Глава 20

— Митя, у тебя точно все хорошо? — спросил Михаил Семёнович.

— Т-точно, — заикнувшись, ответил Митя. Он был одет в белый халат, хотя из-за пыли и грязи тот почти поменял цвет. Помимо этого, правый рукав был забрызган пятнами крови.

Он стоял у самого края узкой, но глубокой ямы, на дне которой возилось и стонало какое-то большое существо.

Небо подёрнулось тучами, начинал накрапывать дождь, но люди не обращали на это внимания.

— Мне неспокойно, — вздохнул Михаил Семёнович. — На тебя, признаюсь, мне плевать, но ты нам нужен. Причем нужен и здесь, и там, в твоей лаборатории. Если с тобой что-то случится, наше дело пострадает.

— Все хорошо, Михаил Семёнович, — судорожно взмахнул руками Митя. — Меня никто ни в чём не подозревает. Начальник безопасности у нас — комитетчик-пенсионер, он только бумаги перекладывать способен, да отчеты кураторам возить. А остальные и вовсе дальше своего носа не видят. Сидят, ковыряются в своей науке.

— Интуиция меня редко подводила. Очень редко. И сейчас она говорит, что ты в шаге от беды. У тебя есть что дома? Принесённое с лаборатории? Не криминальное, но то, что нормальный человек к себе не притащит?

— Нет… — пробормотал Митя умоляющим голосом.

— Нет? Тогда, как поедешь домой, тебя сопроводит пара людей. Зайдут к тебе в квартиру, посмотрят. И если найдут…

— Пожалуйста, не надо, — снова взмолился Митя. — Я всё понял…

— Я очень не люблю тех, кто меня обманывает. Обманывать нехорошо, а уж меня — тем более. Выбрось всё, даже самое важное. Понял?

— Да-да, конечно… Всё сделаю, как вы сказали… Проверю всё…

— Молодец, — хмыкнул Михаил Семёнович. — Только не упади в яму. Он тебя разорвеё, не успеешь глазом моргнуть. Или успеешь, хахаха.

— Я з-знаю, — кивнул Митя.

— Занимайся, — сказал Михаил Семёнович и пошёл мимо ямы, но, не пройдя и десятка шагов, вернулся.

— Если подведёшь, то из уважения к твоим заслугам, мы тебя пытать не будем. Просто сбросим в яму к такому существу.

Михаил Семёнович подошёл к краю ямы. Существо, похожее на гомункула, только гораздо больше, сложением напоминающее гигантскую доисторическую обезьяну, подпрыгнуло, взмахнуло лапой и с совсем чуть-чуть не дотянулось до ног Михаила, но тот даже не вздрогнул.

— Ух, какой красавец. Это бомж, которого приволокли с вокзала в Рязани?

— Да, он самый. Мутации пошли очень успешно, я даже не ожидал. Тут многое зависит от особенностей организма.

— А как понять, из кого что-то получится, из кого — нет? В начале у нас пойманные дохли как мухи после первого часа капельницы, а сейчас… вон как!

— Стараюсь, Михаил Семёнович… — скромно потупил взгляд Митя. — Я тщательно веду наблюдения. Совершенствую методы.

— Когда мы сможем делать их сотни? Тысячи?

— Скоро… но сначала надо довести методы до ума… С некоторыми всё хорошо сразу, как с этим, или со сторожем с мясокомбината, а другие… приходится стоять над ними и следить. Для конвейера такое не подойдет.

— А приказов они слушаются?

— Когда на них включенные шлем или ошейник — вполне… Ну или укол если сделать… А без этого пока никак… Но укол держит уже несколько часов, да и без шлема уже долго они делают всё, что им говорят… Всё будет хорошо! У нас всё получится!

— Молодец! Оптимизм — дело хорошее.

И Михаил Семёнович ушел, на этот раз окончательно.

* * *

Не знаю, почему, однако ночью опять приходили призраки. Какие-то люди в серых плащах с капюшонами стояли в комнате и смотрели на меня. Лиц я разглядеть не смог.

— Кто вы? — прошептал я. Они не ответили и через некоторое время исчезли.

Очень странно. Когда я сплю не один, призраки обычно обходят меня стороной, если только я не стал участником каких-то жутких событий. Неужели драка в ресторане произвела на меня такое впечатление? Не похоже. Выяснять отношения на кулаках мне приходилось часто, и относился я к этому, как к издержкам своей профессии, не более того. Отрезанная голова гомункула? Не смешите меня. После нападения живого не мне бояться его высохшей черепушки. И не ползающей в аквариуме амёбы-переростка!

Полежав с полчаса в мрачных размышлениях, я всё-таки закрыл глаза и отключился. А потом до самого утра не видел никаких снов.

Проснулся часов в девять. Для меня это очень поздно, обычно вскакиваю гораздо раньше. Снежана встала первой, потом разбудила меня. Пробуждение оказалось очень приятным — я спал на животе, она села на кровать рядом и начала делать массаж. Сначала легкий, потом начала щипать меня посильнее и даже царапать ногтями. От этого проснулся окончательно. Как тут не проснуться!

— Пойдём Пошли завтракать, соня, — сказала девушка. — А то все остынет.

— Сейчас! — потянулся я. — Ты, продолжай, пожалуйста.

Снежана сбросила с меня одеяло и продолжила массаж ниже спины — перешла на мою филейную часть, на бедра и голени.

— А если я перевернусь, ты же не прекратишь, да? — дурачась, поинтересовался я, медленно засовывая ладонь девушке под халат. Этого халатика я у нее ещё не видел, хотя фасон его был всё тем же — прозрачная ткань, под которой призывно виднелась грудь и белые кружевные стринги.

— Надо идти есть, — засмеялась Снежана, шлёпнув меня по руке.

Грустно вздохнув, я встал, оделся-умылся, и пришёл на кухню. Там, за большим кухонным столом, меня ожидали несложные, но очень аппетитно пахнущие блюда. Яичница с кусочками колбасы, кофе, шоколадные булочки.

— Хорошо-то как, — потянулся я, усаживаясь на стул рядом с девушкой. — Спасибо, моя любимая еда.

— Не за что, — улыбнулась она, положив ноги на мои коленки. — Не мешают?

— Нет, ну что ты. Голые женские ножки не помешают ни при каких обстоятельствах. Даже более того…

Я заметил, что завтрак Снежаны состоит из одного маленького бутербродика.

— А ты почему ничего не ешь? — спросил я.

— Слежу за талией. Наблюдаю за калориями.

— Знаешь, как надо терять калории? — лекторским голосом произнёс я.

— Понятия не имею! — наивно воскликнула Снежана, пересаживаясь ко мне на колени. — Научи, пожалуйста!

— Ну хорошо, — важно произнес я, сдвигаю тарелки на в сторону. — Сейчас расскажу и даже покажу на опыте. Первым делом вам нужно аккуратно лечь на обеденный стол, стараясь ничего не разбить.

— Извините, профессор, а как правильно? Спиной или животом? Мне нравится и так, и так! Свои преимущества у каждого из методов!

— Для начала, думаю, спиной, а дальше будет видно. Когда теряешь калории, можно импровизировать.

Я поднял девушку и не спеша положил на стол.

— Как интересно, — захлопала ресницами она. — Но что же будет дальше⁈

— Не торопитесь, — глубокомысленно произнёс я, — для качественной глубокой потери калорий необходимо избавиться от лишних элементов одежды.

И я засунул пальцы под резинку ее стрингов.

— Не очень понятно, какое это имеет отношение к потери веса, но доверюсь вашему опыту, — согласилась Снежана, приподнимая спину, чтобы помочь раздеть себя. — Но что теперь?

— Теперь вам не возбраняется положить ноги мне на плечи и получать удовольствие.

— … Гениально, — застонав, произнесла Снежана через несколько минут. — Мне кажется, я сегодня могла сделать себе два бутерброда.

— Если перевернёшься на живот, то даже три, — пообещал я, тяжело дыша.

Через полтора часа я уехал в офис. Валяться в постели и ничего не делать приятно, но надо ещё и работать. Я понял, что немного соскучился по одиночеству. Для мозгов лучше него нет ничего.

Не успел я сесть за ноутбук, как мне позвонили наблюдающие за Митей. Утром он приехал чуть ли не первым же поездом и сразу пошёл на работу. Ничего необычного увидено не было, вёл себя, как всегда. Я попросил продолжать смотреть за ним, хотя не очень понятно, какую пользу это оно могло принести.

Интересно, ради чего он так задерживался. Вернулся бы вчера вечером, не просыпаясь спозаранку на поезд. Очевидно, какая-то причина всё-таки была!

«Молодец», — прокомментировал я свой ход мыслей. Если что-то произошло — этому была причина, потому что без причины ничего не происходит. Осталось узнать самую малость — эту самую причину.

Похоже, он очень серьёзно относится к тому, что происходит за городом.

Следующий вопрос — стоит ли идти к в лабораторию к Валентину Палычу и спрашивать у него, зачем гомункулам отрезают головы и что это за ползающая дрянь в аквариуме. Но у того сразу возникнет вопрос — а где ты это все нашёл? Говорить ему, что я совершил уголовное преступление — незаконно забрался в квартиру к Мите, — не хочется. Настолько я Валентину Палычу не доверяю.

Сказать честно, я не доверяю ему вообще, и речь даже не о том, что мало его знаю. Люди, не работавшие в правоохранительной системе или рядом с ней, бывают очень болтливы. Плюс к этому, если их вызывает на допрос следователь, пусть даже в роли свидетеля, они, обливаясь потом от страха, рассказывают все, что знают, и что не знают. Поэтому…

А потом позвонила Снежана. Новости были плохие. Её живущая в Рязани бабушка сильно заболела. По всей видимости, старушке остались считаные дни, и все родственники засобирались к ней. Сколько Снежана пробудет там — непонятно. Но в любом случае, не один день, а скорее всего не меньше недели. Экзамены у нее почти все поставлены «автоматом» (Снежана, как недавно выяснилось, отличница), поэтому в Москве её, по мнению родственников, ничего не держит (я не в счёт, обо мне они не знают).

Ну что же, езжай. Это дело такое.

— Отвезти тебя? — только и спросил я.

— Не надо, на такси доберусь. Не люблю прощаться, — грустно помахала она ручкой в камеру телефона.

Значит, ночевать сегодня я буду дома. Ну, такова жизнь. Приходите ко мне, кошмары, я вас не боюсь.

Сделав кофе, я опять задумался о разговоре с Палычем. Вдруг в том, что мы видели дома у Мити, какая-то зацепка? Не говорить ему, откуда видео, мол, не твоего ума дело, и на этом всё? Секретные разведданные, что бы эта фраза ни означала.

Да, наверное, так и сделаю.

И ещё надо помочь Вике заниматься поджогом на заводе. Раз секс временно исчез из моей жизни, ударимся в работу. Это, как говорят, отвлекает (хотя меня не отвлекает совершенно).

Я набрал Вике.

— Привет, как ты.

— Отлично! — ответила она. — В бассейне!

— Где, где? — изумился я. — В рабочее время?

— Да, я в бассейне! В самом настоящем!

Она назвала какой-то спортивный комплекс в тихом районе на краю Москвы.

— Решила позволить себе отъехать на три часа. Никаких заседаний в суде нет, а бумаги я и так печатаю каждый день до ночи. Надо сделать себе что-нибудь приятное. Стоит хоть немного любить себя, как советовал древний философ.

— А почему ты поехала в такую даль? Рядом с тобой столько уйма спортзалов!

— Не люблю толпы. Здесь в рабочее время нет никого. Я одна на целый огромный бассейн! А ещё здесь есть сауна, и у нее свой бассейн, тоже немаленький. В следующий раз в нее соберусь. Может, даже под конец дня, чтобы назад не возвращаться.

— Ух, здорово! — восхищенно заявил я. — Поставь на видео, хочу посмотреть!

— Не могу, ещё не дошла до воды. Сейчас в душе. Ты знаешь, когда надо звонить.

— Да ты что! — обрадовался я. — Тогда тем более давай по видео разговаривать!

— Шутить изволите, молодой человек! — последовал суровый ответ.

— Ну включи видео, какие сложности, всего лишь одну кнопочку нажать! Согласись, что когда наблюдаешь перед собой собеседника, разговор протекает куда интереснее!

— Особенно когда тот голый, — мрачно ухмыльнулась Вика.

— Это неважно! Метод работает во всех случаях! Так утверждает наука!

— Перестань, пожалуйста!

— Не перестану! Это выше моих сил!

— Тебе сколько лет⁈

— Шестнадцать! А вообще, если я перестану так себя вести, то потеряю себя, а потерять себя — самое страшное, что может случиться с человеком, гыгы!

— Кажется, я поняла. С тобой девчонки спят, чтоб ты только от них отвязался. Ладно.

Заработала видеосвязь, и на экране появилось мокрое Викино лицо и обнажённые плечи. Телефон стол на полке напротив душевой, отделённый от неё проходом к двери, за которой и был бассейн. Обычно там кладут полотенце и другие вещи, чтобы не замочить их водой, принимая душ перед плаванием.

— Привет! — продолжая дурачиться, я замахал ей обеими ладонями.

Она ничего не ответила, и, немного повернув телефон, отправилась в открытую душевую кабинку. Я увидел девушку со спины целиком — затылок, голую спину, не менее голую попу и босые длиннющие ноги.

Какое наслаждение для глаз. Я чуть не заурчал, как кот по весне, но через несколько секунд телефон отключился — наверное, Вика поставила таймер.

Чего она обманывает! Девчонки со мной бывают в постели не только затем, чтоб я перестал приставать. Но и потому, что умный, красивый, сильный, добрый… какие ещё там у меня есть качества…

Хотя пару раз, наверное, именно так все и произошло. Ну, такова жизнь. Никто не виноват, что девчонки не смогли воспылать ко мне страстью, как это и полагается делать при первом же взгляде на меня.

Что-то я совсем развеселился. Ой, не к добру. Паша, дорогой, будь серьёзнее и смотри по сторонам, когда переходишь улицу.

Около воды Вика снова включила видео. Действительно, шикарно — в бассейне хоть соревнования проводи, а она одна.

— Ты там хоть в купальнике? — спросил я. — Все равно нет никого.

Вика негромко выругалась, но перевела камеру на «селфи» и вытянула руку. Да, в купальнике, в черном, раздельном, он очень ей идет.

— Когда пойду в баню, буду голая. Теперь либо о делах, либо не доставай меня.

— Конечно-конечно! Но в баню я тебе составлю компанию. В такие заведения ходить одной глупо! А теперь замолкаю, точнее, перехожу к официальной части.

Мы договорились, что через пару часов я приеду к ней в офис, а до этого побываю в лаборатории и поговорю с Валентином Палычем.

Профессор (или кто он, уже забыл), находился на работе. Он вообще всегда находился в своем подземелье и никуда в рабочее время не выбирался. То ли дело я. Как пишут в объявлениях, «график работы разъездной».

— Можно приехать за маленькой консультацией?

— Конечно, всегда пожалуйста! К сожалению, начальник безопасности Сергей Петрович куда-то запропастился, а то бы вдвоём могли чем-то помочь!

— Нет, он мне сегодня абсолютно не нужен. Только вы, тут необходимы профессиональные знания.

— Тем более! Жду!


Когда я зашёл в кабинет, Палыч разговаривал по стационарному телефону. Такие мало где сейчас остались, но в генетической лаборатории стояли на каждом столе. Разговор, наверное, был внезапный и очень важный, поэтому встречать меня на проходную Палыч отправил одного из своих подчинённых, молодого нескладного парня, по виду студента-второкурсника, отличника, забывшего о том, что такое «личная жизнь».

Хотя нет. Бывают отличники, точнее, отличницы, в ней неплохо разбирающиеся. Снежана, например.

Ухо Палыча покраснело от прижатой трубки, он молча записывал чьи-то ценные указания на бумагу, изредка повторяя «да, понял», «сделаем», «безусловно» и тому подобное. Мне он указал на стул и, ткнув пальцем в телефонную трубку, скорчил страдальческую рожу, показывая, как надоел ему разговор.

Я пожал плечами, жестом успокоил его — мол, не волнуйтесь, подожду — и приземлился на предложенный стул. Через десять минут беседа всё-таки завершилась.

Палыч в изнеможении шмякнул трубку на металлические «рога» и отшвырнул подальше блокнот, в котором только что писал.

— Куратор из администрации Императора, — воздев руки к потолку, сообщил Палыч. — Граф Шуваев. Как он надоел! Ни черта не понимает, а всё туда же, давать советы и приказывать! Раньше курировал военное строительство, и перенёс методы на новое место службы! Тупой солдафон! И чиновники из его службы такие же! Военные пенсионеры! Маршировали бы себе дальше по плацу, в науке им делать нечего!

— Верю, — поддакнул я. — С этой публикой я знаком. Работать они не умеют, только учить других.

— Как приятно, когда тебя понимают! — воскликнул Валентин Палыч. — Здесь я не могу даже пожаловаться кому-нибудь. Все считаютсчитаю, что граф за одно неосторожное слово скормит их нашей продукции… трусы и подхалимы! Удушливая подземная атмосфера!

— Я, с вашего позволения, отвлеку вас на пять минут.

— Да хоть на шесть! Что случилось?

Я показал ему фотки отрезанной головы гомункула. На некоторых были видны даже оставшиеся иголочки электродов.

— Скажите, что это?

Палыч чуть ли не целую минуту рассматривал фотографии, и его глаза постепенно становились всё больше и круглее.

— Откуда они у вас?

— Не могу сказать. И очень надеюсь, что существование фотографий останется между нами. Даже начальник безопасности не должен ничего знать.

— Конечно, как скажете… — вздохнул учёный.

— Ну что я могу сказать… — добавил он, — кто-то отрезал голову гомункулу… а потом при помощи электродов, и, возможно, магии, пытался ее немного оживить и исследовать происходящие в мозгах гомункулов процессы для получения контроля над этими существами.

— Контроля?

— Да, именно его. Такими методами можно изменить психику гомункула, сделать его другим — например, злым, жестоким, заставить на кого-нибудь-напасть. С душой гомункула, как человека, можно сотворить всё что угодно. Она — пластилин в руках специалиста.

— Гомункула убили ради его головы?

— Нет, не думаю… Скорее всего, её «позаимствовали» у мёртвого… Зачем убивать, они и так живут недолго, подождать неделю на любом предприятии, использующем гомункулов — и тело есть… Но делать это надо быстро. Какие бы растворы для сохранностей мозговых тканей ни ввели, какую бы магию ни использовали, работать с головой можно не больше недели. Но за это время можно успеть многое.

— Митя смог бы, получи он голову?

— Конечно! Надеюсь, он всё-таки останется без головы. Она ему не нужна точно!

— Я тоже так думаю. А теперь посмотрите видео.

И я снова протянул Палычу телефон.

Он взял его, нажал на воспроизведение, но тут же выронил на стол. К счастью, телефон не разбился. Палыч его снова поднял и с оцепеневшим от напряжения лицом всё-таки досмотрел «кино» до конца.

— Откуда это, вы, конечно, мне тоже не скажете, — глухо произнес он.

— Увы, не могу. Может быть, потом. Сейчас — нет. Я не имел права показывать видео и вам. Оно из секретных полицейских материалов.

— Это так называемая псевдопротоплазма. Клеточные структуры, обработанные соответствующим образом и получившие подобие жизни. Это — основа, строительный материал для всех создаваемых нами существ. Но откуда она здесь? Во всей лаборатории нет ничего более охраняемого!

— Она опасна?

— Ну… если её много, и вы встанете рядом, то она, разумеется, сожрёт вас, как любое простейшее существо, живущее примитивными инстинктами…

— То есть, она ест?

— Да, конечно. Пожирает еду и становится больше.

— Ну а всё-таки, в лаборатории её кусочек могли отщипнуть и отнести домой или куда-то?

— Теоретически — да… Конечно, мы стараемся все контролировать, но…

— Митя мог?

Палыч красноречиво развел руками, как бы говоря «разумеется».

И тут дверь в кабинет распахнулась. Внутрь ворвалось нечто ростом с пятилетнего ребенка, но с огромной зубастой пастью и красными горящими глазами. Одето оно было в длинный серый балахон. Не обратив никакого внимания на меня, существо бросилось к Валентину Палычу.

Загрузка...