Тучи сгущаются

Так, спокойно... если союзник англичан претендует на тавантисуйский престол, хочет его занять сам или посадить на него отпрыска, то кто это может быть? Наимудрейший? Исключено. Своим местом и своим нарядом с драгоценными камнями он вполне доволен, а сыновей у него нет, только дочери. Киноа? Тоже едва ли. Слишком хороший человек, слишком честный... но даже предположить, что его честность ? лишь лицедейство, то взрослых сыновей у него нет, а ради маленьких нет смысла суетиться сейчас. Ну а сам Киноа, если бы хотел стать наследником Асеро, мог бы добиться этого другим, более надёжным способом -- поддерживал бы его линию во всём. Кто ещё... Ну не Инти же? Не говоря уже о том, что мысль заподозрить в таком вернейшего друга была омерзительной, Инти отпадал по тем же причинам что и Киноа: желай Инти сделать наследником престола Горного Ветра, мог бы сделать это куда проще. Тот и так имел перед сыновьями Зоркого Глаза все преимущества. Как-никак льяуту заслужил!

Единственный, кто хоть сколько-то подпадал под подозрения -- это Желтый Лист. Тот вознёй насчёт престолонаследия весьма озабочен. Дочь вот попытался пристроить. Но у него тоже нет сыновей! А сам он... нет, едва ли у него ума хватит на такие комбинации. В лучшем случае он тут может быть союзником-информатором. А может быть, он тут вообще не при чём, а умный мерзавец и рассчитывает на то, чтобы заподозрили Жёлтого Листа...

Так и не придя ни каким выводам, Асеро вернулся в зал заседаний носящих льяуту. Первым взял слово Золотой Слиток:

-- Сложившейся ситуации следовало ожидать, -- сказал он, -- я ещё давно предупреждал о ней, когда планировалась операция в Новой Англии. Стоит лишить англичан возможности селиться там, и мы получим в отместку такой всплеск пиратства, который полностью парализует нашу торговлю. Ну а взаимное пиратство только накалило всё добела. Даже если бы юноши не попались в плен, всё равно так, как было, долго продолжаться нельзя. Без внешней торговли Тавантисуйю обречена. Рано или поздно нас ждёт гибель в изоляции. Нужно признать: мы совершили большую ошибку, разозлив опасного хищника. Теперь задобрить его -- вопрос выживания для нас. Это значит -- заплатить выкуп и договориться о торговле даже на самых невыгодных условиях. Выбора у нас всё равно нет.

В голосе свояка Асеро чувствовал подавленно отчаяние, и потому постарался ответить как можно спокойнее:

-- Твою мысль я понял, Золотой Слиток. Однако если бы у нас не было выбора, то нечего было бы и решать. Заплатить выкуп можно и без заключения торгового соглашения. Изоляция от внешнего мира не влечёт немедленной гибели. После Великой Войны и до конца правления Великого Манко страна находилась в изоляции, и лишь при Горном Потоке торговые связи с подданными Испанской Короны были восстановлены. И то не сразу. Мы и сейчас можем переждать неблагоприятные времена.

-- А как долго они продлятся? -- спросил Золотой Слиток. -- Пять лет? Десять? Пятнадцать? Или до конца твоей жизни, а там пусть твой преемник как хочет, так и выкручивается? Или ты надеешься, что Святой Престол подобреет ни с того ни с сего, и удастся восстановить отношения с католическими странами?

-- Не исключено, что со сменой Папы у них сменится политика, -- устало вздохнул Асеро.-- Хотя скорее надеюсь, что у нас появятся союзники в виде сбросивших иго бывших колоний. С ними можно будет торговать в открытую.

-- В последнем случае это придётся делать очень се6е в убыток. Ну а если всего этого не случится? А наоборот, белые люди создадут оружие, которое столь же круче ружей, как ружьё круче топора? Тогда наши потомки обречены, как был обречён Руминьяви. Значит, Тавантисуйю погибнет красиво и героически. А я не хочу красивой и героической гибели ни себе, ни потомкам, я хочу жить спокойно и знать, что мои дети и внуки будут жить.

-- Боюсь, что на спокойную жизнь в любом случае нам рассчитывать не стоит, -- заметил Асеро. -- А что скажешь ты, Киноа?

-- Прежде всего, я скажу, что в долги мы, скорее всего, не залезем, я тут поговорил с Главным Смотрителем Рудников. В общем, если свернуть некоторые проекты, то в долги можно не залезать.

-- О каких проектах идёт речь?

-- Прежде всего, зеркала. Временно прервать производство не проблема, так как те же работники лишь лишь часть времени работают с зеркалами, остальное время делают посуду. Это сделано для того, чтобы пары ртути не сказывались так сильно на здоровье. Но вот сам запас зеркал у нас небольшой.

-- Ладно, подумаем. Раньше вообще без них жили. А какие ещё проекты?

-- Есть архитектурные планы по отделке Кариканчи и строительства там Университета. Правда, они не утверждены....

-- И не утвердим, -- буркнул Горный Ветер.

-- Я не понимаю, -- сказал Асеро.

-- Во-первых, каньяри столько наших людей перебили, что давать им после этого отделанную столицу... ну этого они не заслужили. Но если бы дело было только в этом! Такая столица будет готовой крепостью, а этого нельзя допускать, пока совсем не уничтожен риск войны с ними.

-- А следить за этим -- твоё дело! -- съязвил Золотой Слиток.

Асеро хоть и понимал племянника, но ссоры сейчас были совсем ни к чему, и потому он сказал как можно примирительнее:

-- Горный Ветер, каньяри теперь прощены, и отделанная столица была бы прочным залогом мира... Но без этого можно обойтись некоторое время.

-- Уайна Капак тоже так думал в своё время -- увы, не сработало. Ну мы-то следим, да только нас мало. Не забывайте, что именно они пригрели такую сволочь, как Прижигатель, так что справедливо им некоторое время обойтись без отделанной столицы, -- ответил Горный Ветер.

-- Что ещё, Киноа? -- спросил Асеро.

-- Ещё проект рубиновых светильников в виде огромных звёзд, которыми предполагалось оснастить планерные катапульты, чтобы можно было летать не только днём, но и ночью.

-- Жалко, но это можем отложить. Всё?

Киноа ответил:

-- Да. Так что долгов можем не наделать, но всё-таки я за торговое соглашение. Мне кажется, что изоляция повлечёт проблемы не только в далёкой перспективе, о которой говорит Золотой Слиток, но и немедленно. Асеро, говоря о временах Манко, ты забываешь об одном. После Великой Войны наш флот на дне лежал, а теперь наш торговый флот, оставшийся без дела, куда девать?

-- Переделаем в рыболовецкий, это несложно, -- ответил Асеро, пожав плечами.

-- В рыболовецкий? -- переспросил Киноа. -- Похоже, ты не в курсе того, что уловы в Тумбесе из года в год падают, и это не каприз природы, а последствия перелова.

-- Допустим, -- сказал Асеро. -- Но ведь есть проекты по развитию морского земледелия. Так что жители Тумбеса без работы не останутся.

-- Надо-то, оно, конечно, надо, -- ответил Киноа. -- Но как ты думаешь, почему всё это движется с таким скрипом? Проблема одна -- люди. Для многих плавать в торговые экспедиции за океан, хоть это и опаснее, выглядит много привлекательнее, чем корячиться с садками, с морской капустой и моллюсками. Даже просто сокращение торговли, не то что полный запрет, могут вызвать в Тумбесе такие волнения, что последствия непредсказуемы.

-- Ты уверен, что дело обстоит именно так? -- спросил Асеро. -- Что тумбесцам нельзя будет объяснить ситуацию по-хорошему?

-- Это не я уверен, -- ответил Главный Смотритель Плотин, -- это Старый Ягуар уверен, а ему виднее. Он говорит, что нынешняя избалованная молодёжь не умеет затягивать пояса даже самую малость. Даже если речь идёт не о жизненно необходимом, а об отказе от лакомств. Почему негров из бывших рабов довольно легко удалось научить работать на акваферме, а местные не хотят? Ведь работа не сложная, только трудная, но избалованная городская молодёжь боится трудностей.

-- Старому Ягуару, конечно, виднее, -- ответил Асеро, -- но при всём при этом он скорее против того, чтобы пустить иностранцев в нашу страну. Тут такая ситуация, что хорошего выбора нет, нужно взвесить все "за" и "против". Думаю, что лучше послушать Инти.

-- Мне кажется, Золотой Слиток и Киноа зря беспокоятся по поводу флота, -- ответил Инти, -- он ведь сам хорошо знает, что значительная часть товарооборота идёт нелегально. Ну, будет вся торговля нелегальной -- изобретение белыми нового оружия мы всё равно не пропустим, а кроме того, в Европе народов много, со временем будет надежда найти кого-нибудь менее наглого, чем англичане. Ситуация в Тумбесе, конечно, осложнится, но не думаю, что критично.

-- Пять лет назад ты говорил по-другому, -- сказал Золотой Слиток, -- говорил, что сильный не боится компромиссов, он знает, что сильнее. Забыл уже?

-- Нет. Но тогда я не думал, что дело дойдёт до кровопролития. И даже в страшном сне я не мог себе представить, что мой сын окажется предателем -- Инти вздохнул. -- Да, тогда я переоценил устойчивость тумбесцев к проповеди. Мне казалось, что аргументы христиан можно побить другими аргументами. Но вот только если у кого своих мозгов нет, то чужие не вставишь.

-- Потому что твоим людям надо было не ворон ловить, а заговорщиков. А ты чем занимался?

-- Знаешь, если бы я и мои люди бездельничали, то крови бы пролилось гораздо больше! -- рассерженно сказал Инти. -- Даже страшно подумать, насколько больше. Но ни одного проповедника я больше в страну не пущу. Только через мой труп! А без проповедников они, скорее всего, не согласятся.

-- Ладно, хватит споров, -- прервал спор Асеро, -- Золотой Слиток, у тебя есть что сказать по существу?

-- Есть, -- ответил Казначей. -- Может, многие из вас забыли, что нелегальная торговля по законам белых людей приравнивается к пиратству. Даже если мы ни на кого не нападаем, а просто торгуем без разрешительных бумаг. Сколько моих подчинённых, отправившись в чужие земли, не возвращаются даже мёртвыми. Их вешают в портах, и вороны расклёвывают их мертвые тела! А если нелегальной будет вся торговля, то это будет сродни войне. Инти, у тебя, может, сердце из железа, а я нем могу слышать плач детей и слёзы вдов, мне после прошлогоднего визита в Тумбес их заплаканные глаза мне по ночам снятся!

Асеро поневоле заколебался. Золотой Слиток, похоже, говорил искренне. Поганая ситуация, как ни крути: какое бы решение они не приняли, те или иные жертвы неизбежны. Он с сожалением взглянул на пустой стул, на котором должен был бы сидеть Небесный Свод. Как хотелось теперь получить его совет.

И в этот момент опять прибежал гонец с пакетом.

-- Это от Небесного Свода. Просил прочесть немедленно.

Асеро взял в руки пакет и стал читать: "Братья мои, хотя дурное самочувствие мне не позволило выйти из дому, я всё-таки счёл своим долгом надиктовать это письмо. Хотя я не слышал ваших обсуждений, но я знаю, что вы колеблетесь принимать торговое соглашение, есть риск, что после такого начала англичане будут сильно давить. Вот что я советую: отказаться от торговли мы всегда успеем. Лучше предложить англичанам торговать на своих условиях -- и посмотрите, как они к этому отнесутся. Насколько готовы на компромиссы. И потом уже действовать, исходя из обстановки. Вот то, что я могу вам посоветовать".

-- Что скажете, братья? ? спросил Асеро.

Слово взял Инти:

-- Итак, Небесный Свод советует выдвинуть свои встречные условия для торговли. Если они откажутся, то изоляция. Однако если не откажутся, то и мы не сможет отступить от своего слова. И будет вынуждены торговать хотя бы некоторое время. Но если у них и в самом деле цель проникнуть в нашу страну любой ценой дабы попытаться сделать тут переворот -- тогда мы поставим себя в крайне уязвимое положение.

Асеро возразил:

-- Инти, мы же всё-таки с тобой потомки Манко. И Манко, и твой дед Титу Куси Юпанки и из куда более сложных ситуаций могли дипломатически вывернуться.

-- Да вот только я помню, чем Титу Куси Юпанки кончил. Да и Манко выжил во многом чудом. Мы должны понять, что затевают англичане.

Первый Инка ответил:

-- Именно, должны. И если мы не будем с ними общаться на переговорах, откажутся ли они от своих планов? Особенно если эти планы так серьёзны, как ты предполагаешь?

-- Разумеется, не откажутся. Просто будут действовать подпольно.

-- Инти, я, конечно, не очень в твоих делах разбираюсь, но что проще: разоблачить тайных изменников, которые тщательно маскируются, или разоблачить англичан, которые тоже в нашей стране будут... ну тоже не в своей среде, могут прокалываться на мелочах, и заодно при этом могут проколоться изменники?

-- На твой вопрос ответить не так-то просто, -- ответил Инти, -- это очень сложная и опасная игра, а когда могут нанести удар в спину, то опасная вдвойне. Но да, если выиграешь, то может быть весьма богатый улов. Только играть в неё придётся не мне, а Горному Ветру. Я слишком плохо знаю англичан. Ему виднее, потянет он или нет.

-- Конечно, я могу попробовать, -- сказал Горный Ветер, -- однако пусть слово "игра" не вводит вас в заблуждение. Последствия могут быть трагические. Да, за мнимые переговоры они не смогут устроить переворот, но попытаться убить кого-нибудь могут. Асеро, ты понимаешь это? -- и Горный Ветер выразительно посмотрел в глаза Первому Инке.

-- Иными словами, они могут попытаться убить меня. Что же, я готов пойти на риск, -- сказал Асеро, -- лучше рисковать, когда ты к этому готов, чем ждать удара из-за угла всё время.

-- Значит, ты предлагаешь сделать вид, что мы согласны на торговлю, но сформулировать условия так, что они скорее всего сочтут неприемлемыми, -- сказал Горный Ветер. -- Ну хорошо, назови такие условия.

-- Во-первых, не пускать в страну проповедников.

-- Ну, это пусть будет, но не думаю, что тут они будут даже упираться. У них любой проповедник может спокойно прикинуться купцом и ждать своего часа. Это не католики.

-- Тогда я предложу их государству запретить работорговлю, -- сказал Асеро, -- а, кроме того, потребую, чтобы это условие было широко озвучено в Англии. Вот это будет переполох. Я потребую объяснить этот отказ и озвучить это перед всем миром. Пусть тогда видно будет, где тирания.

-- Ничего не получится, -- сказал Горный Ветер, -- согласно их логике, у нас потому и тирания, что свободы работорговли нет и рабов иметь нельзя.

-- Возможно. Однако там всё равно должны быть люди, на которых это произведёт впечатление, -- сказал Асеро.

-- Ну ладно, пойдёт.

Золотой Слиток переспросил:

-- Но, Горный Ветер, почему ты при этом саму торговлю с Англией считаешь недопустимой? Я отчасти понимаю твои опасения, но если минимизировать риск переворота? Или всё дело в том, что ты боишься скорее за себя и свою жену? Боишься личной мести за то, что вы там натворили?

-- Да, у меня есть все основания для опасений. Но если бы я считал, что польза от торговли перевешивает риск, я бы рискнул. Но я не вижу от этого вообще никакой пользы. Нам ничего не нужно от англичан, да и вообще от европейцев. Ты мыслишь шаблонами времён Манко -- тогда было критически важно заиметь ружья и корабли. А сейчас у нас это лучше, чем у них. Все их изобретения мы уже переняли.

Киноа возразил:

-- Ничего? Но ведь жизнь не стоит на месте. А о новых европейских изобретениях мы как узнаем, если закуклимся в своих границах?

-- А я и не говорю, что Тавантисуйю должна просто закуклиться своих границах, -- Горный Ветер встал и подошёл к висевшей на стене карте, где были изображены весь Южный Континент и нижняя оконечность Северного. -- Вы понимаете, что уже все земли вокруг Тавантисуйю уже объявлены собственностью Испанской Короны? Да, по счастью, они ещё не освоены, но это лишь вопрос времени. Если всё будет идти с такой скоростью, с какой идёт -- Тавайтисуйю окажется в плотном кольце лет через пятьдесят. Вас, конечно, уже не будет, но я это увидеть вполне могу. Вы делаете ставку на противоречия между двумя хищниками, молодым и старым. Но я не понимаю, почему вам не ясна простая как день вещь: Испанская и Английская корона договорились обо всём этом заранее. Почему? Испанской Короне выгодно укокошить нас руками англичан. И англичанам это сделать будет проще, чем испанцам, которым это столько лет не удавалось! Кроме того, торговля с англичанами не решит проблему окружения нашей страны. Куда лучше будет, если мы поможем свергнуть власть Испанской Короны хоть где-то по соседству. Представьте себе, что союзная нам власть установилась хотя бы на всём конусе? Это ведь прочный контроль над проливами! А если, наоборот, к северу от Тавантисуйю, и контроль над перешейком? На котором можно прокопать канал, который даст нам власть над обоими океанами! Испанская власть держится в вице-королевствах только силой штыков, восстания будут вспыхивать регулярно; стоит чуть-чуть помочь такому восстанию, и у нас будет надёжный союзник. Торговое соглашение с англичанами сильно ограничит нас в плане возможностей вести подобную политику. Особенно в том случае, если мы по совету Золотого Слитка свернём нелегальную торговлю, под крышей которой только и можно вести разведку.

-- Только о себе думаешь, -- буркнул Золотой Слиток, -- тебя трупы своих людей не колышут. Сколько народу ты положил в Новой Англии?

Асеро ответил:

-- Золотой Слиток, сейчас нет смысла обсуждать действия Горного Ветра в Новой Англии, раз уж мы признали их оправданными в тех обстоятельствах. Сейчас нужно решить, какие условия мы выдвинем послу. Первое -- это мы не залезаем перед ними в долг, второе -- предлагаем им прекратить работорговлю, третье -- запрещаем ввоз проповедников. Что ещё?

-- Ещё насчёт женщин добавить стоит, -- сказал Инти. -- Мол, мы не признаём связей вне законных браков, а браки между христианами и тавантисуйцами невозможны, так что в случае соблазнения мы оставляем за собой право изгнать охальника с предварительной публичной поркой на площади. А уже в случае совершившегося насилия имеем право повесить без разговоров.

-- Инти, насчёт насильников ты прав, но к соблазнителям ты слишком суров, -- сказал Киноа, -- ведь с их точки зрения соблазнение не преступление.

-- Конечно, у них много что не преступление, -- ответил Инти. -- Им плевать, что жертве придётся огребать последствия всю оставшуюся жизнь. А мы должны заботиться, прежде всего, о безопасности, чести и душевном спокойствии своих людей, а не "понимать" всяких европейских отморозков, у которых свербят всякие непотребные желания и нет привычки видеть в нас людей.

-- Киноа, если бы твою дочь соблазнили, ты бы по другому запел, -- ответил Асеро.

-- По счастью, у меня дочери не в том возрасте, чтобы об этом думать, -- ответил Киноа, -- но я не понимаю этой вашей предубеждённости. Почему вы считаете всех европейцев жадными тупыми отморозками? Да, они выросли в мире, где жадность и тупость дают преимущества, но если они некоторое время проживут среди нас, они неизбежно изменятся.

-- Киноа, ты просто не читал архивов судебных дел над теми иностранцами, которые приезжали в Тавантисуйю во времена Манко, -- сказал Инти, -- даже те, кто жил у нас годами, порой срывались. Что говорить о тех, кто только прибудет?

-- Не читал, но думаю, что значительная часть приговоров была несправедливой. Всё-таки и судьи, и свидетели были против них предубеждены, вот и видели в них шпионов....

-- Да дело не только в шпионаже. У слишком многих из них была готовность завалить большое дело ради маленькой личной выгодки. Такие люди -- это смерть для разумно устроенного государства. Представь себе, если бы у тебя какой-нибудь инженер зажал бы важную деталь для плотины, и она бы рухнула ночью на спящее селение.

-- Инти, ты неисправим! Ты сам знаешь, что наши люди на такое просто не способны!

-- Если бы я мыслил как ты, Киноа, то я не смог бы выполнять свои обязанности.

-- Ну а вот я могу.

-- Ну а тебе для того, чтобы выполнять свои обязанности, нужно как минимум быть живым, а если бы я был беспечен, как ты, я бы уже давно переселился в лучший мир, и ты, скорее всего, тоже. Или о судьбе Алого Мрамора забыл? Тоже ведь бы наивным вроде тебя, даже Горного Льва пощадить был готов... А тот его не пощадил.

-- Покойный наместник Кито все-таки во многом по личным причинам пострадал, -- сказал Киноа, -- хотя убийц это не оправдывает, конечно.

-- Ладно, не отвлекайтесь, -- сказал Асеро, -- может, стоит запретить иностранцам и ношение оружия?

-- Не думаю, что это поможет, -- сказал Инти. -- Во-первых, опасны ведь не сами иностранцы как таковые, а те люди, которых они смогут подчинить своему влиянию. Кроме того, если иностранцы пойдут на такое ограничение, то есть риск провокации. Кого-нибудь из них убьют, а потом нас обвинят в его безоружности. Вот во дворец пусть заходят только без оружия.

-- Записываю, -- сказал Асеро. -- У кого ещё что?

-- Только пожелание, -- сказал Знаток Законов. -- Очень не хотелось бы принимать окончательное решение о торговле в отсутствие Небесного Свода.

-- Конечно, я это учитываю. Надеюсь, что он выздоровеет в ближайшие дни, -- ответил Асеро, -- чувствую, что с послом придётся говорить не по разу. Если ни у кого больше ничего нет, то все, кроме Инти, свободны. С ним я хочу посоветоваться по другому делу.

Носящие льяуту стали расходиться, к Асеро подошла Радуга.

-- Умоляю тебя, Асеро, не мог бы ты всё же не пускать англичан к нам в страну? Уж если они начали с такого, то чего ждать дальше? А я... я знаю, как мало людей Горного Ветра способно иметь с ними дело. Незнание языка и обычаев даже самого опытного делает беспомощным. А я... я уже не успею никого подготовить. Тут не меньше года нужно!

-- Я постараюсь. Но думаю, что пустить их всё же придётся. Правда, с правом выставить их в любой момент.

-- Асеро, ведь Горный Ветер и Лань в глазах Английской Короны -- преступники, ты не боишься, что их могут убить?

-- Ты боишься мести за случившееся в Новой Англии?

-- Того, что сделала Лань, они не прощают. Но не потому, что им жаль убитых. Нет, к убитым они равнодушны, скорее всего. Просто "индейцам" не прощают побед. Как, впрочем, и женщинам, и всем, кого они считают ниже себя. Помни это, Асеро!

Сказав это, Радуга молча удалилась.

-- Она знает что говорит, -- сказал Инти, глядя ей вслед. -- В Амазонии белых страшно оскорбляло, что Мать Огня была женщиной-вождём. Впрочем, и те, кто пытал саму Радугу, не случайно глумились именно над её женским естеством.

Асеро огляделся, убеждаясь, что они остались вдвоём:

-- Инти, тут у меня одно деликатное дело. Юноша-гонец, который сегодня утром принёс мне известие, спит сейчас у меня во дворце. И мне за него страшно, так как он говорил, что теперь, когда передал мне всё что нужно, ему нет смысла жить больше. Не ровен час наложит на себя руки...

-- Прислать к нему моего человека?

-- Нет, этого делать ни в коем случае нельзя! Дело в том, что он твоих людей боится как огня и не хочет рассказывать им подробности того, что сделали с его отцом и матерью. Ведь капитан судна был его отцом, которого он не хочет позорить посмертно.

-- Понятно... Случай сложный. Впрочем, подробности пыток мне не так уж нужны, я примерно представляю себе художества Прижигателя. А юноше скажи, что есть некое дело, где без него никак. В девяти случаях из десяти это действует. Если такого дела нет, то придумай его, впрочем, обычно можно найти и реальное.

-- Я скажу ему, что прибывает английский посол, что я подозреваю его в связях с пиратами, и чтобы он посмотрел, не узнаёт ли кого в свите посла. Сойдёт?

-- Сойдёт. Тем более что это на всякий случай знать и в самом деле не лишнее. Но если не поможет, то шли гонца, и я тогда пришлю своего человека. По счастью, у моих людей не написано на лбу, где они служат, потому мой человек может прийти под видом обычного лекаря.

-- Спасибо, тебе, друг. Ты не представляешь, как ты меня выручил! Ладно, теперь пошли отсюда, боюсь, как бы мне этого юношу не упустить.

Вернувшись к себе, Асеро тут же встретил дворцового лекаря, шедшего по внутреннему саду к выходу. Тот рассказал вот что:

-- Юноша уже проснулся, но осмотреть себя не даёт. Можно было бы применить силу, позвав твою охрану, но ни к чему. На вид он вполне здоров, если дать ему укрепляющих отваров и покормить, то должен пойти на поправку. Да только он есть отказывается наотрез.

Войдя в гостевую спальню, Асеро увидел съёжившегося в уголке кровати Чуткого Нюха. Перед кроватью стоял столик с лепёшками и отваром, рядом сидела Луна и грустно смотрела то на столик, то на юношу.

-- Асеро, что мне делать, он есть и пить отказывается.

-- Потому что я решил голодом себя уморить.

-- Прямо здесь у меня?

-- Да сам понимаю, что лучше в другом месте, но ведь меня отсюда не выпустят.

-- Чуткий Нюх, не веди себя как маленький ребёнок. Ты мне нужен для одного важного дела. И нужен сытым и здоровым.

-- Для какого ещё дела?

-- Скоро сюда прибудет английский посол. И прибудет, разумеется, не один, а со свитой. В общем, ты должен будешь незаметно на них поглядеть и сказать, кто из этих людей был среди пиратов. Что посол с ними связан -- вне всякого сомнения, но хотелось бы всё-таки знать более точно.

-- Что я должен делать?

-- Для начала сесть и поесть. Чтобы ты не упал в обморок в неподходящий момент.

Юноша осторожно вылез из своего угла и придвинулся к столу, но приняться за отвар всё-таки не решился. Он спросил:

-- Ну, допустим я узнаю кого-то из пиратов. Что тогда?

-- Там видно будет. Жаль, я не могу решить такой вопрос единолично, но так просто это дело не оставлю.

-- Юноша принялся за еду. Асеро понимал, что сейчас испытывает несчастный Чуткий Нюх. Конечно, несмотря ни на что юноша хочет жить, но ему мешает верность данному сгоряча обету. Но если он найдёт достаточно весомую причину, чтобы этот обет отменить -- что ж, тогда он с чистой совестью откажется от мысли загубить свою юную жизнь.

В последующие два дня до приезда посла ничего особенного не произошло. Чуткий Нюх оправился настолько, что его можно было выдать за воина охраны, лицо прикрыто шлемом.

Небесный Свод был слишком нездоров, чтобы читать свой доклад, зато Киноа обнадёжил, подтвердив, что золота, серебра и драгоценных камней на выкуп хватает, и в долги можно не залезать. Даже мастерские прекратят работу не на полгода, а на два месяца, и что работу можно даже не прекращать, а заняться за это время выпуском посуды.

Также Асеро узнал, что ещё когда Чуткого Нюха только встретили в Тумбесе, было решено снаряжен корабль с целью обнаружить пиратское гнездо, но шансов на это было мало....

Наконец наступил день приёма посла. Асеро торжественно восседал на троне, ожидая, когда это посол торжественно войдёт в зал. Вдоль стен на скамьях торжественно восседали носящие льяуту, они тоже были разодеты по этикету и тоже напряжены как тетивы луков. Разве что Жёлтый Лист вроде бы спокоен или кажется таковым... У Первого Инки немного побаливала голова -- сказывалось напряжение и нервный недосып: с тех пор как он узнал о беде племянников, его мучили кошмары. Он подумал, что волнуется теперь гораздо больше, чем когда испанский посол хотел всучить ему отравленный плащ. Тогда он испытывал нечто вроде охотничьего азарта, но теперь он боялся за других.

Чуткий Нюх в шлеме и костюме воина стоял у трона Асеро, изображая телохранителя. "Изображая", потому что Асеро понимал: в случае заварухи скорее его придётся защищать, чем он сам сумеет кого-то защитить, слишком слаб. Но большого значения это не имело, нападать посол едва ли решится, главное, что Чуткий Нюх мог опознать пиратов в лицо.

Когда посол вошёл с торжественными церемониями, то Чуткий Нюх шепнул, что видит этого человека в первый раз. Для Асеро это было большим облегчением, все эти дни он опасался, что послом окажется сам Прижигатель.

Когда закончились торжественные формальности, посол, наконец, заговорил по существу вопроса:

-- Итак, наши корсары требуют выкупа за принцев и не намерены ждать. Способны ли Вы, Ваше Величество, заплатить выкуп сразу, или мы можем предоставить вам золото в долг под 100% годовых.

Асеро чуть не присвистнул от удивления. 100%! Губу эти господа раскатали конечно... Всё-таки хорошо, что инки решились отказаться от стольких проектов, но не влезать в долг. Вслух же он сказал:

-- Благодарю вас, но на выкуп мы сумели наскрести, так что в услугах кредиторов не нуждаемся. Хотя, конечно, вы могли бы выступить в качестве третейских свидетелей во время сделки, мы имеем основания опасаться подвоха, что пираты могут забрать драгоценности, а пленников не вернуть. Мы слишком хорошо помним уроки истории.

Посол, ещё раз почтительно поклонившись, произнёс:

-- Передаю вам, что Английская Корона прежде всего очень сожалеет о случившемся инциденте, мы пошли на этот шаг вынужденно. Да. Английская Корона приказала своим корсарам захватить в плен принцев крови и возможных наследников престола, чтобы найти выход из тупиковой ситуации, в которую нас загнали ваши пираты.

Асеро от удивления поднял брови. На такой "подарок", как добровольное признание в связях с пиратами, он никак не рассчитывал. Ну что ж, тем лучше. Значит, можно будет говорить начистоту.

-- Я рад вашей откровенности, ибо мы, Сыны Солнца, ценим честность. Но что же вынудило вас пойти на такой шаг?

-- Пиратство тавантисуйцев. Известно ли Вашему Величеству, что ваши люди многократно нападали на наши мирные торговые суда?

-- Известно, но только мы не считаем работорговые суда мирными. Возможно, ваши соотечественники, многоуважаемый господин посол, не вполне понимают суть ситуации, видя причину нападений в банальном грабеже и наживе, не так ли?

-- Разумеется, пираты на то и пираты, что о своей выгоде не забывают. Но ведь вы, Ваше Величество, сродни богу для подданных, и одного вашего слова достаточно, чтобы запретить им пиратство.

-- С таким же успехом я могу сказать, что и ваша Корона может запретить пиратство своим подданным, а не раздавать патенты на корсарство. Впрочем, у нас причина нападений иная. Прежде всего, в нашем государстве есть закон, согласно которому наши люди, увидев в чужих землях попавшего в рабство соотечественника, должны предпринять всё возможное, чтобы его освободить. При этом само собой разумеется, что тавантисуец не может попасть в рабство иным способом, кроме как став жертвой пиратства. Законно обратить тавантисуйца в раба невозможно, долгового рабства у нас нет.

-- Разве вы не обращаете в рабство своих преступников?

-- Нет. Мы отправляем их на тяжёлые работы, в определённые места, но продавать их чужеземцам запрещено. А раб-чужеземец, ступивший на нашу землю, становится свободным. Конечно, во избежание конфликтов наши люди старались выкупать соплеменников. Да только ваши ушлые дельцы всё это тоже просекли и, зная, что за тавантисуйца его соотечественники заплатят любую цену, объявили на наших людей настоящую охоту! Ну и получили ответный удар: если наши люди видят работорговое судно, они делают вывод, что там в трюме с большой вероятностью томятся их соплеменники, а даже если это не так, то кровь их соотечественников всё равно на руках господ-работорговцев есть, и потому с чистой совестью нападают и освобождают рабов. И я не могу их за это укорять, ибо поступают они совершенно правильно.

-- Но ведь они посягают на чужую собственность! И на права наших купцов!

-- А почему мы должны уважать права негодяев, которые избрали свои заработком издевательства над людьми? Я видел людей, которые имели несчастье побывать в рабстве. Уродующие шрамы и выпавшие зубы у каждого первого, это ещё считается "легко отделался". Не редкость и более серьёзные увечья, а уж что говорить о женщинах, каждая, подчёркиваю, каждая из которых оплакивает своё растоптанное целомудрие. Нет, должно прекратить это зло, и чем скорее тем лучше. Могу предложить вам следующее: вы объявляете работорговлю вне закона и освобождаете всех рабов, которые находятся в собственности английских подданных, а так как работорговых судов не будет, то и нападать нам будет не на кого.

-- Однако Ваше Величество, какое вам дело до этих простых моряков и тем более до жалоб каких-то корабельных шлюх?

-- Эти люди из моего народа, а я как государь обязан заботиться о благе и счастье своих подданных. И у нас на кораблях и где бы то ни было ещё нет шлюх.

-- А что тогда делают на ваших кораблях женщины и девушки?

-- То же что и мужчины -- работают, -- ответил Асеро, -- и в море хватает работ, вполне посильных для женщин. Та же готовка, например, или починка сетей, обработка рыбы и водорослей.

-- Однако если женщина работает среди мужчин, не означает ли это, что она всё равно их ублажает? Не могу представить себе множество здоровых и крепких юношей, которые, имея рядом столь лёгкую добычу, лишь облизывались бы втихую. Даже если бы девушка всем гордо отказывала, тем более печальной была бы её участь. Наши матросы непременно бы её проучили.

-- Но я слышал, что у вас всё-таки капитаны иногда берут в плаванье свои семьи.

-- Бывает и такое. Однако если матросы по какой-то причине взбунтуются, то участь родных капитана не менее печальна, чем участь той принцессы, которая была на том корабле. Мы не пираты и не требуем за неё выкуп, она уже передана родственникам в качестве жеста доброй воли.

Асеро понял, что ничего не понимает. По счастью, в этот момент поднялся Инти и сказал:

-- Прости, Государь, но я не успел передать тебе, что вдова капитана была обнаружен на одном из островков и доставлена в Тумбес. По её оборванным мочкам ушей, где раньше были серьги, послы решили, что она тоже может иметь родственников среди высшего общества. Впрочем, как оказалось, она и в самом деле в родстве с одним из старейшин. Пока у неё помутнённое состояние рассудка, но есть шанс вернуть ей рассудок хотя бы частично.

Теперь всё стало понятно. Наглость, конечно, со стороны англичан объявлять это жестом доброй воли, но что поделаешь... Асеро вздохнул и прошептал Чуткому Нюху: "Теперь ты будешь своей матери очень нужен".

-- Я не понимаю одного, -- сказал посол, -- если в вашем государстве все настолько богаты, что могут содержать своих жён и дочерей, зачем женщинам вообще работать?

-- Конечно, если женщина замужем и плодовита, то работать ей некогда. Однако есть молодые девушки и старые девы, есть вдовы, есть, в конце концов, женщины, у которых после нескольких родов наступило бесплодие, а дети подросли. Так что если женщина хочет и может работать на благо общества, она имеет на это полное право. Работающие женщины у нас пользуются уважением. Для нас совершеннейшая дикость, что у вас женщину по факту её занятости трудом вне семьи считают за проститутку и потому её считает себя вправе пользовать каждый встречный-поперечный.

Посол удивлённо пожал плечами:

-- Скажите, Ваше Величество, но разве вы бы позволили работать своей жене?

-- Если бы я был простолюдином? Разумеется, позволил бы. А почему нет?

Говоря это, Асеро поймал хищный взгляд Жёлтого Листа. Луна выполняла неофициальную роль секретаря у Асеро, но если бы помимо этого она получила бы какую-нибудь официальную должность, что иногда практиковалось, то это значило одно -- её бесплодие признано официально, и Асеро обязан вступить во второй брак. Но посол, видимо, не был в курсе всех этих тонкостей.

-- Думаю, что несчастной сумасшедшей среди сумасшедших будет не так уж плохо. Лично я не смог бы представить себе, чтобы я позволил работать среди мужчин своей жене, сестре или дочери. Ведь они бы неизбежно на неё покушались.

Асеро заговорил поначалу ровно и сдержанно, но постепенно давая волю эмоциям:

-- У вас порядочные женщины должны сидеть дома именно потому, что ваши мужчины не считают своим долгом сами быть порядочными. Видно, среди вас слишком мало людей, способных на жалость и сострадание. Мне кажется, что вы легко допускаете жестокость потому, что вам в голову не приходит поставить себя на место жертвы. Неужели вы не можете представить себе, что это вас хватают, стегают бичами, заковывают в кандалы и бросают в тесный трюм?! Неужели вам трудно представить себя на месте женщин, которых подвергают жестоким поруганиям?! Думаю, что едва ли кому из тех, кто это делают, понравилась бы самим быть схваченными за локти и бёдра, и сами получить между ног весьма болезненную и позорную рану. Не думаю также, что вам бы понравилось, чтобы такое проделали с вашими жёнами и дочерьми. Так почему вы не щадите других? Вы говорите, что захват в плен принцев был продиктован необходимостью, и допустим что это так. Но никакая необходимость не заставляла вас насмерть запытывать капитана корабля и пытками же доводить до сумасшествия его жену. Никакая необходимость не заставляла распродавать всех остальных, так что теперь они гнут спину на плантациях, а их родные оплакивают жестокую потерю. Никакая необходимость не заставляла вас быть извергами! Так почему вы поступили изуверски?

Посол никак не ожидал такой эскапады. На какое-то время он растерялся.

-- Потому что они это они, а мы это мы, -- наконец сказал он. -- Я принадлежу к умному, культурному, просвещённому народу, к тому же к самым его верхам, и потому меня нельзя просто так пытать, убивать, бросать в трюм в кандалах, нельзя бесчестить мою жену и дочерей. Но было бы смешно и странно применять к дикарям те же нормы, которые мы применяем к себе. Ваш народ мы считали долгое время дикарями, и, пожалуй, в этом была наша ошибка. Увидев великолепие вашей страны, я, пожалуй, готов признать вас цивилизованным народом. Во всяком случае, вы не таковы, как обычные дикари, и с нашей стороны было ошибкой вас смешивать с ними. Но ваши законы и обычаи слишком не похожи на наши, чтобы мы при этом могли относиться к вам как к своим, ну хотя бы как к другим европейцам. Между нами слишком мало общего, и поэтому нам так трудно понять друг друга. Однако же я сам стараюсь вас понять.

-- Значит, вы пытали, убивали и обращали в рабство наших людей, считая их дикарями? Но ведь вы видели у нас корабли не хуже ваших. А ваша мораль -- женщина должна сидеть дома, потому что ваши мужчины слишком легко опускаются до скотства. Мы могли бы сами вас назвать за это дикарями, но у нас нет деления народов на дикарей и цивилизованных.

-- Корабли -- это конечно важно. Но дикарь, отобравший у цивилизованного человека ружьё и даже научившийся им пользоваться, цивилизованным человеком не становится. Наша европейская цивилизация основана на христианстве, на этом основана наша культура и наша мораль. У нас есть книги, университеты, у нас есть театры, у нас много чего есть, чего у дикарей нет. Поэтому идея уравнять нас с ними нелепа.

-- Иными словами, причина в религии? Но ведь даже крещёный раб не обретает у вас свободу вместе с крещением.

-- Дело не в христианстве самом по себе, лично я считаю, что и не верящий в бога человек вполне может быть лояльным подданным Короны, дело в превосходстве нашей культуры и морали. Но, конечно, эти культура и мораль есть только у лучших людей наших стран, простолюдин с грубыми от работы руками тот же дикарь, оттого и легко опускается до скотства.

-- Да, весёленькая у вас мораль. Поскольку вы считаете себя моральнее и культурнее всех остальных, то вы позволяете себе этих остальных убивать, пытать и обманывать. Но если вы считаете нас дикарями, которых можно обманывать, то как мы можем подписывать с вами соглашения? Любые взятые вами на себя обязательства вы легко можете в любой момент отменить....

-- Однако если ваша страна будет закрыта для европейцев, то молва о вас как о дикарях только укрепится. Вам ничего не остается, как довериться нам, хотя я могу понять ваши опасения.

-- Ну, собственно, мы, инки, волей-неволей вынуждены были вести себя так, как по вашей морали положено вести себя порядочной женщине: проявляли максимальную осторожность, боясь подвергнуться насилию. Потому что вы, европейцы, хвалясь своей просвещённостью, позволяете себе на этом основании пытать и убивать ни в чём не повинных людей. А теперь почему-то мы должны доказывать свою незлонамеренность вам, а не вы нам.

-- Признание или непризнание вас цивилизованным народом, а не дикарями, напрямую зависит от хода нынешних переговоров. Прежде всего, мы уважаем право собственности и ждём такого же уважения от вас. Но вы наше право собственности нарушили. Наши работорговые компании потерпели от ваших пиратов ущерб и тоже хотели бы компенсации.

-- Но даже если бы согласились заплатить, то чем бы мы платили? Мы с трудом наскребли на выкуп за принцев. Чем же мы этим компаниям платить можем? Или вы и в самом деле столь глупы, думаете, что золото, серебро и драгоценные камни у нас на деревьях растут?

-- Ну, они требуют не золото, а тех негров, которые достались вам в результате этих рейдов. Мне стало известно, что их поселили в Чиморе, кроме того, у вас от них имеются некоторые неприятности...

-- Это исключено. Эти люди стали тавантисуйцами. Мы приучаем их жить по нашим законам. Конечно, выходит не без осечек, но говорить, что у нас от них одни проблемы, отнюдь не приходится.

"Во всяком случае, от них у нас куда меньше проблем чем от вас", -- подумал при этом Асеро.

-- Вот Вы, Ваше Величество, спрашивали, по какому признаку мы делим народы на цивилизованных и дикарей. У цивилизованных есть прослойка лучших людей, учёных, поэтов, мыслителей... А у дикарей всего этого нет. Они не создают великих творений, их жизнь -- чисто животное существование. Я вижу ваш великолепный дворец и понимаю, что всё это не могло быть создано грубыми дикарями. Вижу богатство ваших одежд и украшений и понимаю, что это признаки принадлежности к элите общества, к его лучшим слоям. Я знаю теперь, что у вам есть университеты. А у дикарей ничего похожего нет и быть не может. Собственно, у цивилизованного народа есть никуда не годное большинство, которое можно также назвать быдлом и чернью, и культурная прослойка, которая и представляет ценность, а у дикарей никуда не годное тупое быдло составляет весь народ. Потому нет ничего зазорного в обращении этих недолюдей в рабов, они и так рабы по природе.

-- Но у нас нет разделения на быдло и элиту, чернь и лучших людей. Простой человек может заслужить звание инки, может даже заслужить льяуту, а дети тех, кто носят льяуту, звание инки должны заслужить. Скажите, вас не удивил сам факт, что принцы на корабле были, по сути, простыми матросами? И никто не знал, чьи они сыновья? Разве это было бы возможно, если бы мы брезговали своим народом, считая его тупым быдлом? Нет, любой инка обязан понимать, что обязан своему народу всем. Потому что именно народ добыл и обтесал камни, из которого сложен этот дворец, вырастил подсолнухи и отжал масло для светильников, соткал наши прекрасные одеяния и выковал украшения. Если бы крестьяне на полях перестали бы трудиться, мы бы все вскоре умерли бы с голоду. Но мы, инки, помним, что все блага даны нам с условием: мы все должны заботиться о благе народа, которому обязаны всем. Стоит только инке забыть о том, что он в первую очередь должен думать о благе своего народа, а не о своём личном благе, и воспользоваться своим положением в личных целях, как он лишается звания инки и всех связанных с этим льгот и привилегий, и подвергается суду по всей строгости закона. Исключения нет ни для кого, даже для меня. И потому вашим монархам бесполезно предлагать что-то выгодное для меня лично в ущерб моему народу, для меня это бессмысленно.

-- Но у меня есть предложения выгодные прежде всего для вашего народа. Например, продавать нам рабов-преступников. Всё равно положение каторжника не лучше раба.

-- Но мы не можем продавать наших людей, хоть бы даже и провинившихся. Пусть преступники обречены на тяжёлые и непрестижные работы, и за ними следят, конечно. Но это не значит, что они становятся рабами: купить и продать их нельзя. Нельзя их также увечить, а если преступница женщина, то её не разрешается осиливать. Наказание за это такое же, как за насилие над любой другой женщиной, то есть смерть. Мы запрещаем это, потому что если бы мы это позволили, это развращало бы наш народ. Потому мы не можем никого продавать.

-- Ну а если продавать тех, кого бы вы в противном случае казнили?

-- Если мы казним человека, значит, считаем его слишком опасным для нас, чтобы его помиловать. Так что исключено.

-- Однако вы делите людей на тех, кто принимает учение сынов солнца и кто его отвергает, так?

-- Так. Впрочем, мы понимаем, что большая часть мира про него просто ничего не знает, а чтобы принять или отвергнуть, надо знать о нём правду.

-- Да, это так. Ну, вот я теперь уже узнал, что вы запрещаете рабовладение и работорговлю, запрещаете иметь наложниц, но, тем не менее, я сам видел, как ваш посол сам покупал на торге себе наложницу. Кому мне верить, тебе или собственным глазам?

-- Когда и где ты мог такое увидеть?

-- Дело было в Новой Англии, ваш посол вместо со всеми участвовал в торге, пялился на обнажённую рабыню, а когда выиграл аукцион, повёл её предаваться утехам.

-- Откуда ты знаешь, ты что, подсматривал за ними со свечой?

-- Ну, по внешнему виду мужчины легко понять, что он собирается делать с женщиной.

Горный Ветер вскочил с места и заговорил с плохо скрываемой яростью:

-- Как ты смеешь клеветать на меня, мерзавец! А не ты ли хватал её сам за разные непристойные места, не ты ли, не щадя её скромности, поучал меня при этом, что она, мол, непорядочна, потому над ней можно издеваться как угодно! А я вовсе не как наложницу её выкупал, а движимый состраданием. А здесь она стала моей законной женой, матерью моих детей. Вы же хотели обречь её на помойную яму и быструю смерть! Сгноить её ради собственного развлечения. Вы не люди, а злобные и мерзкие выродки!

-- Горный Ветер, сядь и успокойся, -- повелительно сказал Асеро, -- я понимаю твои чувства, но всё-таки не забывай, что перед тобой посол.

-- Когда я там был в статусе посла, меня с моим людьми чуть не отправили на корм рыбам. Мы его, конечно, и пальцем не тронем, потому что войны не хотим, но правду о себе пусть услышит, особенно если опять вздумает клеветать.

Асеро добавил, обращаясь к послу:

-- Вот видишь, ты уверял меня, что ваши культура и образование убивают в вас зверства, а сам глумился над несчастной девушкой. Да у нас даже крестьянин или слуга ничего такого не сделает! Потому что он с детства приучен уважать себя и других.

-- Воистину чудны у вас нравы, -- пробормотал посол, -- владыка говорит об уважении к простым крестьянам и слугам, и уверяет даже, что те способны лишить его власти за злоупотребления, принц крови женится на девушке, у которой я сам лично убедился в отсутствии невинности и потому раздумал покупать... Да, странно у вас всё. В логику ваших поступков невозможно проникнуть, или надо самому сойти с ума.

-- В общем-то, ничего непонятного здесь нет, -- сказал Асеро. -- Мне как правителю нужно заботиться о своём народе, а значит, в частности, заботиться о его безопасности. Единственный способ освободить моих людей от угрозы быть захваченными в рабство ? это чтобы вы запретили работорговлю совсем.

-- Нет, это невозможно! Наши работорговые компании... у нас на этом зарабатывает столько людей... просто нельзя позволить им разориться! А если мы запретим обращать в рабство тавантисуйцев, а остальных разрешим?

-- Боюсь, что это не очень поможет. Если рабство сохранится, то наших людей всё равно будут захватывать. Небось, ещё им языки отрезать начнут, чтобы не проболтались. Нет, только полный запрет работорговли способен искоренить это зло.

-- Однако есть один способ обойти этот вопрос, даже если мы не отменим работорговлю. Ваши корабли не будут с огромным риском для себя посещать чужие страны, вы всё вручите нашим торговым посредникам, чьё представительство будет открыто у вас в столице, а возле ваших берегов пиратство уже почти невозможно.

-- Но это значит согласиться на очень большую зависимость от вас в таком важном вопросе. Конечно, мы подумаем над вашим предложением, но едва ли сможем на него согласиться. Впрочем, вы также донесете наше предложение о запрете работорговли до английской короны. И опубликуете мою речь на эту тему большим тиражом в вашей прессе.

-- Что же, опубликовать в прессе.... Думаю, это возможно. Не стоит отказываться, не узнав подробностей. Мы знаем, что вы не склонны терпеть иностранцев у вас в стране. Но от этого глупого предрассудка вам вполне возможно отказаться.

-- Дело не в предрассудках. Тут опять же вопрос безопасности. Слишком велик риск преступлений ваших людей в отношении наших. Впрочем, ты и сам того не желая, это подтвердил.

-- Я не понимаю....

-- Ты только что без тени раскаяния поведал о мерзком преступлении, которое у нас карается смертью. Ты же лапал девушку против её воли. Неужели ты даже теперь не понял, сколько конфликтов возможно на почве слишком разного понимания границ дозволенного у вас и у нас?

-- Пожалуй, это и в самом деле проблема, -- согласился посол, -- нашим людям трудно будет жить по вашим законам, не хотел бы оказаться на их месте... Если уж меня за такой невинный поступок, как осмотр товара, готовы чуть ли не убить... Думаю, что нам нужно обзавестись хотя бы сборником ваших законов.

-- В том-то и дело, что живой человек, женщина не должна приравниваться к вещи или товару, -- сказал Асеро. -- Лучше представь себе, что кто-то проделывает то же самое с твоей дочерью. Что касается сборника законов -- его передадут тебе сегодня же. У нас он заготовлен на такой случай. Он переведён на испанский, но, если надо, мы можем его и на английский перевести.

-- Итак, Английская Корона предлагает открыть у вас торговое представительство, отказаться же от работорговли и пиратства мы не можем.

-- А если мы, выкупив принцев, откажемся от дальнейшей торговли?

-- Тут я не могу ответить точно Моё дело лишь предложить торговое соглашение на условиях Короны и отнести ответ. Однако я не исключаю... -- посол посмотрел многозначительно, -- не исключаю дальнейших осложнений в отношениях между нашими государствами. Ваше Величество, я думаю, для вас не секрет, что в нашей стране есть люди, в том числе и достаточно влиятельные люди, которые желали бы стереть Ваше Государство с лица Земли.

-- Осложнения, конечно, никому не нужны. Но ведь есть опасения: как мы боимся, что вы попробуете изнутри изменить наши порядки, так и вы ведь тоже этого боитесь. Вам даже отмена работорговли кажется покушением на устои. Однако я уверен, что такая идея будет воспринята на ура лучшими людьми вашей страны.

-- Не думаю, что это вызовет понимание у сколько-нибудь значительного числа людей, -- ответил посол, -- однако воля Ваша.

-- А возможно ли у вас тоже открыть наше представительство? -- спросил Киноа -- Чтобы мы были тут в равном положении.

-- Я не исключаю этого, но дело осложняется тем, что мы не можем обеспечить вашу безопасность. Ведь среди христиан скорее всего найдутся те, кто сочтёт своим долгом убить язычников. А креститься инки не могут.

-- Да. Мы не можем креститься, -- сказал Асеро, -- звание инки и христианская религия предъявляет слишком разные требования, чтобы их можно было совместить. Однако мне кажется, что дело не совсем в христианстве, а в том, что многие мастера пера распространяют про нас всяческие небылицы. Ты и сам их наверняка читал. Именно эти небылицы настраивают против нас даже тех, кто не видит прямой выгоды в причинении нам ущерба. Если наш человек попадет в беду в христианском мире, то местные часто твердят, что тирану-инке так и надо, хотя бы даже тавантисуец не был инкой.

-- Да, читал такие сочинения, и скажу откровенно, что я на эту тему думаю. Когда вас, инков, обличают в ужасных тиранствах, что вы когда-то кого-то поубивали ради установления своей власти, меня откровенно разбирает смех. Я слишком хорошо знаю, что любую власть при желании можно обвинить в тиранстве и найти примеры её жестокостей. В юности своей я был ярым республиканцем, но Новая Англия быстро излечила меня от всего этого. Я понял, что эти ярые певцы свободы способны установить тиранию куда более страшную, чем та, от которой они якобы бежали. И что лучше один тиран, чем множество мелких тиранчиков, один тиран до всех реально дотянуться не может, так что если подданный не лезет в политику, он может быть относительно спокоен за свою жизнь и собственность. Именно поэтому я вернулся в Старую Англию и избежал гибели в Новой. Но есть вашем образе жизни нечто ужасное само по себе -- это как раз то, что у вас, хотя можно быть спокойным за свою жизнь, но собственностью обладать нельзя. Я сам только что слышал, что у инки, стоит ему провиниться, отнимают буквально всё. У вас нельзя сколотить себе капиталец и зажить без забот. Богатство и власть у вас неразрывно связано с трудами и ответственностью, едва ли такое понравится знатным и богатым из моих соотечественников. Возможно, это понравилось бы беднякам, но они всё равно не умеют читать и не прочтут ваших книг.

-- Ну а что ты сам думаешь на этот счёт?

-- Считаю, это ведёт к одному очень важному упущению. Если невозможно жить на ренту и заниматься при этом науками и искусствам, то науки и искусства будут в упадке.

-- Уверяю тебя, что это не так. У нас с науками и искусством всё в порядке, разве что... разве что наши учёные хотели бы иметь возможность покупать европейские книги, но подозреваю, что через ваших купцов это сделать всё равно проблематично, ведь они не особенно сведущи в науках, -- говоря это, Асеро краем глаза смотрел на Верховного Амаута.

-- Тут не вижу сложностей. Если вы согласитесь принять у себя миссию, то в неё вполне можно будет включить человека образованного. Скорее всего, среди них найдутся люди, горящие желанием увидеть страну, о которой столько наслышаны.

-- Что же, возможно. Итак, ваши условия торговли -- открыть представительство внутри страны. Как ты понимаешь, на такой шаг мы не можем пойти, не взвесив всё как следует. Мы, инки, привыкли любой серьёзный шаг тщательно взвешивать, но потом никогда не идём на попятный, если только противоположная сторона договор не нарушает. В то время как с выкупом моих племянников тянуть нельзя. Давай сделаем так: сначала выкуп, а пока это будет происходить, мы ещё раз всё взвесим и выдадим окончательное решение.

-- Что же, я вполне понимаю разумность такого подхода.

-- Тебя проводят до Тумбеса, туда же доставят сокровища и провожатых от нас. Надеюсь, что всё пройдёт как можно более гладко. Возвращаться в Тумбес можешь уже завтра.

-- Ещё раз от души благодарю Ваше Величество.

Когда посол ушёл, Асеро сошёл с трона и вздохнул с облегчением, потягиваясь:

-- Ух, семь потов сошло. Чуткий Нюх, ты хотел бы поехать завтра с послом или поедешь отдельно?

-- Я бы предпочёл ехать отдельно, -- ответил Чуткий Нюх, снимая шлем, -- хоть этот человек и не был среди пиратов, но мне от одного вида англичан тошно.

Тем временем носящие льяуту тоже вставали после долгой неподвижности. Асеро подумал, что они в этот момент похожи на оживающие мумии из пьесы "Позорный Мир".

-- Мне тоже тошно, -- сказал Горный Ветер, вставая со своего места. -- Прости, что не выдержал, но от одной мысли, что они творили с Ланью, меня всего внутри переворачивает. И главное, они это даже преступлением не считают.

-- Так что он с ней сделал? -- спросил Искристый Снег. -- Я так и не понял.

-- Осёл ты всё-таки, -- ответил Киноа, -- кажется, до всех дошло кроме тебя. Конечно, понять Горного Ветра можно, но раз они не считают это преступлением, то, видимо, это потому, что им никто не объяснил, что в рабовладении преступного...

-- Вот ты и объясняй, -- бросил Горный Ветер, -- если сумеешь.

-- И объясню, -- ответил Киноа. -- Всё равно надо будет писать по этому поводу что-то английской Короне. Я могу написать это за Асеро. Или мы вместе напишем. Или каждый по одному. Может, так их скорее проймёт.

Горный Ветер, Инти и Славный Поход засмеялись. Даже Асеро тоже усмехнулся.

-- Нет, ну а что вы, я серьёзно, -- ответил Киноа.

-- Да мы понимаем, что серьёзно, -- ответил Асеро, -- пиши, конечно. Но я-то надеюсь найти общий язык с теми, кто и так против рабства. А ты... неужели ты думаешь, что можно пронять убеждённых рабовладельцев?

-- Смех смехом, -- сказал Инти, -- но ведь факт, что они считают для себя естественным многое, чего мы потерпеть не можем. И что лично ты, Киноа, предлагаешь тут делать? Читать им вразумляющие проповеди?

-- Думаю, что в Тавантисуйю они вполне могут научиться жить по-нашему. Не за одни день, конечно, но ведь были вполне удачные примеры среди пленных испанцев.

Инти ответил:

-- Среди них всё-таки отбор был. Наиболее отмороженных казнили. А остальные понимали, что они тут не хозяева, а гости, к тому же непрошеные. С англичанами такого не будет. Они знают, что ничего страшнее высылки им не грозит.

-- Всё-таки есть надежда на их здравомыслие, ведь если их вышлют, они потеряют выгоду.

-- Надейся, надейся, -- мрачно сказал Инти, -- ты ведь до того и дела с белыми людьми не имел никогда.

-- Ладно, хватит об этом, -- сказал Асеро, -- сейчас лучше отдохнуть от этого вопроса и я очень надеюсь, что Небесный Свод выздоровеет, и мы сможем решать этот вопрос при его участии. Если у кого есть ко мне дела вечером, но только не по этому вопросу, я готов принять.

-- Да, есть одно дело, -- сказал Верховный Амаута. -- Тут есть один лекарь с проектом. Я сам не знаю, как его оценивать. Вроде и здраво звучит, но больно он рискованный. Но, думаю, тебе, государь, будет нелишне его выслушать. Иначе он от нас просто не отстанет.

-- А хоть что он предлагает?

-- Он уверяет, что нашёл способ избавить наше страну от оспы.

-- Нашёл новое лучшее лекарство?

-- Если бы это было так, я бы не удивился. Но он уверяет, что с человеком можно сделать нечто такое, чтобы он оспой вообще не мог заболеть. Мне это кажется очень сомнительным, но суди сам.

-- Ладно, скажи ему, пусть приходит во дворец в пять вечера.

-- Он просит разговора с глазу на глаз. Дозволишь ему войти в личные покои?

-- Оснований подозревать в коварных замыслах не имеется?

-- Никаких. К леонистам отношения никогда не имел, -- ответил Инти.

-- Он что, и к вам приходил?

-- Приходил. Боялся, что через Верховного Амаута до тебя не достучаться. Сам проект оценить не могу, но то, что он против тебя не злоумышляет -- можно быть уверенными.

-- Ну, тогда пусть приходит во внутренний сад. Приму.

В пять вечера Асеро ожидал посетителя. Он волновался, но волнение было скорее радостным. Неужели какое-то надёжное средство от оспы найдено, и он сможет избавить свою страну от проклятия, терзающее её со времён Уайна Капака? Сколько жизней эта болезнь безвременно оборвала, сколько людей безжалостно изуродовала... Сам Асеро ещё мог считать себя везучим: оспа испахала только кожу, глаза и всё остальное на месте, но разве забудешь о своей беде, если каждую баню ощупываешь себя вольно или невольно? Тем более что в дни его юности даже во дворцах почти не было зеркал, и порой он боялся, что выглядит слишком непривлекательно для окружающих. Юношей он всерьёз боялся, что ни одна девушка в его сторону даже и не посмотрит. Конечно, теперь он понимал глупость таких опасений -- слишком много было таких товарищей по несчастью, да и девушек с такими "украшениями" хватало. Но по молодости многие слишком сосредоточены на себе, не всякий умеет разглядеть за личным горем общую беду.

От его мыслей его отвлекла жена:

-- Асеро, объясни мне всё-таки, что за посетителя ты ждёшь? Я что-то не помню, чтобы ты раньше перед гостями баню принимал.

-- Прибудет лекарь. Вроде он по своим делам, а меня осматривать не собирается, но лучше на всякий случай быть готовым ко всему.

-- Асеро, не темни. Ты решил выяснить, не бесплоден ли ты? Чтобы окончательно убедиться, что у нас по моей вине ничего не получается?

-- Да с чего ты взяла? Ну, пропотел я на этих переговорах, так что самому неприятно, а лекарь по запаху меня ещё и нездоровым сочтёт. Почему ты мне не веришь?

-- Верю, что пропотел. Но вот что лекарь пришёл просто так по своим делам -- не верю. Можно сделать так, чтобы он потом и меня посмотрел?

-- Хорошо, но сначала мы с ним наедине поговорим. Пойми, это он просил разговора с глаз на глаз.

-- А чтобы его не кормили, тоже он просил?

-- А это уже заморочки нашей службы безопасности. Мол, лекарь, мало ли что у него на уме... вдруг попытается отравить! Впрочем, если я, поговорим с ним, сочту, что он внушает мне доверие, то можешь появляться перед ним с подносом, я просигналю как обычно.

У супругов была разработанная система знаков на такие случаи.

-- Ну, смотри, Асеро. Если он тебе вторую жену завести посоветует, так и скажи.

-- Такие советы не его сфера. Да что с чего ты вдруг об этом думать стала?

-- Сам понимаешь с чего. Наследник нужен.

-- Да вернут наших племянников живыми и здоровыми. На выкуп мы сокровищ собрали, люди Инти в числе наших представителей позаботятся, чтобы всё было без мухлежа.

-- Да я тоже надеюсь, что вернут. Только вот твоими наследниками им после этого не бывать. Удар был рассчитан точно.

-- Это ещё почему -- не бывать?

-- Они опозорены и сломлены, скорее всего.

-- Насчёт сломлены -- это ещё бабушка надвое сказал. С Манко в плену тоже всякие непристойности творили. Ничего, потом сумел прозвище "Великий" получить. Инти в плену тоже исхлёстан был, до сих пор отметины. Надеть льяуту это ему не помешало. Так что мальчики ещё себя покажут.

-- Асеро, ты недооцениваешь одного: у тебя здесь в столице есть очень коварный и опасный враг. Сейчас, когда Небесный Свод болен, а я, скорее всего, не смогу родить тебе наследника, он выбивает из строя сыновей Зоркого Глаза. Кто остаётся? У Наимудрейшего только дочери, Киноа не потомок Манко, а только правнук Атауальпы по женской линии...

-- Ну, если больше никого не останется, то и сыновья Киноа могут быть претендентами, хотя пока ещё они слишком малы. Особенно в случае удачного брака. Или ты намекаешь, что Киноа может стоять за всем этим?

-- Нет, я так не думаю. Он всегда был честным человеком.

Помолчав, Луна добавила:

-- Асеро, мне кажется, что мы теперь расплачиваемся за прошлые ошибки. Когда мать Ветерка умерла, надо было взять его к себе, а не оставлять деду. Инти боялся, что мальчику будет трудно с мачехами, а каково ему было там? Старик Живучий, конечно, любил внука, но всё-таки характер у отца Морской Волны был.... Да она нам сама рассказывала.

-- Луна, ты забыла, каково тебе было тогда с малышками. Тебе бы всё равно было не до него. А у Ветерка там хоть бабушка была.

-- Она ненадолго пережила дочь.

-- Ну, несколько лет всё-таки прожила. И при этом у неё было много подруг, Ветерка много где привечали. Та же Ракушка, жена Старого Ягуара... Нет, конечно, с суровым дедом ему было несладко, а если бы он рос у нас, то вряд ли бы ему пришло в голову считать меня тираном, достойным смерти, но всё же... всё же свой выбор он сделал сам. Кстати, Старый Ягуар говорит, что это среди юношества чуть ли не эпидемия пошла -- яростно отвергать всё, чем жили их деды и отцы.

-- Отчего так, Асеро?

-- Старый Ягуар считает, что молодёжь просто избаловали. Всё, что его сверстникам доставалось потом и кровью, нынешнему юношеству досталось за так. Университетские любят посплетничать, что мол, Старый Ягуар даже школу толком не окончил, не то что университет, как будто забывая, что в дни его юности на месте университета и всего города вообще одни руины были! А невзлюбили его, по его мнению, за то, что он требует с молодёжи самую мелочь -- быть благодарными предкам, не называть их тупыми и отсталыми, а тем надоело! Ведь это в основном среди университетских такая мода пошла, а не среди моряков, -- вздохнув, Асеро добавил. -- Знаешь, Луна, когда я думаю о таком, я даже почти рад, что у нас нет сыновей. Это много лучше, чем иметь сыновей недостойных. Во всяком случае, при моём сане.

Потом тихо добавил:

-- Тсс, кажется, он идёт, лучше тебе скрыться пока.

Луна поспешила прочь, а через мгновение перед Асеро появился визитёр.

-- Приветствую тебя, Шрам от Шпаги, -- сказал Асеро. -- Расскажи, что привело тебя ко мне.

Асеро, если честно, был немного смущён. Почему-то он ожидал увидеть пожилого человека, если не старичка, но перед ним стоял человек лет тридцати.

-- Приветствую тебя, государь! Я открыл средство от оспы, которое должно навсегда избавить нашу страну от этого бедствия. Но чтобы рассказать об этом, нужно начать несколько издалека.

-- Что же, Шрам от Шпаги, я готов тебя выслушать, но если история долгая, то нам, пожалуй, стоит присесть на вот эту скамью.

И Асеро указал на скамью возле садового столика.

Шрам от Шпаги согласно кивнул и сел. Присев рядом, Асеро обратил внимание на кожаную папочку в руках посетителя. В ней был явно не один лист. Значит, основательно к вопросу подготовился.

-- Итак, государь, история эта началась несколько лет назад. Мой отец был лекарем и обучил меня своему ремеслу, однако, желая, чтобы я знал больше чем он, он отправил меня доучиваться в Кито, где я волею судьбы задержался надолго. Ибо в том месте, где жил мой отец, прокатилась эпидемия оспы, а в таких случаях туда не пускают никого, кто бы до этого оспой не переболел, хотя я и считал своим долгом быть там, помогать отцу.

Шрам от Шпаги вздохнул, и добавил:

-- Конечно, в Кито я старался провести время с максимальной пользой, учился всему, чему только мог, увлёкся исследованием родословных, но всё-таки душой рвался на родину и боялся за своих близких. Увы, боялся не напрасно: вернувшись домой, я увидел только могилы отца и матери, одна из моих сестёр была жестоко изуродована, другая и вовсе ослепла....Со страхом я шёл на встречу с невестой, готовясь к самому скверному... Даже если она жива и более-менее здорова, оспа наверняка не пощадила её красоты... Каково же было моё удивление, когда я узнал, что болезнь её не тронула. Хотя переболела вся её семья. Она рассказала мне, что из девушек, которые ухаживали за коровами, никто не пострадал. А, надо сказать, тут как раз рядом было место разведения этих животных, там производили и до сих пор производят сыр и масло.

Асеро слушал внимательно, вспоминая при это о своём родном отце. А ведь мать тоже не заболела, и у неё была обязанность ухаживать за коровой, молоко от которой предназначалось тем младенцам, чьи матери не могли их вскормить сами по тем или иным причинам. Значит, именно эта корова спасла его матери жизнь! Лекарь тем временем продолжал:

-- Я стал искать причину этого обстоятельства. Посмотрел статистику смертности по конюхам и стригалям лам, также по свинопасам и разводителям морских свинок... Но от оспы они умирали не чаще и не реже всех остальных. Зато в другом месте развода коров тоже подтвердили -- доярок оспа по непонятной причине щадит. Причём именно доярок, тем, кто просто потребляет молочные продукты, оспа так же опасна, как и всем прочим. В конце концов я нашёл причину: коровы тоже болеют оспой, только их оспа не такая как у людей, она как будто младшая сестра оспы человеческой. Потому доярки заражаются ею, переболевают и становятся неуязвимы для её старшей сестры. Но как же они не замечают самого факта болезни? Наверное, она проходит очень легко. Однако даже коровья оспа оставляет на теле коров особые струпья. В конце концов, я решился на острый опыт. Я срезал с коровы струп и сделал себе на плече надрез, в который вложил этот струп. Сначала не произошло ничего особенного, потом я несколько дней недомогал, но не сказать, чтобы очень сильно. Если бы я специально не следил за своим состоянием, а был бы занят какими-то делами, полностью поглощающими моё внимание, я бы, скорее всего, ничего бы и не заметил. Но потом я почувствовал себя не менее здоровым, чем раньше. Оставалось только проверить мою неуязвимость от оспы. Как только я узнал, что началась очередная эпидемия, я оставил семью и поехал туда. Государь, чтобы мой опыт до конца удался, мне пришлось немного слукавить -- сказать, что я оспой уже болел. По нашим законам такой обман может быть сочтён преступным, но я... я не мог поступить иначе. Тем более что младшей сестрой оспы я всё-таки переболел. Как я ожидал, болезнь не коснулась меня. Тогда я понял, что настала пора принести своё открытие в дар стране. Я поехал в Кито и рассказал обо всём своему учителю. Он внимательно меня выслушал и сказал, что опыта над собой мало, нужно испытать безвредность этого дела хотя бы на десяти добровольцах, причём они должны были различаться по полу и по возрасту. Добровольцев быстро нашли, ведь в случае удачи это слава, а риск вроде не очень велик. Хотя, разумеется, мы старались подбирать людей, не страдающих никакой временной хворью. В общем-то, эксперимент прошёл благополучно. Почти. С девятью из десяти не случилось ничего плохого, но одна из молодых женщин оказалась беременной, и у неё случился выкидыш. Не знаю точно, было ли это причиной или просто совпадением, но видимо, рисковать тут не следует.

-- А зачем вы вообще стали ставить на ней опыт? -- спросил Асеро.

-- Она уверяет, что не подозревала о своём состоянии. Не берусь судить, так ли это. Однако в любом случае надо будет как-то проверять женщин на беременность. С мужчинами и молодёжью обоего пола проблем не будет.

-- А с детьми? К болезням они более уязвимы. Не будет ли для них младшая сестра оспы реальна опасна?

-- Самому младшему из добровольцев было 12 лет. Перенёс так же, как и все остальные. Думаю, что можно по крайней мере с десяти лет, а если и тут не будет проблем, постепенно понизить возраст настолько насколько получится.

-- А во время женских истечений делать надрез можно? Ведь это же не болезнь и верный признак того, что женщина не беременна.

-- Думаю, можно, да вот только как уговорить женщину в них признаться?

-- Но ведь ты лекарь, неужели они перед тобой стесняются? Моя жена перед лекарями о таком говорить не боится. У неё даже лекарь-мужчина роды принимал.

-- Крестьянки тут очень стеснительны. Меня учили принимать роды, то они подпускают к себе только повитух-женщин. Горожанки, говорят, не столь щепетильны.

-- Хм... -- сказал Асеро, -- значит, сначала надо обработать горожан, а потом остальные подтянутся.

-- Государь, вот почему я хотел поговорить с тобой именно с глазу на глаз. Идя сюда, я думал предложить тебе сделать надрез прямо при народе где-нибудь на площади, но теперь вижу, что это бесполезно. Странно, я лекарь и понимаю, что телесно сыны солнца не отличаются от простых смертных, но мне почему-то казалась нелепой мысль, что ты, Государь, мог уже переболеть оспой. Как-то странно думать, что ты полубог и при этом мог лежать при смерти...

-- Ну а что тут такого? Ведь ты же проходил в школе историю, знаешь, что от оспы умер Уайна Капак и его старший сын-наследник Нинан Куочи. Так что и болеем мы, и умираем, как и все люди. Потому я, конечно, заинтересован защитить от этой напасти свою жену и дочерей. Но не думаю, что моя жена согласится на прилюдную процедуру, да и политические последствия могут быть опасными...

-- Политические последствия?

-- Да, ведь это же значит на всю страну заявить, что наследника в ближайшее время не предвидится. И так ходят сплетни о бесплодии моей жены. Нет, я не могу давать сплетникам дополнительной пищи на этот счёт.

В этот момент из-за поворота дороги вышла Луна и сказала:

-- Как бы то ни было, Асеро, решать эту проблему всё равно придётся.

-- Луна, мне неудобно от того, что ты подслушивала нас...

-- А удобно обсуждать, что со мной сделать, без моего присутствия? Впрочем, на прививку я согласна. Делайте хоть сейчас!

-- Луна, надо дождаться истечений. Разве они у тебя сегодня?

-- Как будто не знаешь, что послезавтра. Но неужели ты думаешь, что я беременна?!

-- Порядок есть порядок, -- сказал Асеро. -- Я всегда приучал своих подчинённых выполнять уставные нормы по безопасности, даже если казалось, что врагов поблизости нет. Потому что это нам кажется, что опасности нет, а так кто знает. Так что раз мы решили, что осмотр и истечения для женщин обязательны, то значит обязательны.

-- Осмотр? Что же, я согласна. Тогда пошли в спальню. Заодно может лекарь скажет причину моего бесплодия.

Асеро не стал возражать, лишь добавил:

-- Хорошо, только потом приготовь нам всем троим еду.

После тщательнейшего осмотра лекарь сказал, выйдя из спальни к Асеро:

-- Никаких причин для бесплодия, женщина здорова как корова, как говорили у нас в селении. Возможно, у тебя просто семя недостаточно сильное. Жидкое слишком и слабое. Не сочти за оскорбление, государь, но такое иногда случается.

-- А что же мне делать? Не могу же я сделать так, чтобы мои супружеские обязанности кто-то другой выполнил? Это же невозможно.

Лекарь наклонился к Асеро и зашептал:

-- Есть один способ, может помочь. Скажи, как часто ты свои обязанности исполняешь?

-- Если нет истечений, то часто... почти каждый день, -- но тут же, устыдившись несколько хвастливого преувеличения, добавил: -- ну через день точно.

-- Тогда должно помочь. Перед самым благоприятным днём для зачатия воздержись несколько дней, а потом сделай это не на кровати, а где-нибудь в необычном месте. Можно попробовать, ничего не потеряешь. Только через некоторое время после надреза.

-- А других причин у всего этого не может быть?

-- Если не поможет то, что я сказал, то дело может заключаться в вашем чересчур близком родстве. Я изучал родословные, наиболее здоровое потомство было вскоре после притока свежей крови. Увы, обычай жениться на собственных сёстрах никак не способствует здоровью потомства. Так что редко именно сын от брака с сестрой наследовал престол отца, обычно это был сын одной из дополнительных жён.

Асеро вспомнил, что перед всей страной официально считается сыном Горного Потока, хотя у того не было детей, но ему как-то в голову не приходило, что и другие поступали раньше пусть не совсем точно также, но похоже.

-- От брака брата и сестры часто рождаются больные и слабые дети, хотя бы они сами при этом были здоровы. Материал родословных, где и отец, и мать указываются напрямую, говорит об этом со всей ясностью.

-- Но отчего? От здоровых родителей должны получаться здоровые дети.

-- У меня есть на этот счёт предположение. Его надо проверять на морских свинках, но это займёт годы, и при этом нельзя отлучаться от подопытных, а я решил, что проект спасения от оспы куда важнее.

-- Что верно, то верно -- важнее. Однако поделиться своими предположениями ты со мной можешь.

-- Ну, в общем, получается, что внутри нас есть что-то вроде кипу, на котором записано, как должно строиться наше тело. Будем ли мы высокорослыми или низкорослыми, стройными или склонными к полноте, и многое другое. Там были не только родословия сыновей солнца, но и некоторых метисов. На них можно было смотреть цвет глаз и форму волос. В общем, получается, что кипу, по которому строится наше тело, находится в двух копиях. Если одна из них попортится, то есть запасная, и человек всё равно будет здоров. Однако когда происходит зачатие, каждый родитель отдаёт ему свою копию кипу. И вот, если родители близкие родственники, то вероятность получить обе испорченные копии очень велика. Потому многие народы запрещали близкородственные браки. У нас ведь закон запрещает связи между детьми и родителями.

-- Последнее скорее потому, что это создаёт слишком странные отношения. То есть ты думаешь, что у меня не могут получиться мальчики потому, что у меня получаются мальчики с испорченным кипу, и они умирают в зародыше? Но у моей жены не было выкидышей!

-- Ну, выкидыш иногда может выглядеть как небольшая задержка истечений. Зародыш может быть крохотным.

-- Нет, я что-то и задержек не помню. Короче, будем считать, что у меня семя жидкое. Сделаю, как ты велел.

Тем временем появилась Луна с подносом, уставленным закусками. Она сказала:

-- Так значит, у меня всё в порядке, и я ещё могу родить? Какое счастье! Но если я при этом всё-таки не беременею, то значит... неужели у меня муж болен?

-- Луна, не стоит кричать об этом на весь сад. Воины из охраны услышат и будут обсуждать.

-- Прости, я забылась, -- Луна поставила поднос на стол и уселась рядом. -- А касательно женщин и девушек я скажу следующее: если надо провести принародную церемонию, то можно одеть девушек как танцовщиц, у них рукавчиков нет, предплечья открыты. Ничего задирать вроде как не надо. Но вот спрашивать принародно об истечениях не нужно, пусть в роли женщин старшего возраста будут вдовы, думаю, что найдутся согласные.

-- Ну а как женщин массово уговорить? -- спросил Асеро.

-- Тут сложнее. Но дело облегчится, если к лекарям в помощницы дать специально обученных женщин, которые могли бы поговорить с женщинами на столь деликатные темы наедине. Думаю, тут нет ничего невозможного.

-- Ну, если я буду ездить по всей стране с некоей женщиной, моя жена заподозрит, что я ей изменяю.

Луна заметила:

-- Ну, тогда бери её с собой и обучи всему необходимому. Думаю, что она и так много умеет и разбирается в твоём ремесле не хуже, чем я в государственных делах.

Лекарь ответил:

-- Ну, по настоящему женщина лекарем стать не может, на это годы нужны, чтобы выучиться, а откуда они у женщин? Девичий век короток. Разве что девы, те могут всё, а так женщины...

Луна ответила несколько запальчиво:

-- А многого достигли бы вы, мужчины, если бы женщины не обслуживали вас и не избавляли вас от забот о детях? Если бы мы не развязывали вам рук, вы не достигли бы и половины того, чего достигли.

Асеро добавил:

-- Да я уж понял это, когда Лилии было несколько месяцев, а ты вдруг слегла. Лежишь с температурой, бредишь, а малышка молока требует. Мы с матерью её, конечно, осторожно подкладывали, от молока тебя освобождали, но в остальном весело было.

-- Да это веселье несколько дней продлилось, потом ты на поклон к Звезде побежал, выручай мол, пелёнки стирать не успеваю за государственными делами.

-- Верно, не успевал я. Впрочем, даже когда она к нам переехал, я всё равно временами стирал, не всё же она успевала, девушке ведь и учиться надо когда-то.

Подумав, Асеро добавил:

-- Ведь оспа только одна из болезней, завезённых белыми людьми, а что будет, если мы так избавимся не только от оспы, но и ото всех других болезней? Или хотя бы от большинства?

-- Боишься, Государь, что население сильно увеличится?-- спросила Шрам от Шпаги.

-- А что тут бояться? Радоваться надо, у нас же людей не хватает. Нет, конечно, есть некий предел населения, выше которого наша страна кормить не сможет, но мы реально к нему близко никогда не подбирались. Обязательно мешали или война, или стихийное бедствие, или испанцы на наше голову свалились со своей оспой и прочим. Кроме того, сам барьер по мере усовершенствования плотин рос и продолжает расти. И, может быть, мы даже сможем улучшать плотины и всё остальное быстрее, чем достигнем пределов роста, то есть на деле мы никогда этих пределов не достигнем. Но вот если станем к нему приближаться, то встанет вопрос о каких-то переменах. Дикие племена, к которым не заносили болезней и которые почти не воевали с соседями, нередко контролируют количество зачатий. Потому у них два-три ребёнка на семью, а не шесть-семь, как у нас. Возможно, при приближении к этому барьеру нам придётся прибегать к подобным же мерам. А в таком мире женщины уже будут меньше тратить времени на семью и больше на общество. Даже сейчас многие замужние женщины предпочитают часть времени отдавать труду на благо общества, и дело не только в дополнительных льготах, с этим связанных. Им нравится ощущать себя частью общества в целом, а не только семьи. Но сейчас рожать новых людей важнее, чем всё остальное, потому что слишком много людей гибнет в войнах и из-за болезней, а если в людях недостатка не будет?

-- Да, я знаю, что женщины в некоторых областях не уступают мужчинам, -- сказал Шрам от Шпаги, -- готовить, ткать и шить, пожалуй, быть историками или словесниками женщины могут даже лучше мужчин. Но вот строить или изобретать что-то новое женщины могут куда хуже. Во-всяком случае, я как-то не слышал о женщинах-изобретательницах.

Асеро ответил:

-- Женщины действительно изобретают мало. Но тут не скажешь, ум ли у них менее настроен на это, или за хозяйственными заботами не до изобретений.

Луна хитро улыбнулась:

-- Асеро, тебе как раз придётся разбирать тяжбу одной изобретательницы с нашей Главной Ткачихой. Материалы дела на этот счёт пришли сегодня утром, пока вы там заседали.

-- А чего раньше не сказала?

-- Ты пришёл выжатый как лимон и сказал, что у тебя вечером важное дело. К тому же... к тому же мне самой хотелось над делом предварительно помозговать.

-- Ну и что, помозговала?

-- Разумеется. Суть дела в следующем -- изобретательница создала штуку, в которой можно бельё стирать. Закинуть его в чан с водой и мылом, а потом крутить ручку. Мол, это куда легче, чем стирать руками. Ну и предложила своё изобретение Главной Ткачихе -- та сперва обрадовалась и закинула туда своё красивое платье с кружавчиками и нашитыми камнями. И платье испортилось. Изобретательница вроде говорит, что на тонких тканях не испытывала, и о возможных проблемах честно предупреждала, так что Главная Ткачиха сглупила. И за свою глупость была готова изобретение разнести. Ну а изобретательница встала грудью на защиту своего детища. Ну, короче, помутузили они друг дружку знатно. Главная Ткачиха считает себя более пострадавшей и требует, чтобы изобретательнице за побои вломили плетей и сослали куда подальше. А та хочет своё изобретение протолкнуть, но Главная Ткачиха теперь из принципа будет против.

-- Да, сложная ситуация, я, конечно, могу ей приказать...

-- Нет, тут надо тоньше действовать. Знаешь что, когда будешь это дело разбирать, возьми с собой Славного Похода.

-- А его-то зачем? Он не из тех, кто умеет действовать тонко.

-- Затем что ему в армии стирка грубых тканей -- самое то. Так что уговори его взять изобретение на вооружение. Пусть сделает государственный заказ.

-- Умна ты у меня, как бы я без тебя правил?

-- Правил бы, хотя и похуже.

-- Главное, что без тебя мне было бы хуже.

-- Государь, я не могу поверить, -- сказал Шрам от Шпаги, -- неужели ты, величайший из великих, мог взять и постирать испачканную детскую пелёнку?

-- А почему нет, если я величайший из великих, я должен сидеть и нюхать, как она воняет? Если моя мать и так изнемогает в заботах и о малышке, и о заболевшей жене, что не успевает их стирать? Разве величие -- оно в лени и брезгливости? Ну, я понимаю, испанцы, презирающие труд и считающие праздность признаком благородства. Но у нас-то на девизе написано "не ленись". Ну, вот европейские короли не то что этим, а сами раздеваться и одеваться брезгуют, да и вообще самим себя обслуживать. Но разве я должен им подражать? Не хотелось бы кончить как тот испанский король, который умудрился угореть из-за того, что лакей, который должен был двигать его кресло, куда-то отошёл.

-- Да хранят тебя боги от этого!

-- Шучу-шучу. Нет, вряд ли у нас дойдёт до такого абсурда, но чем больше бытовых ограничений, тем больше неудобств и риска. Это логично, когда в торжественных церемониях расписан каждый шаг, но нельзя превращать всю жизнь в церемонию.

-- Это понятно. Но всё-таки выполнять женскую работу. ...

-- Это потому что рядом с тобой всегда были женщины для выполнения женских работ. Сначала сёстры, потом жена... А я был единственным ребёнком в семье, так что приходилось быть и за мальчика, и за девочку.

-- Не понимаю, как это... вот жил себе мальчик, сын сапожника... и должен был стать, по идее, сапожником, но вдруг выясняется, что он -- потомок самого Манко. Это, наверное, величайшее счастье!

-- А по твоему, быть правителем -- величайшее счастье? Нет, это ответственность за судьбы других людей. Скажи, а тебе самому не было страшно думать, что если такое проводить массово, скорее всего не обойдётся без несчастных случаев?

-- Конечно, я думал об этом. Но мы, лекари, часто так рискуем, если польза ощутимо риск превышает, то надо действовать.

-- Вот именно. Правитель должен рассуждать точно так же. Быть правителей -- это значит постоянно взвешивать риск и пользу. Давай составим план. Мы должны приготовить сколько-то лекарей с помощницами, они едут в разные места, делают первую серию, и по ходу дела обучают местного лекаря с помощницей, чтобы дальше он мог сделать тем, кому не сделали в первый раз по болезни или беременности, да и подрастающему поколению. Конечно, процесс надо будет контролировать, чтобы не затухло. Плюс внимательное изучение неудач. Сколько лекарей ты сможешь обучить за один раз?

-- Человек двадцать. Но думаю, что надо будет обучать не всех за один раз. Кроме того, часть людей привьём, обучаясь.

-- Хорошо, я поставлю этот вопрос перед носящими льяуту. Заседание состоится в ближайшие дни. Когда точно -- тут многое зависит от обстоятельств, но ты будешь на него приглашён, -- Асеро с грустью подумал о Небесном Своде. А если он не оправится от болезни? Последствия тут себя ждать себя не заставят, заместителя, который в случае внезапной смерти Первого Инки и тому подобных обстоятельств возьмёт власть в свои руки, придётся выбирать срочно. А в нынешних условиях этим заместителем может быть только Киноа, остальные варианты ещё хуже. -- Надеюсь, тебе не сложно подождать несколько дней.

-- Не сложно. Я проведу их в Куско с пользой, ибо тут большая библиотека. Да и пообщаться с местными амаута я не прочь. Надеюсь, что до обсуждения носящими льяуту из проекта не нужно делать тайну?

-- Ну, тайну теперь всё равно делать бесполезно. Я уже знаю, что ты про это рассказал и Главному Амаута, и Главному Лекарю... Да вот только они побоялись принимать решение, и так что придётся всю тяжесть ответственности брать мне напополам с тобой. Кстати, если будет принято положительное решение, а это, скорее всего, так и будет, то лучше вызови к себе жену. Детей есть на кого оставить?

-- Думаю, на сестру можно; ладно, государь, пора мне. В случае чего знаешь, что за мной надо в гостиницу посылать.

Когда лекарь ущёл, Луна сказала:

-- Асеро, всё-таки разберись с делом изобретательницы.

-- А сама она сейчас в столице? Когда ей на суд удобно прийти?

-- Так она же в тюрьме сидит, её в любой момент вызвать можно! Да только не думаю, что ей там по нраву, -- это был намёк на давнюю историю, когда Луна по собственной девичьей глупости и чужой подлости попала в тюрьму, и это едва не стоило ей жизни. -- Асеро, умоляю тебя, назначь суд на завтра. Бумаги ты за сегодня прочтёшь.

-- Луна, ты как будто боишься чего-то... Я понимаю, что тебе жалко изобретательницу, которая Золотая Кружевница засадила в тюрьму, но кажется, ты к тому же чего-то опасаешься...

-- Боюсь, что будет, если Киноа станет вторым человеком в государстве, она на него влиять будет сильно. Киноа честный, умный, прекрасно разбирается в хозяйстве и на своём месте очень даже неплох, но у него совсем нет чутья на людей, он в упор не видит их мотивов. Послушай, Асеро, если вопрос встанет напрямую, то почему ты не можешь назначить своим заместителем того же Инти? Не как за брата прошу, но я ведь в этих делах понимаю... Горный Ветер вполне справится и без указки отца, он уже набрался для этого достаточно опыта.

-- Я бы назначил, если бы решал только я. Но его не утвердят. К тому же Инти не очень здоров. Как будто не видишь, что у него мешки под глазами.

-- В любом случае он здоровее Небесного Свода.

-- Но всё равно его не утвердят. Как и Горного Ветра. В утешение тебе могу сказать, что не утвердят и Жёлтого Листа. Киноа -- наиболее вероятный кандидат на Жёлтое Льяуту. Ничего с этим не поделать. Но пусть хоть увидит завтра на суде, что его подчинённая... делает то, чего не надо, и заслуживает как минимум строгого выговора. Ибо изобретателей надо беречь.

Асеро тут же назначил заседание на следующий день, известив всех, кто должен был обязательно явиться, а сам углубился в материалы дела. Главная Ткачиха описывала свои повреждения весьма в красках. Мол, охромела и окривела. Мда, если всё так плохо, то дела изобретательницы незавидны. А его власть тут весьма ограничена -- не в его власти единолично судить и выносить приговоры. Он мог только пересмотреть приговор, если найдёт в нём явную несправедливость, но многое зависит от Киноа и Искристого Снега, который как назло отлучился по делам.

На следующий день пришли изобретательница и Главная Ткачиха. Увидев последнюю, Асеро вздохнул с облегчением: та не хромала, да и синяк под глазом уже явно проходит. Получается, что её жалобы надо делить на пять.

Оглядев зрителей, Асеро с удовлетворением заметил, что Славный Поход на месте. И Киноа пришёл, не стал отговариваться делами. В общем-то, правильно: Главная Ткачиха, наряду с Главным Горным Инженером, Главным Строителем, Главным Пастухом и прочими главными по отраслям, всё-таки, его прямая подчинённая, а если твой прямой подчинённый замешан в нехорошей истории, то надо разобраться. С чувством долга у Киноа всё в порядке. Жаль, Искристого Снега не удалось застать, он уехал куда-то по делам как раз вчера после приёма посла.

Среди зрителей Луна, хочет глянуть на этот чудесный механизм, заменяющий стирку руками. Накануне перед сном она не вытерпела, созналась, что если аппарат окажется годным, то во дворце он будет никак не лишний. И это верно, дворцовой прачке, обстирывающей всю охрану, будет не лишним такое подспорье.

Ну и Жёлтый Лист тут как тут, ему же для газеты писать надо.

Наконец ввели саму изобретательницу, которая из-за совершённого ею преступления вынужденно провела несколько дней под арестом. На вид это была обычная крестьянка уже далеко не первой молодости. В толпе народа на такую никто бы внимания не обратил. Почтительно поклонившись, она сказала:

-- Можно было и не держать меня под стражей, я бы и так никуда не сбежала, Государь. Я сумею доказать, что ни в чём не виновата, а эта бесстыжая на меня наговаривает.

-- Это чего-то это я наговариваю! Испорченные платья я с собой принесла, пусть Государь полюбуется!

-- Я готов внимательно выслушать вас обеих, -- сказал Асеро, -- однако соблюдайте порядок и не перебивайте друг друга. Пусть сначала говорит подсудимая Медокачка. Так ведь тебя зовут?

-- Да, Государь. Я простая крестьянка, дочь бортника, от того и имя у меня такое -- Медокачка. Красно говорить я не умею, но рассказать, как всё было, могу. Дома у меня муж остался и детей мал мала меньше. Стирала я, стирала на них на всех, да и задумалась: а можно ли это дело как-то облегчить? Вот отец мой не руками мёд качает, а специальной штукой, почему бы мне тоже в чане такую штуку не сделать, чтобы она бельё волтузила? Короче, сделала я такую штуку, стирка легче пошла, вдвое меньше сил занимать стала. А потом меня надоумили, мол, надо с таким изобретением к нашей Главной Ткачихе идти, ведь сотканное и сшитое стирать приходится, вот, думаю, помогу им. Так собралась я и поехала со своим изобретением в столицу.

-- Я прочёл, -- сказал Асеро, -- что эта штука довольно большая по размеру, как же ты её одна везла? Или помогал кто?

-- Ладно, государь, скажу -- помогали мне, конечно. Только вот о большем пока говорить не буду, напрямую это к делу не относится.

-- Ну что же, не говори пока, рассказывай дальше.

-- Добилась я приёма у Главной Ткачихи, показала ей аппарат, рассказала, как им пользоваться, ну а она его проверить решила в деле. Принесла свои платья с жемчугами, каменьями и кружевами, и решила их там простирать. Ну, я её честно предупредила, что надо бы что попроще, сама такое стирать не пробовала, и если попортится, то не виновата я. А она всё равно. Ну и платья её там пострадали немного. Ну, она разъярилась, готова была аппарат разнести просто, а я её не пускаю, умоляю остыть, ну и поколотили мы друг друга немного. Да, погорячилась, ну а как мне ещё своё детище спасти? А она стражу позвала, ну и меня в тюрьму повели. У меня всё, Государь.

-- Хорошо, а теперь пусть наша Главная Ткачиха говорит.

-- Государь, да она меня просто измордовала. Посмотри, у меня синяк под глазом. На люди показаться стыдно.

-- А кроме синяка что?

-- Государь, ты же мужчина, я не могу при тебе раздеться.

-- Хорошо, а если при моей жене?

Золотая Кружевница заколебалась. Видимо, такой вариант она не предусматривала.

-- Государь, там примерно такие же синяки, как под глазом. Однако вопиющ сам факт, что на меня, как на представительницу власти, подняли руку. Я ей лишь приказала отойти от аппарата. И -- Государь, я как представительница власти, имела право приказать ей отойти от аппарата.

-- Уничтожать не имела права! -- крикнула Медокачка.

-- Ты покушалась на аппарат?

-- Было дело. Очень меня порванные платья разозлили.

-- Тогда зачем ты стала стирать платья с кружевами? Ведь тебя же предупреждали, что их попортить можно.

-- Хотела испытать. Ведь она даже не знала, каков результат будет.

-- Ну, хорошо, испытала неудачно, но зачем после этого истерику устраивать, аппарат ломать? Или тебе неизвестно, что любой изобретатель своим изобретением дорожит? Но я не думаю, что ты столь недалёка.

-- Это изобретение я считаю глупым и вредным, -- сказала Главная Ткачиха, -- ведь если оно тонкую ткань рвёт, то, значит, и грубую изнашивает. Это значит, что прясть и ткать придётся вдвое больше. Это значит, прощайте шелка и кружева, будем ходить в драной дерюге, как во времена Великой Войны! Я не согласна! Я после того, как эта штуковина порвала мне платье, прямо высказала, что эта машинка нас разденет, а она твердила, что раз мне не нравится, то она другим покажет. Вот я и хотела предотвратить катастрофу.

-- Вот что, Кружевница. Даже если твои опасения оснований не лишены, то почему нельзя было это решить при помощи обсуждения, а не рукоприкладством?

-- Потому что я слишком хорошо знаю, что если бы я её изобретение не оценила, так она бы к Главному Кузнецу пошла бы. Главное ? выдумать и опробовать чего-нибудь новенькое! А что от этого новенького одни проблемы -- никто и понимать не хочет!

-- Я предлагаю аппарат испытать. Установим их хоть штук десять в военных городках и посмотрим, насколько сильнее будет снашиваться одежда. Славный Поход, ты согласен?

-- Сначала я хотел бы посмотреть агрегат в действии, -- сказал Славный Поход, -- как это можно сделать?

-- Для этого нужно подключить его к водопроводу. И нужно мыло и бельё, которое можно постирать. Причём сразу много, иначе будет слишком трясти.

-- То есть эта штука имеет смысл, только если стирки много за раз? На отдельную семью смысла нет? -- спросил Киноа.

-- Ну почему, если семья большая... Или собрать вещи за несколько дней.

-- Допустим, -- ответил Киноа. -- Хотелось бы тоже посмотреть на эту штуку. Если дорогих материалов не надо, то, думаю, не будет вреда выпустить несколько образцов.

Главная Ткачиха сверкнула глазами от ярости. Асеро сказал:

-- Вот что: приказываю воинам, под руководством Медокачки, установить эту штуку у меня во дворце. Разрешаю подключить к водопроводу возле бани. Медокачка, сколько человек тебе нужно для этого? И кто помогал тебе устанавливать эту штуку перед Главной Ткачихой?

-- Помогал мой брат. Но я не знаю, где он теперь. Дело в том, что он приехал в столицу незаконно... Наш старейшина его не отпускал, но брат нарушил запрет.

-- А что не отпускал-то? Важные работы?

-- Нет, в тот момент важных дел не было. Только он не хотел, Государь чтобы мы со своим изобретением в Куско ехали. Почему -- того не ведаю. Мы сначала к нему за помощью обращались, а он -- сначала согласен был, а потом ни в какую. И нам самим ехать запретил. Ну, я-то женщина, что мне его запреты, а вот смотрителя оросительной системы не очень-то отпустишь даже на несколько дней. Хотя сейчас и не сезон орошения....

-- Так, значит надо искать твоего брата.

-- Его арестовали. Пусть тоже приведут из тюрьмы.

-- Он тоже участвовал в драке?

-- Он старался нас разнять...

В этот момент в зал вошёл Горный Ветер вместе с ещё одним человеком:

-- Брат! -- ахнула Медокачка, -- где ты был?

-- Побывал у людей Инти.

-- Ах! Тебя там пытали?

-- Нет, чаем с лепёшками поили.

Медокачка, видимо, решила, что это обозначение какой-то особенно ужасной пытки, потому что схватилась за сердце. Горный Ветер ответил:

-- Да ничего мы с ним страшного не сделали. Сама видишь, Сладкий Мёд жив и здоров. Кроме того, удалось выяснить некоторые важные подробности. Разреши Государь.

-- Давай, выкладывай.

-- Старейшина не выпускал их из селения по приказу Золотой Кружевницы. Он заранее сообщил ей об изобретении, а она сказала чинить всяческие препятствия, заранее решив, что от изобретения больше вреда, чем пользы. И сказала это ещё до того, как между нею и Медокачкой случилась драка.

-- В чём же причина этого?

-- Пророчество Слепого Старца. Он испугалась его.

Асеро и сам вздрогнул. Не каждый день прикасаешься к подобной тайне. Старый Амаута, которого все звали Слепой Старец, а не по имени, данному при рождении, читал пальцами старые кипу, и на основании оных сделал некоторые выводы, которые иные считали крамольными, иные же просто бредом. Впрочем, слепого никто бы не решился тронуть.

Слепой Старец говорил следующее: что инки всё ещё недостаточно воплотили заветы Манко Капака, чтобы считать своё общественное устройство разумным. Оно лишь стремилось к разумному.

Строго говоря, любой инка знал, что заветы Манко Капака не были выполнены в полном объёме. Но это принято было объяснять тем, что в полном объёме они были выполнимы только при распространении его учения на всей земле. А пока этого не случилось, некоторые вещи, типа привилегий высших инков и полигамии, неизбежны. Однако Слепой Старец считал, что заветы Манко Капака выполнены настолько не до конца, что это угрожает самому существованию Тавантисуйю. А эта угроза смущала очень многих.

-- Так чего именно она испугалась? -- спросил Асеро.

Горный Ветер ответил:

-- Манко Капак говорил нам, что в управлении должно участвовать всё взрослое население, как мужчины, так и женщины. Мы выполнили это, женщина в рамках айлью имеет право голоса. Женщина может даже занимать высокий пост. Однако на деле редко пользуется этой возможностью, предпочитая детей и быт. Однако Манко Капак говорил, что отныне всякий труд должен быть трудом на общество. Ты знаешь, сколь по-разному это понимают разные амаута?

Да, Асеро это понимал. Одна трактовка понимала это так, что именно общество, в конце концов, получает результат любого труда. Вот вырастила женщина детей, именно общество получило новых членов. Потому женщина, работающая дома и растящая детей, не считалась собственностью мужа, а если он начинал плохо с ней обращаться, общество имело право вмешаться. По той же причине развод со стороны женщины был возможен всегда, а мужчине ? только по определённому списку причин. Чтобы мужья не бросали жён с маленькими детьми в поисках более удобных пассий.

Мало того, если про кого-то вскрывалось, что он обращается с женой дурно, то его карьере наступал конец. Асеро с грустью думал, что для Инти это стало причиной драмы -- он хоть и мучается с Алой Лягушкой, на развод с ней не решается, потому что тогда ему пришлось бы оказывать в суде, что она расстраивает его здоровье. Хотя, скорее всего, доказать это удалось бы, но Инти не хочется так позориться, проблемы со здоровьем он предпочитает не афишировать

Но Слепой Старец говорил о другом. Женщины должны не просто трудиться на благо общества -- должно переделать весь быт так, чтобы готовить, стирать, шить и прочее женщины могли вместе. Предполагалось, что тогда на всё это суммарно будет уходить меньше времени, и у женщин будет больше возможностей для участия в политике и прочем. Многие резонно возражали -- кое-где такие эксперименты проводили, и не сказать, чтобы увенчались успехом. Конечно, есть в столовой и стираться в прачечной вполне можно. В армии так делают, но очень мало кто хотел всю жизнь провести как в армии. Кроме того, пища в армии рассчитана на молодых и здоровых, им можно давать одно и то же, а со старостью и болезнями появлялся вопрос об индивидуальной диете. Одному подавай пресное, другому солёное... Да и вкус не особенно учтёшь. Но самые большие проблемы начались, когда европейцы занесли свои болезни, передающиеся через пищу. Тут уж пришлось прикрыть общественное питание ещё сильнее.

Со стиркой вроде не было таких проблем, но не было и преимуществ. Однако теперь, в связи с появлением такой штуки, возможно, общественная стирка переживёт второй расцвет...

-- Я понимаю, что разные амаута понимают вопрос о положении женщины по-разному, -- сказал Асеро. -- Допустим, женщины благодаря изобретению вновь станут стирать совместно. Допустим, у них появится больше свободного времени. Но что во всём этом плохого? Не ты ли сам, Горный Ветер, искал всякие самопрялки и прочие штуки, которые могли бы облегчить изготовление тканей? А она, значит, против таких штук?

-- Увы, против. Вот потому-то я заинтересовался этой историей и заподозрил неладное. Она боится, что эти новшества каким-то боком отразятся на её благополучии.

Золотая Кружевница только гневно сверкала глазами.

-- Отвечай, Главная Ткачиха. Чего ты боялась?

-- Хорошо, государь. Я отвечу. Отвечу, а потом меня хоть с должности снимай. Самое тяжёлое для нас -- это менять число работников. Если работниц недостаток, то не страшно, можно найти новых. Но хуже, когда работниц избыток. Куда мне их девать? А вот эта штуковина не только недостаток способна создать, но и избыток. Ведь придётся сократить производство тонких тканей и увеличить количество грубых. А те, кто умеют ткать тонко, не заходят на более грубую работу переходить. Так что лучше мне проблемы с одной горе-изобретательницей, которая не сумела сделать так, чтобы тонкие ткани не рвались, чем со многими ткачихами.

-- Хм. Дура какая-то, -- сказал Славный Поход, -- вы уж простите воина за грубость, но если бы мы в армии подобным образом проблем избегали, нас бы уже давно испанцы захватили бы. И тебя бы себя обслуживать заставили.

-- Не смей говорить таких грубостей! -- ответила Золотая Кружевница.

-- Говорю как есть. А Киноа я бы посоветовал тебя снять.

-- Это сложный вопрос, -- сказал Киноа, -- за один день не решается.

-- Но ведь она же виновата! У нас если командир виноват, его без разговоров снимают.

-- Да, но встаёт вопрос о замене. Короче, мы это решим не сейчас.

-- Однако есть один момент, который требует её отстранения, -- сказал Искристый Снег. Асеро даже не заметил, как тот вошёл. -- Только что Главная Ткачиха напрямую призналась, что скрыла важную информацию, относящуюся к делу. А это снимает и правомочность судебного приговора в отношении Медокачки, и настоятельно ставит вопрос о снятии с должности.

Брат Медокачки сказал, обращаясь к Асеро:

-- Государь, на то, чтобы установить эту штуку, потребуется часа два времени. И подходящее место.

-- Думаю, что подойдёт баня, предназначенная для моей охраны. Сейчас я позову нашего дворцового водопроводчика.

-- Я уже здесь государь. К сожалению, в бане для дворцовой охраны есть некоторая поломка, так что лучше там ничего не трогать. А починить могу, только когда материалы привезут, а это будет в течение двух дней.

-- А моя баня в порядке?

-- Разумеется, государь.

-- Значит, проводим эксперимент в моих внутренних покоях. Покажи Медокачке и ей брату, где у нас вода в бане подключается.

-- Что ты делаешь, Государь! Это же преступники! -- обиженно взвизгнула Золотая Кружевница.

-- Куда меньшие, чем ты. Против меня они не злоумышляли.

-- А я злоумышляла как будто!

-- Ты хуже. Заботилась о собственном удобстве ценой свободы невинных людей. Разве это не ты, Золотая Кружевница, устроила всё так, что брату Медокачки не давали разрешения покинуть селение?

Та только молчала, поджав губы.

-- Отвечай!

-- Я отвечу, Государь. Но только наедине.

-- Супай с тобой, а сейчас пошли устанавливать аппарат.

Медокачка и её брат возились с аппаратом. Им помогал дворцовый водопроводчик. Зрители суда тем временем тоже прохаживались по саду. Асеро было несколько непривычно, что в его саду так людно. Ну да ладно. Киноа уже собрался уходить, говоря, что придёт часа через два, а пока ему надо заняться другими делами. Асеро сказал ему:

-- Конечно, держать тебя не вправе, но подумай, какая нехорошая получается ситуация. Наши главные мастера боятся новых изобретений и потому могут положить их под сукно, лишь бы не рушилась привычная жизнь. В этом есть очень большой риск опять отстать. Надо что-то сделать, чтобы вот такое не повторялось. А если бы Медокачка не догадалась мне на апелляцию своё дело подать? Любой менее настойчивый изобретатель при таком просто не может ничего протолкнуть, и проигрывает в итоге вся страна.

-- Но что же делать?

-- Во-первых, Киноа, надо изобретения всем твоим Главным Замам демонстрировать. Да и тебе тоже. А дальше уж кто какое мнение выскажет, но тут вероятность того, что полезная задумка попадёт под сукно куда меньше. Кроме того, изобретатель должен иметь возможность написать в столицу, его нужно пригласить, причём такое приглашение должно быть автоматическим разрешением покинуть родной айлью. Как это всё оформить -- ты подумай на досуге.

-- Подумаю. Однако странно, что раньше обходились без таких штук. Раньше все изобретения принимались на ура. Не кажется ли тебе, Государь, что мы теперь как будто устали от новинок?

-- Не знаю, Киноа, но если это так, то это очень скверный признак. Да и потом, что значит устали? Раз есть кому изобретать, значит не устали. А если начальник ленится -- значит, впору его менять другим начальником, который будет относиться к своим обязанностям добросовестнее.

-- Дело не только в начальстве. Простые работники тоже порой против изменений, желают всё делать как раньше. Почему во времена Пачакути плотины усовершенствовали на ура, а теперь всё чаще проскакивает, что итак хватит, чего возиться? Конечно, нам для себя хватает, но ведь и население растёт, города растут, да и продавать зерно нам было бы нелишне. Может, дело в том, что наши изобретения дальше нашей страны не идут? Никто у нас ничего не заимствует? А если бы их заимствовали европейцы, мы и сами бы к себе относились иначе, не как к вечным ученикам, как это повелось со времён Великого Манко?

Асеро сморщился, вопрос о европейцах ему сейчас поднимать не хотелось.

-- Не знаю, Киноа, сложный вопрос. Главное, что и ты, и я понимаем: останавливаться на достигнутом нельзя. А что этого не понимают разные неумные люди -- не так важно.

Киноа ушёл. К Асеро подошла Золотая Кружевница и сказала:

-- Государь, неужели ты не боишься простой вещи? Ты ведь знаешь, о чём говорит Слепой Старец -- что если выполнить заветы Манко Капака в полном объёме, то правители как таковые станут не нужны?

-- Во-первых, пока у нас есть враги, всё равно будет армия, будет оборона и разведка. А врагов у нас не будет разве что при внуках моих внуков, да и то вряд ли так скоро. А хозяйственным планированием кто-то должен будет заниматься всегда.

-- А подумай о своём потомке, который останется не у дел? Тебе его не жаль?

-- А почему его должно быть жаль? Может, он вполне будет счастлив предаться вместо государственных дел каким-нибудь учёным занятиям. Что тут такого ужасного?

-- Государь, ты слепее Слепого Старца! Так это потеря всех привилегий!

Асеро пожал плечами:

-- Невелика потеря, если при этом не отнимают ни жизнь, ни свободу, ни здоровье, ни честь. А ты, видать, боишься, что тебя разжалуют в простые мастерицы, и кружева тебе больше не носить?

-- Настанет день, и ты пожалеешь об этом разговоре, Государь.

-- Сказав это, Золотая Кружевница удалилась.

Вышла Луна с корзинкой, в которой лежали грязные туники и платья.

-- Посмотрим, что она запоёт, когда мы в этой штуке свою одежду постираем. И ведь не порвётся ничего, нет у нас кружев, а вышивки мы давно заменили набивными тканями.

-- Только мою парадную вышитую тунику лучше в агрегат не запихивать. Кстати, если такие штуки и в самом деле получат распространение, то от вышивок придётся отказаться.

-- Да, в общем, и так надо. Набивка тканей её вполне заменяет. Но иные не хотят отказываться от традиций, иными словами, просто выпендриваются. Как будто человек в вышивках чем-то лучше человека без вышивок!

-- Я это понимаю, ты это понимаешь, а что делать?

Подошла мать Асеро. Она сказала:

-- Что-то тут народу многовато, что ты всех сюда привёл, есть же баня для охраны.

-- Мама, там ремонт, будет готова через два дня, а я не могу так отложить испытание... Неудобно.

-- Значит, об их неудобстве ты беспокоишься, а о старой матери -- во вторую очередь. Хоть бы предупредил, что гости.

-- Прости, мама, я ещё утром не знал, что так понадобится, но я же не простой обыватель, который может иметь гарантированный покой. Впрочем, даже если простой обыватель регулярно оказывается слишком ленив, чтобы пожертвовать отдыхом ради установления справедливости, это всегда плохо кончается.

-- Да это так, сын мой. Ты истинный потомок Манко, не обращай внимание на ворчание глупой старухи.

Зрители с любопытством рассматривали металлическую бочку, которая была присоединена к водопроводной трубе. Рядом же стояла кастрюля с горячей водой. Медокачка объясняла.

-- Итак, положить бельё, положить налить жидкого мыла, И залить водой. Нужно также добавить горячей для нужной температуры.

Славный Поход спросил:

-- А вторую трубу с горячей водой сделать нельзя?

-- Отчего же, можно. Но для этого нужно её тоже подводить. К тому же баня должна работать.

-- Для нас это самое то. Воины моются, а их одежду тем временем стирают.

-- Тогда напор увеличивать надо, -- сказал водопроводчик, -- если таких в городах будет много, все трубы надо менять на более объёмные.

Медокачка продолжила:

-- Итак, когда всё залито, то можно крутить ручку.

Медокачка стала крутить ручку, приделанную сбоку к бочке, вода в баке стала крутиться вместе с закинутым туда бельём, Асеро стало даже тревожно: как-то рискованно остаться почти без всего гардеропа с одни платьем, которое на нём.

-- Не вижу никакого смысла, -- сказала мать Асеро, -- что так напрягаться, что эдак.