— Это «великий исход» финского народа, ставшего жертвой неутоленных амбиций собственных правителей.
Маннергейм тяжело вздохнул, осознав тщетность собственных усилий, да что там — их бесполезность. Население страны, словно в массовое помешательство впало, объяснить которое разумными доводами было невозможно. Все жители, от политиков до обычных работников, солдат и мобилизованных домохозяек, рассматривали отступление и катастрофу на фронте как некие временные неудачи, которые с приходом весны закончатся. А летом события непременно «отыграют назад», и финны выбьют ненавистных «рюсся» обратно, при помощи шведов и немцев освободив оккупированную территорию страны. И продолжат «освободительный поход» в Карелию, хотя всем понятно, что финнов там ненавидят за все их «художества», которые от них принимали с восемнадцатого года. А таковых было много — самих карел принимали за «испортившихся» финнов, которых нужно было «исправлять» всеми способами. А таковых было много — переводить письменность с кириллицы на латиницу, запрещать местные наречия, вводя вместо них «нормальный» язык, а главное выселить всех русских жителей, которые дурно влияли на «простодушных» карел с десятого века. И все эти столетия «рюсся» являлись на «исконных» землях «Великой Финляндии» не более чем «оккупантами», подлежащими безотлагательной и поголовной депортации. А теперь всем жестоко придется поплатиться за поразительную недальновидность — с могущественным соседом надо жить мирно и не стараться злить его понапрасну — это как медведя из берлоги пытаться поднять.
Маршал много лет отслужил под девизом «за веру, царя и отечество», и как не парадоксально, чувствовал сейчас определенную гордость, начиная осознавать, что большевики не довели страну, как говорится, до «ручки», а снова вернули ей статус «великой державы». К тому же имеющей сейчас куда более развитую промышленность, чем та, что была тридцать лет тому назад, когда империя находилась на пике своего могущества. И сейчас Россия взяла реванш, как ни странно, сражаясь сразу с двумя противниками, от которых она вначале века последовательно «огреблась» поражениями. И первым досталось японцам — судя по сообщениям, причем из Вашингтона и Лондона, а не только из Берлина, армии маршала Кулика разделали японские дивизии в северной части Маньчжурии, а это три четверти территории Маньчжоу-Го, просто намотав самураев на гусеницы своих непревзойденных «тридцатьчетверок». Теперь японских генералов шведский барон оценивал невысоко — они не осознали, что война стала другой, механизированной, и на полях сражений доминируют танки, против которых флот бесполезен, а одна авиация бессильна. Тем более у большевиков с количественной стороной ВВС неплохо — с утра до вечера терзают с неба отступающих финнов, и уже досталось шведам, которых немцы оставили без существенной помощи, как и финнов. Не до «медвежьего угла», примыкающего к Заполярью, стало Гитлеру, Япония и Финляндия не более чем прелюдия, главный удар большевики нанесли на южной половине протяженного советско-германского фронта, нанеся несколько сокрушительных ударов танковыми армиями.
— Собрали резервы и обманули немцев, теперь до Днепра погонят. И еще окружение устроят на Донбассе для двух армий, если их вывести не успеют из «котла». Вот потому летом не наступали, на зиму силы собирали, зимой русским куда сподручней наступать, опыт большой, исторический — одно изгнание Наполеона многого стоило.
Маршал прошелся по жарко натопленной комнате, обреченно взмахнув рукой. За три года, что прошли с «зимней войны», большевики сделали должные выводы — теперь финские леса, болота, суровые морозы и снега перестали быть для них надежной преградой. Куда там — покрытые льдом озера и речки стали надежными дорогами и аэродромами, а «зимники» они прокладывали просто. Вначале отправляли саперный батальон, бойцы которого спиливали мешающие продвижению деревья и кустарники, подрывали пни, ставили специальные знаки и вешки через каждую версту. Затем строили полк ночью в огромную колонну, рота за ротой в «затылок» и безостановочно шли. Каждая головная рота, миновав километр пути, раздваивалась, и проводило обустройство большой площадки, на которой солдаты отдыхали, быстро поставив палатки с печками для обогрева, пили горячий чай с сухарями и консервами. И как только миновала последняя шеренга полка, пристраивалась следом в колонну, и легко без напряжения продвигалась вперед по хорошо утоптанной тысячами ног дороге. И все — трое суток такого марша, и получался «зимний тракт» длиной пятьдесят, а то и семьдесят километров, полностью обустроенный, с пунктами «обогрева», с разъездными путями и постами охраны. И возили грузовиками на фронт всевозможное снабжение без каких-либо затруднений, на которые так надеялись финские военные. А с возможным партизанским движением, прекрасно зная, что для этого есть специальные батальоны, боролись решительно и быстро, проводя под угрозой репрессий массовую депортацию населения за Урал, не оставляя на занятой территории ни одного финна. И край становился абсолютно безлюдным, если не считать русских военных и приехавших коммунистов и сторонников советской власти из близкой Карелии, которые теперь считали, что здесь отныне будет Карело-Финская ССР.
— Упрямцы, они сами губят свой народ, не поняв, что Германия их не спасет, и Гитлер уже обречен, несмотря на все его успехи. И нас втянет в эту бездну — целый народ отправился в изгнание.
Маннергейм как только мог, командовал обескровленными финскими войсками, где роты давно стали взводами, полки батальонами, а дивизии «свернули» в бригады. Никто не надеялся остановить русских, у которых абсолютно не иссякали силы, и они давили и давили на фронте, захватив полное господство в небе, лишь у западного побережья летали самолеты люфтваффе. Хельсинки было решено не оборонять — боеприпасы на исходе, а русские не станут устраивать теперь штурмы, у них отработанная практика — стянуть побольше орудий и минометов и раздолбать здания в щебенку. Армия отходила, выигрывая время на исход населения, которое уходило через Ботнический залив, по льду на шведское побережье. Уходили все поголовно, хорошо понимая, что оставшихся на родине жителей ждет неизбежная депортация в Сибирь. А так шведы обещали пристроить всех, из Германии отправляли хлеб и продовольствие, по всем европейским странам объявили сбор помощи несчастным финнам, но одни отдавали с чистым сердцем, но много было тех, кто злорадствовал, но тихо, понимая, что гестапо рядом.
— Мои финны надеются вернуться, вот только одни шведы отвоевать территорию не в силах, а немцам не до нас — у них на Донбассе в любой момент может произойти самая настоящая катастрофа.
Маннергейм посмотрел на карту еще раз — он вовремя начал отвод войск, они смогут уйти в Швецию, а вот в Берлине совершают ошибку, пытаясь всеми силами удержать захваченную территорию, вместо того, чтобы уйти из Северной Таврии за Днепр, на новую линию обороны…
Швеция имела развитую военную промышленность, сотнями делались легкие танки как собственной разработки, так и лицензионные чешские машины Pz-38 (t). В годы 2-й мировой войны страна осилила производство даже средних танков, впрочем число последних было незначительно, а по своей мощи они находились на уровне Pz-III, даже 75 мм пушка была короткоствольной, и смогла бы поразить «тридцатьчетверку» только с близкой дистанции. Да и на знаменитые противотанковые пушки «бофорс» в 1943 году шведам не стоило особо рассчитывать…