Начало ноября в городе было серым и промозглым. Дождь сменился мокрым снегом, превращавшим тротуары в грязную кашу. Игорь быстро шел к квартире Ларисы, сжимая в кармане пакет с аптечными снадобьями — парацетамолом, панадолом, пачкой горького чая «от простуды». Его визит был актом вновь возникшей надежды. После недели молчания, отчаявшись, он написал ей длинное, сбивчивое сообщение — не оправдываясь, не вдаваясь в Глухово, просто спросил, как она. Ответ пришел через час: «Температура. 39. Дышать тяжело. Лекарства кончились». Это был шанс. Хрупкий, как лед на луже.
Дверь открыла не Лариса, а ее соседка по съемной квартире, Катя, студентка с большими беспокойными глазами за очками.
— Она… плохо, — прошептала Катя, пропуская Игоря в прихожую, пропитанную запахом лекарств и затхлостью не проветриваемого помещения. — Ковид, что ли? Тесты показывают отрицательно, но симптомы… Сильный кашель, слабость, температура почти не сбивается. Врач сказал — вирусная пневмония, лечитесь дома, больницы переполнены.
Игорь замер. Запах болезни, жаркий, тяжелый воздух квартиры ударили в нос. Страх за Ларису — острый, человеческий — на время вытеснил посторонние мысли.
Лариса лежала на диване в гостиной, укрытая двумя одеялами. Лицо несколько осунулось, покраснело от жара, губы потрескались. Глаза, когда она перевела на него взгляд, были мутными, без привычного огня.
— Игорь? — произнесла она хриплым, слабым голосом. — Зачем… пришел?
— Лекарства принес, — он поднял пакет, чувствуя нелепость жеста перед лицом ее слабости. — Чай… Может, еще что нужно? В магазин сходить?
Она слабо покачала головой, закрыла глаза.
— Просто… воды. Я хочу спать.
Он помог Ларисе поправить одеяло, принести стакан воды, даже с трубочкой. Постоял в дверях, глядя, как Лариса с трудом глотает воду, как слегка трясутся ее руки. Любовь, злость, вина — все смешалось в один ком. Он хотел рассказать. О многом. О том, что ее болезнь — возможно не случайность, а часть того непознанного, что он принес в их жизнь. Но слова застряли. Она была сейчас слишком слаба. Он видел бы в ее глазах не страх, а подтверждение: он сошел с ума. Или еще хуже — жалость.
— Позвони, если что, — глухо сказал он Ларисе, уже в прихожей. — В любое время. Я тут телефон выключил ненадолго… но, конечно, включу.
Он солгал. Телефон оставался заглушенным. Страх перед шипением, перед голосом Пети был сильнее. Но сейчас он дал обещание. Ради нее.
После визита к Ларисе мир Игоря сжался до размеров липкого, серого кома. Картина ее осунувшегося, пылающего жаром лица стояла перед глазами, смешиваясь с затхлым запахом квартиры и гнетущим чувством собственной вины. Игорь не пошел домой. Ноги сами понесли его в ближайшее полуподвальное заведение с тусклой неоновой вывеской «Бар «Перекресток»».
Он сидел за столиком в углу, почти не двигаясь. Перед ним стояло три стопки дешевого, обжигающего горло виски. Он не пил их одну за другой, а медленно, методично проглатывал по глотку, словно пытался прийти в себя. Каждый глоток был шагом, упорядочивавшим мысли. Поэтому он пил, внимательно глядя на потрескавшуюся виниловую обивку соседнего стула, пока шум голосов за барной стойкой не слился в монотонный, далекий гул.
Вышел он уже в сумерках. Мокрый снег сменился колючей ледяной крупой, которая била в лице, словно крошечные стрелы. Фонари освещали не улицы, а лишь мутные шатры собственного свечения, за которыми угадывались силуэты домов. Он шел, засунув руки в карманы, воротник куртки был поднят от ветра. Игорь подумывал, не зайти ли к Ларисе снова через пару дней.
Подъезд его дома встретил его знакомым запахом сырости, чистящего средства и чужих жизней. Он с облегчением потянулся к кнопке лифта, мечтая о четырех стенах, о тишине, о возможности выключиться, пусть даже на несколько часов.
— Какой замечательный человек… — хриплый, скрипучий голос прозвучал прямо за спиной.
Игорь вздрогнул так, что у него перехватило дыхание. Он медленно, с трудом повернулся, сердце бешено заколотилось, отгоняя алкогольную дымку мгновенным страхом.
В углу лестничной площадки, там, где обычно стояли запыленные велосипеды и сломанная детская коляска, прислонившись к грязной кафельной стене, стояла старуха. Агафья. Или ее призрак, ее кошмарное подобие. Та же многослойная одежда, пропитанная уличной грязью и чем-то кислым, затхлым. Платок-шапка съехал набок, открывая лицо — не морщинистое, а будто изрезанное трещинами, как высохшая грязь на дне высохшего русла. Кожа землисто-серого оттенка, неестественного, мертвенного. Но глаза… Глаза горели. Не отражением света, а каким-то внутренним, нечеловеческим, всевидящим огнем, который прожигал насквозь.
— …а телефон все отключен, — продолжила она тем же ровным, сухим тоном. Ее голос был похож на шелест сухих листьев под ногами, но каждое слово резало воздух с леденящей четкостью. — Почему? Такому замечательному человеку… люди звонят. Важные звонки ждут.
Игорь встрепенулся. Это был не просто отвращение перед ее видом, перед ее внезапным появлением здесь, на его территории. Это был страх от того, что она знала. Знала, что он отключал телефон. Следила? Чувствовала? Была частью той самой паутины, что опутывала его со всех сторон?
— Отстань, — выдавил он, и его собственный голос прозвучал хрипло, чужим. Он резко, почти с мольбой, снова нажал на кнопку вызова лифта, чувствуя, как дрожат пальцы. — Я тебя не знаю. Уйди.
Агафья не пошевелилась. Ее тонкие, бескровные губы растянулись в подобие улыбки, обнажив темные провалы между редких, потемневших зубов.
— Включи телефон, — произнесла она тихо, но с железной, не терпящей возражений настойчивостью. — Включи. Сейчас. Пока не поздно для… нее.
Чего? Для Ларисы? Игорь почувствовал, как кровь отливает от лица, оставляя кожу холодной и липкой. В этот момент с лязгом и скрежетом открылись двери лифта. Он ввалился внутрь, тыча пальцем, дрожавшим от адреналина, в кнопку своего этажа, не сводя глаз с неподвижной, жуткой фигуры в углу. Двери начали медленно, мучительно медленно сходиться.
И тут Агафья крикнула ему вдогонку. Негромко, но ее хриплый, скрипучий голос, усиленный акустикой бетонной коробки подъезда, пробил лязг механизмов и гулкий стук его собственного сердца:
— Включи телефон!
Двери захлопнулись. Лифт дернулся и пополз вверх. Игорь прислонился к прохладной зеркальной стене кабины, дрожа всем телом. Он видел свое отражение — бледное, напряженное лицо с расширенными зрачками. Слова «пока не поздно для нее» не давали покоя. Это угроза? Или… предупреждение? Разум кричал, что это бред, что эта старуха — просто сумасшедшая бомжиха. Но какая-то древняя, животная часть его существа знала — это Глухово. Оно здесь. Оно пришло за ним. И оно говорит с ним ее устами.
Он буквально влетел в квартиру, захлопнул дверь, закрыл все замки. Сердце его колотилось как после спринта. Взгляд упал на городской телефон на тумбочке. Молчавший. Безопасный. И на его смартфон в кармане куртки — заглушенный, мертвый груз.
«Включи телефон. Пока не поздно для нее».
Это был шантаж. Ловушка. Он знал это. Но образ Ларисы в ее болезни, ее слабый голос… Он не мог рисковать. Даже если это был один шанс из миллиона. Даже если это было безумие.
Игорь задумчиво достал смартфон. Палец его повис над кнопкой включения звука. Он сглотнул ком в горле, перевел дыхание.
— Ладно, — прошептал он в пустоту. — Ладно, черт возьми.
Он включил звук и вибрацию. Телефон ожил в его руке, экран ярко вспыхнул. Тишина квартиры теперь показалась ему зловещей. Он положил аппарат на стол, отступив на шаг, как от змеи, готовой к броску.
Прошла минута. Две. Пять. Только тиканье часов на кухне. Игорь начал дышать чуть свободнее. Может, это была просто…
Звонок.
Резкий, пронзительный. Незнакомый номер. Тот самый, с подозрительным кодом.
Игорь замер. Инстинкт кричал: «Отбой! Отбой!» Но мысль о Ларисе приковала его к месту. Он медленно, как в дешевом ужастике, поднял телефон. Палец чуть дрожал над кнопкой приема. Наконец он нажал. Поднес трубку к уху.
Сначала — тишина. Густая, напряженная. Потом — знакомое шипение. Влажное, низкое, как ручей подо льдом. Игорь стиснул зубы, готовый отключить вызов.
И тогда сквозь шипение пробился голос. Тот самый. Детский. Слабый. С хрипотцой. Но теперь в нем не было настойчивости приказа. Была… странная, неживая убедительность.
— Игорь… — шепот прорезал шум, чистый и леденящий. — Привези монету… Сюда. В Глухово. Отдай ее… туда, где взял… — Пауза, заполненная нарастающим шипением. — …и она выздоровеет. Твоя Лариса… Она снова будет дышать легко. Обещаю.
Шипение поглотило последние слова, превратившись в сплошной белый шум. Игорь стоял, окаменев, телефон прижат к уху, из которого лился поток нечеловеческого звука. Голос Пети. Обещание. Или страшная насмешка? «Привези монету — и она выздоровеет».
Обман. Ловушка. Чтобы заманить его обратно. В самое пекло. К пустым могилам. К тому, что ходило в облике Агафьи и Ивана.
Но… а если нет? Если это тот самый шанс? Если болезнь Ларисы — часть событий, тянущихся от появления монеты у него, и только ее возвращение разорвет цепь?
Шипение оборвалось. Короткие гудки. Разъединение.
Игорь медленно опустил телефон. В тишине квартиры гулко стучало его сердце. Он посмотрел на черный экран, потом на окно, за которым кружил мокрый снег — серый, крупный.
Выбор был невозможен. Но его нужно было сделать. Сейчас. Пока не было поздно. Для них обоих.