Ван Ван из Чайны 2

Глава 9

К прибытию в квартиру Ли оттаял, и, поужинав, мы решили по-детски побеситься под русскую музыку — китайскую друг не любит. Кидались подушками, обменивались подколами, разговаривали о фигне и вообще веселились. Плейлист у Ли оказался тот еще — советские классические хиты сменялись спорного содержания песнями, популярными у русской молодежи. Воспитанники из унаследованной мной памяти Ивана слушали примерно то же самое, если оставить за скобками советскую эстраду — это уже бабушка Ли внуку привила. Через пару незаметно пролетевших часов у меня зазвонил телефон.

Бабушка Кинглинг спешит узнать, насколько «яичко» исправилось.

— Да?

— Что у тебя с рукой? — сразу взяла Кинглинг быка за рога.

Я объяснил.

— Ладно, хочешь играть одной рукой — играй, — разрешила она. — Только уж будь добр постараться как следует — господин Хуэй входит в верхнюю тридцатку самых богатых людей Таиланда, а значит тебе нельзя опозориться на его глазах.

— Не опозорюсь, — пообещал я, не сильно понимая, в чем тут связь — будто капиталы отца Ли что-то меняют.

У меня тут вся дальнейшая жизнь определяется вообще-то, «позор» здесь вообще никакой роли не играет.

— Теперь давай поговорим о твоем блоге, — сменила тему бабушка. — Сегодня за завтраком в отеле я с удивлением услышала, как за соседним столом обсуждают моего внука.

Значит близняшки соблюдали договоренность.

— Дзинь и Донгмэи не могли об этом не знать, поэтому я как следует их пропесочила, — похвасталась бабушка.

— Всякое бывает, — поддержал я разговор.

— Тебе уже предлагали контракты? — спросила она.

— Нет.

— Когда попадется что-то подходящее, обязательно скажи мне, — велела бабушка.

— Конечно, — согласился я.

Подписывать бумажки нужно уметь, и тут я с радостью положусь на прадедушкиного знакомого юриста.

— Не забудь завтра надеть красные трусы, — добавила Кинглинг.

— Само собой. Еще господин Хуэй подарил мне красные шорты, красную майку и красную бейсболку, — похвастался я, ловко спрятав иронию в голосе.

— Отлично! — одобрила бабушка. — Я купила нашим предкам вещей и уже сожгла их — они за тобой присмотрят. А сразу после игры обязательно позвони мне.

— Хорошо.

Разговор закончился, но телефон не пожелал оставить меня в покое, пиликнув сообщением в Wechat от близняшек:

«Братец, сфотографируйся еще раз с красавчиком Ли».

Что? Какого нафиг «красавчика»? Нет, так-то он не урод, но и «красавчиком» его называть я бы не рискнул — обычный «южный» китаец с широкими скулами и узкими глазами. Ну-ка заглянем на его страничку… Что это за широкие глаза? Что за форма черепа⁈ Он что, бог фотошопа⁈

— Ли, а как ты такие фотки сделал? — спросил я.

— Тем, кто выглядит хуже тебя, приходится много работать над своим сетевым имиджем, — ухмыльнулся он. — А что?

Я показал ему сообщение от сестренок. Друг заржал и в ответ показал мне приложение с кучей фильтров, простеньким, но функциональным интерфейсом, а потом повел в свою комнату, где прочитал получасовую лекцию о важности косметики и даже показал крайне неудобные на вид вставки в обувь, накидывающие пяток сантиметров роста.

— Еще можно использовать подкладки на плечи, но я не стал — итак широкий, — напоследок добавил Ли.

На секунду мне стало очень грустно. Интернет страшно давит на молодежь, отовсюду смотрят фотогеничные красотки и красавчики, реальную жизнь тщательно ретушируют, подсвечивая достоинства и скрывая недостатки, и в результате мы получаем комплексы у каждого второго и самоподдерживающуюся «машину» лжи, заставляющую людей прятаться за фильтры, косметику и кучу приблуд, призванных помочь пустить окружающим пыль в глаза.

— Так что, будем фотографироваться? — спросил Ли. — Кое-что и с тобой можно сделать — форму носа подкорректировать, например.

— Давай попробуем, — не нашел болеющий за свое поколение я причин отказываться.

Поднявшись на третий этаж и сфотографировавшись при помощи филиппинца на фоне панорамы ярко сияющего неоном и окнами Гонконга, мы слегка поправили наши рожи на фотографии — «оверсайз» и поза скрыли особенности фигуры Ли, и здесь ничего поправлять не пришлось — и я отправил фотку близняшкам, заодно запостив себе на страничку.

«Мы тоже хотим туда!», — впечатлились Гонконгом сестренки.

«Заканчивайте школу, и всё будет», — ответил я стандартным.

«Умные» часы на руке филиппинца пиликнули, он потыкал в них пальцем и сообщил:

— Молодой господин, привезли ваш заказ.

— Спасибо, Макисиг, я приму сам, — заявил Ли, и мы пошли на второй этаж.

Курьер привез дорогущую на вид камеру-«зеркалку», к которой прилагались микрофон, штатив и сменные объективы с линзами. Все проверив, Ли нажал кнопку в приложении телефона, подтвердив получение и улыбнулся:

— Раз уж я твой оператор, менеджер и монтажер, нужно порадовать фанатов более качественной картинкой и звуком.

— Круто! — только и смог вымолвить я.

— 15 — 0!

Непривычно.

— 30 — 0!

Может стоило подождать со сменой ракетки?

— 40 — 0!

Совсем другая натяжка, и она, как ни странно, сказывается сильнее, чем невозможность пользоваться правой рукой. Соперник-немец с классическим именем Карл, что неожиданно, парень неплохой, и старается «играть» на мою левую сторону, чего ему делать как ни крути не обязательно — никто не осудит за использование слабостей противника, потому что я сам виноват, что вышел играть финал одной рукой. А еще соперник расстроен тем, что «делает» меня в первом гейме всухую — он явно рассчитывал на конкуренцию с моей стороны, а получил вот такое. Я бы на его месте тоже расстроился — это же скучно.

Трибуны сегодня полнехоньки, и от этого на корте шумно. Приготовившись отбивать потенциально последнюю в этом гейме подачу немца, я покосился на первый ряд, где сидели Хуэи. Старик, как и обещал, приехал посмотреть финал, а наставивший на меня объектив новенькой камеры Ли ему что-то оживленно объясняет. Догадаться не трудно: «Ван просто не играет в полную силу, заманивая соперника в ловушку и обеспечивая записи побольше просмотров». Хотел бы я, чтобы так оно и было, но на самом деле я просто пытаюсь привыкнуть к новой ракетке.

Форхэнд, кросс, а теперь снова форхэнд… Получается гораздо лучше, чем в начале, и рожа немца начинает светлеть — понравился нормальный обмен ударами, а не хрен пойми что, продемонстрированное мной до этого. Поверив в меня, соперник отбил крученым, который я встретил бэкхендом. Не очень удачным — у немца есть шанс закончить гейм. Нет, не стал — ограничился ответным кроссом, сопроводив его снисходительной улыбкой.

«Я вижу, что ты не стараешься в полную силу, Ван, а значит я тоже не буду». Учитывая то, как лихо я добрался до финала, такая мысль вполне оправдана, хоть и не верна. Но спасибо за то, что даешь мне побольше времени привыкнуть к ракетке.

Мы пообменивались стандартными ударами еще минут пять, получив самый долгий розыгрыш на этом турнире. Жаль, что за это не награждают — могли бы хоть шоколадки вручить. Ладно, шутки в сторону — я привык к новой ракетке, а значит можно поиграть нормально, в благодарность за тренировку позволив немцу забрать первый гейм. По-моему, это справедливо.

— Гейм!

Трибуны захлопали — там не так много тех, кто разбирается в теннисе, зато много моих новоявленных поклонников. Последние, как и Ли, считают, что у меня здесь хитрый план или просто поддавки во имя драматизма, а у остальных долгие обмены ударами создают иллюзию конкурентной, достойной финала, борьбы.

Шина на правой руке немного мешала подбрасывать мяч, но мое недовольство своей первой подачей вызвано не этим — просто подавать этой ракеткой мне еще не приходилось. Соперник с очевидным расстройством на лице — ждал совсем другого — встретил мяч кроссом, я ответил форхэндом, немец встретил его бэкхендом, а я отбил крученым.

— 15−0!

Трибуны встретили первое мое заработанное очко ликующим ревом. Ли, судя по выражению лица, спешил поделиться с отцом былинным «а я говорил!», а соперник-немец с широкой улыбкой показал мне большой палец: «Молодец, поймал, но теперь я знаю, что ты так можешь». Я подарил ему ответную улыбку и покачал ракеткой, призывая поиграть нормально.

Вторая подача вышла как надо. Немец отбил ее крученым, я — простым форхэндом, он — снова крученым. Приняв правила игры, «закрутил» и я. Так повторилось еще трижды, пока сопернику не надоело, и он отбил симпатичным бэкхендом. Кросс. Кросс. Кросс, но очень сильный.

— 30−0!

Улыбка на лице немца сменилась сосредоточенностью. Сейчас начнется настоящая игра. Подаем. Соперник встретил мяч кроссом, а ответил форхэндом, а немец решил забить на вежливость и попытался «сыграть» на мою бесполезную правую руку. Пусть думает, что это работает — сделав вид, что не успел, я дал мячику спокойно улететь за пределы корта.

— 30−15!

Морщится соперник — хорошего парня грызет совесть за то, что он воспользовался полностью законным преимуществом. Да ладно, не грузись. Подаем. Кроссы сменялись форхендами, к ним добавлялись крученые и резанные. Долгий розыгрыш — отбивать на мою нерабочую половину совестливый паренек не хочет. Придется надавить, вложив в удар побольше силы. Хорошая форма и вызванная моим «камбеком» концентрация позволили сопернику среагировать на увеличение скорости игры, и он отбил уверенно, в свою очередь добавив мячику скорости и приготовившись побегать в дальней части корта — решил, что я продолжу использовать силовые удары. Ошибка — держи укороченный.

Мячик ударился о его сторону корта, потерял скорость и грустно стукнулся о корт второй раз — немец не успел добежать добрые полтора метра.

— 40−15!

Со следующей подачи немец таки начал играть как ожидалось — упирая на мою нерабочую руку. Предсказуемый соперник — слабый соперник, и я закончил гейм бэкхендом на третьем своем ударе.

Один-один. На лице немца — задумчивость, закушенная губа говорит о растерянности и желании отыграться. Нужно ждать сюрпризов и быть внимательнее. В первую же подачу Карл вложил всю свою силу, отправив мяч в неудобную для меня сторону. Можно поиграть на высоких скоростях, но я, пожалуй, отвечу слайсом, сильно замедлив мячик и вынудив соперника подойти ближе к сетке и сделав вид, что и сам направляюсь туда. Простенькая обманка сработала — немец попытался исполнить обводящий форхэнд, но готовый к этому я ответил мощным бэкхендом.

— 0–15!

Предположив, что Карл на этом моменте поймет, что «слабых» сторон у меня по сути нет, я не ошибся — следующая подача полетела под рабочую руку, а обмен ударами укрепил в этом понимании: стандартная игра на разные стороны, как оно и должно быть. Размен обычными ударами на высокой скорости внушил немцу идею «отзеркалить» мою недавнюю обманку, приглушив скорость мячика и начав двигаться к сетке. Или и впрямь сблизиться хочет? Не буду проверять, просто отвечу крученым так, чтобы немец смог ответить лишь продиктованной безысходностью «свечкой», позволив мне подпрыгнуть и пробить очень зрелищный смэш.

— 0–30!

Понимаю твою растерянность, Карл — да, ты морально был готов к тому, что я не так прост, потому что видел, на что я способен, но теперь-то я «делаю» тебя буквально одной левой, показывая еще большую эффективность, чем в предыдущих играх. Это больно бьет по самооценке, заставляет злиться, пытаться искать ко мне разные подходы и совершать ошибки, за которые потом приходится себя корить — «так глупо попался на уловку этого узкоглазого!». Все это кратно усиливается проигранным мной в сухую первым геймом — Карл же не знает, что я просто привыкал к ракетке, и теперь думает, что я над ним натурально издеваюсь, считая слабаком. А он ведь не такой — мне реально непросто, вот и приходится хитрить, заманивая в ловушки.

— 40−0!

Быстро немец сломался. Я ожидал от тебя большего. Ладно — не расслабляемся: лучше переоценить соперника и доиграть, сжав то самое место, чем потерять бдительность. Ты уже видел мой топ-спин вчера, но с трибун явно не смог оценить всей его красоты. Держи.

— Гейм!

2−1 в мою пользу. В прошлых этапах этого бы хватило для победы, но в финале придется выиграть еще два гейма. Рука? Болит рука — ей сегодня непросто, и я от всей души благодарен бабушке Кинглинг за то, что вставила мне мозги на место: со старой ракеткой я бы уже заливал корт кровью, а с этой — ничего, нормально.

Карл смог взять себя в руки, и мне пришлось попотеть, добравшись до «больше-меньше» при счете 40−40. Сначала «больше» стало у немца — я банально не успел добежать до мячика, ошибившись в выборе атакуемой Карлом стороны корта, затем — у меня, и я не собирался терять преимущество, решив достать из рукава козырь. Прикормив немца скоростными кроссами, с которыми мы оба отлично справляемся, я дождался удобного момента и исполнил удар с полулета. Было опасно — мяч почти коснулся сетки, пролетев над ней в паре миллиметров. Немец от настолько сложного удара выпал в осадок и лишь проводил мячик тоскливым взглядом, попрощавшись с победой.

Трибуны взревели, народ поднялся на ноги и принялся аплодировать стоя. Вытерев напульсником пот со лба, я помахал трибунам упакованной в шину правой рукой и направился жать руку Карлу.

— Я хочу реванш, — хмуро заявил он на английском.

— Зависит от турниров, — ответил я.

Нафиг мне спарринги.

— Реванш, на котором ты будешь играть обеими руками, — добавил он, пожав мою протянутую левую руку своей.

— Постараюсь выздороветь, — пообещал я.

Церемония награждения была скромной — мы с судьями и оставшимися досматривать турнир участниками (Карл спортивно-этично постоял рядом, не став обиженно убегать) постояли около трибун под китайский гимн, затем мне вручили небольшой металлический «под серебро» кубок и сообщили, что уже распорядились перевести на мой счет призовые деньги, не забыв пожелать дальнейших успехов в карьере и обозвав очень одаренным. Приятно!

Потратив двадцать минут на селфи со всеми желающими и кубком, я при помощи вмешавшегося старшего Хуэя огорчил остальных сославшись на дела, и мы покинули корт.

— Феноменально! — восхищался по пути старший Хуэй, пока я жадно глотал воду из бутылки. — У тебя — огромный талант, Ван, и ты обязательно должен продолжать!

— Спасибо, господин Личжи.

Будто я сам не знал.

— Нужно отметить твою победу! Едем в ресторан!

— Извините, но мне надо на поезд, — напомнил я.

— Зачем тебе лишние перемещения? — отмахнулся старший Хуэй. — Тебе нужно отдыхать, а не толкаться по вокзалам и спать урывками в шумных вагонах. К тому же мне понравилось смотреть твои игры, а я люблю путешествовать с комфортом. Я арендую нам вертолет.

Офигенно! Только… Я посмотрел на боящегося самолетов Ли.

— В вертолете мне нормально, — смущенно шепнул он.

— Спасибо вам огромное, господин Личжи, — и не подумал отказаться я.

— Как ты смотришь на то, чтобы подписать со мной рекламный контракт? — спросил старик. — Ничего сложного делать не придется — будешь время от времени фотографироваться в моих пельменных. Руки выкручивать я тебе не стану — контракт будет честным: с ростом твоей популярности будут расти и выплаты.

Очень щедро, а еще таким образом Личжи дает мне возможность как бы отплатить добром за добро, чтобы я не комплексовал.

— С радостью, господин Личжи, — поклонился я. — Сейчас позвоню бабушке, расскажу ей обо всем.

— Правильно, — одобрил старикан. — Когда расскажешь, дай мне трубку — я скоро собираюсь в Казахстан по делам, и могу помочь тебе с визой. Там ты наберешь две недостающие победы. Разумеется, если ты проиграешь два ближайших турнира, в этом не будет смысла, и я откажусь от этой идеи.

Будто у меня и так мотивации мало! Но все понимаю — «не зазнавайся, малыш, а то обижусь и найду досуг поинтереснее».

— Спасибо, господин Личжи, — снова поблагодарил я. — Я обязательно выиграю!

Я же хорошее «яичко»!