Ноябрь сжал город в холодные тиски. Слякоть сменилась хрустящим под ногами инеем, ветер выл в стыках панелей, выдувая последнее тепло. Игорь вечером сидел в ярко освещенной квартире, перед ним на столе лежал телефон и холодная серебряная монета, притягивавшая взгляд как черная дыра. Гулкое шипение из трубки после голоса Пети не выходило из головы. «Привези монету… и она выздоровеет». Обман. Ловушка. А может, единственная ниточка надежды.
Звонок разорвал его раздумья. На экране — телефон Сергея, фотографа из редакции.
— Сорокин! Узнал? — голос Сергея был нарочито бодрым, энергичным. — Мы с Леонидом на субботу планы строим! В лес, под Ягодное! Кабанов, говорят, там видели. Ну, или хотя бы уток постреляем. Транспорт мой новый — «Уралец» — место для троих есть! Бери ружьецо, едем! Заодно развеешься, а то ты какой-то зеленый ходишь. Как поганка осенняя.
Охота. Обычная, человеческая. С выстрелами, бранью у костра, водкой от мороза. Мир, где монстры — только в сказках, а серебро носят на шее как украшение, а не оберег. Игорь машинально открыл рот, чтобы отказаться — куча дел, неохота, Лариса болеет… Но мысль о лесе, о том «другом» лесе, что ждал его в Глухово, заставила замолчать на полуслове.
— Я… подумаю, — пробормотал он. — Лариска приболела, не знаю пока…
— Ну, думай быстрее! — отмахнулся Сергей. — Места разбирают! К пятнице дай знать. Освобождайся, парень! Тебе это полезнее всех твоих статей!
Игорь положил трубку. «Подумаю». Словно у него был выбор. Он посмотрел на монету. Она лежала неподвижно, холодная и тяжелая. Потом взгляд упал на смартфон. Надо было узнать, как Лариса. Страх перед звонком Кате перевесил страх перед шипением в трубке. Он набрал номер.
— Игорь? — голос Кати был сдавленным, взволнованным. — Я как раз хотела… Ей хуже. Представляете? Температура под сорок, не сбивается. Дышать очень трудно, синеет… Скорая час назад увезла. В инфекционку, в реанимационное отделение. Пневмония, вроде, двусторонняя… Говорят, состояние тяжелое. Вот.
Новый удар. Слова «реанимация», «тяжелое» бились о черепную коробку, как птицы о стекло. Шипение из трубки, голос Пети, обещание… Все смешалось в ураган эмоций. «Пока не поздно для нее» — прозвучало в памяти голосом Агафьи. Ловушка или нет — судя по всему, другого шанса не было.
— Какой корпус? Какая палата? — спросил Игорь, и его собственный голос показался ему чужим, плоским.
Он записал сухие цифры и названия. Поблагодарил. Положил трубку. В квартире воцарилась тишина, звенящая, как натянутая струна. Он встал. Открыл шкаф в углу комнаты. Нагнулся к старому сейфу, заваленному папками с черновиками, уже ненужными. Повернул ключ. Ощутил запах масла и металла. В глубине, на сером сукне, лежал его карабин «Сайга-12К» — громоздкий, угловатый, нелюбимый трофей прошлого увлечения стендовой стрельбой. Рядом — коробка с патронами: красные гильзы дроби, зеленые — картечи. Обычный свинец. Бесполезный против того, что ждало в Глухово.
Игорь взял карабин. Холодный металл, непривычная тяжесть в руках. Он положил его на стол рядом с монетой. Потом достал телефон. Нашел в записной книжке номер, который не набирал года три. Андрей Иванович. Бывший коллега отца, мастер на все руки из оружейной мастерской при тире. Человек, который мог сделать невозможное быстро и без лишних вопросов.
Набрал. Долгие гудки. Игорь представлял мастерскую: запах машинного масла, металлической стружки, пороха. Наконец, хриплый, спокойный голос:
— Андрей.
— Андрей Иванович? Это Игорь Сорокин. Вадима сын.
Пауза. Потом — узнавание, легкая настороженность.
— Игорь? Давно не звонил. Какие ветры?
— Андрей Иванович, мне срочно нужна помощь. Необычная. — Игорь понизил голос, хотя в квартире никого не было. — Для «Сайги». Двенадцатый калибр. Нужны патроны. Но не простые. Серебряные пули. Или картечь. Что можно сделать быстро и надежно. Очень быстро. Сегодня. Завтра утром максимум. Цена не важна.
Пауза на другом конце затянулась. Игорь слышал тяжелое дыхание Андрея Ивановича.
— Серебряные… — в голосе мастера не было удивления, скорее профессиональная оценка задачи. — Для… особого кабана, Игорь?
— Да, — ответил Игорь, не колеблясь. — Для самого особого. Которого пулей в лоб не возьмешь. Можно?
Еще пауза. Потом — деловитый скрежет голоса:
— Картечь проще. Нарубить из листового серебра, закатать в гильзу с усиленным зарядом. Но точность… мрак. На десяток метров максимум. И мощь отдачи будет… знатная. Пули — сложнее, дольше. Литье, обточка… Быстро не сделаешь качественно. Картечь смогу. К утру. Два десятка гильз. Берешь как есть, без гарантий, кроме того, что серебро будет. И без вопросов.
— Берем, — Игорь выдохнул. — Спасибо, Андрей Иванович. Где и когда?
— Завтра. К восьми утра. В боксе у старого тира. Знаешь? Тот, что за железнодорожной станцией.
— Знаю. Буду.
— Игорь? — голос Андрея Ивановича стал жестче. — Осторожней там, с этим… кабаном. Они, бывает, злее пули.
— Знаю, — повторил Игорь и положил трубку.
Он посмотрел на карабин, потом на монету. Теперь у него было оружие. Давно неиспользуемое, но оружие. Осталось сделать последний шаг. Он набрал номер Сергея.
— Сорокин? Ну что, решил?
— Решил, — голос Игоря был ровным, спокойным, как замерзшее озеро. — Едем. В субботу. Только смена планов. Не на уток. Мне нужно в лес. В сторону Волги. Подальше от всех. Есть такое место?
Сергей слегка опешил.
— В сторону Волги? Ну, если очень хочется… За Ягодным есть старые вырубки, там и медведя можно встретить. Ты чего, Сорокин, тронулся? Там дикие места.
— Туда, — коротко бросил Игорь. — Мне нужно именно туда. Берите Леонида. Я беру «Сайгу». Для крупного зверя. Договорились?
— Э-э… Договорились, — неуверенно ответил Сергей. — Только ты, парень, меня пугаешь. То зеленый ходишь, то в медвежьи углы рвешься с «Сайгой»…
— Просто нужно развеяться, — соврал Игорь. — Освобожусь. К пятнице точное время скажу.
Он положил трубку, не дожидаясь ответа. Дело было сделано. Прикрытие организовано. «Охотники» Сергей и Леонид повезут его к границам тех мест, куда ему нужно было войти одному. С карабином, стреляющим серебром. И с такой же серебряной монетой на шее — приманкой и, возможно, каким-то ключом.
Он подошел к окну. За стеклом кружилась поземка, засыпая грязный снег серой пылью. Страх уступал место отчаянной решимости.