Вернуть Боярство 19

Глава 1

— Вот мы и встретились лицом к лицу, русское отродье, — продолжил самодовольно пришелец. — Я уж потерял надежду водрузить твою оторванную башку на пику в тронном зале моего отца!

— Рагнар, мать твою коромыслом и кочергой, Фолькунг, — выплюнул русский боевой маг. — Самодовольный выродок, что одержал одну-единственную достойную упоминания победу под этим небом и уже возомнил себя несокрушимым… Ну давай, покажи, чего стоишь!

Вторя словам Аристарха, небеса содрогнулись и извергли из грузных, освещающих частыми всполохами туч слепящую молнию. На этот раз удар нес в себе Синий и Золотой, и Федор ясно ощутил — природа этих чар была иной, нацеленной на иные аспекты чародейства. Тот, первый удар был призван разрушить магический барьер врага, а не причинить ему реальный ущерб. Но новый удар был иным — эта магия была злее, разрушительнее и смертоноснее, нацеленной именно на убийство попавшего под неё противника.

Однако шведский принц остался всё так же невозмутим. Черные ленты, вырвавшись откуда-то из-за его спины, сплелись в защитную полусферу, принявшую удар могучей магической стихии и успешно её отразившей.

— И это всё, что ты можешь? — расхохотался Фолькунг. — Да уж, ошибся я с выбором достойного врага, ошибся… Ты и я — Высшие Маги, но мы совсем на разном уровне… Представься, щенок! Назови своё истинное имя и Титул Силы!

Странная, змеиная усмешка тронула губы Николаева-Шуйского. Словно по незримым ступеням он зашагал вниз, навстречу новому врагу. Шаг, второй, третий…

У Федора перехватило дыхание от напряжения. Боль, зудение вокруг ран, странные изменения, происходящие в нем — всё отошло на второй план. Любитель истории и красивых саг о славных поединках величайших боевых магов, он замер, чувствуя, что перед его глазами начинает разворачиваться битва, о которой однажды сложат песни. Ибо на его глазах шведский принц собирался дать бой реинкарнатору, что, по слухам, грозил однажды стать сильнейшим магом в известной истории.

— Аристарх, — спокойно ответил уже облаченный в доспех воин. — Как в той, так и в этой жизни. В былые дни, под иными небесами и звездами я был Стражем Российской Империи и сильнейшим в своей эпохе. Аристарх по прозвищу Пепел. Великий Маг трех… Хотя теперь уже можно сказать, что четырех Сверхчар

— Сильнейший в своей эпохе — и всего лишь с уровнем не то трех, не то четырех Сверхчар? — насмешливо воскликнул швед.

Мгновение — и он, размазавшись от скорости, воспарил на один уровень с Аристархом и зашагал ему навстречу.

— Что ж это была за жалкая эпоха, что такой слабак смеет называть в неё себя сильнейшим?

— Представься сам, Фолькунг, — проигнорировал насмешку врага русский боевой маг.

— Ивар Кровавая Ладонь! — гордо объявил он.

— Так значит, я не ошибся, — усмехнулся Николаев-Шуйский. — Мы из одного мира, мерзкий выродок. Я знаю тебя!

— Что ж, видимо, ты значительно младше меня или был слишком слаб, чтобы я запомнил тебя. Даже не знаю, что из этого печальнее…

— Не знаю, что именно в этом печального, но зато спешу тебя обрадовать, кровавый выродок — я был в числе тех, кто в конце концов прикончил твоего хозяина! Всего лишь Великим одних Сверхчар, но я участвовал в его убийстве…

— Не смей мне врать, ничтожество! — взревел мгновенно потерявший спокойную насмешливость швед. — Этель Нуринг, наша Темная Звезда, не мог пасть от рук ничтожеств твоего уровня! Такой как ты, даже если бы оказался случайно на том поле боя, где он пал, ни за чтобы не пережил такого боя! Насекомых уровня одних Сверхчар он давил с легкостью!

Две мощные, неправильные, наполненные нездешними потоками магии ауры схлестнулись в противостоянии. От Фолькунга… Нет, не так.

От Ивара Кровавой Ладони в небеса бил призрачный, переполненный чудовищным, недоступным для понимания Федора, да и всех прочих свидетелей этой битвы, впрочем, тоже, могуществом столп серого сияния.

От Аристарх также в небеса уходил схожий столп. Только не серый, а составленный из семи призрачных разрядов молний. Синяя, Фиолетовая, Желтая, Золотая, Зеленая, Красная и, наконец, самая опасная, самая страшная — Черная Молнии.

И откуда-то к Федору пришло знание, явно ему не принадлежащее. Ибо знать подобного не то, что он сам, но и никто и никогда в его Роду не мог — ибо это знание было чем-то из области воистину Высшей Магии. Такой, что стояла даже выше силы Магов Заклятий, как с удивлением осознал оказавшийся в эпицентре столкновения, в котором два сверхчеловека решили выяснить, кто из них могущественнее, чья правда крепче и чьё право силы выше…

Манифестация Воплощений — вот как это звалось. Ситуация, когда два Великих Мага, столкнувшись в противостоянии аур, проявляли в тварный, материальный мир силу своего центрального оплота магической мощи, силу своих Воплощений Магии, от качества, развитости и умелости в применении которой и зависела на две трети сила Великого Мага.

— Как… — изумленно воскликнул швед. — Как ты можешь обладать столь мощным Воплощением⁈ Воплощением высшего качества!

— Я ведь говорил — я сильнейший в своей эпохи, Кровавая Ладонь, — ответил Аристарх. — Не обладатель наибольшего количества Сверхчар, не самый древний или опытный, не самый знающий — а самый сильный! Так чему ты удивляешься?

Федор чувствовал, нет — знал, что в душе Николаев-Шуйский тоже удивлен силой Воплощения Магии шведа. Оно уступало качеством его собственному, да… Но не сильно. Ибо Николаев-Шуйский понял, что лежит в его основе, и не мог не признать — то была действительно великая сила.

Небытие, Серые Пределы — могущество того царства, куда попадают рано или поздно все души, ибо именно там находятся всевозможные Царства Мертвых, Обители и прочие места, где содержатся души всех живых существ. Даже Ад, Рай и Инферно граничили с этим воистину огромным, куда большим, нежели известная Вселенная, местом… И Воплощение, основанное на этой силе и нескольких других школах, в которых Ивар был особенно силен, просто никак не могло быть слабым.

Однако страха, к своей радости, в Николаеве-Шуйском русский богатырь не ощущал. Реинкарнатор из Российской Империи не был испуган и не считал себя слабее этого противника. Ведь его сила была основана на могуществе самих Забытых, кем бы они ни были — ибо, как ни странно, кроме самого названия ничего иного из памяти чародея Федору узнать не довелось.

Более того, сейчас, оказавшись в буре столкнувшихся аур, Сил Души и Манифестаций двух некогда Великих Магов, он начинал понемногу понимать обоих. И он жадно впитывал в себя отзвуки и отголоски их памяти, крохи их знаний и даже самые малые, ничтожные капельки мастерства — ибо жалкие крупицы по меркам этих двоих, для русского богатыря в ранге Адепта, происходящего из затрапезного Рода, были бесценным и гигантским сокровищем. Сокровищем, превосходящим всё, что знал и умел весь его Род вместе взятый… А уж о том, насколько это ценнее всего их имущества, даже думать было страшно. И он честно не думал об этом, поглощая, что мог поглотить, интуитивно и не отводя взгляда от пары медленно сходящихся воинов-волшебников. Двух реинкарнаторов, прошедших одну и ту же войну по разные стороны баррикад в прошлой жизни, но столкнувшихся лично лишь сейчас…

— Крепчай и Ярись, Смертный Ветер!

— Низвергни Небеса, Соцветие Молний!

Напоенный силой Серых Пределов ветер штормом взвыл, заставляя ужасаться и держаться подальше даже союзников шведа. Мутная, ядовитая для всего, что присуще остальному мирозданию энергия смешалась с отравленным её дыханием воздухом, закрутилась, закружилась и устремилась вперед сероватой с серебристыми вкраплениями порывами ураганного ветра, целясь не только в русского боевого мага, но беря словно бы в осаду всё вокруг, в том числе и дрогнувшего, наконец получившего свободу шевелиться Федора.

От этой силы веяло чем-то, что выше даже самого понятия Смерти, самой концепцией Небытия и отсутствия жизни. Перед глазами сами собой вставали унылые, лишенные радости и биения жизни бесконечные просторы, неохватные и неподдающиеся пониманию и мироощущению никого. Никакой Великий Маг, Бог, Демон, Ангел или Инфернал не мог познать до конца эту концепцию и эти области неизмеримо огромного мироздания.

Но врагу и не требовалось познавать её до конца, дабы иметь возможность использовать её в своих чарах. Эту атаку можно было отразить, лишь обладая колоссально превосходящей, много-много большей магической силой и немалым личным мастерством… Либо же имея доступ к силе, что не уступала бы могуществу этого Царства и великому, не уступающему вражескому искусству плести чары и подчинять реальность своей воле.

Быть может не столь глубокой, не столь всеобъемлющей, но тоже относящейся к фундаментальным силам не вселенной даже как таковой, а самого великого и необъятного мироздания, всей сотворенной Творцом-Всесоздателем Мультивселенной. Во всяком случае, так видел это не Аристарх Николаевич Николаев-Шуйский даже, а тот, другой — Аристарх Пепел.

И у него было и то, и другое — что он и продемонстрировал.

Грозовые тучи рассеялись, извергнув из себя тысячи разноцветных молний всех семи цветов, доступных некогда Великому, а ныне просто пусть и пиковому, но Высшему Магу.

Синие, Фиолетовые, Желтые и Золотые, Зеленые и Красные, а как венец всего — самые малочисленные, самые тонкие, но при этом самые разрушительные и опасные, ранящие саму плоть несчастного мира Черные Молнии рухнули вниз. Серо-Серебристый Смертный Ветер Семицветное Соцветие Молний охватили добрых шесть или семь километров небес, сойдясь в яростной схватке.

Как описать разноцветные молнии, что гонялись и преследовали сам ветер? Как описать столкновения, в которых сама воплощенная ярость великого Неба сходилась в схватке с неуловимым, свободным и текучим, стремительным, гибким и опасным движением громадных воздушных масс?

Какие слова использовать, чтобы расписать, как порывы ветра душили в своих объятиях молнии? Каким образом поведать, как молнии, соединясь в различные сочетания цветов, от двух до всех семи разом, жгли, терзали и разрывали потоки ветров?

Как свистел, как ревел неукротимым, полным свирепой ярости ураганом Смертный Ветер, бесстрашно бросаясь на Семь Молний? Как отвечали ему могучими, раскатистыми, полными тяжелого, неудержимого гнева громовыми раскатами Семь Молний?

Может, кто-то воистину искусно владеющий пером и словом сумел бы найти подходящие слова для того безумия, что творилось на глазах у русского богатыря, замершего в испуге, как мышь перед не котом даже, а огромным тигром, но Федор не взял бы на себя смелость даже пытаться браться за сию задачу.

Мир стонал и дрожал от боли, чувствуя эту схватку. Невольный свидетель и даже практически участник этих событий, захваченный в перекрестье сошедшихся в схватке аур, Сил Души и Манифестаций чародей понимал лишь две вещи. Но зато вот их-то он осознавал со всей отчетливостью, не сомневаясь в них ни на миг, уверенный в них также сильно, как в существовании Господа Бога.

Первое — сейчас оба чародея бились за пределами своих обычных сил. Каким-то образом столкновение с себе подобным позволило им высвободить сокрытые в самых глубинах их сущностей истинные силы, и каким именно образом не знали и они сами.

Второе — он будет жив ровно до того момента, как беспрепятственно позволяет силам обоих Великих Магов проникать в себя и изменять свою энергетику и сущность. Он уже понимал, что это весьма опасный процесс, и каждый миг с той секунды, когда он начался, был для него истинным, незамутненным Чудом Божьим — ибо то, что сейчас с ним происходило… Это было неправильно, невозможно и должно было прикончить его с самого начала. Но он был всё ещё жив, он чувствовал обоих поединщиков, а самое главное — в любом случае ни на что не мог повлиять. А потому, плюнув, сосредоточился на восприятии разворачивающегося сражения — ибо погруженный в Силу обоих Великих, он видел, пожалуй, даже больше, чем любой из этих двоих. И упускать шанс увидеть схватку практически исторических масштабов он не собирался.

Оба Великих Мага, сумевших невольно использовать немалую часть своих скрытых сил, испытывали огромную, чудовищную нагрузку. Их собственная магия давила на них, разрушала тела и энергетику, заставляла стонать сами их души — схватка Ветра и Молний убивала своих владельцев, выпивая из них самую жизнь. Федор уже всерьез начал бояться, что Герой Империи погибнет от собственной магии…

Порывы Смертного Ветра, что пытались прорваться к врагу своего хозяина и создателя, душились, рассеивались ударами Молний. В свою очередь все магические разряды, любых видов и форм, всех возможных сочетаний не могли, сколько бы ни пытались, добраться до Ивара — порывы и удары серой воздушной стихии разрывались на клочья, Молнии лопались от встречных ударов Ветра, рассыпаясь мириадами искр.

Однако при этом оба противника быстро истощались и шагали к гибели — просто от мощи пущенных в ход сил…

Ситуация изменилась в один миг. За спиной Фолькунга, или, вернее, Ивара Кровавой Ладони начали возникать едва заметные даже Федору призраки различных людей — духи из Небытия пришли на помощь заклинателю этой странной силы. И особенно заметен был могучий великан в тяжелой броне и меховом плаще, с длинным клинком на поясе.

Мгновением спустя откуда-то из глубин внутреннего мира Аристарха Пепла наружу рванула сокрытая, незаметная до того сила — тысячи, десятки тысяч душ пришли на подмогу тому, кто ещё совсем недавно спас их, оборвав муку длиною в вечность, на которую их обрек величайший некромант и чернокнижник этого мира. Тысячи светлячков появились за плечами Пепла, и пошатнувшийся было волшебник вновь твердо утвердился на ногах.

— Да сдохни ты уже, ублюдок! — взревел Ивар.

Две расплывшиеся от скорости в потоки сияния фигуры рванули навстречу друг другу. Посреди безумия и филиала самого армагеддона, от которого трещала, дрожала и стонала ткань самой реальности, в бою сошлись два невиданной под этим небом искусности воина — и глядя на их движения, каждое из которых словно врезалось в самую душу богатыря, Федор не мог не восхититься.

Это была уже не просто схватка заклинателей. Та тоже впечатляла своей мощью и искусностью, но она была сродни природному катаклизму — этим можно восхищаться со стороны, но завидовать его силе было бы глупо. Это словно бы ничейная сила, мощь, доступность которой для себя или ещё кого-то из себе подобных было представлять глупо и неуместно. Это просто невозможно и недостижимо для него, даже в теории — так какой смысл этому завидовать? Можно только восхищаться и надеяться не попасть под удар.

Однако когда эти двое сошлись в ближнем бою, Федор испытал, помимо восхищения и благоговения ещё и жгучую зависть.

Чистое боевое мастерство, которое он, как богатырь, не оценить просто не мог. Удары копья и закованных в латные перчатки рук, удары ногами обоих противников, бросаемые в процессе мгновенно творимые чудовищной мощи заклятия, искусные уколы Силой Души, защита и атака, мощь и ярость, сила на силу, скорость против скорости…

Его восхищала и заставляла завидовать не сама сила их схватки, нет. Зависть в нем порождало то невероятное, чудовищное мастерство в сочетании всех видов боевой магии и бойцовского мастерства, которое ему сейчас демонстрировались. Ибо эта искусность в использовании своих сил и способностей была тем, чего в теории мог бы достичь каждый на своем уровне… Если бы тренировался как сумасшедший, если бы копил схваток сотен и тысяч смертельных схваток, если бы прошел огонь, воду и медные трубы, неустанно совершенствуя свои навык, углубляя опыт, преодолевая свои пределы и ограничения…

Это была не чистая сила. Это было великое боевое Мастерство в чистом его виде, и как и любой настоящий воин, особенно богатырь, не завидовать подобному Федор просто не мог.

В бою сошлись буря и шторм. Ураган и цунами, извержение вулкана и удар метеорита — два похожих и непохожих одновременно стиля, искусства и мировоззрения на Мастерство, и каждое из них не уступало другому, заставляя душу невольного свидетеля замереть от восторга…