В тисках тлена

Глава 25

Запах смерти — сладковато-тленный, как из комнаты Агафьи — преследовал Игоря по пятам. Он вышел из дома Смирновых, не оглядываясь на черную лужу под телом старухи. Снежок хрустел под сапогами, но звук казался приглушенным, словно деревня затаила дыхание. Старая мельница на берегу замерзшей речушки — ближайшее неразрушенное убежище, то самое место, куда ходил Александр… и где тот оставил труп Никифора. Следовало обязательно сходить туда.

Бросив последний взгляд на пустые глазницы окон дома, Игорь рванул через огород, спотыкаясь о замерзшие кочки под снегом. «Сайга» тяжело болталась на плече, освободившийся тубус для кольев он швырнул еще у дома — три кола остались за поясом, один был в Агафье. В руке он сжимал старую керосиновую лампу, схваченную в сенях Смирновых — «Бергер» с закопченным стеклом. Надежды, что в ней есть керосин, почти не было.

Мельница подступала черным, покосившимся силуэтом. Колесо давно сгнило, остался лишь остов. Дверь, которую когда-то выломал Александр, зияла темным провалом. Запах ударил сильнее — прелая солома, плесень, камень и… тот самый сладковатый тлен, смешанный теперь с запахом речной сырости и льда.

Игорь ворвался внутрь. Полумрак. Холод, пробирающий до костей. Он судорожно щелкнул зажигалкой, поднес к фитилю лампы. Фитиль был сух, обуглен. Отчаяние сжало горло. Он тряхнул лампу — глухой плеск! Есть! Второй щелчок — фитиль задымился, потом робко вспыхнул желтым, коптящим пламенем. Свет был слаб, колебался, но выхватил из мрака знакомый хаос: груды мусора, обломки механизмов, паутину, каменный жернов в углу. И в луже света у его ног — темное пятно. Засохшая черная жижа. Никифор?

Он сделал шаг вперед, поднял лампу выше. И тут тени ожили.

Справа, из-за груды сломанных ящиков, метнулась фигура — коренастая, мощная, с диким, немым оскалом. Иван! Его глаза тускло блеснули в свете лампы, лицо было землисто-серым, перекошенным злобой, нечеловеческой. Он шел не бегом, а каким-то стремительным, скользящим шагом, руки с крючковатыми пальцами протянуты к Игорю.

Слева, из-за самого жернова, поднялась другая тень — высокая, чуть сгорбленная. Александр. Его лицо было каменной маской пустоты и ненависти, в руках — знакомый тесак, сверкающий в луче лампы. Он двигался медленнее, но неумолимо, перекрывая путь к выходу.

И прямо перед Игорем, из темноты под лестницей, ведущей на второй этаж, выползла третья фигура. Худая, почти невесомая, в грязной ночной рубахе. Татьяна. Ее когда-то красивое лицо было восковым, безжизненным, но глаза горели тем же ледяным, хищным огнем, что и у Агафьи. Она не шипела. Она молча протягивала к Игорю руки, пальцы ее были скрючены как когти.

Паника сжала Игоря ледяным кольцом. Трое. Серебро было только в «Сайге», а ее надо было снять, прицелиться… Времени не было! Они сходились, как клещи, беззвучно, стремительно.

— Нет! — выдохнул Игорь, отпрыгивая назад, к шаткой стене. Он рванул «Сайгу» наизготовку, не целясь, нажимая на спуск почти инстинктивно.

Ба-бах!

Грохот выстрела в каменном мешке мельницы оглушил. Отдача ударила в плечо, как кувалдой, едва не вырвав оружие. Пламя лампы бешено заколебалось, тени заплясали. Серебряная картечь рванула в сторону Александра, шлепнулась о камень жернова, отрикошетила со свистом. Александр лишь слегка отклонился. Иван, не сбавляя шага, был уже в двух метрах!

Игорь выстрелил еще раз, почти в упор в сторону Ивана. Бах! Картечь пробила его плечо, вырвав клочок телогрейки, брызнула черной жижей, но не сбила с ног. Иван лишь зарычал — низко, хрипло, не по-человечьи — и рванулся вперед.

Татьяна была ближе всех. Ее холодные пальцы вцепились в полу его куртки, потянув на себя с невероятной силой. Игорь выстрелил вверх, почти наугад, целясь в пространство над ней. Бах! Гильза звонко упала на камень. Картечь ударила в балки потолка, осыпав пылью. Татьяна отшатнулась на миг, но не отпустила.

Путь был только один. Наверх! Игорь рванулся к лестнице, отбиваясь прикладом «Сайги» от цепких рук Татьяны. Он влетел на шаткие, скрипящие ступени. Александр, обходя жернов, был уже у их подножия. Иван, игнорируя рану, лез следом.

Лестница вела на небольшой ярус — бывшую кладовку или комнату для мельника. Полутьма. Груды какого-то тряпья, мешки. Игорь оглянулся — Иван был уже на середине лестницы, его перекошенное от ярости лицо ловило свет лампы снизу.

Бах! Игорь выстрелил вниз, почти не целясь. Промах. Или нет? Иван взревел, но продолжал лезть. Игорь отступил вглубь кладовки, споткнулся о мешок. Лампу едва удержал. В этот миг Иван ворвался на площадку.

Он бросился на Игоря, как медведь на рогатину. Сила была чудовищной. «Сайга» вылетела из рук, грохнулась где-то в темноте. Лампа выскользнула, упала на мешки — стекло звякнуло, но не разбилось, пламя затрепетало, осветив их борьбу жуткими, прыгающими тенями. Они сцепились, покатились по грязному полу. Игорь бил кулаками, локтями, чувствуя, как жесткие пальцы Ивана впиваются ему в горло, в плечи. Запах тлена и пота ударил в нос.

Они скатились с небольшого уступа обратно к верхним ступеням лестницы. Игорь оказался снизу. Иван, оседлав его, сдавливал горло. Звезды поплыли перед глазами. Вдруг — глухой хлюпающий звук и страшный, нечеловеческий вопль Ивана прямо над ухом!

Игорь, отчаянно дергаясь, увидел: Иван замер, выгнувшись дугой. Из его спины, чуть ниже лопатки, торчали ржавые зубья старых **вил**! Они валялись тут, в куче мусора у лестницы, и Иван, падая, насадился на них. Черная жижа хлынула по зубьям.

Хватка ослабла. Игорь вырвался, откатился в сторону, хватая ртом воздух. Иван, рыча и шипя, как раненый зверь, с невероятным усилием стал подниматься. Он схватился за торчащие из спины рукояти вил… и с хрустом, с чавкающим звуком рвущейся плоти, выдернул их из себя! Черная струя хлынула на ступени. Он швырнул вилы в сторону, его глаза, полные безумной боли и ярости, нашли Игоря.

Игорь не думал. Он вскочил и рванул прочь, в глубь кладовки, мимо трясущегося пламени лампы. Там, в дальнем углу, была еще одна дверь — низкая, покосившаяся. Возможно, в маленькую подсобку или на чердак. Он влетел внутрь, захлопнул дверь за собой. Рука судорожно нащупала за поясом осиновый кол.

Бам!

Удар в дверь заставил ее вздрогнуть. Пыль посыпалась со щелей. Бам! Еще удар. Дерево трещало. Иван бил не кулаком — всем телом, с нечеловеческой силой озверевшего мертвеца. Бам! Доска в центре двери треснула. Бам! Щель разверзлась, в ней мелькнуло искаженное яростью лицо Ивана, его безумные глаза.

Игорь отполз вглубь крошечной подсобки, нащупывая в темноте стену. Он нашел угол. Сжал кол перед собой, острием наружу, уперев тупой конец в пол и стену. Не для двери. Для того, кто ее выломает.

Бам! Бам! Крях!

Дверь не выдержала. Верхняя петля сорвалась, полотно рухнуло внутрь, за ним ввалился Иван. Он влетел в подсобку с такой силой, что не удержался на ногах. Споткнулся о порог, о груду какого-то хлама. Его могучая фигура понеслась вперед, прямо на Игоря, прижавшегося в углу. Игорь вжался в стену, изо всех сил выставив вперед кол, как пику.

Иван не видел его в темноте. Не видел кола. Он падал. Его грудь, распахнутая в прыжке, с размаху напоролась на острый конец осины.

Хруст!

Звук был ужасающим. Глухим, влажным, костным. Иван замер. Весь его вес пришелся на кол. Острие вошло глубоко, под самое сердце. Черная жижа брызнула Игорю в лицо, теплая, вонючая. Иван не закричал. Он лишь издал хриплый, булькающий выдох. Его тело обмякло, повиснув на колу. Голова упала на плечо Игоря. Последний судорожный вздох, пахнущий могильным холодом, обжег щеку.

Тишина. Тяжелая, давящая. В подсобке пахло смертью, черной жижей и древней пылью. Игорь стоял, прижатый к стене телом Ивана, насквозь пронзенным осиновым колом. Лампа в соседней комнате слабо освещала дверной проем, рисовала на стене жуткую тень — вурдалака на пике.

Он осторожно вывернулся, выскользнул из-под тела. Иван рухнул на пол, кол торчал из его груди, как флаг смерти. Игорь шагнул назад, к дверному проему. Внизу, на первом этаже, в луже света от упавшей лампы, стояли двое. Александр, неподвижный, с тесаком в руке. И Татьяна, ее пустые глаза смотрели вверх, прямо на Игоря. Ждали. Где-то должен был быть и Петя.

Игорь нагнулся, поднял лампу. Пламя все еще теплилось. Он посмотрел на тело Ивана, на черную лужу, растекающуюся по полу. Остались еще трое.