Под ступнями скрипел какой-то сор. Оглядевшись, я понял, что нахожусь в помещении, которое, судя по двум идентичным кроватям, двум письменным столам и двум шкафам, было рассчитано на двух обитателей.
Скорее всего, это что-то типа общежития, имеющего отношение к Институту Благородного Собрания. Так понимаю, семья Сергея Оболенского не сочла нужным оплатить ему отдельное жильё. Зачем тратиться на столь никчемного человека?
Я встал на ноги и замер возле кровати, продолжая изучать место, в котором оказался.
Зрительно комната словно была поделена на две части. Моя половина выглядела стерильно-бедной. Постель застелена ситцевым бельем серого унылого цвета. Подушка слишком плоская, одеяло слишком тонкое.
На столе — аккуратная стопка книг в потрепанных переплетах, несколько простеньких дешевых канцелярских принадлежностей, тетради, обернутые газетой, очки в простой металлической оправе. Никаких личных вещей, безделушек, намека на хобби или увлечения. Место, где живет скучный аскет или… законченный неудачник.
Вторая половина комнаты была полной противоположностью. На кровати небрежно валялась одежда, стол ломился от роскоши, немыслимой в этих, казалось бы, спартанских условиях. Сребряный портсигар, хрустальная пепельница, несколько бутылок дорогого, судя по этикеткам, коньяка, разбросанные денежные купюры…
На спинке стула висел форменный сюртук с шевроном ИБС, но не стандартный, синий, а явно пошитый на заказ — из тончайшей черной шерсти, с бархатными отворотами и золотым шитьем на обшлагах.
— Институт Благородного Собрания. Отделение «Дворянское Управление и Логистика», — с горькой иронией прошептал я чужими, тонкими губами. — Все как ты хотел, отец.
Голос у Сергея был тихим, сиплым, лишенным властности и уверенности.
Я подошел к столу, взял очки и принялся с любопытством их изучать. Чудовищное изобретение. Приспособление для калек. Это при том, что в Десятом мире есть и магия, и всякие новшества технической эволюции. То есть, что-что, а исправить парню зрение могли бы — на раз. Видимо, не захотели.
Я несколько раз моргнул. Так вот откуда эта странная пелена перед глазами… У меня просто близорукость.
Я надел очки, подошел к маленькому зеркалу, висевшему на стене.
Лицо, отразившееся в нем, логично завершало всю картину — бледное, худощавое, с правильными, но слишком мягкими чертами, большими серыми глазами, которые казались еще больше за толстыми линзами, и темными, вьющимися волосами, падающими на лоб в хаотичном беспорядке.
Ни тени харизмы. Ни искры Силы. Ну что ж… Похоже, это и правда идеальная маскировка. Лорд Снов не соврал. В этом теле я был невидимкой.
Другой вопрос, что полное отсутствие магического таланта, меня, как бы, не очень устраивает. Думаю, этот вопрос нужно проработать. В любом случае я — Каземир Чернослав, значит, Тьма никуда не делась. Она просто спит где-то в глубине этого никчемного сознания. Получается, мне нужно придумать, как активировать ее, но при этом не привлечь ненужного внимания.
И тут мой взгляд упал на раскрытую книгу, лежавшую на столе. 'Основы генеалогии и наследования в дворянских родах Российской империи". Я машинально пробежался по странице. Все окончательно встало на свои места.
Десятый мир. Самый молодой, самый бедный магией из всех миров Вечного Круга. Здесь сила, так называемый «магический дар», была редким и ценным ресурсом, передававшимся по наследству в знатных семьях. Чем знатнее и древнее род, тем сильнее потенциал его отпрысков.
Оболенские… Я порылся в жалких обрывках памяти Сергея. Захудалая дворянская семья. Когда-то давно, пару столетий назад, они что-то значили, но сейчас их имя было пустым звуком. А младший сын, коим я и являлся, вовсе оказался лишен дара. Ноль. Пустота. Позор семьи, отправленный в престижный институт лишь потому, что того требовала родовая честь, и в надежде, что он хоть чему-то научится, не опозорив фамилию окончательно. Ну а если не сможет поступить, то дорога ему одна — в мелкие клерки при какой-нибудь корпорации.
Внезапно дверь в комнату с грохотом распахнулась, ударившись о стену. В проеме возникла фигура. Высокий, широкоплечий молодой человек с наглым, холеным лицом и волосами цвета воронова крыла, зализанными назад изрядным количеством бриолина. Он был облачен в идеально сидящий утренний халат из шелкового бархата, расшитый драконами. В руке незнакомец держал махровое полотенце.
Память сосуда сработала мгновенно. Это был мой сосед. Артём Звенигородский. Из сознания Сергея всплыли обрывочные сведения: старший сын одного из самых влиятельных и богатых родов Десятого мира. Обладатель мощного, еще не до конца раскрытого магического дара. Кумир молодняка, задира и позер. И главный мучитель Сергея.
В общежитии они с Оболенским находятся около недели. Попечительский совет ИБС решил, что абитуриентам лучше готовится к Единому Государственному Экзамену вдали от мамочек и папочек, а потому будущие студенты теперь заселяются в свои комнаты заранее. Потом, после того, как пройден первый курс, у них появляется возможность квартироваться в городе.
— О, Оболенский! Проснулся, книжный червь? — Голос Артема был громким и очень раздражающим. Этот человек явно привык покрикивать на слуг. — Слышь, ты опять вчера весь вечер шуршал страницами, как таракан. Мешал спать. Я из-за тебя на утреннюю дуэль едва не опоздал!
Он швырнул полотенце на кровать и направился к моему столу, его глаза с презрением скользнули по стопкам книг.
— И вообще, прибери свою конуру. От тебя пахнет нищетой и пылью. Я к такому не привык. Сейчас переоденусь, отправлюсь на встречу с одним козлом, решившим, что он безнаказанно может оскорблять самого Звенигородского. Когда вернусь, чтоб этого хлама тут не было. Если не приберешь, сам вышвырну все твои пыльные фолианты в окно.
Он повернулся к своему шкафу, собираясь переодеться, чтобы уйти. Человечишка явно считал разговор оконченным. Впрочем, если судить по воспоминаниям Сергея, обычно на этом действительно все заканчивалось. Настоящий Оболенский потупил бы взгляд, пробормотав что-то невнятное, а затем начал бы лихорадочно убираться.
Но в этом теле был уже не Сергей.
Я не шелохнулся. Не отвел глаз. Я просто наблюдал за наглым выскочкой холодным, оценивающим взглядом Темного Властелина, который рассматривает новую, не слишком чистоплотную разновидность насекомого.
Звенигородский напялил брюки, толстовку, сделал несколько шагов к двери, но, не услышав шороха или виноватого бормотания, остановился и обернулся.
— Ты чего уставился, очкарик? Слышал, что я сказал? И это… Форму мою приведи в порядок. Я ее по блату получил раньше времени, но вчера, пока примерял, немного залил коньяком.
Я медленно снял очки, положил их на стол. Картинка тут же немного поплыла, но это не имело значения. Видеть отвратительную физиономию Звенигородского в деталях мне было не нужно.
— Послушай ты, недоразумение, — произнес я. Мой голос был все еще тихим, но в нем появилась новая интонация, несвойственная Оболенскому. — Подойди сюда.
Артём замер, на его лице отразилось чистое недоумение, быстро сменившееся раздражением.
— Что? Ты со мной разговариваешь?
— В этой комнате, если ты не заметил, больше никого нет, — я не повышал голос, но каждое слово походило на камень, брошенный в воду. — Подойди. Сейчас.
Звенигородский высокомерно фыркнул, однако сделал несколько шагов в мою сторону. Наглость и самоуверенность начали понемногу таять, уступая место растерянности. Он прекрасно понимал, что в данный момент происходит совершенно непонятная ерунда, но пока не мог сообразить, как на это реагировать.
— Ну? Чего ты хочешь, Оболенский? Вали отсюда, пока я тебя…
— Замолчи, — я перебил его, и в этом одном слове было столько леденящего презрения, что Звенигородский действительно на секунду замолчал, бестолково открыв рот. — Ты говорил о запахах. Верно. Здесь и правда пахнет. Пахнет твоим дешевым бриолином, перегаром от вчерашнего пойла и той вонью, что исходит от твоего тщеславия. Это — ты и твои вещи создают хаос. Твое присутствие — шум, мешающий мне думать.
Я сделал шаг вперед. Тело Оболенского было худым и слабым, но я выпрямился во весь свой, в общем-то, немаленький рост, расправил плечи и уставился на человечишку мрачным взглядом исподлобья. Смотрел на него не как Сергей Оболенский, а как Каземир Чернослав, наследник Империи Вечной Ночи.
— С сегодняшнего дня, — продолжил я, медленно приближаясь к Артёму, — В этой комнате устанавливаются новые правила. Ты не шумишь, когда я читаю. Ты не входишь, хлопая дверью. Ты содержишь свою половину в чистоте, достойной человека, а не свиньи. И самое главное… ты больше никогда не обращаешься ко мне с приказами. Понял?
Звенигородский замер, словно парализованный. Его мозг, привыкший к тому, что Оболенский — это безропотная мишень для насмешек, отказывался воспринимать происходящее. Ну и еще, конечно, сказался тот факт, что я, Каземир Чернослав, умею быть крайне убедительным. Даже при полном отсутствии магии в новом теле, моя личная Тьма все равно была при мне. Да, пока я не придумал, как использовать ее себе во благо, но она один черт никуда не делась.
Звенигородский нахмурился и попытался вернуть себе утраченную доминанту.
— Ты… ты спятил, что ли? Я тебя сейчас…
Он поднял руку, на его пальцах вспыхнули слабые искорки магии. Жалкий, ученический уровень. Угроза, рассчитанная на то, чтобы напугать забитого однокурсника.
Это была его роковая ошибка. Я, знаете ли, на дух не выношу, когда кто-то пытается мне угрожать. Особенно, если этот «кто-то» даже не демон, не сильный маг или не член моей семьи, а всего лишь жалкий смертный, возомнивший себя крутышом. Черт… Какое забавное слово… Крутыш. Надо запомнить.
Я не отступил. Наоборот, шагнул навстречу этим искоркам. Моя грудь оказалась в сантиметре от его руки.
— Ну? — произнес я с ледяной, почти любопытной интонацией. — Сделай это. Покажи всем, что великий Звенигородский, наследник древнего рода, способен лишь на то, чтобы магией устрашать бездарного, по его же словам, однокурсника. Странно, не правда ли? Однокурсник бездарный, а тебе требуется Сила, чтоб показать мне свой характер. Выходит, кое-кто просто не уверен в себе. Ну так не сомневайся, бей магией, Звенигородский. Продемонстрируй свою слабость. Давай. Я жду.
Смотрел ему прямо в глаза, в самый зрачок. Мой взгляд был пустым и бездонным, как космос между мирами. В нем не было страха. Не было гнева. Была лишь абсолютная, всепоглощающая уверенность в том, что замерший передо мной смертный — ничто. Пыль. И человечишка это почувствовал. Люди, они как животные. Прекрасно ощущают, откуда исходит опасность.
Искорки на пальцах Артёма погасли. Рука опустилась. Он отступил на шаг. Его взгляд метался из стороны в сторону, не в силах выдержать моего спокойного, давящего присутствия. Социальные роли, выстроенные за несколько дней совместного проживания, рухнули в одно мгновение.
Он был сильнее физически. Сильнее магически. Выше по статусу. Но против воли Темного Властелина, что давила на него, все эти преимущества оказались бесполезны.
— Я… я… мне… Ты… — Звенигородский попытался что-то сказать, однако из его рта вылетало только невнятное месиво звуков.
— Ты идешь на дуэль, — закончил я за Артема, повернувшись к нему спиной, как будто он уже перестал существовать. — Честно говоря, очень надеюсь, что, несмотря на твою репутацию заядлого дуэлянта, тебя, наконец, все же убьют. Как дерётесь? Шпаги? Пистолеты? Или, может, на кулаках? Впрочем не важно. Сделай одолжение, сдохни во время дуэли. Потому что, если ты выживешь и вернешься, у тебя будет ровно час на то, чтоб твоя половина начала сиять, как яйцо Василиска. А теперь выйди. Ты мне мешаешь.
Я подошел к своему столу, снова надел очки и взял в руки книгу, демонстративно погрузившись в чтение.
Мою спину прожигал взгляд, полный смятения, злости и неподдельного, животного страха, природа которого была смертному не ясна. Он интуитивно чувствовал опасность, но в силу скудного ума, не мог сообразить, почему эта опасность исходит от тихого, молчаливого, еще вчера не смевшего поднять взгляд, соседа.
Звенигородский пытался понять, откуда в Сергее Оболенском появилась внутренняя сила духа, стальной характер. И… Не понимал. Это пугало Артема до… усрачки? Хм… Пожалуй, мне нравится язык этого мира. У них много забавных слов.
Спустя несколько секунд я услышал, как дверь тихо, почти неслышно, закрылась.
Я опустил книгу, усмехнулся, затем в два шага снова оказался возле зеркала и посмотрел на свое отражение. Тот же бледный юнец в очках. Но что-то изменилось. Во взгляде. В изгибе губ. Сквозь жалкую оболочку Сергея Оболенского начала проступать Тьма Каземира Чернослава.
Ну что ж… Дядюшка Морфиус бросил меня на дно, подсунув сосуд, полностью лишённый магии. Якобы для моего же блага.
Я усмехнулся. Впервые за последние несколько дней моя реакция была искренней, хотя и ядовитой. Если Лорд Снов действительно выполнил свою часть договора и решил мне помочь таким образом — хорошо. Я вспомню это, когда стану официально Темным Властелином. Если же он решил под видом помощи устроить мне ловушку… То Морфиус забыл одну вещь. Власть — это не только магия. Это прежде всего — воля. А ее у меня предостаточно.
Я медленно поднял свою худую, беспомощную руку, повертел ею перед глазами, задумчиво рассматривая бледную кожу и тонкие пальцы.
Отец хотел, чтоб я получил образование? Я его получу. Но это будет нечто большее, чем просто диплом.
Я начну с этого общежития. С этой комнаты. С этого жалкого мира. И когда вернусь… о, когда я вернусь… все мои родственники пожалеют о том дне, когда они решили, что Каземир Чернослав может быть унижен.