Теперь я не Адвокат 2

Глава 11

Я протолкнул Смирнова дальше в гараж, включил верхний свет, заставил сесть на почти совсем поломанный стул и быстро набрал сообщение ОСБшнику Андрею, который занимался делом Смирнова. Сообщив, что не могу по понятным причинам говорить вслух, я вкратце описал ему произошедшее, передал координаты гаражного кооператива и попросил немедленно приехать.

Едва появилась отметка о том, что сообщение прочитано, Андрей набрал мне.

— Не могу говорить, — сказал я в трубку. — Скажем так, не один. Очень неудобно, и выйти не могу.

Андрей истерически зашептал в трубку (до этой секунды я и не предполагал, что можно шептать истерически):

— То… что ты написал… это всё правда?

— Да. Я не пьяный, не укуренный и не под таблетками. Сейчас переведу на видео.

Я включил видеоформат звонка и направил камеру на встревожившегося Смирнова.

— Об…обалдеть, — начал заикаться Андрей, а потом добавил:

— Ты уверен, что сможем доказать?

— Если не будем валять дурака, то сможем. Вы бы, пожалуй, поторапливались, а то мало ли что.

«Мало ли чем» могло быть все что угодно — от истерики и попытки Смирнова напасть на меня (тогда бы мне пришлось его пристрелить) до появления его друзей.

— Сейчас, только доложу руководству!

Он отключился, и в гараже снова наступила тишина.

— ОСБшников позвал? — презрительно фыркнул Игорь. — Ну-ну. Эти клоуны за мной двадцать лет бегают, а поймать всё не могут. Ты не понимаешь, во что ввязался.

Отвечать я не стал. Рассказывать Смирнову, что с доказательствами у меня немного получше, чем он думает, смысла не было.

Потекли напряжённые минуты ожидания. Путь от Управления собственной безопасности к гаражам был неблизок, к тому же полицейская бюрократия не позволяет вот так «бросить всё и приехать». Если бы они работали пошустрее, я бы не стал действовать сам. Но теперь уже обсуждать нечего.

Через полчаса Смирнов не выдержал.

— Зачем тебе это нужно? — спросил он.

— Что?

— Вот это всё, — он указал рукой на револьвер. — Задержание, или как его назвать. Очень похоже на бандитское нападение.

— Тебе не кажется, — как можно спокойнее ответил я, — что если бы мне это было не нужно, ты бы давно спросил, кто я? Откуда ты знаешь, что за человек прибежал к тебе в гости с оружием в руках? Где мы могли с тобой столкнуться?

— Хороший вопрос, — закивал головой он. — Ну, например, по делу Левшина.

— Какой-то нанятый им частный детектив — зачем он вам? Левшин мог нанять их сотню.

— А нанял одного, — вздохнул Игорь. — Но очень прыткого.

— И всё-таки, как ты узнал меня? В соцсетях меня нет, фотографироваться я не люблю, хранящееся в архиве моё полицейское дело никто тебе не даст, да ты и не настолько сумасшедший, чтобы его попросить.

— Видел около суда, — подумав, ответил Смирнов. — Когда Левшину продлевали арест… и не продлили.

— Неплохо придумал. Пожалуй, это лучшее, что ты мог сказать. Увы, я отлично понимаю, насколько это маловероятно. Около суда тебе делать было нечего. Придурков-понятых мог привезти кто угодно, а ждать, что тебя вызовут — просто идиотский поступок.

Смирнов долго молчал и изучающе смотрел на меня.

— А ты ещё умнее, чем я думал.

И добавил:

— Но если ты такой умный, то должен понимать, что нам лучше с тобой договориться.

Затем, после ещё одной долгой паузы, он продолжил:

— Левшин — кто он тебе? Папа мажора, который даёт тебе деньги. Левшин богат, но он никогда не поставит тебя на один уровень с собой. Его деньги — это так, подачки, причём за то, что ты спас его придурка-сына. Или ты хочешь сделать мир лучше?

— Хочу, — пожал плечами я. — Почему бы и нет. Чище, добрее… какие там ещё слова прилагаются.

— Да? Точно? Не стреляй, я тебе кое-что покажу.

Смирнов расстегнул воротник рубашки и стянул её с плеча.

Показалась татуировка — та самая, о которой я слышал с первого дня знакомства с Левшиным.

— Знаешь, что это?

— Нет, откуда.

— Знак. Знак того, что кто-то действительно хочет сделать мир лучше, как ни глупо и пафосно это звучит.

— Подбрасывать наркотики — интересный способ отправить цивилизацию по правильному пути.

— В белых перчатках мир не исправить, — махнул рукой Смирнов. — А деньги дают власть и силу. Зло без их помощи не победить. Почему я, оперативнику со стажем, должен говорить такие простые вещи? Отпусти меня, и ты станешь миллионером. Более того, ты станешь одним из нас. Ты будешь жить не своей маленькой бессмысленной жизнью, а другой… ты станешь частью великой силы, которая придёт на Землю и сделает то, что должна сделать…

В коридоре послышались шаги, и через несколько секунд в гараж вбежал Андрей, с ним его начальник Илья, ещё несколько оперативников, из которых выделялись двое — я сразу понял, что это сотрудники Комитета Имперской безопасности.

Даже их сюда подключили. О как.

— Это человек напал на меня, — произнёс Смирнов. — Я выходил из гаража, он направил на меня оружие, заставил вернуться, осматривал мои вещи и подбрасывал мне что-то в карманы и в рюкзак. Что находится в гараже, я не знаю, он мне не принадлежит. Я требую дать возможность позвонить моим адвокатам — у меня заключены соглашения с двумя адвокатскими бюро. Нарушены мои права. В кармане у меня лежали деньги, этот человек их похитил. Больше я ничего не скажу, буду говорить только в присутствии адвокатов.

Я хотел сказать, что в гараже стоит камера, к тому же пишущая звук, но не стал. Смирнову до поры об этом знать не стоит.

Оперативники стали около Смирнова, и Илья, Андрей и один из комитетчиков попросили меня выйти с ними из гаража.

— Мы знали, что ты сумасшедший, но не знали, насколько, — сказал Илья. — Ты уж извини.

— Теперь знайте. Наркотики в банке и в рюкзаке. В коробке «макаров» с патронами. В кармане у него перчатки, в которых он пересыпал героин. И, самое главное — в гараже стоит камера, она зафиксировала все его действия.

У комитетчика от этих слов немного приоткрылся рот. Илья и Андрей оказались поспокойнее, но глаза и у них стали размером с блюдце.

— Постой здесь, — произнёс Илья, скрылся в гараже, но через минуту вернулся.

— Так и есть. Делаем осмотр, изымаем, бегом проводим экспертизу и выходим на арест. Никуда Смирнов теперь не денется. В браслеты его. Сейчас я позвоню двум понятым, чтоб все бросали и ехали сюда.

— Понятые нормальные? — усмехнулся я.

— Конечно, — кивнул Илья. — С опытом работы. Умрут, но скажут, что случайно проходили мимо. Как с продлением ареста Левшину не будет. О том случае стало известно всей полиции Москвы.

Затем он отвел меня в сторону.

— Ты или не доверял нам, — сказал он мне, — или считал, что мы плохо работаем. И то, и другое имеет под собой основание… но пообещай больше так не делать. Хорошо?

— Хорошо, — согласился я. — Первым делом в начале вы камеру в верхнем углу гаража заберите, а то она будет снимать, как вы осмотр проводите, а потом адвокаты будут верещать, что вы всё сделали не по закону.

Через несколько часов всё закончилось. Бумаги были написаны, я — допрошен, из гаража вытащены и упакованы в пакеты с бирками наркотики и пистолет. Смирнова перекосило в лице, когда он узнал, что в гараже стояла скрытая видеокамера. Адвокаты его приехали, только когда осмотр гаража закончился. Точнее, Смирнову дали возможность позвонить только после этого.

Когда один из них спросил, почему их не пригласили раньше, Илья пожал плечами и сказал: «А Смирнов не просил никого приглашать», — и слышавшие это понятые синхронно пожали плечами и закивали головами, всем своим видом показывая, что «да, почему-то гражданин решил обойтись поначалу без адвокатов».

Я поговорил с одним из комитетчиков насчёт перспектив дела. В осмотре он участия не принимал, стоял в сторонке и наблюдал. У них это называется «курировал». Ну да, я не против, пусть называют, как хотят. Даже не против того, что они преподнесут задержание Смирнова как свою глубокую разработку. Получайте, ребята, премии и дополнительные звёзды на погоны. Я добрый, мне не жалко.

Он сказал, что дела у Смирнова плохи, и что их служба приложит все усилия, чтобы он «не сорвался с крючка». Показатели по коррупционным задержаниям в этом году не ахти, и пойманный оперативник с Управления по борьбе с наркотиками, да ещё и впридачу с килограммами этих самых наркотиков — как раз то, что нужно. И незаконный пистолет — вишенка на торте! Так что никакой адвокат ничего не развалит. Дело, как повторил он несколько раз, «политическое».

Смирнов, по его мнению, получит пожизненное — статья за хранение такого объёма наркоты вместе с оружием предполагает именно такое наказание. А на самом деле ситуация у него ещё хуже — теперь подкрепляются показания Жука о том, что именно Смирнов подбрасывал героин в машину Левшина. Даже можно сделать сравнительную экспертизу наркотика и доказать, что найденный в автомобиле и в гараже — из одной партии.

Как странно устроен человек — я только что был готов пристрелить Смирнова (всё-таки было за что), но узнав, что он не выйдет на свободу до конца своих дней, на секунду почувствовал жалость.

Но — только на секунду. А опера, которые были здесь, как мне показалось, не чувствовали её вообще. Хотя их Смирнов убить не пытался.

А теперь мне надо возвращаться к мирной жизни. Хотя бы на время, и к очень относительно мирной.

…Первым делом я позвонил Вике и вкратце рассказал ей обо всём. Она только и смогла, что покачать головой и попросить завтра приехать к ней в офис, чтоб объяснить всё подробно.

Затем был звонок Снежане. Я уже запутался, сколько она меня не видела — день, два?

Снежана сидела очень грустная. На мои слова о том, что наконец-то всё закончилось, отреагировала тихой улыбкой.

— У тебя всё нормально? — спросил я.

— Да, всё хорошо, — ответила она. — Приезжай, пожалуйста.

Такой же она осталась, когда я приехал. Грустной, малоразговорчивой. Правда, это не помешало ей накормить меня (я целый день ничего не ел), а потом встретить меня совершенно голой в спальне. Сегодняшний секс был гораздо более спокойным. Наверное, так занимаются любовью люди, прожившие вместе не один десяток лет. Если не по шаблону, то близко к нему. Хотя удовольствие всё равно получают.

— Как тяжело целыми днями ждать человека, понимая, что с ним может в любую секунду что-то случиться, — сказала она, когда мы улеглись спать.

— Я ничего не могу поделать. Такая у меня работа, такая у меня жизнь. Деваться пока некуда.

— Когда ты снова станешь адвокатом?

— Не знаю… может, год, может два…

— А до этого… так и будет? «Я перезвоню, когда смогу»?

— Ну всё-таки не каждый день такое случается, — ответил я, погладив её по спине. — Несколько дней выдались совсем тяжёлыми. Что было делать? Меня чуть не застрелили на лестнице. А теперь человек, устроивший нападение, будет в тюрьме. И выйдет он очень нескоро… если вообще когда-нибудь выйдет.

— Ты знаешь… именно то, что ты не такой, как все, меня к тебе и притянуло. Но так жить дальше… А ты вообще хотел бы когда-нибудь завести семью, детей? Пока что наши отношения заключаются в том, что ты появляешься ближе к ночи, трахаешь меня и исчезаешь, иногда на несколько дней.

— Трахаешь, правда, очень хорошо, — улыбнувшись, добавила она. — За одно это тебе можно всё простить.

Я помолчал.

— Пока что у меня жизнь такая.

— Боюсь, что ты и не захочешь другой. Есть такие люди… наверное.

— Я очень хочу вернуться в адвокатуру. Там не стреляют, и ходят в галстуках и пиджаках.

— Было бы здорово, — Снежана легла мне на плечо. — Может, куда-нибудь сходим?

— Конечно. Ты только скажи, куда.

— Я что-нибудь обязательно придумаю! — обрадовалась Снежана.

Среди ночи я проснулся. Сначала не совсем — сквозь сон разглядел призрачную фигуру, стоящую у нашей кровати, и только потом по-настоящему открыл глаза. Призрак, напоминающий силуэтом худого и высокого старика, сразу исчез. Ему было далеко до фантомов, раньше посещавших меня, но…

Но дело в том, что они приходили, только когда я ночевал один. Очень редко бывало иначе — их приводило ко мне одиночество. Однако моя наполненная опасностями жизнь последнее имела положительную сторону — женщин, которые разделяли со мной постель. И они, как ни странно, оберегали меня от теней.

У Снежаны это тоже получалось. До сегодняшней ночи. Наверное, это означает, что одиночество вернулось.

А чего ты вообще хотел, подумал я. У вас странные отношения, она совсем молоденькая девчонка, ей только двадцать лет. Её очаровал образ брутального сыщика, но скоро она поймёт, что эта дорога скорее всего не приведёт никуда. Или уже понимает, поэтому и разговаривала с тобой так.

Вы всегда были, по большому счёту, лишь любовниками, и не больше. Свободные отношения? С моей стороны — точно… И вопрос, сможете ли это изменить, даже если ты вернёшься в адвокаты или просто сменишь работу. Рождён ли я для спокойной жизни? Есть люди, которые не могут жить, как все… Как бы я ни был одним из них.

Ладно, надо спать.

Вика сделала мне крепчайший кофе и положила на стол шоколадные конфеты. Знает, что сахар я не употребляю, а конфеты — моя слабость. Мы сидели у неё в офисе. Она — за своим столом, я — на диване.

— Как хорошо мне сейчас, — сказал я. — Бетонная глыба с плеч свалилась.

Минуту назад я закончил подробно рассказывать всё, что происходило в гараже и вокруг него, опустив некоторые детали взаимоотношений с Юлей.

Хотя, боюсь, Вика всё прекрасно поняла, хотя и промолчала.

— Адвокаты тебя затаскают и на следствие, и в суд. Допросы, очные ставки, и прочее, и прочее. Будут отрабатывать свой хлеб по полной.

— Знаю! Я сам, если что, не так давно был адвокатом!

— Но не таким! — уточнила Вика.

— Да, сволочью и мошенником — никогда!

— Молодец! Поэтому предлагаю тебе одному всё-таки никуда не ходить. Только в присутствии защитника. Одна голова — хорошо, но две всё-таки лучше.

— И что это за защитник? Как он выглядит? Я с ним знаком? — ко мне нежданно-негаданно нагрянуло весёлое настроение.

— Немного да. Защитнику двадцать пять лет, рост сто семьдесят шесть сантиметров, волосы тёмные, вес не помню, весы он зафутболил далеко под диван, и доставать их ему лень, хотя каждый день обещает себе это сделать.

— А он что — женщина⁈ — ахнул я.

— Есть немного, — кивнула Вика.

— А грудь у неё какая?

— Ты у меня сейчас доиграешься! — пригрозила Вика.

— Я смелый! — ответил я. — Женщин почти не боюсь!

Мне бы помолчать, но остановиться я не мог.

— Посмотри, я закрыла дверь на ключ или нет, — попросила девушка.

— Зачем?

— Вдруг кто-то сейчас войдёт.

— А что страшного?

— Был задан вопрос о моей груди, и я должна на него ответить. Мне бы не хотелось раздеваться, когда в дверь может войти кто угодно.

— Всё-всё-всё, молчу, — замахал руками я. — Ты же знаешь, иногда я большой ребёнок.

— Иногда? — с сомнением улыбнулась Вика.

— Ну хорошо… часто!

— Ладно, прощён.

Затем она с изучающим взглядом опустила голову.

— Третий размер. Меня устраивает.

— Меня тоже, — пошутил я.

Потом стал серьёзным.

— Настанет у нас когда-нибудь жизнь без беготни и риска?

— Откуда мне знать, — пожала плечами Вика. — Может, да, может, нет. Но дело Левшина мы должны довести до ума. Он меня вчера об этом очень просил. Мол, о деньгах вы с Павлом не беспокойтесь, только отрубите гидре голову, а не одни щупальца.

— Где та голова, неизвестно. Ключ к ней — лаборатория, но Митя из дома не выходит. Дома он, что ли, гомункулов лепит.

— А почему нет? Может, у него все соседи — гомункулы. Представь, идёшь ты мимо по улице, а на тебя со всех окон эти рожи выглядывают.

— Отличная сцена для фильма ужасов, — согласился я.

— Завтра у нас выходной, — сказала Вика, посмотрев на календарь. — Буду отдыхать.

Тут у меня зазвонил телефон. Магистр оккультных наук Альберт Нечаев собственной персоной.