Тучи сгущаются

-- Наш предок Манко думал, что более образованные люди должны легче понимать такие вопросы. Видно, ошибся он... Что делать-то будем?

-- А что ещё остаётся делать, кроме как выслать англичан из страны? А это можно будет сделать только со следующим кораблём... когда мой человек вернётся с книжками.

-- А ограничить их свободу внутри страны? -- впрочем, уже задавая этот вопрос, Асеро знал, что получит отрицательный ответ.

-- Об этом тоже думал... увы. В тюрьму их не засадишь, или тут судебный скандал с их метрополией. Впрочем, если ещё как-то отличатся, или будет доказана связь со смертью Рудного Штрека, то придётся засадить. Пойми, Асеро, наша беда ? она не столько в англичанах, сколько в том, как наши люди к ним относятся. К испанцам относились настороженно, помня всё, что те вытворяли. Что англичане ничуть не лучше, многие понимать не хотят. Но это ещё не самое страшное. Страшно другое: то, что проблемы и противоречия накопились. Большие проекты мы не можем взять, потому что образованных людей не хватает. Так что надо расширить образование, и одновременно запустить проекты. Но движущей силой тут могут быть только амаута, а они... слишком многие из них будут саботировать, потому что это подрыв их особого положения. Ведь не хочется же из полубогов в простые ремесленники опускаться. Приятно же быть умнее других -- а если всех сделать умными, как тогда умом выделиться?

-- Да, я и сам понимаю, что нужны изменения, но пока внутри страны англичане, они будут палки в колёса ставить. Поэтому пока они тут -- нельзя. Что касается амаута, есть, конечно, и такие, но знаю, что есть и те, которые от души рады делиться знаниями с другими, но только и они не знают способа, как передать его тем, кто к знанию сам по себе не стремится. Или кто одержим дремучими предрассудками, часть из которых распространена среди образованной публики. Таких свободных от догматов людей, как твой отец, очень мало...

Асеро не договорил, потому что увидел возвращавшегося Аметиста.

-- Вы меня ещё раз простите, но только я подумал, что с должности меня лучше снять. Чтобы руководить людьми, нужно быть достойным этого. А я этого не достоин, после того как сам себя опозорил своей жалкой трусостью.

-- Твои подчинённые твоего позора не видели, по счастью, -- сказал Горный Ветер, -- впрочем, это вы там у себя решать будете. Но мне было бы лучше, если бы ты остался. Ты, я знаю, в следующий раз в случае проблем к нам сам обратишься, а другие ? ещё вопрос.

Асеро добивал:

-- Ладно, тебе сейчас отдохнуть и отоспаться надо. Я сейчас отдам распоряжение, чтобы тебя на моей карете в гостиницу отвезли.

-- В гостиницу? А может лучше не надо? Там же англичане...

-- Не бойся, их в отдельное место переселили, -- сказал Горный Ветер, -- думаешь, ты первый, кого их присутствие смущает? Да и сами они комнаты с замкАми потребовали. Типа, неуютно без них.

После того, как выпроводили Аметиста (кажется, тот до конца не поверил, что прощён), Асеро и Горный Ветер остались наедине.

Горный Ветер сказал:

-- А ещё я хочу поговорить с тобой о ситуации в Тумбесе. Там давно назревает гнойник. И это гнойник надо как-то аккуратно убрать. Как это сделать -- сказать сложно. Но знаю тут только одно: никак не обойтись без давления на амаута. А стоит на них надавить -- вони не оберёшься.

-- И зачем было пускать туда англичан? История с книгой Шпината -- это ведь не пустяк.

-- Да, не пустяк. Согласен. Но сам подумай: разве это они её набирали и тайно печатали в типографиях? Да если к простому печатнику с таким подойти, он должен отказаться и доносить побежать, верно?

-- Верно...

-- Значит, уже были печатники, готовые на такое. Может, им и приплатили, но дело не в этом. Далее, сам Шпинат. Ведь за ним мои люди следили довольно плотно. И за англичанами тоже. Если на шахтах имело место разгильдяйство со стороны моих людей, то тут такого быть не могло. Ворон и Цветущий Кактус кто угодно, но не разгильдяи. Правда, может быть, что Цветущий Кактус им примелькался... Тут смена нужна...

-- Горный Ветер, ты, кажется, упоминал о предателях... их всех вычистили? И что с ними стало.

-- Отправили на рудники. По хорошему, тут смертная казнь нужна, но всё-таки смягчили, учитывая прошлые заслуги. Так и не знаю, что их сподвигло. Клялись, что не виноваты, но доказательства, добытые Цветущим Кактусом, неоспоримы. Но рукопись, скорее всего, попала в тайную печать с его согласия. Значит, он передал им её через надёжного посыльного, а скорее всего, и через цепочку из двух-трёх посыльных. Есть некоторые подозрения насчёт того, кто это мог быть, но это не точно... Но в любом случае, это местные. Так что тут довольно опасный гнойник.

-- И что можно с этим гнойником сделать?

-- Удалить, разумеется. Но вот как? Есть два способа: первый тонкий, второй грубый. Тонкий -- это найти центр этого гнойника и аккуратно его удалить. Но его центр за пределами Тавантисуйю...

-- Магнат из эмигрантов?

-- Да. Без его средств это было бы невозможно. Но если я не сумею его вычислить, то придётся прибегать к грубому, высылая всех неблагонадёжных. А при этом неизбежны обиды невинных, или, скажем так, не сильно виноватых. Вот, например, если человек только "Лекаря" прочёл, похвалил и передал читать другому? Такой человек виноват, конечно, но не настолько, чтобы ему совсем уж жизнь ломать. Так что к грубому способу придётся прибегать только в самом крайнем случае. А именно сейчас на это идти никак нельзя тем более.

-- Да, действительно, лучше без этого. Но почему это особенно опасно именно сейчас?

-- Потому что параллельно меня тревожат дела у каньяри. Кое-где на тему прививок ходят панические слухи. Там тоже есть риск волнений. А иметь дело с двумя гнойниками сразу... Вот почему я и не хотел пускать англичан до окончания прививок. Знал, что обострятся все старые противоречия.

-- Я понял тебя, Горный Ветер.

-- Самое страшное, если в Чиморе будет как у каньяри, когда человека могли убить только за то, что он не каньяри.

-- Ты думаешь... в Чиморе и до такого может дойти?

-- Кто знает. Игры с национальной гордостью и растравливанием былых обид всегда ведут к одному и тому же. А на каньяри надо будет обратить самое пристальное внимание, хотя англичан я к ним не пускал.

Горный Ветер не особенно надеялся, что лекаря могут помочь Инти. Яд из него уже должен был выйти, но тайная печаль убивала его. Из некоторых слов своего отца Горный Ветер понимал: камнем, лежащим на его сердце было то, что тот не смог вовремя убрать Ловкого Змея, и до сих пор это ему не удалось, несмотря на все старания. Инти в глубине души боялся, что его враг по-прежнему будет убивать его близких, вот почему даже удачные роды Лани (та разродилась девочкой) казались Инти предвестием дальнейших несчастий. Как будто все они уже не жильцы на этом свете!

Ну что же, клин клином вышибают. Значит, надо приободрить отца при помощи мистики. У Горного Ветра была идея послать к нему гадалку, и пусть предскажет ему поверженного врага, женщину, с которой он счастливо встретит старость... Одна беда: незнакомка к отцу не дойдёт ни под каким предлогом. Точнее, можно, конечно, подговорить охрану её пропустить, но потом Инти всполошится, начнётся следствие... и всё рискует вскрыться! Нет, таким путём действовать нельзя. А знакомых гадалок не было. Была одна старуха, которая жила недалеко от их замка, но она уже лет десять как померла. Так что план казался невыполнимым...

Но однажды Горный Ветер зашёл как-то к сестре в театр и... нос к носу столкнулся с покойной гадалкой. Впрочем, недоразумение довольно быстро разрешилось: оказалось, в театре работала младшая сестра той гадалки. И старая актриса согласилась помочь...

Инти дремал в кресле в саду. Уже пару дней он не принимался за учебник, который собирался написать. Как-то сильно воспоминания растравливали душу, надо успокоиться. С того дня, как Асеро с семейством отъехал, в саду стало малолюдно, скучно и пусто. Вдруг Инти услышал сквозь дрёму чьи-то шаги. Встрепенувшись, он обомлел от изумления. По саду шла умершая десять лет старуха-гадалка. Она вошла и встала перед ним. Выглядела она почти как живая, так что Инти, как ни странно, даже не испугался.

-- Что, Летучая Мышь, намекаешь, что мне уже скоро к вам переселяться?

-- Отнюдь. Ты проживёшь ещё долгие годы.

-- Если так, как сейчас, то лучше не надо. Так и передай богам.

-- Инти, скоро придёт исцеление. Я вижу твоё будущее. Вижу труп твоего врага у твоих ног, вижу женщину, которую ты встретишь, и с которой будешь жить долго и счастливо. Всё это ещё будет, Инти.

Инти привстал, желая коснуться неведомой гостьи, но та сказала испуганно:

-- Мёртвых нельзя трогать, прощай!

И убежала за куст. Вскоре по дорожке к Инти прошёл охранник со стаканом сока:

-- Вот, -- сказал он, -- подкрепись.

-- Слушай, ты Летучую Мышь только что не видел?

-- Не видел. Они же вроде днём не летают.

-- Да я не в этом смысле. Недалеко старуха-гадалка с таким именем жила...

-- Помню такую. Только она уж лет десять как умерла.

-- Знаю, что умерла. Но она сейчас передо мной явилась и пророчила.

-- Не, не видел, -- сказал охранник, который до этого сам же лично помог старой актрисе скрыться, -- но раз явилась с того света, значит, надо так наверное.

Сложно сказать, что больше помогло -- лекарство или спектакль с гадалкой, но вскоре Инти почувствовал себя вполне здоровым и даже помолодевшим. Теперь он мог себе позволить даже поездку в столицу, которую вознамерился совершить по привычке инкогнито. Перед этой поездкой он ещё раз поговорил с лекарем:

-- Итак, снадобье мне надо принимать ещё десять дней, постепенно уменьшая дозу?

-- Да.

-- Оно чудодейственно. Скажи, а что нужно, чтобы его могли давать все лекари?

-- Чтобы хотя бы десять человек при помощи него вылечились, и я мог бы отчёты в Куско предоставить. Только проблема, среди крестьян, по счастью, страдающих сердцем мало...

-- Да, у крестьян жизнь размеренная, среди моих людей таких больше. Так что могу тебе помочь, временно поселив у себя в замке кого-нибудь из ветеранов спецслужб с больным сердцем... И ему польза, и тебе.

-- Буду благодарен.

-- Удастся ли уничтожить змеиное логово?

Горный Ветер сидел, склонившись над бумагами, в своём кабинете, точнее, в кабинете своего отца, который он за последние месяцы привык считать своим. Дел было как всегда -- умеренно много, и Горный Ветер уже даже почти смирился с мыслью, что теперь он так и будет за всё отвечать, ведь отец вряд ли оправится.

Вдруг дверь заскрипела, и на пороге появился воин в шлеме. Горный Ветер, привстав, крикнул:

-- Сегодня я не принимаю -- занят! И вообще как ты смеешь заходить в мой кабинет без предупреждения?

-- Смею потому что он -- мой! -- ответил Инти, снимая шлем.

-- Отец... -- только и выдохнул Горный Ветер.

-- Как всегда я неожиданно с проверкой. Но я не думаю, что у моего сына есть что скрывать.

-- Отец, твоё здоровье... -- Горный Ветер понимал, как важно для отца правило "не хами незнакомцу", и понимал, что едва ли отец сочтёт его загруженность и головную боль оправданием. Однако Инти решил не поднимать этой темы, не хотелось омрачать встречу с сыном ссорой, тем более что он понимал, как тому нелегко.

-- Уже позволяет. С тех пор, как ко мне явился призрак нашей прорицательницы и пообещал кое-что, мне уже не приходилось хвататься за сердце.

-- Призрак прорицательницы?

-- Ну да. Только я пока не буду говорить, что он мне сказал, для начала обсудим дела.

-- Хорошо, отец. Давай я схожу за едой и напитками, и обсудим отчёты.

Признаться честно, Горный Ветер не столько хотел есть, сколько чувствовал растерянность. С одной стороны, он был рад, что отец выздоровел, с другой... слишком много он скрывал от отца последние месяцы, вдруг разом всплывшая информация опять уложит того в постель. Ну да деваться некуда, всё равно всё придётся выкладывать, только смягчая выражения.

-- Отчёты отчётами, но как ты сам вкратце можешь обрисовать обстановку. Своими словами.

-- Если своими словами, то англичан трудно терпеть, но и выгнать невозможно. Они потребуют с нас тогда неустойку. Которую мы не сможем оплатить. А если откажемся платить, может, будет война, а может, и нет. А наши войны боятся. Да иллюзии некоторые питают...

-- Ты о ком, о Золотом Слитке?

-- Не, тот, похоже, уже и рад бы свернуть торговлю, до того его достала бестолковая возня. Особенно если бы он точно знал, что дело ограничится торговой блокадой, а войны не будет. Вот Киноа питает иллюзии, а не считаться с ним нельзя... Есть у него один пунктик, в который он упёрся. Вот у нас во всех книжках пишут, что белые люди готовы за прибыль душу продать. Вот и пытается им Киноа доказать, что плотина -- это очень прибыльно. А что? Построил владелец земель плотину, сразу урожаи выше в два-три раза... Да только вот в чём загвоздка -- плотина требует крупных однократных вложений.

-- То есть больших долгов?

-- Ну да, для большинства это означает влезание в долги. Впрочем, они по-любому избегают таких крупных вложений, даже если о долгах речи нет. Тот же самый Колумб недаром десятилетия обивал пороги влиятельных особ, доказывая прибыльность своего проекта, пока не добился своего на нашу голову. А мог бы и вообще за всю жизнь не добиться. Ведь и Испанские Короли могли счесть проект нерентабельным. И плотины для англичан также нерентабельны. А Киноа не понимает.

-- Ну, с ним всё ясно. А что думает на этот счёт Знаток Законов?

-- У него тоже иллюзии. Что можно так подписать договора, чтобы англичане их соблюдали. Похоже, он вообще не понимает до конца, что такое собственность!

-- В смысле, не понимает? Поясни подробнее.

-- Англичане не мытьём, так катаньем хотя приобрести в нашей стране собственность. Насчёт земель они ещё понимают, что мы не продадим, потому пока не заикаются, но вот на рудники или ткацкие мануфактуры они облизываются. Ну, Асеро тут стоит как кремень -- не отдам своих собратьев в рабство и всё. Понимает, что любой работник от хозяина зависит почти как раб. Пусть его хозяин формально продать не может, но под угрозой увольнения он может превратить жизнь работника в сплошной кошмар. Может заставить работать от зари до зари и в таком помещении, крыша которого грозится на голову рухнуть, может даже жён и дочерей работников к сожительству принудить, и всё под угрозой увольнения! Если другую ткацкую мануфактуру найти сложно, то работник терпит, потому что семью надо кормить. Я уж наслышан о том, как всё это в Европе устроено! Ну а у нас вообще часто ткацкие фабрики и рудники как раз построены так, что создают собой город. Есть один городок, а в нём одна мануфактура или один рудник. Значит, чтобы поменять работу, то ткачу или шахтёру надо будет переехать в другой город. С семьёй. Далеко не всякий решится на такое.

-- Верно. И что наш Белоснежный?

-- Он думает, что можно отдать какой-то рудник или ткацкую мануфактуру в долгосрочное пользование господам англичанам с условием, чтобы они наши законы соблюдали и работников не обижали. Он просто не понимает, что это в корне противоречит самой идее собственности и извлечению как можно большей прибыли! Что именно выжимание из работников по максимуму и есть для англичан улучшение производства! И не понимает, что цена этого улучшения -- это непременно убитые и искалеченные. Англичане ведь болтают, что у них якобы и технологии лучше, насосы якобы круче... Да, я тут в старых книгах нашёл историю, как один англичанин ещё во времена Манко нашему насосу поразился и потом описал его подробно и взял с собой образец. Всё-таки у нас с гидравликой по определению лучше, наше государство на этом основано.

-- Да, Осёл и есть Осёл, что с него взять.

-- Беда в том, что Киноа и Искристый Снег по сути очень хорошие люди. Единственное, что их может разубедить -- это если я докажу участие англичан в каком-нибудь бесспорном злодействе. Вот тут обвал на шахте случился, Рудного Штрека с помощником убило, если бы мне удалось доказать, что англичане к этому причастны, то я бы их переубедил, но пока не получается, то увы...

-- Ну, с ними всё ясно. С такими хорошими-неверящими нам приходится труднее всего. А остальные?

-- Ну, Верховный Амаута надеется на книжный обмен. Ну а Небесный Свод.... Мне кажется, что ему свой век просто без войны дожить хочется. Он ведь Великую Войну помнит ещё хорошо, не хочет повторения... Славный Поход тоже войны не хочет. Навоевался уже в молодости... Я понял одно, отец -- пока есть иллюзия, что при помощи торговли с англичанами удаётся избежать войны, мы их вытурить не сможем. Так что тут одно из двух: или удастся добыть доказательства, что они на нас нападать точно не собираются, или что они всё равно нападут. Тогда их выслать удастся.

-- Вырисовывается весьма неприятная перспектива.

-- Утешает одно: если англичане и планируют что-то, то не на завтра. Нынешняя ситуация, по моим оценкам, продлится никак не меньше пары лет. Если, конечно, мне не удастся сделать то, о чём я говорил.

-- Значит, пара лет... Допустим. Но это если только сами своими силами внутри страны ничего не готовят. Как насчёт этого? Конечно, их мало, но совсем бы я такого не исключал.

-- Разумеется, отец. Но это возможно, только если они найдут себе союзников у нас в стране. Разумеется, наши люди следят за этим. Однако по Куско и Кито никаких тревожных сигналов нет, только бытовые конфликты уровня пьяный англичанин пытался приставать к женщине или кого-то несдержанно оскорбил. Некоторые, правда, видят провокацию в случае, когда один из них вздумал помочиться на уаку -- но я думаю, что тут просто пьяная выходка, а не провокация.

-- Так-так, значит, они уже и в Кито обосновались?

-- Да, пришлось разрешить. Думаю, что после того, как им разрешили пребывать в Тумбесе и Куско, это уже не важно.

-- Ты что, забыл, что рядом каньяри?

-- Ну, всё-таки не совсем рядом. Если между ними и англичанами будут какие-то подозрительные контакты, мне доложат. Но в Кито и Куско всё пока относительно тихо, а вот Тумбес...

-- Удалось раскрыть, кто печатал "Лекаря"?

-- Удалось, -- Горный Ветер вздохнул, -- только толку с этого чуть. Те англичане, которые были в этом замешаны, уже уплыли обратно. Можно, конечно, не пускать их обратно, если попросятся. Но проблема глубже. Наш Законник настаивает на неверной линии: за мелкие нарушения англичан не наказывать. Мол, это у нас если где-то что-то приворовал -- то это покушение на общенародное достояние, значит, против всего народа человек пошёл. А у них, мол, мелкое мошенничество как мелкое хулиганство. И потому наказывать их по нашему вроде как не совсем справедливо и правильно. И получается так, что если англичан наказывать -- прикрывай торговлю, а если тех не наказывать, а дать по полной только преступникам-чиморцам -- с одной стороны не вполне справедливо, а с другой -- вызовет новый виток возмущения.

-- Погоди, ведь одним из условий торговли было то, что чужестранцы, находящиеся на нашей территории, подчиняются нашим законам и могут быть наказаны в соответствии с ними при нарушении. К тому же Чимор может в таких случаях нашего законника не слушать. Так неужели у Старого Ягуара и старейшин не хватает политической воли...

-- Воли у него хватает, да только там был мелкий пунктик: англичане имеют право отвечать не самостоятельно, а через своих защитников. А их защитники-законники ? такие крючкотворы, что наш Знаток Законов, по сравнению с ними -- младенец. Вот и получаются они по нашим законам формально невиноватыми. То есть они виноваты, конечно, но правильно доказать вину не получается, а с их точки зрения это равно невиновности. Да плюс ещё тихие бурления среди амаута... Ну, можем мы наиболее нашкодивших чужестранцев не пускать, но это целиком проблему не решит.

Горный Ветер грустно посмотрел на отца и добавил:

-- У меня есть очень нехорошие подозрения, но доказательств нет. Мне кажется, что они хотят отколоть от нас Чимор и лишить таким образом Тавантисуйю выходов к морю... Поскольку при власти Старого Ягуара этого невозможно, то им нужен другой наместник. Пока это невозможно, он слишком популярен, но вот если с ним что-то случится... Тогда у них шанс есть. Но, как ни странно, покушений на него пока не было. Может, надеются просто дождаться естественного конца или какого-то крупного промаха со стороны старика, который бы заставил его уйти, но этого пока нет. Но самое поганое, что единственное, что мы можем сделать в данный момент -- это выдворить англичан из Тавантисуйю. А если мы это сделаем, то внешняя торговля прервётся, а это породит в Тумбесе такой всплеск недовольства, что нынешние проблемы цветочками покажутся. Старый Ягуар старается развивать морское земледелие, и когда появится достаточно таких хозяйств, они частично разберут рабочие руки из города, так что проблема будет уже не столь сильна, но это вопрос нескольких лет... А пока у нас тупиковая ситуация. Я уже даже жду какой-нибудь громкой провокации или покушения, которые развязали бы нам руки.

-- Это скверно, -- сказал Инти, -- врагу нельзя отдавать инициативу. Хотя если часть англичан временно выслана, то время у нас ещё есть. Остальные вряд ли без них начнут.

-- Но что делать?

-- Думать надо. Скажи, а почему Главный Амаута тумбесского университета нисколько не боится Старого Ягуара, а перед Куйном дрожал?

-- Да не то, что дрожал, отец. Думаю, что он и тогда был настроен националистически и прохристиански, просто это скрывал при Хромом Медведе. А теперь, когда тот покинул университет, а он -- шурин самому Жёлтому Листу...

-- Вот как? Странно, что мы пропустили этот момент.

-- Брат и сестра долгое время не общались, но теперь вроде восстановили родственную связь. К тому же он надеется обрести ещё б?льший вес, подвинув нас с тобой...

-- Каким образом? Все его попытки женить Асеро на своей дочери были заранее обречены. Пока жива Луна, Асеро на других женщин и не смотрит. И даже если с ней что случится, то, зная характер Асеро, трудно рассчитывать на то, что ему можно навязать женщину.

-- Это так, отец. Но в то же время Жёлтый Лист не такой дурак, чтобы этого не понимать. Что-то он задумал...

-- Это как-то связано с Киноа?

-- Не думаю. В Киноа он видит скорее соперника, но такого соперника, от которого будет со временем относительно легко избавиться. Потому и не ведёт с ним борьбы. Очень многое может зависит от того, кого родит Луна. Он так надеялся, что она останется бесплодной! Увы, она от прививки, наоборот, забеременела.

-- Даже если у Луны родится дочь, или она разродится мёртвым младенцем или уродом, что бы это поменяло? Даже в случае невозможности отмазаться от второго брака выбор жены всё равно оставался за Асеро. Да и вообще тут Жёлтый Лист ни на что повлиять не мог. Выкидыш-то он не мог устроить гарантированно!

Горный Ветер отвёл взгляд в сторону, не зная, стоит ли говорить...

-- Выкладывай! -- сказал отец строго. -- Впрочем, я уже и так знаю. Они старались от меня скрыть, но я их подслушал. Розенхилл внаглую приставал к моей сестре. А также что Асеро хотел выслать англичан из страны, но носящие льяуту посчитали, что угроза войны -- это серьёзнее, чем оскорблённая честь. И сочли достаточным выслать одного Розенхилла. Я понимаю, что он не мог на них надавить.

-- Что тут можно было сделать, отец?

-- Видимо, и в самом деле ничего. Жёлтый Лист -- враг, но один бы он ничего не сделал. Надо просто переизбирать носящих льяуту. Хоть частично обновить состав. С Асеро алое льяуту не снимут. Но опять же опасно делать такие вещи при англичанах.

-- Как ты думаешь, в этой выходке Розенхилла... Не было ли тут не просто развязной грубости, а явной провокации выкидыша?

-- Твоя гипотеза, может быть, и верна, но опирается лишь на очень косвенные данные. Ты не можешь доказать напрямую, что Жёлтый Лист тут замешан, но копать под него надо в любом случае. И если тебе удастся найти хоть что-то, из-за чего он лишится своего поста -- то тогда тебе будет полегче и с Тумбесом, так как его зять там попритихнет. Или ты можешь копать оттуда, так может даже и легче, учитывая, что в университете работает Якорь.

-- Увы, Якорь уже там не работает.

-- Что-о?!

-- Слухи о его связи с нами проникли в университетскую среду, и большинство амаута проголосовали за его исключение. Мол, мерзкий стукач, не место тебе среди благородных учёных!

-- Ничего себе!

-- Якорь теперь занимает какую-то скромную должность в администрации, тем более что люди, шарящие в законах, там резко стали нужны. Иные советуют ему покинуть город и устроиться где-нибудь в Куско, но он уезжать из Тумбеса категорически не хочет и старается найти какой-нибудь серьёзный компромат на Главного Амаута, хотя теперь это ему и труднее. Но пока безрезультатно.

-- Вот что, явившаяся с того света предсказательница заявила мне, что я убью своего главного врага. О Ловком Змее ничего не слышно?

От последнего вопроса Горного Ветра бросило в жар и в холод. Да, всё-таки велики издержки лечения мистикой... Ну, а теперь придётся выкладывать всё по полной..

-- Что молчишь, боишься трогать столь опасную тему? Не бойся, я теперь любую новость услышу спокойно. Раз уж даже от покушения на честь сестры в постель не слёг.

-- Нет пока. Но вот тот магнат-эмигрант ? это он оказался. Цветущий Кактус разузнал точно. И его место проживания теперь точно известно. Если бы удалось его ликвидировать и при этом захватить его документы, думаю, что там нашлось бы много интересного. Во всяком случае, мы бы могли подтвердить или опровергнуть многие наши гипотезы. Одна проблема -- после прошлого провала найти человека, который взял бы на себя руководство столь непростой операцией. Ты сам знаешь, отец: поскольку нашим людям часто приходится рисковать, из-за этого они нередко суеверны, так вот, после того случая многие вбили себе в головы, что убить Ловкого Змея может только его Настоящий Враг, то есть человек, которому Ловкий Змей лично очень сильно насолил.

-- Ну, само по себе это нелогично, -- усмехнулся Инти. -- Ясно, что больше всех он насолил тем, кого сейчас уже в живых нет. А как они ему отомстить могли бы? Для мести мертвецы из могил не подымаются, не знаю ни одного случая.

-- Я что-то не понял, отец. Ты веришь или не веришь предсказанию покойной провидицы?

-- А вот это мы как раз проверим. Если оно верно -- то я должен поехать туда, убить Ловкого Змея, благополучно вернуться и потом жениться. Если всё сойдётся, то это верно. А если не сойдётся -- ну, значит, это послужит всем уроком, что предсказательницам верить не надо.

-- Отец, разве твоё здоровье позволяет тебе...

-- Позволяет. Да мне же не обязательно лично его закалывать. Просто удачно продумать операцию на месте. Доплыть морем можно даже к постели прикованным, а я не прикован уже.

-- Отец, разве ты забыл тот случай...

-- Как раз тот случай и показывает, что в борьбе с таким опасным противником во главе должен стоять как можно более опытный человек. Молодость, дерзость, и способность рисковать и надеяться на удачу опыта не заменят.

Горный Ветер только вздохнул в ответ, вспоминая своих погибших друзей. Как ему не хватало их теперь!

А дело было так. После спецоперации в Новой Англии в руки Горного Ветра попали дневники Джона Бека. Поскольку так и осталось невыясненным, откуда и от кого Джон Бек выучил кечуа, и не был ли он связан с какой-либо действующей против Тавантисую организацией, то Горный Ветер организовал их подробнейший перевод, и выяснилось, что Джон Бек имел долгое время дело с неким таинственным человеком по имени Эстебан Лианас, от которого и научился языку кечуа. Лианас мало говорил о своём прошлом, но было ясно, что он -- бывший тавантисуец, необычайно богат, и богатство нажил главным образом при помощи подрывной работы против своей бывшей родины. Путём исключения выходило, что это мог быть только Ловкий Змей, но даже если бы это оказалось не так, столь опасный враг всё равно должен был быть ликвидирован. Спецоперация по уничтожению такого врага была очень дорогой и рискованной, некоторые даже сомневались в её необходимости, но Горный Ветер всё равно принял это решение, отчасти руководствуясь и не вполне рациональным соображением: в дневнике Джона Бека Горный Ветер прочитал цинично изложенную сцену, где Лианас решил за что-то наказать свою наложницу и приказал нескольким мерзавцам овладеть ею. Причём из её перепалки с Лианасом следовало, что наложницей эта уже не очень молодая, но ещё довольно красивая женщина, стала насильно, а теперь, видно, уже с отчаянья, она схватила свечку и выставила её в качестве орудия защиты. Но Эстебан схватил её руку со свечкой и загнул её так, что попал к ней в плечо, и на несчастной загорелось платье. Хотя его удалось относительно быстро потушить, но лицо, шея и плечи женщины теперь были навсегда изуродованы ожогами, а Эстебан над своей бывшей наложницей всячески после этого издевался, хотя в некотором роде своей цели она добилась: изуродованную, её, по словам Джона Бека, "теперь погнушался бы поиметь любой мужчина даже и под угрозой виселицы".

Трудно сказать, почему именно изуродование незнакомой женщины, хотя, судя по всему, и соотечественницы, произвело на Горного Ветра такое впечатление, но после этого он твёрдо решил: этому негодяю не должно быть места на земле, и сам был готов отправиться его покрошить, но, к несчастью или к счастью, заболел лихорадкой. Во главе экспедиции был срочно поставлен другой, хотя тоже опытный человек, но, видимо, где-то он допустил ошибку, так как вся отправленная экспедиция погибла, а негодяй сорвался с насиженного места и исчез в неизвестном направлении. Причины гибели точно выяснить так и не удалось, но довольно определённо можно было сказать, что Лианас каким-то образом узнал, что за гости к нему собрались пожаловать. В результате их перехватили ещё по дороге, в море, и казнили формально как "пиратов", после чего разговоры об Лианасе стали такой темой, о которой не любили без большой нужды вспоминать, а некоторые видели в этом даже какую-то мистику. Инти спросил:

-- Скажи, а как стало известно, что это опять именно Лианас?

-- Пришло письмо, которое всё объясняет. Я его обмозговывал и так и эдак, на провокацию не похоже. Вот, посмотри! -- Горный Ветер протянул отцу листок.

Инти прочёл письмо написанное на кечуа:

"Пишу это письмо, зная, что если оно попадёт в руки Ловкого Змея, то меня ждёт мучительная и злая смерть. Я -- тавантисуйка, много лет назад Ловкий Змея похитил меня из дома отца моего и насильно сделал своей наложницей. Я бы ни за что не согласилась, предпочла бы смерть, но у меня есть дочь, жизнью которой он меня шантажировал долгие годы, но теперь она подросла, и я ужасаюсь тому будущему, которое он ей приготовил. Лучше моей дочери умереть, нежели разделить мою судьбу. Я знаю, что служба безопасности Тавантисуйю много лет искала этого негодяя, и вот он здесь, почти рядом, купил себе новое поместье на побережье. Зная его адрес, вам ничего не стоит найти его, а я помогу вам чем смогу, только вытащите меня и мою дочь из того кошмара! Я знаю, что наше государство никогда не бросало своих людей в беде.

Та, которую окрестили Изабеллой, а также та, чьё уродство славится на всю округу".

На отдельном листочке были даны точные координаты места жительства Ловкого Змея, поместье которого было расположено на побережье, лишь немногим севернее Тавантисуйю. Если сесть на корабль, то от Тумбеса всего за десять дней можно было достичь искомого места. Это было легко, даже слишком, подозрительно легко.

-- Всё-таки тут может быть провокация, -- сказал Инти, -- почему эта женщина, если она говорит правду, не назвала своего настоящего имени. Её-то врагу оно должно быть известно.

-- Я тоже думал об этом, -- ответил Горный Ветер, -- я лично носил письмо на экспертизу к Радуге. Она говорит, что Ловкий Змей никак не может быть автором письма. С большой вероятностью можно сказать, что это и в самом деле женщина образованная, и родной язык у неё -- чиму. Потом в Тумбесе я проверил списки пропавших без вести за последние пятнадцать лет. Есть несколько вероятных утопленниц, чьи тела не были обнаружены... А неназывание имени можно объяснить и элементарным стыдом. Во всяком случае, Лань так это объясняет.

-- Возможно. Только вот зачем Ловкому Змею селиться так близко от нас? Что ему мешало выбрать место жительства опять где-нибудь в Мексике?

-- Возможно, это ему нужно для каких-то своих дел. Отец, я очень сильно подозреваю, что он сейчас как-то контачит с англичанами, которые обосновались у нас в стране. Но доказать это можно будет, только заполучив его бумаги, а для этого нужно его ликвидировать.

-- Возможно, ты и прав, сынок. В самом деле, учитывая, что отношения с испанцами у нас заморожены, Ловкий Змей мог сам по собственной инициативе связаться с англичанами. Собственно, и с Джоном Беком он связывался сам. И, кстати, Изабелла говорит про своё уродство, это хорошо согласуется с историей о женщине, которая обгорела в неудачной попытке избежать группового надругательства... Так что похоже на настоящее. Есть, конечно, риск, что она писала письмо с его ведома... Но всё равно надо попытаться его убить.

-- Я сам понимаю, что надо, отец. Но вот суеверие, что Ловкого Змея может убить только тот, кому он причинил наибольшее зло... оно всё портит. Если у людей нет ВЕРЫ в победу, то как рассчитывать на удачу? Я могу приказать, но в таком случае это всё равно что отправить людей на верную смерть, а какой с этого толк? Я и по поводу прошлого провала временами мучаюсь, в глаза Саири смотреть не могу....

Саири, ветеран разведки, порой выполнял весьма щекотливые поручения -- в силу своего внешнего сходства с Инти он порой играл его роль перед людьми, которые знали Инти плохо и у него это выходило без осечек. А сыновья его решили пойти по его стопам и погибли в той экспедиции

-- Он так и не оправился от потери сыновей?

Горный Ветер грустно покачал головой:

-- Похоже, и не отправится. Хотя у него есть дочь и внуки, но всё равно он чувствует себя деревом без веток. Да с сердцем у него проблемы...

-- Надо бы мне его навестить...

-- А нашему дворцовому лекарю показаться не хочешь?

-- Ни в коем случае. Знаешь, если у Луны была угроза выкидыша, а он ей якобы с целью поправки здоровья путешествие рекомендовал... А ведь даже мой тесть, твой покойный дед, не рекомендовал твоей матери путешествовать беременной. В общем, лекарь или просто не достаточно грамотен для серьёзных случаев, или завербован. Так что возьми его на заметку. А на роды Луне пригласи кого понадёжнее. Сейчас мы должны подготовить экспедицию, и о моём отсутствии в стране должны знать как можно меньше людей. Пусть Асеро не будет в курсе, а думает, что я тяжко болен и живу в замке. Я уверен, что эту роль может сыграть и Саири.

-- А если Асеро и Луна опять направятся к тебе в гости?

-- Тогда отговаривай их. Скажи, что беременным путешествовать всё-таки опасно. Да и не до того Асеро будет в ближайшее время. Ему с делами надо разгрестись. Ведь впереди отчётное собрание всех носящих льяуту. На котором будет решаться вопрос о наследнике Асеро.

-- Вот именно. А если ты к нему не успеешь?

-- Должен успеть. По моим подсчетам, всё это займёт никак не больше месяца. А, кроме того, если я привезу документы из архива этого мерзавца, то там могут быть как доказательства того, что англичане планируют у нас переворот, тогда даже Киноа и Искристый Снег не смогут это проигнорировать. Хотя я надеюсь найти и компромат на Жёлтого Листа, если моё предчувствие меня не обманывает, и он на самом деле с этим связан... А Саири заодно подлечится.

-- Мне страшно, отец. Я очень люблю тебя и не хочу потерять...

-- Ещё бы тебе было не страшно, ведь если со мной что случится -- то всё бремя власти ляжет на тебя навсегда, а ты уже понял, что это такое.

-- Отец, дело не в этом. С бременем власти я как-нибудь справлюсь, я более-менее справлялся эти месяцы, но ведь ты мне дорог как отец. Да и как я оправдаюсь перед собой и перед людьми в случае твоей гибели?!

-- Я верю, что я вернусь сын мой. Да, я понимаю, что это риск, но без риска в нашем деле никуда. И даже сидеть у себя в замке ?тоже некоторый риск: вдруг к тебе убийцы заявятся? Да, порой возникает зависть к простым обывателям, к их мирной, спокойной и сытой жизни без врагов, но нельзя забывать, что мы -- инки, и спрос с нас много больше, чем с них. Мы должны рисковать ради них жизнью -- иначе нашим привилегиям нет оправдания... А, кроме того, может быть так, что если я сейчас не рискну, я обреку нас на поражение в будущем. Велики ли сейчас шансы убедить всех носящих льяуту, что нужно выслать англичан из страны?

-- Конечно, отец. Ты всегда меня учил, что надо рисковать, и я никогда не забуду твоих уроков.

-- Я сегодня же поговорю с Саири. Наверняка он будет не против поменяться со мной местами. И ещё займёмся подбором людей. А также я хочу, чтобы ты меня проводил до Тумбеса -- очень может быть, что я там тебе что-нибудь подскажу на месте. Встретимся там со Старым Ягуаром и Якорем. Они язык за зубами держать умеют, так что тайна англичанам известна не станет. А до момента отъезда я лучше буду ночевать не дома, а ты знаешь тайное место... Только дай мне отчёты по Тумбесу посмотреть, я там может найду ошибки, которые ты не заметил.

-- Хорошо, отец.

Саири был мрачен:

-- Не хочу я в этом деле участвовать. После того, как моих сыновей не стало, мне всё уже стало всё равно.

-- Я понимаю твоё состояние, Саири. Но разве тебе не хотелось бы, чтобы твои сыновья были отомщены?

-- Инти, мне кажется, что это -- кара за то, что я много обманывал, помогая тебе. Ты сам знаешь, что обманывать нехорошо...

-- Не говори глупостей, Саири. Ни мне, ни тебе нечего опасаться загробного суда. А теперь я прошу помочь мне в последний раз: пожить вместо меня в моём замке, тебя там будет лечить лекарь, создавший такое лекарство, которое поставило меня на ноги. А я тем временем отомщу за твоих сыновей.

-- У меня есть ощущение, что всё это дурно кончится.

-- Дурно для кого? Для Ловкого Змея это и должно кончиться дурно.

-- Нет, для всех нас.

-- А тебе-то что грозит? Разве что разоблачат... ну так Горный Ветер объяснит, что тебя тут наказывать не за что...

-- Не знаю. Чувствую только, что скоро переселюсь на тот свет.

-- В тебе так говорит недуг. Когда я был болен, меня тоже мучили такие мысли, но как только болезнь отступила, они ушли. И от тебя недуг отступит, а ты своей дочери и внукам нужен.

-- Хорошо, я согласен. Поживу месяцок в твоём замке. Только не задерживайся за границей.

-- Не бойся, не задержусь.

Дорога в Тумбес прошла без особенных происшествий. Ехали отец и сын под чужими именами, а письма своим людям с предложением принять участие в экспедиции Горный Ветер по спецпочте отправил заранее. Даже если кто-то из них по каким-то причинам не сможет, то не страшно. Готовый корабль Старый Ягуар точно предоставит, и на Альбатроса в качестве капитана рассчитывать вполне можно, тот никогда не отказывался от любых заданий, которые бы дал ему Инти, и даже как-то сожалел, что в прошлый раз не ему случилось участвовать в ликвидации Ловкого Змея, так как был уверен, что и ошибки покойного капитана привели к провалу.

Инти, Горный Ветер и Старый Ягуар сидели за столом в доме Инти за заказанным из столовой ужином. Тому факту, что Инти сейчас настолько здоров, что готов помчаться за границу, чтобы покрошить Ловкого Змея, не сильно удивил старика.

-- Знаешь, если бы он также оскорбил меня, как когда-то оскорбил тебя, то я бы, даже будучи одной ногой в могиле, встал бы, чтобы ему отомстить, -- сказал он, -- корабль я уже приготовил, только вот с капитаном проблема.

-- Разве Альбатрос не согласен отправиться на такое дело? -- спросил Инти. -- Он же Ловкого Змея на дух не переносит...

-- Не переносит, это верно. Но вот только принять участие в вашей экспедиции он всё равно не сможет, -- ответил Старый Ягуар, -- потому что сейчас он находится в госпитале, и лекаря даже опасаются за его жизнь.

-- Но ведь всего пять дней назад ты написал мне, что из последнего плавания они вернулись благополучно... -- сказал удивлённо Горный Ветер. -- Что с ним могло случиться здесь, на родной земле?

-- На него напали и пытались убить. Это случилось не в городе, а по дороге к аквафермам, куда он решил сходить пешком, чтобы навестить своего младшего брата. По дороге обратно на него напали из-за кустов. Лиц нападавших он не видел, они были в шлемах. Он отбился и даже смог раненым добраться до города, но уж очень много крови он потерял. Все теряются в догадках.

-- Ну, допустим, точно ничего не известно, но у тебя какие соображения? -- спросил Инти. -- У него были личные враги?

-- К сожалению, были. Во время его плавания случился один пренеприятный эпизод. Несколько его матросиков решили тайком сходить в бордель. Но дело раскрылось, и вышел скандал. Нарушителей он запер, и вскоре их должны предать суду, но вот их родичи могли отомстить...

-- Ничего себе у вас дела, -- сказал Инти. -- Во дни моей юности, я помню, закон о запрете на посещение борделей соблюдался неукоснительно. Всё-таки это вопрос здоровья и безопасности. Из общего котла же на корабле едят, один подхватит сифилис -- другие заразятся.

-- Я тебе скажу больше: теперь моего сына за соблюдение закона иные порицают. Другие капитаны, мол, глаза на это закрывают, и ты закрой. Но вот только его на такое не подобьёшь никак, он же бордель узаконенным надругательством считает. Мол, сначала юноша привыкает в борделях к насилию над женщинами, а потом и просто так беззащитных хватать и насиловать начнёт. Мне самому теперь страшно, куда Тумбес катится. Многие оправдывают посещение борделей тем, что раз мы нелегально торгуем, то нас по непосещению оных легко вычислить -- но по мне, лучше чуть бСльший риск, чем развращение и сифилис. А ты что скажешь на это, Инти?

-- Я помню, что среди христиан наши люди имеют репутацию мужеложников, так как они не представляют, как это можно молодым мужчинам столько терпеть без плотских ласк. Для них это "бремена неудобоносимые", -- с иронией сказал Инти, -- но заметить, что наши люди притонов не посещают, можно только в том случае, если за ними специально следить. Так внимательными надо быть и слежки за собой не допускать.

-- Разумеется, -- сказал Старый Ягуар, -- но вот только за этим делом не обязательно стоят родичи провинившихся морячков. Может, всё это имеет совсем другую подоплёку. Уж очень многие хотят сбросить меня с поста наместника, а смерть сына -- это такой серьёзный удар, от которого я могу и не оправиться. А, кроме того, по городу уже ходят слухи, что я хочу видеть сына своим преемником.

-- А на деле ты не собирался?

-- Видишь ли, мой сын никогда к таким делам тяги не проявлял. Но ведь годы идут, плавать ему недолго осталось... а спокойная старость ему тоже вряд ли понравится. Так что если его взгляды на этот вопрос поменяются, я буду только рад. Но другие -- не рады.

-- А что вообще про сторонников отделения скажешь? Насколько они опасны? -- спросил Горный Ветер. Старый Ягуар провёл ладонью по лбу:

-- Шума и головной боли от них много, но вот чтобы реально власть захватить, то это они вряд ли. Ни один старейшина их взглядам не сочувствует. Разве что Главный Амаута Тумбеса... его ведь у нас ещё пятым старейшиной называют. Но если его снять, всё прекратится. Но как его снимаешь, если среди амаута такие настроения корни уже пустили?

-- Ясно, -- сказал Горный Ветер, -- конечно, я ситуацию разберу, может, сменю координатора... Короче, будем думать... Скажи сейчас, а не могла ли за покушением на твоего сына утечка информации стоять? Кто-то узнал, куда и зачем ему нужно будет поехать, и решил таким способом помешать... Может такое быть?

-- Едва ли, -- сказал Старый Ягуар, -- или тогда придётся признать, что враги узнали обо всём даже раньше нас. Он ведь даже письмо от тебя на эту тему прочитать не успел...

-- Конечно, никакую версию не стоит прежде времени сбрасывать со счетов, -- сказал Инти, -- но всё-таки вариант утечки мне кажется маловероятным. Если бы кто-то узнал про экспедицию и решил её сорвать, то действовал бы не тупым отстрелом её потенциальных участников.

-- А как бы действовал?

-- Попытался бы внедриться в ряды, например. Или Ловкого Змея бы предупредил... А на стадии подготовки люди легко заменяемы.

-- Думаешь, так легко заменить Альбатроса?

-- Сейчас много легче, чем если бы с ним что-то случилось в пути.

Потом разговор перешёл опять на тумбесские дела.

На следующий день отец и сын прогуливались вдоль берега и глядели на чуть разыгравшиеся волны. Здесь была очень мала вероятность напороться на кого-то, так что оба они были без шлемов.

-- Что ты думаешь, отец? Может, лучше отложить экспедицию до выздоровления Альбатроса?

-- Ни в коем случае, -- сказал Инти, -- в конце концов я и сам могу довести корабль до места.

-- Ты, отец?

-- А что особенного? В дни своей юности я учился в морском колледже в Тумбесе, да и потом, когда ехал вызволять твою мать, справился с кораблем сам. Как видишь, никто не потонул.

-- Но ведь это было так давно, и ты уже успел многое забыть, отец.

-- Ну, нас всё-таки очень хорошо учили. Много лучше, чем учат у белых. Знаешь, почему?

-- Почему же?

-- Потому что у белых людей знания капитана -- своего рода гарантия от бунта на корабле. Там с простыми матросами обращаются по-скотски, и от бунта против капитана их удерживает только тот факт, что без его знаний им каюк. А у нас матросы -- это люди, и обижать их просто так нельзя. Потому удерживать их от бунта не нужно, и в знаниях их не ограничивают.

-- Всё равно тебе нужен дублёр для ведения корабля.

-- А у тебя есть кандидат?

-- Да. Я думаю, лучше всего подойдёт Ворон, которого всё равно надо снять.

-- Да, как координатор он плох. Использует шаблонные методы, плюс очень редко менял следящих. Я просто уверен, что те настолько примелькались, что англичане их опознавали без труда.

-- Насколько я знаю, за следящих отвечал Цветущий Кактус.

-- Ну ладно, значит, это его ошибка. Но всё-таки скажи, я правильно понимаю, что среди следящих было очень мало женщин?

-- Не было ни одной женщины.

-- Почему? Ведь англичане как раз женщин менее всего склонны подозревать.

-- Тому есть несколько причин. Во-первых, разоблачённого мужчину в худшем случае убьют, а женщин ожидает участь хуже смерти... Ты же сам помнишь, что случилось с Зарёй. Я не хочу, чтобы такое случилось ещё хоть с кем-то по моей вине. Ты же знаешь, каково потом женщине жить после этого.

-- Я тебя понимаю, сын мой. Но надо и понимать, что если англичане возьмут верх, всех этих женщин ожидает такая участь уже практически неизбежно. И Заря это понимала прекрасно. И её супруг понимает. Если уж у них и есть какие-то проблемы, то никак не из-за того, что та ему не девой досталась. Так что лучше уж тут назначить координатора, который в этом вопросе на горло своей щепетильности наступит.

-- У Ворона не щепетильность. Он просто с женщинами не ладит. С любыми. Не знаю ни одной женщины, с которой бы он ладил.

-- Как так ? с любыми? Тогда он для нашего дела просто не пригоден.

-- Ну, насколько годен, тебе судить. К его мореходным навыкам претензий нет, моя поездка в Новую Англию тому порукой, так что до места он тебя довезёт.

-- А на месте придётся иметь дело с женщиной... Которую в случае удачи надо живой и невредимой доставить в Тумбес. Кстати, Лань была им недовольна. Почему?

-- Видишь ли, Ворон честный человек, смелый, надёжный... но слишком много значения придаёт действию по инструкциям. А точнее, не умеет действовать не по инструкциям и правилам, у него совсем нет чутья, которым ты у нас славишься. Ты сам понимаешь, что в Тумбесе нужны некие нетривиальные действия, а он ни на что такое пойти не может. Да и Лань обижена на него из-за этого. Он как-то стал при ней философию разводить, что жениться нужно только на девственницах, а даже на вдовах нельзя. Ну а она оскорбилась, приняв на свой счёт.

-- Он что, не знал о её беде?

-- Не мог не знать, но как-то ему его правила были важнее такта. Любому же понятно, что Лань ни в чём не виновата. Впрочем, всё равно других кандидатов мы сейчас не найдём. И ему же тебя довезти только надо, операцию ты сам распланируешь.

-- Ладно, уговорил, твоя правда.

-- Скажи мне, отец, -- сказал Горный Ветер, -- давно хотел спросить тебя, на всё не к слову было. Ведь если ты в юности учился морскому делу здесь, то значит, и мать мою видел до того, как поехал её вызволять?

-- Видел. Временами украдкой любовался ею издали.

-- А познакомиться не пытался?

-- Нет. Кто был я и кто -- она. Ведь никто же не знал здесь, чей я сын. Да и кроме того... она мне потом призналась, что никогда бы не обратила на меня внимания, если бы не тот случай.

-- Почему?

-- Это особенности её семьи. Её отец был очень сурового нрава. Он был очень требователен к себе и другим. Так, чтобы не допустить ни малейшего пятна и порока... И дочь свою так же воспитал. Она тоже была к другим по молодости требовательна. А к женихам -- в особенности.

-- То есть ей была важна внешность?

-- Да нет, внешность как раз её не очень волновала. А я был по молодости лет очень даже хорош собой. Да я и сейчас ничего выгляжу, -- Инти даже приосанился, -- Но она не могла полюбить ни в чём не примечательного человека, ей нужен был герой. Когда ей сказали, что там далеко на Юкатане есть такой юноша, который хочет стать нашим союзником и поднять восстание против испанцев, она в него заочно влюбилась и потому была согласна ехать за таким героем на край света. А я был тогда простым учащимся морского колледжа. Никто же не знал, что я при этом работаю в службе безопасности и несколько раз участвовал в особых операциях... Но ведь не мог же я рассказать об этом тогда твоей матери с целью покорить её сердце! Да и чего бы я тогда стоил, если бы по личным причинам разглашал государственные тайны?

-- Я понял, отец.

-- Хорошо, давай теперь обсудим вот что: ты хочешь менять Ворона на Якоря, так?

-- Так.

-- Для этого тебе нужно переговорить с ними обоими. Ты уверен, что Якорь справится в такой сложной обстановке?

-- В таком деле трудно быть уверенным, но альтернатив не вижу.

-- Вот что, у меня возникла мысль: ведь Ворон меня в лицо не знает. Может, ему не говорить, кто я? Пусть я для него буду просто "Саири".

-- Пожалуй, так и сделаем, -- сказала Горный Ветер.

Список людей, которые дали своё предварительное согласие участвовать в экспедиции, выглядел внушительно -- целых 25 человек. Но ничего конкретнее того, что предстоит весьма важная, но рискованная экспедиция, они не знали. Горный Ветер боялся даже по секретной почте передавать столь важные подробности.

Все они были собраны в доме Инти внизу, а сам Инти сидел наверху и ждал момента, когда должен был выйти в образе "Саири".

Горный Ветер вкратце рассказал про Ловкого Змея, письмо его наложницы и добавил:

-- Конечно, руководить таким такой операцией должен очень опытный и знающий человек. Я вам привез такого из Куско и представлю его, но только я хотел бы знать -- кто из вас готов отправиться в такую экспедицию? Вы знаете, никто из ваших предшественников не вернулся -- и никто точно не знает причины этого. И всё-таки надо рискнуть второй раз.

-- Легко рисковать другими, -- сказал одни из приглашённых, -- а сам бы ты отправился на такое?

-- Я бы с радостью, -- ответил Горный Ветер, -- но только покинуть свой пост я теперь не могу. Кроме того, я знаю, что останавливает многих из вас: вы верите, что Ловкого Змея способен одолеть лишь тот, кому он больше всего по жизни насолил, а остальным и соваться не след, так?

Несколько человек закивали.

-- Что же, я это учёл. Человек, которого я хочу предложить в качестве вождя, имеет к Ловкому Змею личные счёты. Так что шанс на победу у вас есть. Только скажите, кто из вас готов пойти на такое?

Слушавший всё это Инти с грустью подумал, что людей, готовых пойти на подвиг, бросив всё, становится всё меньше и меньше. "Жила бы страна родная, и нету других забот" -- это не про нынешних юношей. Что делать -- его поколение росло среди героев Великой Войны, а теперь, когда прежние герои уже стали стариками, живого примера героя перед глазами нет, на риск решаться много труднее. Хотя, конечно, были и войны на севере и на юге, но тех войн как-то немного стыдились. Потому что они были внутренние, да и пытались их заранее предотвратить, но не вышло... Всё-таки ему повезло хоть одного сына прилично воспитать, и даже если он сейчас не вернётся, то всё равно сына оставит. Хотя как ещё пожить хочется...

Количество людей внизу постепенно уменьшалось. Через небольшую дырочку в полу было не видно, сколько человек оставалось внизу, но по хлопкам двери можно было понять, что ушёл не один и не два. Инти грустно посмотрел на портрет своей возлюбленной и сказал, обращаясь к нему:

-- Радуйся, жена, отомщу я за тебя, наконец. И за Ветерка заодно: жил бы он при матери, не устроил бы того, что устроил, вырос бы нормальным человеком...

Ещё он подумал о том, что на случай гибели стоит завещать эту картину в какое-нибудь людное место повесить -- не стоит ей тут на чердаке пропадать. Хотя надо с Горным Ветром тут посоветоваться, всё-таки это его мать... Но вряд ли у него будут какие-то возражения.

Кажется, внизу кончили уходить, и разгорелся какой-то спор:

-- Послушай, Горный Ветер, я могу бросить координаторство и податься в плаванье, но вот только... только кого ты вместо меня поставишь?

-- Думаю, что Якорь справится.

-- Якорь -- молокосос!

-- Лишь немногим моложе меня.

-- Да он довёл дело до того, что его из Университета прогнали.

-- Ну, тут его вину усмотреть сложно.

-- Всё-таки, он ни одним крупным успехом ещё не отличился. В отличие от меня.

-- Хорошо, тогда лучше дадим ему попробовать. Хоть временно. В конце концов, у тебя успехов в самом Тумбесе не много. А без твоих мореходных навыков не доплыть до места.

-- Что же, если без меня тут не обойтись, то я тут согласен. А сам Саири в морском деле смыслит?

-- В юности плавал и даже водил корабль. Проблем быть не должно.

Инти подумал, что, с одной стороны, Горный Ветер ведёт себя грамотно -- с некоторыми людьми можно добиться взаимопонимания, только подчёркивая их незаменимость. Сам Инти использовал этот приём, подчас даже привирая -- но вот только людей, которым такое обращение нужно, он не очень любил. Но для дела его симпатии и антипатии не важны, ведь не жениться же он собрался. Ничего, сработаемся как-нибудь.

-- Саири, выходи, -- сказал Горный Ветер.

Инти открыл дверь и спустился вниз. Осталось 13 человек. Негусто, но на экипаж небольшого судна вполне хватит.

-- Здравствуйте, меня зовут Саири, -- сказал Инти как можно непринуждённее. -- Давайте познакомимся.

Один из сидящих поднялся и сказал:

-- Меня зовут Видящий Насквозь, я лекарь. Я совсем недавно решил перейти на работу в службу безопасности. Славлюсь тем, что почти с первого взгляда могу определить, чем человек болен. Вот по тебе я сразу вижу, что у тебя сердце не очень в порядке. Если бы ты собирался на фронт, а я был бы в медкомиссии, то я бы тебя не отпустил скорее всего.

-- Ну, что сердце не в порядке -- это я и так знаю. Но для спецслужб это не всегда недостаток. Скажем, если я попаду в плен, мне не нужно будет даже принимать яд -- под пытками я тут же окочурюсь, и тайн никаких из меня не вытащишь. Так что ничего страшнее смерти со мной не может случиться, -- Инти улыбнулся.

-- Возможно, ты и прав, -- ответил лекарь, -- но следить за твоим здоровьем я буду внимательно.

-- Да уже последи, -- сказал Горный Ветер, -- он мне живым и здоровым ещё нужен.

-- Меня зовут Морской Ёж, и позволь мне спросить тебя... как-то лет пять назад в Тумбес приезжал Инти, я видел его лично. И вот ты на него очень похож. Это случайность, или за этим стоит какое-то колдовство?

Инти не изменившимся голосом бодро ответил:

-- Нет, никакого колдовства здесь нет, но ты прав, мы и в самом деле схожи как родные братья. Оттого Инти нередко доверял мне изображать его в некоторых весьма деликатных случаях. Хотя если кто хорошо знает нас обоих -- того не проведёшь.

-- Да, теперь, приглядевшись, вижу разницу. Инти вроде бы помоложе и попредставительнее...

Потом, представились все остальные, после чего Инти сказал:

-- А теперь, друзья, мне хотелось бы услышать ваши соображения по поводу всего этого дела. Понятно, что нужно поехать, найти этого негодяя и ликвидировать его, захватив его бумаги. Но, может, у вас есть какие-то важные мысли на этот счёт?

-- Есть, -- сказал Ворон. -- Насколько мы можем доверять словам женщины, написавшей это письмо?

-- Была экспертиза, -- ответил Инти. -- Писала действительно чиморка. В общем, я склонен считать, что всё именно так, как изложено. А что именно у тебя вызывает наибольшие сомнения?

-- Я не могу понять, почему женщина, столько лет бывшая наложницей этого негодяя, не убила его сама? Что ей мешало вонзить в него нож во сне?

-- Страх за дочь, это хорошо объяснимо, -- ответил Инти.

-- А если на деле она просто решила угодить своему господину и заманить в ловушку честных тавантисуйцев?

-- Не исключено, но нужно проверить. Конечно, на месте мы проведём дополнительную разведку. Но в любом случае её лучше доставить в Тумбес как важную свидетельницу.

Больше ни у кого никаких соображений не было.

Ещё через два дня корабль благополучно отплыл из Чимора. Инти покидал город с беспокойным сердцем, но не оттого, что боялся приключений впереди, а оттого, что беспокоился, как бы в его отсутствие не случилось чего-то очень скверного. До отъезда он успел поговорить с Якорем, и это разговор всё ещё крутился у него в памяти. Якорь уже был не тем твердокаменным юношей, который держался молодцом в застенках Куйна -- прошедшие годы наложили на него свой отпечаток. Годы шли, а проблемы в Чиморе не решались: он не мог не понимать этого, и бодрости духа такое понимание не прибавляло. А, кроме того, больше всего его угнетало, что лично он мало что мог с этим поделать. Не мог же Якорь Главного Амаута сковырнуть, в самом деле! А на Ворона юноша был обижен. Тот как-то спрашивал, насколько Якорь готов идти против Главного Амаута, согласен ли, например, убрать его в случае необходимости. Юноша даже готов был согласиться, но тут сам Ворон пошёл на попятную и не стал делать ничего. Говорил он такое, мол, чисто для проверки. Да лучше бы так не проверял!

Выслушав его внимательно, Инти сказал ему, что положение, однако, таково, что назначить в качестве координатора ему больше некого, и без него не обойтись. Хитрец Инти часто использовал этот приём: сказать тому, кто упал духом, что есть некое важное дело, в котором без него не обойтись. В большинстве случаев это работало, но не всегда... Хорошо, это тогда с Зарёй сработало. Когда с ней случилась одна из самых страшных бед, которые могут случиться с женщиной (да и с мужчиной тоже, хотя с мужчинами такое, по счастью, сравнительно редко бывает), после того, как он сказал ей, что кроме неё перевод дневника сделать некому, она потом быстро очнулась, а так женщины потом могут и месяцами, и годами мучиться... А теперь у Зари всё благополучно: нашла она своего возлюбленного, теперь у них дети... Жаль, конечно, бывает, когда женщина бросает работу в спецслужбах ради личного счастья, но всё-таки всю жизнь так рисковать, как рисковала она, тоже ведь никому не пожелаешь. Он и Радуге, хоть она и покинула обитель Дев Солнца уже тридцатилетней, тоже желал личного счастья, но вот не получилось у ней, враги запытали её жениха насмерть прямо у неё на глазах, а сама она после всего случившегося навсегда осталась бесплодной. Хотя и ей не так уж плохо в обители, пусть ей недоступны радости любви, но доступны радости познания... Всё одно лучше, чем быть мёртвым.

Накануне Инти опять снился один странный сон, который суеверный человек счёл бы пророческим. Ему опять снилась его покойная возлюбленная, которая лежала убранная в золоте и приготовленная к погребению. В жизни он тогда отдал ей только один прощальный поцелуй, большей несдержанности её отец никогда не простил бы ему, но во сне он был с ней наедине и покрыл поцелуями ей шею, грудь и щёки. В этой страсти было какое-то иррациональное стремление передать часть своей силы, только чтобы вдохнуть жизнь в её уже мёртвое тело. И во сне это было не невозможно. Покойница вдруг приподнялась со своего ложа, посмотрела на него и сказала чётко: "Меня отравил Ловкий Змей, убьёшь его -- буду опять твоя". Потом Инти проснулся.

Сон был легко объясним, плоти хотелось супружеских ласк, хоть и принял он решение этим своим желаниям не потакать, но от снов никуда не денешься, там воля слабеет. Ну а если ты не живёшь с женщиной, будь готов, что иногда в кровати будет мокро. Хотя это добрый знак -- значит, здоров, по крайней мере, относительно. Когда ты так болен, что с кровати едва встаёшь, то плотских ласк не хочется...

Доплыли они без происшествий. Мореходные качества Ворона оказались и в самом деле выше всяких похвал. Да и дорогу до городка Сан-Сальвасьон он знал как свои пять пальцев. Всякий тавантисуец хорошо знал историю возникновения этого городка. Когда в войне за освобождение наметился перелом и стало ясно, что вскоре удастся вернуть обратно все порты, Манко уже задумывался о будущем.

Он приказал своим людям, находившимся тайно в стане врага, вывести из строя как можно больше вражеских кораблей, пробив их днища. Некоторые отговаривали его от этого шага, уверенные, что это заставит испанцев драться более отчаянно, и в силу этого прольётся больше крови. На это Манко отвечал, что те более отчаянно будут драться между собой за места на кораблях, за то, чтобы вместо товарищей взять на борт побольше награбленных сокровищ. И оставят кузнецов, корабельных мастеров и прочих специалистов, которые будут очень нужны для восстановления разорённого войной народного хозяйства Тавантисуйю.

Конечно, при вступлении в города тавантисуйцы старались допустить как можно меньше бардака и кровопролития, самых отличившихся в предательствах судили и казнили по суду, но вообще инки были милостивы к пленным, в том числе, и из прагматических соображений -- после войны очень нужны рабочие руки, так что пленники без дела не останутся. Но те, кто с таким трудом убежал из Тавантисуйю (это были как испанцы, так и предатели из местных), были уверены, что бегут от верной погибели, при том, что корабли у них были не в лучшем состоянии, так что когда они доплыли до того места, которое назвали потом Сан-Сальвасьон (Святое спасение), им было за что благодарить христианского бога.

Впоследствии именно этот город сыграл большую роль в торговле с подданными Испанской Короны, как прямо, в качестве перевалочного пункта, так и косвенно, ведь когда европейцам требовался человек, знающий языки Тавантисуйю, его поначалу проще всего было найти именно здесь.

В легальные периоды торговля шла более активно, в нелегальные хирела, но никогда не замирала до конца. Так что, скорее всего, их бы при обнаружении приняли за подпольных торговцев. Конечно, за это тоже формально полагалась виселица как за пиратство, но тут есть шанс, что строгость законов будет скомпенсирована необязательностью их исполнения. Вот если бы действительно обнаружилось, что Инти это Инти... Но это было невозможно, даже если сами его люди о том не знают.

Да и не собирались они заходить в Сан-Сальвасьон, поместье Эстебана Лианаса было недалеко в окрестностях. Инти и решил высадиться так, чтобы узнать, где оно точно находится, а потом уже составлять боевые планы. Внешне всё должно было сойти за "нападение пиратов на прибрежную виллу", но, само собой разумеется, на вилле есть охрана. Инти надеялся поймать момент, чтобы они все были на пирушке, но всё-таки такая удача была маловероятной. А перво-наперво, надо будет связаться с Изабеллой.

Разумеется, то письмо, на которое они ориентировались, было отправлено не самой Изабеллой (её господин в город одну ни под каким соусом не отпустил бы), а неким отцом Педро, недавно поставленным здесь в качестве приходского священника. Именно он его передал людям в Сан-Сальвасьон, которые показались ему похожими на тавантисуйцев. Хотя католическая церковь была одной из самых враждебных Тавантисуйю организаций, тем не менее, в её рядах порой встречались и приличные люди, сочувствующие угнетённым и осуждавшие злодеяния магнатов. Видимо, таким человеком был и отец Педро. Как бы то ни было, связаться с Изабеллой можно было только через отца Педро, соваться в само имение было слишком рискованно.

Со священником ничего не стоило разговориться, назвавшись купцом и проявив желание узнать, что за люди живут в округе и какой товар их мог бы заинтересовать. Инти знал, что в глуши любое новое лицо вызывает интерес как источники новостей, а уж священник, не обременённый делами и заботами, всегда обрадуется случаю поговорить.

Отец Педро, сложно сказать по каким признакам, быстро определил, что перед ним язычник-тавантисуец. Впрочем, такой оборот Инти предвидел: как ни маскировались под христиан таватисуйцы, надевая европейские костюмы и безупречно говоря по-испански, всё равно их довольно часто опознавали по каким-то не особенно понятным признакам. Речь даже не шла о цвете кожи -- смуглокожие моряки и среди христиан возможны, что-то было такое в походке, в манерах... Но среди священников нередки люди проницательные, так что к такому проколу Инти был относительно готов. Ну а священник решил воспользоваться случаем и попытался обратить язычника в истинную веру, долго и терпеливо расписывая ему прелести Благой Вести.

В общем и целом отец Педро не обманул ожидания Инти. Священник был из "моралистов" -- таких людей, которых больше, чем беды людей, беспокоил их моральный облик. То, что Эстебан Лианас грабил своих крестьян по долговым распискам, которые он перекупил от предыдущего владельца, мало беспокоило отца Педро, но вот то, что он развращал крестьянских девочек, стараясь для разврата выбирать именно невинных -- это вызывало у отца Педро яростный гнев, и он призывал на голову все кары божьи, на которые у него хватало воображения. Что же, для дальнейшей работы он был бесперспективен, но для их разового дела сойдёт и такой союзник. Тем более что выбирать всё равно не приходится.

В разгар разговора Инти с отцом Педро, который происходил в доме последнего, в дверь вдруг постучали. На пороге оказалась девочка лет десяти, одетая в лохмотья. Увидев незнакомца, девочка посмотрела на него с испугом. Инти хорошо понимал смысл этого взгляда -- в христианских странах женщины с малых лет приучены видеть в каждом незнакомце возможного обидчика.

-- Это Консуэла, дочь Изабеллы, служанки Эстебана Лианаса, -- сказал отец Педро. -- Заходи, не бойся, этот чужестранец тебя не обидит.

Девочка робко зашла.

-- Втайне от её господина я учу девочку грамоте. Её мать грамотна, но только её господин запретил обучать грамоте свою дочь. Когда она ослушалась, её господин дошёл до такой жестокости, что жёг ей грудь горящими углями. Эта жесткость сравнима с жестокостью римлян, пытавших так святую Агату. А ведь если девочка научится читать и писать, у неё будет больше шансов прислушаться к святому Евангелию, а её хозяин, хоть и принял формальное крещение, в душе всё равно остался необузданным язычником, чурающимся христианской добродетели.

-- Нечему тут удивляться, ведь также развратничают и богатые христиане.

-- Скажи мне, язычник, -- вдруг спросил отец Педро, -- не испытываешь ли ты временами угрызений совести за свои плотские грехи? Закон совести записан и у вас в сердцах.

-- Временами испытываю, -- сказал Инти, -- да, я в своей жизни допускал легкомыслие в отношениях с женщинами, о чём впоследствии сожалел... Однако я никогда не прибегал к насилию, сама мысль о таком вызывает у нас гнев, недавно же я принял решение завязать с утехами плоти. Консуэла, не бойся меня -- я не обижаю десятилетних девочек.

-- Мне уже почти четырнадцать, -- чуть обиженно сказала девочка. -- Я такая маленькая и щуплая оттого, что меня плохо кормят. И сегодня мой господин опять хотел овладеть мною. Отец Педро, во имя Христа умоляю, спаси меня от этой страшной участи! Почему я, рождённая без мужчины, должна мужчине отдаться?

-- Как это -- рождённая без мужчины? -- не понял Инти.

-- Моя мать говорила, что моим отцом было само Солнце. Оно осенило лучами мою мать, и от этого она зачала меня. А Эстебан Лианас похитил её из дома отца её, значит, она была девой. И при этом все знают, что Эстебан Лианас не мой отец.

-- К сожалению, эта девочка страдает гордыней и верит в нелепые сказки, -- сказал отец Педро. -- Конечно, Эстебан Лианас не её отец, он и сам не считает её дочерью. Но какой-то муж или любовник у её матери должен был быть до Лианаса. На исповеди Изабелла говорила мне, что Эстебан Лианас, сделав её своей наложницей, принудил её к супружеской измене.

Инти понял, что удача сама плывёт ему в руки. Эта девочка -- вот тот ключ, который откроет ему усадьбу Эстебана Лианаса.

-- Послушай, Консуэла, -- сказал Инти, -- если ты останешься здесь, то отец Педро не сможет защитить тебя от насилия. Это не в его власти, увы. Но я могу помочь тебе и твоей матери. Для этого вы должны согласиться бежать со мной. Можешь сделать так, чтобы мы с твоей матерью встретились?

Девочка застыла в нерешительности.

-- А что ты, собственно, решил с ними связаться? -- спросил отец Педро настороженно, -- какое тебе дело до их судьбы? Кто тебя знает, язычник, может быть, ты решил воспользоваться их бедой с какими-то грязными целями?

-- Клянусь тебе, это не так, -- сказал Инти. -- Но ты упомянул, что женщина из Чимора, значит, она -- тавантисуйка, а у нас есть закон, согласно которому мы должны помогать за границей своим соотечественникам, попавшим в неволю. Но даже если бы у нас не было такого закона, я бы и без него помог бы женщине и девочке, попавшим в рабство к негодяю. У нас на родине нет рабов, мы считаем рабство противозаконным и потому не считаем грехом и кражей помочь бежать рабу.

-- Рабство не всегда предосудительно, -- сказал отец Педро, -- если господин набожен, и заботится о спасении душ своих рабов, то в нём нет греха. Однако в данном случае, когда девочке грозит развращение и вечная погибель... да, в этом случае спасти её от порока не будет засчитано тебе на высшем суде как кража.

-- Изабелла может прийти сюда?

-- Увы, нет. Эстебан Лианас очень хорошо следит за ней, -- сказал отец Педро.

-- Моя мать может прийти в рощу на краю поля, когда господин уснёт, -- сказала девочка, -- пойдём, чужеземец, я покажу тебе это место.

Инти последовал за нею. Хотелось о многом расспросить эту девушку, жаль, было нельзя -- она потребовала, чтобы он шёл в некотором отдалении от неё, а громко говорить было слишком рискованно, хотя, по счастью, местность была довольно безлюдной -- видно, без нужды вблизи замка Эстебана Лианаса мало кто рисковал появляться... Так что он шёл, стараясь запомнить приметы местности -- нелегко будет найти нужное место в темноте, хотя ночи сейчас должны быть лунные.

Наконец девочка указала на поле и рощу возле него. За полем была видна вилла богатого магната. На поле зрел урожай кукурузы и девочка сказала:

-- Со дня на день поле начнут убирать, и тогда через него не пройти тайком даже ночью. Хочешь спасти нас -- торопись!

-- Я всё понял. Буду ждать твою мать этой ночью в роще. Но если она вдруг не сможет прийти, то пусть завтра напишет мне письмо, и ты его отнесёшь в дом отца Педро.

-- Хорошо.

-- И ещё, знаешь, что такое пароль и отзыв?

-- Нет.

-- Ну, если я приду в рощу и найду там другую женщину, и перепутаю, то....

-- Не перепутаешь, моя мать отличается от всех своими шрамами.

-- Но я могу не увидеть шрамов в темноте. Или твоя мать может случайно вместо меня наткнуться на кого-то другого. И тогда последствия могут быть самые печальные. Я не только не смогу помочь вам, но и сам окажусь на виселице...

-- А за что тебя на виселицу?

-- За то, что пытаюсь вам помочь. Ведь это противозаконно. Ты и твоя мать по закону считаетесь собственностью Эстебана Лианаса, а я считаюсь вором, который собрался эту собственность украсть. Закон не запрещает ему сколь угодно дурно обращаться с вами, но запрещает мне вам помогать.

-- Почему так?

-- Потому что законы христианских земель созданы для того, чтобы сильные мог властвовать над слабым, а тех, кто попробует дать отпор несправедливости, жестко карать. Но на нашей Родине другие законы, там бы за одно то, что этот негодяй пытался сделать с тобой, его бы вздёрнули на виселице.

-- Как хорошо. Хочу туда.

-- Ты туда обязательно попадёшь, если нас не поймают.

Девушка зашептала как можно тише:

-- Но если ты просто похитишь нас, Эстебан Лианас отправит за нами погоню, а если ты убьёшь его, то он этого сделать не сможет, верно?

-- Верно рассуждаешь.

-- Умоляю тебя, отомсти за нас. Я помню, как по приказу Лианаса его слуги схватили мою мать, разорвали одежду у неё на груди, потом они держали её, а он жёг её свечкой. Когда он тыкал свечкой в те сосцы, что меня вскормили, я поклялась, что настанет день, и я отомщу ему. Отомщу жестоко и страшно. Скажи, ты убьёшь его?

-- Да, -- ответил Инти. -- Только слушай меня внимательно. Чтобы мы друг друга точно нашли в темноте, я спрошу её: "Какую тайну хранит море?", это будет пароль, а она пусть ответит: "Море хранит много тайн, но самая главная -- могила самой прекрасной из когда-либо живших на земле женщин". Это отзыв. Запомнила всё в точности?

-- Да.

-- Повтори.

Девочка повторила без запинки. Видно, память у неё была великолепная, жаль, что в школу ей ходить не пришлось. Ничего, в Тавантисуйю как-нибудь наверстает упущенное.

-- Да, и передай своей матери это письмо, -- сказал Инти и вручил девочке конверт, который она тут же спрятала на груди.

Быстро попрощавшись, Инти отправился на корабль.

В письме говорилось следующее:

Изабелла, твой крик о помощи услышан, и Инти прислал своих людей, чтобы убить Ловкого Змея и спасти тебя с дочерью. Но и ты постарайся нам помочь -- скажи, как надёжно охраняется замок, можно ли проникнуть туда незаметно, и сколькими людьми располагает Ловкий Змей? Если не можем связаться напрямую, то связь будем держать через твою дочь.

Человек Инти

Учитывая, что всё равно узнать друг друга можно будет только по паролю и отзыву, Инти мог послать вместо себя другого человека. Видящий Насквозь говорил даже, что так будет лучше, мол, Саири надо отдохнуть, он и так добыл весьма ценные сведения, а Ворон добавлял, что тот факт, что один человек слишком часто шатается туда-сюда, может вызвать подозрения и рвался в разведку вместо него или хотя бы вместе с ним. Инти понимал, что тому хочется увидеть эту самую Изабеллу лично. Но именно этого Инти и не хотел допустить -- Ворон, скорее всего, не смог бы взять с Изабеллой верный тон и всё бы испортил. Да и другие чиморцы тоже могут наломать дров. Слишком уж часто они выказывают брезгливость к несчастным женщинам, чьё целомудрие так или иначе подпорчено, пусть и не по их вине. На его малой родине к такому относились легче. Может, всё дело в том, что Тумбес -- торговый город, всегда был и оставался таковым, вот и требуют от женщин безупречности хорошего товара. А вот среди крестьян к этому отношение проще, потому что даже "испорченная" женщина не теряла ценности как работница. Так что потеря целомудрия -- неприятная вещь, но не конец света.

Так что после некоторых раздумий Инти решил пойти в разведку всё-таки лично. И один. Так надёжнее и безопаснее -- в темноте его вряд ли узнает даже отец Педро, одинокого прохожего, скорее всего, едва ли кто в чём заподозрит, а если заподозрят, то не отбиться ни одному, ни впятером. Ну а от обычных грабителей Инти и в одиночку шпагой отобьётся, не барышня. С другой стороны, какое-то предчувствие говорило Инти, что с этой женщиной ему лучше потолковать лично -- найти тут верный тон может быть слишком непростой задачей.

Наконец Инти пришёл на место, увидев искомую роща, за ней -- убранное поле, а за полем -- замок Ловкого Змея. Быстро темнело, а значит, должна была прийти та самая Изабелла. Инти было немного тревожно, не обнаружат ли судно и не захочет ли кто поживиться (тавантисуйцы вне закона, и тут у разбойников особый соблазн), но Ворон, оставленный за главного, не младенец, должен отбиться.

Инти увидел, что по полю движется женская фигурка, лицо которой чем-то прикрыто. Точнее не чем-то, а её собственными волосами. Фигурка подошла к роще.

-- Здесь ли тот, кого я ждала долгие годы? -- спросил приятный женский голос.

-- Здесь. Скажи мне, какую тайну хранит море? -- спросил Инти и подумал, что пароль подобрал неудачно.

-- Море хранит много тайн, но самая главная -- могила самой прекрасной из когда-либо живших на земле женщин, -- чуть дрогнувшим голосом произнесла отзыв женщина. Инти вышел из темноты.

-- Меня зовут Саири, а кто ты? -- сказал он.

Дрожащим голосом женщина ответила:

-- Меня окрестили Изабеллой, о прежнем же моём имени, умоляю, не спрашивай.

-- Почему?

-- Потому что его носила красавица, а я -- изуродована.

-- Оттого ты и закрываешь передо мной лицо?

-- Да, Саири, -- ответила женщина дрожащим голосом.

-- Но почему ты всё время дрожишь? Ты боишься меня?

-- Нет, Саири. Просто ночью холодно, а на мне лишь дырявые лохмотья.

-- Сейчас я сниму свой плащ и укрою тебя им.

-- Нет, Саири, не надо. Я слишком грязна и вшива, и могу испачкать его собой. Лучше забудь о моём холоде и давай перейдём к делу...

-- Ну ладно, -- с неохотой согласился Инти. -- Сколько у Ловкого Змея верных слуг в замке? Таких, что будут за него драться?

-- Обычно у него охрана из десяти человек. Но сегодня... сегодня почти все они ещё с утра отбыли в город по делам. Остался только один.

-- А сам он?

-- Остался в замке и лёг спать. Несколько рановато для него...

-- Значит, если я сегодня же проникну к нему в спальню и заколю его -- дело будет сделано, ибо без своего патрона его слуги -- ничто?

-- Да, Саири. Но сможешь ли ты справиться с этим делом один?

-- Шпагой я владею хорошо, так что не вижу трудностей. Веди меня к нему в спальню.

-- Хорошо, Саири.

По пути Инти очень хотелось заглянуть в лицо женщины, но он знал, что просить было бесполезно: даже если бы она откинула волосы, всё равно едва ли что можно было разглядеть в такой темноте. Впрочем, голос её не скрывал никакого подвоха. Да и история... нет, женщина-злодейка выдумает всё что угодно, но только не внешнее уродство. Перед ним действительно жертва Ловкого Змея, жаждущая расплаты за свои страдания.

Тем временем женщина провела его в дом, зажгла свечу и повела его по лестнице на второй этаж. Мимоходом Инти отмечал роскошь, окружавшую мерзавца -- рядом с ним даже носящие льяуту казались бедняками. Впрочем, куда важнее было запомнить обратную дорогу и выходы, из которых мог кто-нибудь выскочить. Наконец они дошли до нужного места.

-- Вот это его спальня, -- сказала Изабелла, -- давай лучше я зайду первой и проверю, действительно ли он там один и спит.

-- Разумно, -- согласился Инти.

Женщина вошла в двери спальни, и тут же раздался её испуганный вскрик, её свеча погасла, но откуда-то вдруг брызнул свет. Инти обнажил шпагу и встал в позу обороны. Как только его глаза привыкли к свету, он разглядел следующую картину: Изабеллу, чьё лицо по-прежнему было закрыто волосами, крепко держал, приставив нож к горлу, какой-то головорез, а в дальнем проёме двери стоял сам Ловкий Змей с довольно яркой свечой в руках. Очевидно, Инти здесь ждали, да вот только Изабелла, решив пойти первой, всё им испортила, так как для Инти теперь было несложно отбиться, лишь бы сил хватило, хотя Ловкий Змей ухмылялся так, точно только этого результата он и ждал. Да и то сказать, теперь Инти не мог напасть на них первым, не пожертвовав жизнью Изабеллы, а этого ему никак не хотелось делать. После недолгого молчания Ловкий Змей заговорил:

-- Наконец-то ты пожаловал, мой враг. И не думай только, что я тебя боюсь. Очень мне надо бояться больного дедушки.

-- Может, я и дедушка, да только не такой уж больной. Выходи, померяемся ловкостью на шпагах. Или ты предпочитаешь трусить и прикрываться телом беззащитной женщины?

-- Погоди, Инти, дай мне договорить. Все эти годы, с тех пор, как мне не удалось расстроить твою свадьбу с Морской Волной, я лелеял планы мести. Просто убить тебя мне было мало -- я хотел унизить тебя, уничтожить...

-- И для этого клеветал на меня по всякому, -- фыркнул Инти. -- Не скрою, мне было досадно, что меня выставляют подонком -- да только целей своих ты не достиг. Клевета мне -- что комариные укусы.

-- Да, я понимал это. Чтобы отомстить по-настоящему, я должен был лишить тебя личного счастья.

-- И для этого ты отравил мою любимую. Это очень хорошо показывает, чего стоила твоя любовь к ней! Если бы ты любил её хоть чуть-чуть, ты бы никогда не смог бы лишить её жизни!

-- Ты близок к истине, да только всей правды ты так и не узнал. Нет, я не убивал Морскую Волну, хотя человек, который был у неё накануне, был и в самом деле подослан мной.

-- Неужели ты будешь меня уверять, что он подкинул ей яду по собственному почину?

-- Нет, он действовал по моему указанию.

Мозг Инти поневоле углубился в логическую головоломку, и его контроль за окружающей обстановкой не мог не ослабеть. Этого, собственно, и добивался Ловкий Змей, знавший, что в прямом столкновении одного из лучших фехтовальщиков Тавантисуйю ему даже с оставшимися в замке слугами не одолеть. Негодяй довольно усмехнулся:

-- Что, Инти, не можешь решить такой простой логической задачки? Да просто Морская Волна не умерла.

-- Хватит морочить мне голову! -- ответил Инти. -- Как не умерла, когда я сам своими глазами видел её труп!

-- А я сам собственными руками держал её в своих объятиях после этого -- ответил Ловкий Змей, и плотоядно улыбнулся. -- Яд, которым её угостили, лишь вызывает сон, подобный смерти. Она заснула у себя дома, а проснулась на моём корабле. И тут уж мне не составляло особенного труда овладеть ею. Почему-то когда ты овладел девушкой на своём корабле, ты не считал это низким, а когда то же самое сделал я -- готов клеймить это подлостью?

-- Я не верю ни единому твоему слову, ты лжёшь! -- вскричал Инти, чувствуя, что происходит самое опасное в сложившейся ситуации: он поддаётся на провокации и теряет контроль над собой, а этого нельзя допускать ни в каком случае. Но что делать, если даже само предположение, что Ловкий Змей мог бы залезть под юбку его любимой и делал это хотя бы в мыслях, вызывало жгучую смесь стыда и гнева.

-- Только одно делало мою месть неполной -- ты не знал о том, что твоя любимая жена обесчестила тебя изменой. Но теперь ты можешь в этом убедиться. Хуан, отдёрни с её лица волосы!

Слуга, державший нож у горда Изабеллы, тут же выполнил приказ, и тут Инти остолбенел... Да, перед ним была его покойная жена. Хотя годы и уродливые шрамы от ожогов не могли не изменить её, Инти всё равно не мог с первого же взгляда не узнать родимые черты, и сожалел сейчас только об одном -- как он не догадался по голосу? Любимая смотрела на него с такой тоской и болью, что у Инти поневоле заныло сердце. А это был опасный, очень опасный для него симптом.

-- Да, Инти, любя все эти годы тебя, она была вынуждена отдаваться мне и обслуживать мои прихоти, -- сказал Ловкий Змей, -- а теперь она собственными руками завела тебя в западню. И умрёте вы на глазах друг у друга, бессильные спасти и помочь!

Последние слова Ловкий Змей даже не прокричал, а как будто прогремел. А может Инти так показалось, ибо это было последнее, что он помнил. Дальше свет в его глазах померк....

Когда сознание вернулось к Инти, первое, что он почувствовал, были верёвки, стягивающие локти и лодыжки, потом к этому присоединилось ощущение жажды. Инти попробовал приоткрыть глаза, но они оказались прикрыты повязкой, так что не поймёшь, где он и что вокруг. Ум его тоже включился, и Инти понял, что, вопреки ожиданиям, даже не избит. Несколько синяков не считается, его просто тащили не очень аккуратно. Что ж, это говорит о том, что ему уготовили какую-то особенно изощрённую казнь. Инти вспомнил, как его ещё девятнадцатилетним юношей точно так же связали и хотели оскопить, и сердце его поневоле сжалось -- может, Ловкий Змей теперь, хоть и с опозданием на два с половиной десятка лет, но выполнить своё страшное намерение? Сама смерть не казалась такой страшной, как это предсмертное унижение... Инти попытался успокоиться: тогда девятнадцатилетнему юноше было страшно, что у него отнимут будущее, а теперь жизнь во многом и так и эдак прожита, и что бы там ни удумал Ловкий Змей, ему не отнять у Инти прошлого. Хотя умирать было досадно -- так глупо попасться, заслушавшись Ловкого Змея ослабить контроль и... а, собственно, что произошло-то? Как он потерял сознание? Неужели с ним просто в неподходящий момент случился сердечный приступ? Нет, прав был Горный Ветер, здоровье ему уже не позволяло в это дело впутываться. Или не приступ, сейчас-то сердце работает нормально. Может, просто обморок оттого, что он узнал? Почему-то сильно болела голова. Ударился при падении? Может быть, но он не помнил этого момента. Так, тошнить вроде не тошнит, так что ещё не все потеряно. Повязка на глазах мешает, но ведь снимут её рано или поздно.

Интересно, сколько прошло времени? Ведь если он через сутки не вернётся, то виллу Ловкого Змея должны будут брать штурмом его люди, может, успеют всё-таки освободить его и Морскую Волну? Вдруг повязку с его глаз кто-то снял, и Инти увидел перед собой Морскую Волну. Сейчас, при дневном свете, ещё больше были видны её шрамы, морщины, грязные спутанные волосы и жалкие лохмотья, в прорехи на которых была видна кожа на спине и груди. Поглядев вокруг, Инти увидел, что находится в какой-то сараюшке и лежит на соломе. Хоть не в подвале, и на том спасибо.

-- Прости меня, если можешь. Но нет мне прощения, я погубила себя и тебя.

-- Ты не виновата, -- ответил Инти, -- ты и предположить не могла, что Ловкий Змей окажется настолько ловок.

-- Я сейчас развяжу тебя и дам тебе воды. Хуан, слуга, который должен был тебя охранять и которого я подкупила бутылкой вина, уверен, что я в морских узлах ничего не понимаю, я же женщина, а не моряк, но ведь я же в Тумбесе росла, и отец учил меня этому искусству. Так что попробую. Время до вечера у нас ещё есть.

-- Скажи мне историю своих бедствий с самого начала и по порядку.

-- История моих бедствий началась в тот вечер, когда в дом моего отца пришёл некий человек. Он назвался Звонкий Комар, но я не знаю, настоящее ли это имя. С тех пор я его больше не видела. В доме были только я и малыш Ветерок, а Звонкий Комар сказал, что должен сказать мне что-то очень важное. Я его впустила и напоила чаем. Он рассказал мне, что много лет знает тебя, и что за последние годы ты стал совсем другим, что тебя ожесточила борьба внутри страны, и в любом человеке ты готов видеть врага. Ты привык жестоко пытать.

-- И как же я, по его мнению, пытал?

-- Он рассказал, что военачальника по имени Горный Пик ты пытал так, что бросил его нагого и связанного в подвал с крысами, дабы этот красивый мужчина был обезображен, но когда он выдержал эту пытку, то привели его дочь, юную невинную девушку, и ты сказал, что если он не сознается, то твои воины совершат насилие над нею у него на глазах, он оговорил себя и других... Я не могла поверить, что ты мог быть таким чудовищем, но Звонкий Комар уверял меня, что сам был свидетелем того, как ты приказал бросить связанного Горного Пика в подвал с крысами, а о его юной дочери знает от людей, которым верил вполне. Он предложил мне бежать из страны, чтобы не быть женой такого чудовища. Но я отказалась. Я решила, что лучше я дождусь тебя и сама разберусь, что про тебя правда, а что -- ложь. И даже если бы всё оказалось правдой, я бы предпочла смерть в Тавантисуйю жизни в христианском мире, ибо слишком хорошо знала, что жизнь там для меня будет хуже смерти.

-- Где же был твой живой ум, милая? -- спросил огорчённо Инти. -- Разве ты не знаешь, что в Тавантисуйю нет и не может быть подвалов с крысами? И что я никак не мог пойти на такое преступление, как приказать своим людям изнасиловать невинную девушку. Даже будучи чудовищем, не мог. Ибо на меня бы тут же донесли, и я был бы заслуженно покаран. Что до Горного Пика, то в заговоре с целью привести к власти Горного Льва он сознался не поэтому, а потому, что его изобличили показания сообщников.

-- Всё это я поняла много позднее, а тогда я была слишком потрясена, чтобы рассуждать хладнокровно. Потом я легла и заснула, и спала долго-долго, а в сознание я пришла уже на корабле, который вёз меня прочь от Тавантисую. Там меня ждал сам Ловкий Змей, и он сказал, что поскольку ты стал негодяем, то почему бы мне не отдаться ему? Всё равно ведь о чести теперь речи нет... Я отказалась. Тогда он сказал мне крепко подумать. Я искала способов сбежать, но как убежишь с корабля? В одном из портов я попыталась, была поймана, боялась расправы, но меня Ловкий Змей не стал избивать, лишь ухмыльнулся и велел ещё подождать. Я поняла, чего он ждал -- он ждал родов. Когда я родила дочь, он поставил передо мной условие -- или я становлюсь его любовницей, или он перережет девочке горло на моих глазах. И я с отвращением согласилась ему отдаваться. Я была уже морально сломлена.

Морская Волна зарыдала.

-- И так я стала его наложницей. Поначалу он обращался со мной вполне сносно, давал возможность мыться и носить чистую одежду, хотя и изображал это как великую милость, но потом, когда девочка стала расти, он стал запрещать мне учить её грамоте и рассказывать ей, кто её отец. А если я ослушивалась, то за грамоту таскал меня за волосы, а за попытку рассказать, кто отец, привязывал меня на целый день к столбу, и я мучилась от жажды. Но потом я стала стареть и уже не так была нужна Ловкому Змею как наложница, больше ему нравилось надо мной издеваться. С каким наслаждением он сообщил мне, что мой отец отравлен и наместником Тумбеса стал отравивший его мерзавец! И ещё он говорил мне, что скоро Асеро свергнут и убьют, а ты отправишься на тюрьму, и там-то он уж отомстит тебе. Я пыталась выйти на связь со своими, но безуспешно. Когда Ловкий Змей прознал об одном таком случае, он приказал своим приятелям-подонкам изнасиловать меня в наказание, но я попыталась защититься от них свечой, на мне загорелось платье и вот... теперь мои щёки, шея, плечи и грудь в уродливых ожогах. С того случая он перестал со мной жить, но и ходить я стала в грязных засаленных лохмотьях. А всё больше меня беспокоила судьба моей дочери, которая подрастала, и Ловкий Змей стал на неё коситься сладострастным взглядом. До тех пор я терпела и жила во многом ради неё, надеясь на чудо, что кто-нибудь убьёт его в конце концов и нас освободят, но чуда не происходило, и моя Консуэла была обречена на то, чтобы стать грязной шлюхой. По счастью, она выглядит моложе своих лет, иначе бы он давно лишил бы её невинности....

Говоря всё это, Морская Волна всё-таки умудрилась развязать все узлы на руках у Инти и перешла на верёвки, стягивающие ноги. Кое-как размяв пальцы, Инти погладил сваю любимую по волосам и сказал:

-- Мужайся, Ловкий Змей будет повержен, скоро придут мои люди с корабля.

-- Никто уже не придёт. Твой корабль потоплен, а твои люди убиты. Именно за этим вчера Ловкий Змей послал своих слуг и они... они выполнили приказ, тем более что на борту был изменник, который им должен был помочь.

-- Неужели? Как его звали?

-- Цветущий Кактус.

-- Значит, дело и в самом деле дрянь... -- сказал Инти, сев. -- Но хоть руки у меня свободны....

-- Ловкий Змей играет людьми в кошки-мышки, -- ответила Морская Волна. -- Я послала письмо через священника отца Педро, который показался мне приличным человеком и который выражал сочувствие моему горю, и осуждал Ловкого Змея, ведшего порочный образ жизни. Он согласился помочь мне отправить письмо домой.

-- Ты рассказала этому попу, что была моей женой?

-- Твоего имени я не называла, зная, что тебя тут принято бояться как дьявола. Но я сказала, что прежде я была добродетельной женщиной, а мерзавец растоптал супружеские узы, сделав меня насильно своей наложницей. С точки зрения христиан, это большой грех, и за это нужно карать, так что священник согласился помочь мне отправить письмо домой. Откуда же я знала, что он при этом всё расскажет Ловкому Змею! Который решил заманить тебя таким образом в ловушку. И что предатель среди своих погубит вас всех... Но тем более я не могла ожидать, что этот мерзавец Педро ударит тебя по голове деревянным распятием. Обычно они предпочитают не пачкать рук...

-- Значит, это был не обморок, меня отрубили... Скверно.

-- Прости меня, Инти!

-- Ну не плачь. Не всё так плохо, я жив и уже почти на свободе....

-- Я принесла для тебя воды и чуть-чуть хлеба. Подкрепи свои силы.

-- Спасибо. Но если ты считаешь, что всё безнадёжно, почему же всё-таки рискнула меня освободить?

-- Потому что хочу, чтобы ты избежал уготованной тебе мерзкой участи быть разделанным заживо на куски. Он уже рассказал мне, что сделает с тобой -- он ведь долгие годы мечтал оскопить тебя. Уж если тебе суждено умереть, то хотя бы сражаясь.

-- Скажи, а слуги, которые пошли громить мой корабль, уже вернулись?

-- Нет.

-- Тогда ещё есть шанс, что мои люди отбились... Всё-таки, моих было больше. А в замке этот мерзавец один? И теперь он меня не ждёт?

-- Педро ушёл, остался только Хуан, но он пьян... Инти, неужели ты думаешь, что ты сможешь его теперь убить?

-- Теперь я всё смогу. Даже голыми руками его задушить, хотя лучше достать хоть какой-никакой ножик. Любимая, я столько лет оплакивал твою преждевременную кончину, но то, что сделал с тобой этот негодяй... это даже ещё хуже, чем смерть, -- говоря это, Инти встал и убедился, что его вовсе не шатает. Или это гнев придал ему сил? -- Я не могу не отомстить. Вот что: я думаю, что теперь сам найду спальню этого мерзавца. А ты найди нашу дочь и попытайся добраться незаметно с ней до рощи, и ждите меня там. Да помогут нам боги, -- сказав это, Инти поцеловал свою любимую. Она так зарделась, точно ей было только пятнадцать...

-- Никогда не думала, что меня после всего этого сможешь поцеловать.

-- Я не считаю тебя виноватой ни в чём. Если я столько лет любил тебя мёртвой, то как я могу разлюбить тебя живой?

-- Но ведь ты любил ту красавицу, образ который сохранила твоя память. А я... сам видишь, во что я превратилась. Ловкий Змей говорил мне, что теперь мой вид способен у любого мужчины вызвать лишь брезгливое отвращение. Впрочем, я много лет не смотрелась в зеркало и теперь не знаю, как я выгляжу, но даже слуги Ловкого Змея говорили мне, что проще поцеловаться с мёртвой лягушкой, чем со мной.

-- Глупости они говорят. Палачи всегда принижают достоинство своих жертв, чтобы оправдать этим собственные злодеяния, -- и он обнял свою жену и ещё раз поцеловал её.

-- Но ведь я грязна и в лохмотьях... У меня в голове вши.

-- Ничего, дай только вернуться в человеческие условия -- отмоем тебя до блеска.

-- Шрамы не отмоешь, юности не вернёшь...

-- Ничего, я тоже не молодел, и к шрамам привыкну... я уже почти привык.

В этом момент в сарай заглянула какая-то испитая рожа:

-- Слышь, ты, кончай там... время истекло...

Потом, увидев стоящего на ногах Инти, пьяница повалился в испуге на колени:

-- Ты что, ты же связанный...

-- Твои дружки корабль уже разграбили? -- мрачно спросил Инти.

-- Нет, ещё не вернулись они... -- пролепетал окончательно опешивший пьяница.

-- Инти, это один из тех мерзавцев, что меня тогда выкрали из могилы! -- крикнула Морская Волна. -- Убей его!

И тогда Инти схватил веревку, которая до того стягивала его лодыжки, и придушил мерзавца.

-- Не надо, пощади... -- хрипел тот, пока петля ещё не затянула его шеи.

-- А ты кого щадил, мерзавец? -- гневно ответила Морская Волна. -- Сколько крови тавантисуйцев на твоих руках, изменник!

Вскоре было всё кончено.

Впоследствии, вспоминая всё случившееся, Инти и сам не понимал, почему он почти не чувствовал ни голода, ни усталости, ни недостатка сил, чтобы сделать всё, что он сделал. Он вообще не чувствовал себя. Как будто он бы не он, а какой-то карающий бог, воплощённое возмездие. Он раздобыл какой-то тесак с кухни и, сказав Морской Волне ждать внизу, сам пошёл туда, где в спальне после обильных возлияний должен был отдыхать Эстебан Лианас. Он и в самом деле был в своей спальне, но не отдыхал, а... Инти опять чуть не стало дурно от открывшегося зрелища. Ловкий Змей сжимал голенькое тельце Консуэлы, а та пыталась вырваться. Ещё немного, и Инти бы безнадёжно опоздал...

-- Получай, подонок, -- сказал Инти, вонзив в Ловкого Змея нож.

Тот только с ужасом посмотрел на своего убийцу, и тут же его взгляд померк. Консуэла от всего случившегося на некоторое время впала в какой-то ступор. Инти помог ей освободиться от трупа и постарался сказать как можно ласковее:

-- Не бойся меня, дитя моё, ты видишь, я пришёл тебя освободить.

-- Саири, ты... -- и девочка зарыдала, -- что со мной и матерью теперь будет? Ведь твой корабль утонул! Он ведь утопил его!

-- Это скверно, но... мы постараемся выбраться отсюда и добраться до Тавантисуйю. А сейчас одевайся давай, нельзя же голышом бежать. Или у тебя нет здесь платья?

Девушка вдруг посмотрела на своего спасителя недоверчиво. Инти понимал причину этого, но поделать ничего не мог. Бедняжка, выросшая среди христиан, привыкла ждать от каждого подвоха. Тем более от мужчины и незнакомца...

Но, тем не менее, она подобрала какие-то тряпки с пола и облачилась с них, стыдливо пытаясь закрыть порванные места. Инти подумал, что при первой же возможности добудет для неё что-то поприличнее.

-- Где ваши с матерью вещи? Надо будет забрать их.

-- А у нас ничего нет, -- ответила девочка, -- только то, что на нас надето.

-- И спали вы на соломе...-- грустно сказал Инти, присевший на кровать. -- А не знаешь случайно, куда эта сволочь запрятала мою шпагу? Было бы жалко её тут оставлять.

-- Знаю, -- вдруг неожиданно твёрдо сказала девочка, -- но скажу только тогда, когда поклянёшься мне самой страшной клятвой, что никогда не обидишь ни меня, ни мою мать. Ни словом, ни делом. Что нам не придётся горько раскаиваться в том, что мы отправились с тобой в Таватийсуйю.

-- Хорошо, я поклянусь. Только скажи, почему ты боишься, что чем-то обижу тебя? Вчера ты вроде бы стала мне доверять...

-- Ты видел мою наготу, Саири. Для многих мужчин этого достаточно.

-- Я понял тебя. Клянусь тебе сердцем своим, что ни словом, ни делом никогда не обижу ни тебя, ни твою мать, и что никогда не брошу вас в беде. Если же я нарушу эту клятву, то пусть моё сердце остановится.

-- Хорошо, я верю тебе, -- сказала девушка, доставая шпагу из-за кровати.

-- Спасибо, -- сказал Инти, опоясываясь. Убив мерзавца, он почему-то чувствовал себя усталым и разбитым, но старался не показывать виду.

Девушка первой побежала вниз по лестнице, Инти спускался медленнее. Он услышал крик Консуэлы:

-- Не смей трогать мою мать!

Поспешив вниз, Инти увидел, что внизу столпились его люди, Ворон при этом зачем-то пытается скрутить руки Морской Волне, а Консуэла пытается ему помешать.

-- Так, отставить! -- приказал Инти. -- Ворон, отпусти Изабеллу, эта женщина ничем не опасна. Лучше доложи обстановку. Вы все покинули корабль?

-- Наш корабль потонул, -- мрачно сказал Ворон, при этом продолжая удерживать Изабеллу. -- Так что из-за этой твари мы оказались в ловушке. Ты точно уверен, что её следует отпустить?

-- Ворон, отпусти Изабеллу немедленно! Она ни в чём перед нами не виновата. Ловкий Змей и отец Педро обманули её так же, как и нас.

-- Отпустить? А что она будет делать, если её отпустить? Выдаст нас с головой?

-- Зачем же, она поедет с нами в Таватисуйю. Но добровольно и не со связанными руками. Эта женщина спасла мне жизнь! И даже больше чем жизнь.

Ворон с неохотой подчинился.

-- И впредь вы все будете должны обращаться с ней почтительно. Впрочем, по твоему лицу я вижу, что сейчас из тебя извинения не выдавить, а времени у нас мало. Так что прошу простить моих людей за это неприятный инцидент, -- сказал Инти, демонстративно склонившись перед Морской Волной. -- А теперь, Ворон, докладывай обстановку. Что случилось с кораблём?

-- Цветущий Кактус оказался изменником. Он сам добровольно вызывался быть часовым на ночь. Я, не чувствуя подвоха, согласился. Ты знаешь, я работал с ним много лет и всегда доверял ему. И Горный Ветер доверял. Но в ту ночь мне не спалось по счастью. Я вышел по нужде и увидел на берегу фигуру Цветущего Кактуса. Он быстро исчез в прибрежных зарослях. Все сомнения рассеялись, когда я понял, что на корабле его нет. Быстро поднял всех по тревоге. Мы сочли самым благоразумным сделать вид, что спим и ничего не заметили, а сами замаскировались. Благодаря этой хитрости мы не потеряли ни одного человека, а те полегли все. И Цветущий Кактус тоже. Одного мы не учли: Цветущий Кактус, поняв, что дело дрянь, стал стрелять в корабль горящими стрелами. Лучник он был не очень, так что напрямую ни в кого не попал, но корабль... Нет у нас теперь корабля.

Кажется, для него собственно потопить корабль было важнее, чем нас убить. Знал, что без корабля нам отсюда не выбраться.

-- Не так плохо, как могло бы быть. Ничего, учитывая, что со второй попытки я прикончил мерзавца, то выбраться при помощи его денег нам должно быть не так сложно. В крайнем случае, новый корабль купим.

-- Взять деньги отсюда?! -- опешил Ворон. -- А нас всегда учили, что грабить нехорошо...

-- Ну как сказать. А когда Манко во время восстания захватил склады с шерстяными тканями и использовал их содержимое для того, чтобы его армия не мёрзла в горах, он тоже грабил?

-- Ну, те склады принадлежали нашему государству по праву.

-- Да. А потом их присвоили себе конкистадоры. А когда потом Манко отнял своё у конкистадоров, те искренне сочли это грабежом. Вся эта роскошь, которую вы видите -- плод грабежа, в том числе и грабежа нашего государства. Так что имеем право забрать отсюда столько, сколько нам нужно, чтобы выбраться отсюда. А поскольку сумму заранее не рассчитаешь, то берём с избытком, а остаток сдадим в казну. Ладно, времени у нас мало. Сейчас день, ночью надо отсюда свалить, забрав деньги и документы. Изабелла нам покажет, где всё хранится.

-- Ещё нужно подумать о пище, вы ведь все не ели со вчерашнего дня, -- сказал Морская Волна. -- Я понимаю, Саири, что тебе с твоими потрясениями было не до мыслей о еде, но твои люди наверняка голодны...

-- Я хоть и голоден, но есть из рук этой замарашки не буду, -- проворчал Ворон. -- Вдруг она дурной болезнью больна?

-- Я не больна, -- всхлипнула Морская Волна. -- Ну чем я перед вами виновата?

-- Ну, пусть не больна, но всё равно так грязна, что мне противно.

-- А ты за других не решай, -- вставил Морской Огурец. -- Голодные мы далеко не уйдём.

-- В последний раз предупреждаю тебя, -- холодно сказал Инти, -- или ты относишься к этой женщине почтительно, или тебя прилюдно выпорю, чтоб не повадно было не слушаться. Я приказываю тебе извиниться перед ней!

-- Да на что тебе сдалась эта Медуза Горгона?! Ты что, жениться на ней вздумал?!

-- Свои брачные планы я с тобой обсуждать не намерен! -- отрезал Инти. -- А вот твоё забвение законов обсудить, пожалуй стоит. Ты забыл, что таватинсуйцы должны освобождать всеми возможными способами соотечественников, попавших на чужбине в рабство? И что к освобождённым соотечественникам надо проявлять такт и чуткость? Особенно это относится к женщинам, которым в рабстве приходится хуже, чем мужчинам, -- потом он демонстративно повернулся к Морской Волне. -- Ещё раз прошу простить грубость этого невоздержанного юноши.

-- Ничего, я не в обиде. Мой вид и в самом деле может быть не очень приятен, -- Морская Волна старалась казаться любезной, но по её глазам было видно, что она держится из последних сил. Потом, отведя её в сторону, Инти добавил: "Я не могу раскрывать своим людям всю подноготную, так что зови меня и дальше Саири, а я тебя буду звать Изабеллой"

Дальше всё пошло более-менее гладко. Некоторое количество продуктов, документы, которые могли представлять интерес, и золото довольно быстро удалось упаковать. Потом они добрались до кухни. Инти предложил после еды самым усталым из своих людей немного поспать, так как впереди бессонная ночь. Заснули и Изабелла с дочерью.

Ворон вызвал Инти поговорить:

-- Послушай, Инти, зачем нам эта баба, да ещё с девчонкой?! Пусть она даже никаких замыслов против нас не имеет... но ведь ты сам знаешь, скорость перехода зависит от слабейшего из идущих, значит, они нас тормозить будут.

-- И что ты предлагаешь?

-- Избавиться от них.

-- Нет, Ворон, и думать забудь. Эта женщина развязала меня от верёвок, когда я по невнимательности попался в сети.

-- Всё равно бы мы пришли и спасли тебя.

-- Но она-то об этом не знала! И я поклялся и ей, и её дочери, что помогу им доехать до Тавантисуйю живыми и здоровыми. Не будут они нас так сильно тормозить. Можно какого-нибудь осла угнать, в конце концов. Или ты, Ворон, и раненого товарища также бросил бы, потому что он будет тормозить?

-- Она нам не товарищ. Она жила с этим.... Да, пусть её похитили насильно, поверим. Но у неё было столько шансов убить его, а она не делала этого.

-- Но, в конце концов, даже и нам это стоило больших трудов. Даже я лопухнулся. Так что какой с неё спрос? Кроме того, она и до того, рискуя жизнью, предпринимала попытки связаться с нами. И жестоко пострадала из-за этого. Я поклялся, но даже если бы я этого не делал, всё равно не вижу никаких причин, по которым её с дочерью нельзя брать с собой.

-- Понимаешь, мне на неё смотреть тошно. Я люблю, когда в этом мире всё на своих местах и правильно. Женщина должна быть красивой и опрятной, а не грязной уродиной. Ведь она действительно как Медуза Горгона. Грязные патлы как змеи спутанные. От её вида в камень, конечно, не превратишься, но аппетит поневоле потеряешь.

-- Видно, ты не очень точно знаешь миф о Медузе Горгоне. Изначально она была прекрасна своей чарующей красотой, а потом её изнасиловали и изуродовали.

-- А потом отрубили голову, чтобы своим мерзким видом не обращала людей в камни? Зачем жить женщине, если она так изуродована?

Инти хотел что-то ответить, но в этом момент подошёл Коралл и сказал:

-- Ворон, я думал ты умнее. Неужели ты не понимаешь, что эта женщина -- ценная свидетельница. Цветущий Кактус, убегая от нас, прекрасно знал, куда направляется. Он знал местность. И наверняка бывал здесь не раз. Сколько ещё тумбесцев бывало здесь тайком? Кто, кроме неё, опознает изменников в лицо? Да, мы захватили бумаги Ловкого Змея, но кто сказал, что там все негодяи под своими именами? Эту женщину надо беречь как зеницу ока, а не голову ей рубить.

Ворон некоторое время молчал, крутя в руках оторванный от дерева лист. Видно, прагматические аргументы Коралла для него звучали убедительнее, чем этический настрой Инти. Этика у Ворона была другая, а вот от логики так просто не отмахнёшься.

-- Да, Коралл, ты прав. Я как-то не подумал обо всём этом. Хорошо, мы доставим женщину и девочку в Тавантисуйю. Больше я не буду спорить об этом.

-- А я к тебе по делу, Саири. Тут пришёл посыльный из местной деревни. Он хотел попросить у господина отсрочки в уплате долга, но вместо его слуг увидел нас?

-- Должно быть, бедняга перепугался?

-- Не особенно. Скорее обрадовался. Ведь этот негодяй замучил бедных крестьян. Уже всех девушек у них обесчестил. Так что его смерти они скорее рады. Кроме некоторых... В общем, тебе надо с ним поговорить?

-- А за кого он нас принял?

-- Сперва решил, что мы из партизан, но потом... короче, понял, что мы тавантисуйцы. Что ему говорить -- лучше решай сам.

Перед Инти стоял, судя по виду, обычный крестьянин из покорённых Испанской Короной земель. В нём, конечно, не было того чувства собственного достоинства, которое было присуще крестьянам-тавантисуйцам. Что-то подсказывало Инти, что такой человек сам по доброй воле выдавать их и не будет, но и переоценивать его надёжность не стоит. Потому сказал, что, мол, у него к хозяину был личный счёт, а про подробности распространяться не стал, тем более что они крестьянина не так уж и интересовали. Во-первых, ему были нужны долговые расписки селян, чтобы если уж кто объявится, больше трясти с них долги не мог. Это Инти выдал с радостью. Крестьянин посоветовал им не брать лошадей их конюшни, так как у тех все подковы помечены, и показал, как дойти до города не по дороге, а пешими тропами, говоря, что идя вдоль ручья, особенно по его руслу, они не заблудятся, а след их не найдут. Также просил, чтобы, когда те вернутся в Тавантисуйю, они бы попросили Первого Инку ввести сюда войска. Многие воюют против Короны в партизанах, но так им этой силы не одолеть. Инти сказал, что обязательно передаст. Предложил зайти в деревню за провиантом, но Инти отказался, сказав, что они спешат.

Когда крестьянин ушёл, Инти пояснил:

-- Среди крестьян могут оказаться люди ненадёжные, способные нас выдать, а кроме того, им может не понравиться то, что сегодня ночью мы убьём священника.

-- А его так обязательно убивать? -- спросила Морская Волна, которая уже немного отоспалась, и встала. -- Да, он враг, но не может ли оказаться так, что мёртвый он будет для нас опаснее живого? Ведь убийство своих служителей церковь не прощает, нас будут искать. Может, лучше его запугать так, чтобы он замолчал? Едва ли он был так сильно предан покойному, чтобы после смерти ради него стараться.

-- Зависит от того, насколько тесно он был связан с Эстебаном Лианасом, -- сказал Инти. -- В любом случае, я попробую сначала допросить его. В доме есть зеркало?

-- Есть одно, -- сказал Консуэла, -- его почему-то очень глубоко в шкафу прятали. Сейчас принесу.

-- Знаю почему, -- сказал Инти, улыбнувшись, -- оно этому мерзавцу про пытку зеркалом напоминало.