Теперь я не Адвокат 2

Глава 4

— Я доверяю вашему опыту, — сказал я.

А про себя подумал «надеюсь, останусь после экспериментов живым». Хотя это была шутка. Мне действительно было очень интересно, что на самом деле представляет собой мой дар.

Нечаев положил на стол нож — обычный охотничий большой тесак — и вышел из комнаты. В отблесках пламени свеч он выглядел зловеще.

Я посмотрел на него при помощи «дара» и понял, что первое впечатление не обманывало — на ноже показались кровавые пятна, и он засветился красной аурой.

— Что вы видите? — раздался из динамика под потолком голос Альберта.

— Нож, — вздохнул я. — В крови. Аура красная, жуткая. Не с убийства он?

— Вы угадали. Пятнадцать лет назад им был зарезан прохожий. Убийца умер в тюрьме при загадочных обстоятельствах, а мне удалось договориться, чтобы улику не уничтожили, как это положено по закону, а отдали мне.

— Полиция всегда готова прислушаться к любым коммерческим инициативам, — согласился я.

— Там была даже не полиция, а прокуратура. Но хотя у них зарплата выше, деньги они также любят. Подойдите, возьмите нож в руки. Чувствуете что-нибудь необычное?

— Пожалуй, да, — кивнул я. — Он словно наэлектризован.

— Есть теория, что орудия убийства впитывают в себя часть души жертвы. Таким образом, этот нож немного живой.

— Можно, положу? Ничего страшного, но держать его не хочется.

— Да, конечно. Я сейчас заберу.

Дверь открылась, Альберт вошёл в комнату и унёс нож.

А вместо него положил топор.

Тот светился красным ещё больше.

— Кого им убили? — спросил я. — Та же аура, те же пятна, только хуже.

— Одиннадцать человек, — послышался голос Нечаева. — Эти топором тридцать лет назад орудовал Подольский маньяк. Наверняка вы о нём слышали.

— Удивительный человек, — согласился я. — Зэки его убили в следственном изоляторе. Такое животное даже для них было чересчур. Сидел в «одиночке», но в коридоре столкнулся с другими заключёнными. Недоглядела охрана.

— Да, всё так и было.

В общем, за несколько часов я полюбовался на кучу разнообразнейших орудий убийств. Ничего нового я для себя не открыл, я и раньше чувствовал их жуткую ауру, но Альберт оказался доволен. Помимо них, он принёс несколько обычных лезвий, молотков и топоров, безо всякой ауры, о чём я ему честно сообщил.

Проверял меня, судя по всему. Ну, так и должно быть. Доверие — доверием, но люди склонны обманывать.

— Я, — сказал он, — несмотря на все тренировки, едва могу что-то разглядеть. А вы… уникальный талант. Вам повезло.

— Или не повезло, — кивнул я.

— Да, или не повезло, — согласился Альберт. — Умным людям вообще не везёт. Они видят и понимают то, что другим безразлично. Как композитор, который, приехав в Париж, не мог сочинять музыку, потому что на каждой улице стучал молотком жестянщик.

— Вещи с убийств — это начало, — добавил Альберт. — Потом мы попробуем с более тонкими материями.

Мы поговорили ещё. Альберт рассказал мне о некоторых своих путешествиях.

Очень интересно, а временами по-настоящему кошмарно. Но рассказывал он с юмором, хотя ничего смешного в его рассказе я не заметил. Граф — смелый человек. Во время перехода через пустыню Гоби он и его проводник сутки прятались в пещёре от гигантского песчаного червя. Убить его было очень сложно — стрельба этой твари была нипочём. К счастью, удалось сплести сеть, и когда червь в неё угодил, его закидали ветками и подожглизакидать его ветками и поджечь.

— А так, один укус — и всё! — улыбался Нечаев. — Даже деревья не выдерживают его яда. Я видел такие — ссохшиеся, почерневшие, но живые. Деревья-зомби, иначе не скажешь. Зачем черви их кусают, не спрашивайте. Вероятно, от ненависти ко всему не похожему на них.

Он, кстати, предложил поужинать, но я вежливо отказался. Честно говоря предыдущей трапезы мне хватило. Но не тут-то было. Мой новый друг все же меня уговорил.

— Не волнуйтесь, блюда будут другие, — улыбался Нечаев. — Не экзотика. Обычная московская кухня. У меня два повара с разной специализацией. Один из Камбожди, второй всю жизнь прожил в Химках.

— Пауков Насекомых готовил химкинский, я угадал?

— Совершенно верно, — засмеялся Альберт.

Остались мы с ним чуть ли не лучшими друзьями. Я тяжело схожусьсходусь с людьми, несмотря на то, что у меня большой круг общения (тут ещё и работа обязывает), но с Нечаевым у меня было много общего. Как здорово, когда тебя хоть немного понимают.

Раньше понимала Вика. Теперь понимать не очень хочет.

Ладно, жизнь такая штука. Просить от неё милостей глупо. А когда она чувствует слабину, кидается на тебя с удвоенной энергией.

— Как ты? — спросил я по телефону у Снежаны, пропуская какого-то придуркапродурка на «ладе», решившего меня «подрезать».

— Отлично! — защебетала та. — Но как мне надоела эта учеба, не представляешь!

И, пока я ехал, двадцать минут рассказывала, какие дураки бывают среди преподавателей, потом перешла на рассказ о новом Машином приятеле, который ей совершенно не понравился, потому что «дитё дитём», даже выглядит моложе своих лет, и поговорить с ним не о чем.

— Может, отличный любовник, — пошутил я.

— Нет, средний, на троечку, — сообщила Снежана, подтвердив мои подозрения, что эта тема среди девчонок-художниц запретной не является. — Ничего особенного. Никакой фантазии. Как Маша к нему повернётся, так он её и того… Даже инициативу не проявляет. Он — не ты… Поэтому Маше всё приходится брать в свои руки, — сказала она и засмеялась от неожиданного каламбура.

— Бедная Маша, мне её так жаль. Но я тоже люблю, когда девушка берёт инициативу в свои руки, — усмехнулся я.

— Приезжай, возьму в руки, — невинным голоском пообещала Снежана. — А если будешь себя хорошо вести, то и не только в них…

— Всё, давай прекратим, — шутливо взмолился я. — А то в кого-нибудь точно врежусь.

Снежана улыбнулась и отключила телефон.

— Да и чёрт с ним, с пониманием, — вслух и очень громко сказал я. — В жизни есть и другие приятные вещи.

Я решил заехать домой, переодеться, положить в багажник кое-какие вещи и перевезти их в офис. А то уже забыл, сколько я ночую у Снежаны. День, два, три? Причём эти ночи — самое приятное из того, что со мной происходит последнее время. В это время я забываю почти обо всём. А что ещё надо для счастья.

Припарковал машину, нажал на кнопку сигнализации, довольный, что Жук теперь в тюрьме, и никто ко мне не заберётся, и пошёл по лестнице наверх. Только поставил ногу на первую ступеньку, как позвонила Вика.

Чёрт побери, впервые за долгие годы не хотел с ней сейчас говорить. Мозги полностью заняла другая женщина.

— У тебя все в порядке? — спросила Вика.

— Да, а у тебя?

— Сижу дома, смотрю телевизор. Решила отдохнуть от бумаг. Никаких сил уже не осталось. Ты там поосторожнее. Я за тебя всё-таки переживаю.

— Перехожу дорогу только на зелёный свет, — ответил я. — Ты тоже поаккуратнее. Не все враги в тюрьме.

— Конечно, — согласилась Вика и сбросила вызов.

Я постоял немного, чтоб отойти от разговора. И к чему этот странный звонок? Понять женщин порой невозможно…

Солнце уже зашло, лампочки светили через одну, так что царила темнота.

Надо размять мышцы, потому что Снежана сейчас устроит очередное испытание. И что за жалобы на Машиного любовника! Наверное, мне надо будет что-нибудь придумать самому. Потому что с моей нервной работой мозги к вечеру отключаются.

В общем, я не спеша поднимался по ступенькам, а в голове крутились картинки одна интереснее другой. Может, это для начала, а потом вот так продолжить? Или наоборот? А если положить Снежану на подушки, а самому…

И тут все мои эротические фантазии закончились.

За балконной дверью четвёртого этажа стоял человек.

Стоял тихо и почти не дышал. Ухом прильнув к двери. Я почувствовал это так, без использования «дара». Не знаю, почему. Может, эксперименты у Альберта повлияли. Или звонок Вики заставил быть внимательнее. Может у нас с ней всё же какая-то ментальная связь?

Потом я, разумеется, посмотрел уже при помощи «дара». Точно. Стоит кто-то. И аура у него тёмная-претёмная. Очень нехорошая. Такая обычно у преступников, клейма которым ставить уже некуда. Или у гаишников перед выходом на пенсию. Шутка.

Я вытащил свой «пятисотый», сделал несколько шагов назад, и взвёл курок. Щелчок прозвучал в тишине, как гром. Человек это услышал. Он явно понял, что этот звук означает. Опытный, значит.

Услышал и пинком распахнул дверь.

Мужчина лет сорока-пятидесяти. Невысокий, волосы короткие. Лицо жёсткое, обветренное. Не один год отсидел, такие вещи я замечаю мгновенно.

В руке пистолет с глушителем. Дуло направлено в сторону лестницы.

В мою сторону, то есть.

Лицо у человека спокойное. Видимо ничего нового этот день ему не принёс — всего лишь надо убить кого-то. Профессионал, мелькнула мысль. И какой самоуверенный. Решил, что несмотря на револьвер со взведённым курком, сумеет меня опередить.

Но увы.

Мой «пятисотый» выстрелил первым, и тяжеленная пуля, предназначенная не для людей, попала ему в лоб. Голова разлетелась, как китайская ваза, когда её бросают на асфальт. Кровь и мозги забрызгали всю лестничную площадку, много капель долетело и до меня.

Безголовое тело рухнуло и в судорогах нажало на спусковой крючок. Пуля ударила в стену и куда-то отрекошетила.

Я направил револьвер на дверь, из которой вышел убийца-неудачник. Вдруг он там не один? Но вроде никого. Выдохнув, я пробежался по балкону, заглянул к лифту и к квартирам. Тоже никого.

Одна дверь приоткрылась на цепочку, и из него выглянула бабушка. Интересно ей, что за грохот, и в то же время страшно. Увидела меня — страшного, с огромным револьвером, забрызганным кровью и мозгами, ойкнула и застыла, с перепугу забыв захлопнуть дверь.

— Посидите пока дома, — велел я ей. — Сейчас приедет полиция, всё скажет.

Бабушка ничего не ответила, неподвижно замерев, прям как кролик, ослеплённый светом фар.

А вот, кстати и она. Легка на помине. Завыла сирена, замелькали во дворе огни. Патрульная группа. Услышали граждане выстрелы, позвонили.

Как сосед я, конечно, так себе. Не даю покоя гражданам. Стены не сверлю, но постоянно в кого-то стреляю. Нельзя ли потише? Люди отдыхают! Извините, забыл надеть глушитель. В следующий раз — обязательно.

Я положил револьвер на ступеньки, чтоб какой-нибудь сумасшедший прапорщик сдуру не выпустил в меня очередь из автомата, и стал ждать прихода полиции. Неужели не догадались, где были выстрелы?

— Извини, друг, — сказал я револьверу. — Придется тебе немного поваляться на полу. Огромное тебе спасибо. Ты спас мне жизнь.

В ушах у меня до сих пор немного звенело, потому что грохает «пятисотый» как гаубица, и к тому же стрелял в замкнутом пространстве. Но думал, что будет хуже. Крепкие у меня уши. Не сломались за годы занятий борьбой, выдержали и пальбу из револьвера-монстра.

Я взглянул на пистолет убитого. «Глок», девятимиллиметровый. Оружие простое и надежное. Не помню, сколько в магазине патронов. Пятнадцать, семнадцать? Но в любом случае на меня бы хватило.

Затем я позвонил Вике.

Должна же она знать о том, что случилось.

— Все хорошо, — сообщил я. — Цел и невредим.

Потом замолчал, раздумывая, как обо всём рассказать.

— Что случилось?

— Человек с пистолетом поджидал меня на лестнице в моём доме. Теперь он мёртв. Валяется рядом со мной без головы. «Пятисотый» всё-таки чертовски мощная штука.

— Я сейчас приеду, — сказала Вика.

Хотел попросить не ехать, но передумал. Перестрелка, тем более с трупом, юридически ситуация очень сложная. Это в кино герой, не меняясь в лице, пачками валит злодеев. А в реальной жизни он бы давно сидел в тюрьме. Надо ещё доказать, что это была самооборона, тем более, что свидетелей нет и мой выстрел был первый.

Нет, не всё так плохо, но тем не менее надо держать ухо востро даже мне, не новичку в таких вопросах. Поэтому Викина помощь будет очень кстати. При виде адвоката господа полицейские ведут себя гораздо приличнее. Всем своим знакомым я постоянно твердил — если вас вызывают в полицию, неважно по какому поводу, идите туда только с адвокатом. Иначе можете вернуться домой лет через восемь.

«Какая ерунда, ну, подрался вчера с пьяным соседом, двинул ему по роже, ну выпишут штраф!»

А человеческая голова — очень странный предмет. То кирпичи об неё можно ломать, то от не слишком сильного удара спустя несколько часов кровоизлияние и смертельный исход. А опер, если не дурак, не будет сообщать, что сосед дал дуба ночью в больнице. Он, ласково улыбаясь, попросит забежать в отдел на минуту, дать показания, что подрались с соседом. Даже неудобно беспокоить вас из-за таких пустяков, ха-ха-ха!

Я знаю, о чём говорю. Работал по «тяжким» преступлениям и знаю, как доверчивы люди.

Вдобавок у меня есть влиятельные враги. А полицейские обычно не самые принципиальные ребята. Им что скажет начальство, то они и сделают. А начальство скажет то, за что ему заплатят.

Хорошо, что на «глоке» глушитель. Для самообороны от хулиганов люди его не ставят.

Дальше — звонок Снежане. Даже поставил на видеосвязь, вдруг перепугается. Хотя моя окровавленная морда может напугать ещё больше.

— Слушай меня внимательно и не перебивай, — сказал я. — У меня всё нормально, жив и здоров. Тот, кто пытался меня убить, мёртв.

Глаза Снежаны, и без того огромные, в ужасе расширились.

— Откуда у тебя кровь на лице⁈

— Это не моя.

— Не обманываешь⁈

— Смотри сама, — пожал плечами я и направил камеру на безголовое тело.

Снежана охнула.

— Извини. Значит, дело теперь обстоит так — сейчас приедет полиция, я поеду с ними, давать показания по поводу стрельбы. Ты сидишь дома и мне не звонишь. Я сам наберу, когда смогу. Ясно?

— Да, — чуть слышно ответила Снежана. Из её серых, минуту назад таких счастливых глаз показались слезы.

— Не плачь, самое страшное позади. Всё, пока, идет полиция, — сказал я и отключился.

Полиция действительно уже поднималась по лестнице. Не быстро, осторожно, справедливо полагая, что там, где прозвучало два выстрела, может раздаться и третий, причём направленный в них.

— Добрый вечер, — громко сказал я. — Хотя он добрый так себе, на троечку. Стрельба была здесь. Это я звонил. Я — частный детектив Волков, на меня было совершено покушение, пришлось палить в ответ. Мой револьвер лежит на полу, если хотите, ещё и подниму руки.

Одетые в каски и бронежилеты два полицейских немного успокоились и быстро поднялись на мою площадку. Пальцы, правда, со спусковых крючков автоматов убрали не сразу.

— Лицензия на оружие есть, документы есть. Живу в этом доме. Кто этот тип — не знаю. Он стрелял в меня, я — в ответ.

Соврал, конечно, но пока что я говорю неофициально. Потом можно будет и отказаться. Но так полицейским будет спокойнее. Не хочу, чтоб на меня надевали наручники, а в такой ситуации это вполне возможно.

— Давай документы, — сказал один, прапорщик лет сорока пяти, и я медленно вытащил из кармана портмоне.

Он посмотрел паспорт, водительское удостоверение, лицензию на оружие и вернул их мне.

— Жесть, — сказал он, осматривая окровавленный коридор. — Первый раз такое вижу.

— На меня недавно нападал гомункул, и я на всякий случай обзавёлся «пятисотым» кольтом.

— Это «пятисотый»? — обомлел его молоденький напарник, глядя на лежащий револьвер. Его глазенки разгорелись, как у школьника, впервые увидевшего обнаженную женщину. — Можно потрогать?

— Конечно, — ответил я.

Парнишка поднял револьвер, начал крутить его в руках, а потом прицелился им в стену.

— Тяжёлый… — с восхищением взвесил он его в руке.

— Оружие должно быть тяжёлым! — не выдержал прапорщик. — Дай и мне.

Какие же вы бараны, подумал я. Теперь на нем ваши отпечатки пальцев, не мои. Ну да мне так даже проще.

Прапорщик тоже подержал револьвер и даже взвёл его курок.

Я хотел сказать, чтоб они были поосторожнее, но не стал. Пусть бабахнут ещё раз. Надеюсь, рикошетом никого не заденет.

— В руку, наверное, отдаёт очень? — спросил прапорщик.

— Не то слово. У меня есть ещё «357-й», он ни о чём по сравнению с этим.

Полицейские одновременно издали стон. Обоим вусмерть захотелось испытать на себе отдачу.

На лестнице послышались шаги.

— Вы там? — крикнул кто-то, и я понял, что приехала оперативно-следственная группа.

— Там, — ответил прапорщик, положив револьвер на место. — Поднимайтесь.

Шаги стали быстрыми, к ним присоединилось пыхтящее дыхание, и на этаже показался толстый следователь лет тридцати, уже майор, с ним оперативник тоже моего возраста, а ещё эксперт, кинолог с собакой, ещё какие-то полицейские… В общем, куча-мала.

— Тааааак… — протянул следователь, осмотревшись и сделав недовольную физиономию. — Вы стреляли?

— Я. Частный детектив, имею лицензию на оружие, застрелил покушавшегося на мою жизнь.

— Это мы ещё разберёмся, кто на чью жизнь покушался, — презрительно оттопырил губу следователь и обратился к полицейским, которым так понравился мой револьвер:

— В наручники этого стрелка. Быстро. А потом в отдел и в камеру. Пусть там ждёт моего возвращения, пока я сделаю осмотр места происшествия.