Воспоминания старого шамана. Путь волка

Почетное потомственное ремесло

«Когда занялся ты серьезным делом,

Работай честно – отдавай другим талант.

Профессии учись – по совести, умело.

Свой навык ограняй, как ценный бриллиант!

Вставай пораньше и работай много,

В мельчайших тонкостях науку познавай:

О пчелах, медоносных травах, меде.

Люби других, и мудрость старших почитай!

К народу ближе будь, – к самой природе,

Стремись, – корнями в деле обрастай!

Так не иссякнет, за тебя, молва в народе,

Ты стержень Духа в своей жизни воспитай!»

(Почетное ремесло)

У Милхаевского друга на заимке была большая пасека с пчелами. Далековато, ежели пόсуху добираться – по дороге. Километров десять вниз – до самого моста, и столько же назад. А если по воде, так сразу напрямки, на лодке моторной переплыть. Там и пасека недалеко, пешком пройти.

Пожилого крепкого мужчину, невысокого роста, с «авторитетным» животиком, звали Батор Церенович. Его любили за живой и добродушный характер, за его гостеприимство. Молодые односельчане звали пасечника уважительно, по отчеству – Церенович, а Милхай по-дружески, по-свойски – Батор.

Шаман рассказывал о нем своим детям и внукам. В пример приводил, как лучшего мастера пчелиных дел. Еще задолго до начала «качки», деревенские заказывали ему ценный Сибирский продукт. По тому, как хорошего меду много не бывает. Сколько есть – весь в дело пойдет, ничего лишнего не останется. Ценился его мед за гарантированное качество. Батор Церенович дорожил своей репутацией и не гнался за объемом. Соблюдал старую, проверенную не одним поколением технологию. Дешево не продавал, однако, от этого, клиентуры не убавлялось. «Дешевый мед завсегда на дороге можно купить, а что там, в банке, – никто не знает и гарантию тебе не даст. От такого здоровья не прибавится, а как раз наоборот!»

Бывало, что у Батора Цереновича меду не всем хватало. Кому-то приходилось и отказывать. Тем не менее, если захворал в деревне кто, или кому-то срочно нужно качественного, с пол-литра, – на тот случай у пасечника завсегда заначка оставалась и хранилась до следующего года. Ну, а коли не находилось применения, тогда пасечник после новой качки смешивал остатки меда со свежим и пускал на разные лекарства – с пергой, пчелиным подмором, прополисом, в крайнем случае, – медовуху из него «гнал».

– Мы из молока тарасун делаем, так как много его, молока-то. У Батора же свой «тарасун» получается – из меда, сладкий! Потому медовухой его и нарекли, – рассказывал Милхай.

– Так ведь продукты разные! – возражала ему невестка.

– Ну, есть, конечно, разница, да суть одна – алкогольная. Продукт природный, чистый, от него не отравишься, как от водки-паленки.

Батор Церенович поддерживал Милхая:

– Знатный напиток, хорошо пьется, легко, особливо, если за компанию. И градусов не много: выпьешь – голова соображает, а ноги не идут. Прежде чем бежать после медовухи, закусить надо хорошо, посидеть, о жизни поговорить, да песни попеть! А там и до дому можно собираться. Наутро ни похмелья тебе, ни суши, и голова не болит – благодать, да и только! Еще, полезная медовуха, в лечебных целях, – для аппетита, для пищеварения. Но только в меру, ограничения есть свои.

– Какие такие ограничения? – удивилась Оюна.

– Так, много пить нельзя – алкоголь все-таки, да и на сердце нагрузка. Чистый мед в основе – энергетический и витаминный взрыв, получается, от злоупотребления.

Батор Церенович был хорошо образованным – не один год проработал на руководящих должностях. Будучи молодым человеком, он приезжал на лето к своему отцу и помогал на пасеке. В зрелом же возрасте, освоил потомственное ремесло. По выходу на пенсию, Батор вспомнил все, чему его когда-то учил отец – Церен Доржиевич.

– Батя дорожил своей репутацией, – рассказывал Батор Милхаю. – Он меня учил: «Не гонись за большими деньгами, к делу относись серьезно. Пчеловодство суеты не терпит – быстрой отдачи здесь не жди. От того, как вложишь душу, так оно к тебе и вернется. Наградой, за свои труды, денежку получишь от людей, и благодарность. Потому как, качественный мед – это здоровье человека. А сколько продуктов из меда! Лекарства не надо, только правильно кушай – будешь и сам здоров, и твоя семья, и твои дети. Не зарастет тропка на пасеку, народная. – Всю жизнь с трудовой копеечкой, – с голоду не помрешь. А расторопнее окажешься, так и на жизнь заработаешь с лихвою!»

Так мне батя говорил: «Дельцов, не чистых на руку, хватало во все времена. Чтобы меду больше собирать, мешали его с сахарным сиропом. Потом поумнели – стали им пчел кормить. Поставят таз с сиропом недалеко от улья, так его, пчелы и таскают. И медом называется, и цвет такой же, – но здоровья не дает. Что будет с человеком, – делец и не задумывается».

Еще, отец остерегал меня: «Так, Батор, скажу – если людей обманывать начнешь, мед не качественный гнать, – я тебя высеку. А коли помру, к тому времени, узнаю, что имя мое позоришь, так из-под земли достану! К ремеслу, своему, с почтением относись – кормит оно тебя и авторитет дает!»

Строгий у меня был родитель, не раз ремнем прилетало. Каждое его слово, на собственной шкуре прочувствовал. Сейчас с благодарностью вспоминаю, – Батор Церенович улыбался своей широкой, добродушной улыбкой.

Милхай приехал в гости к Батору и внуков «прихватил» с собой. Пасеку им показал: как настоящий пасечник работает. А тот их чаем, с медом, угостил:

– Мед у меня хороший, разнотравный! В нем сила трав, наших, и цветов собрана, – Батор стянул с себя защитную одежду. Поменял мокрую рубаху на сухую, и пригласил гостей к столу. Достал из старого портфеля свои припасы: маслянистую вареную картошку, с соленым салом, лук, баночку густой сметаны, булочки домашние и коровье молоко. Пасечник, по кружкам, молоко разлил, нарезал сало мелкими кусочками, лук и картошку на газетку положил.

– Угощайтесь, кушайте! – Всё своё, домашнее, –полезное для организма! – придвинул Батор кружки к детям. Они уже проголодались, и с аппетитом бросились на угощение.

– Знатный портфель у тебя, – кожаный! – искренне дивился Милхай. – Что-то раньше я его не замечал. Такие, только, у начальников больших.

– Так я же парторгом одно время работал. Разве тебе не говорил? – Батор посмотрел удивленно на Милхая. – В округ с ним ездил, и в столице тоже побывал.

– Дорогой, наверное, – натуральный, – Милхай взял портфель за ручку, и повертел перед глазами. Выгоревшая, желтовато-коричневая кожа, все еще сохраняла форму и былой лоск. – О, и замок хороший, – качественный, – пощелкал Милхай латунным механизмом. - А как он тебе достался?

– Ну, так я и говорю, – продолжил Батор. – Мне, перед поездкой, наш Первый секретарь вручил: «Не позорь, говорит, народ, – с рюкзаком старым по столицам шастать. Костюм, смотри какой на тебе, с рубашкой да с галстуком, брюки со стрелочками, – ну не подходит он сюда никак. Ты в Министерство на прием пойдешь, так и выгляди соответственно: – солидно, представительно».

«Одежда-то одеждой, – я ему возражал, – мне же речь готовить, докладом отчитаться за работу».

«Не мне тебя учить, – приготовишь и отчитаешься. Ты в столицу ведь, не сам по себе едешь, а за наш национальный округ! Поэтому, будь добр – соответствуй! Высоко неси имя нашего народа! Как себя покажешь, так обо всех нас думать будут! Так что бери, Батор, пользуйся!» – Пасечник широко улыбнулся. – Немолодой я был тогда, но науку, его, на всю оставшуюся жизнь запомнил, и детей своих научил! Как в люди собираемся выходить – так одеваемся солидно, во все свежее, чистое и наглаженное.

– А как его звали, не помнишь?

– Федором Лукичом звали, – здоровый, высокий дядька, сам светлый, – глаза большие. У него, в дальней родове, предки бурятами были. Болел он душой за округ, за народ, хотя с виду и не похож на нашенского.

Дети слушали пасечника внимательно, уплетая его угощения.

– Вообще-то, дядя Батор ещё и рыбак знатный! Он вам столько историй по на рассказывает и сказок разных наплетет…, – рассмеялся Милхай, иронизируя над другом.

Но тот не обиделся, – привык уже к Шаманским колкостям. Пасечник добродушно улыбался, обнажая свои белые зубы.

– Батор, расскажи нам парочку твоих «интересностей»!

– Ну что сказать? – Могу про озеро, например. – Врать не стану, озеро у нас большое, – огромное. Не зря, в народе, морем называется! Среди старожилов легенды разные ходят. Одна из них, что на дне озера – чудище живет, с хвостом и с плавниками, а руки и голова человеческие. Только ростом оно с трехэтажный дом. Редко на поверхность поднимается – раз в год, а может и реже.

– А на людей оно не нападает? – поинтересовался Коля.

– Я не могу так утверждать. Старики рассказывали, что забирает оно души у людей. У тех, которые грешат: лес вырубают варварски, рыбу губят, нечистоты сбрасывают в озеро, да места святые оскверняют. Кто плохо делает природе и другим людям.

– А что за чудище такое?

– Одни говорят – это пришельцы прилетели с других планет, у них там, под водой, база своя. А наверх поднимаются, чтобы запасы воздуха пополнить и обстановку прояснить. Другие – что это люди, жившие давно, задолго до нас.

– Да ладно тебе, заливать-то! Напугал моих внучков! – прервал пасечника Милхай.

– Не заливаю я, – всю правду говорю.

– Дядя Батор, а вы еще что ни будь, расскажите, –сгорал от любопытства мальчуган.

– Еще на озере, на острове большом, чудеса встречались неприятные.

– Какие? – Коля вытаращил глаза.

– Когда чужие, пришлые шаманы, свои обряды проводили – неправильные, на наших святых местах – землю оскверняли – Духи гневались, пожары насылали. Дух древнего провидца тоже поднимался на защиту нашей веры. Но об этом, тебе дед расскажет, – пасечник уставился на Милхая.

– Расскажет, расскажет… – повторил Шаман. Он перевел серьезный разговор на другую тему. – Послушай, Батор, пока я не запамятовал: а ты не в курсе, – Федор Лукич как, – жив-здоров? Где он сейчас?

– Да кто его знает, на пенсии должон быть. Сперва говорили, что он все распродал да в столицу уехал. Потом ходили слухи, что в городе. А как позднее оказалось – дали ему землю в поселке нашем, он построил себе скромный дом. Живет своим хозяйством, на пенсии, огородничает. Когда мы общались с ним, – ему почитай под шестьдесят стукнуло. Много хорошего Федор Лукич сделал для Округа нашего. В те времена, с поселком рядом, аэропорт построить собирались. Федор Лукич добивался, в Москву с документами ездил.

– И как?

– Как?.. Сам же знаешь. Много времени прошло, но ничего не изменилось. Аэропорт бы нам не помешал, конечно…. Это сколько рабочих мест, новых, – большая стройка, – огромное хозяйство! И продукция наша, сельская, была бы к месту! И молодежь бы из города стала возвращаться, Батор Церенович улыбнулся мечтательно. – А что легенд касается, – зря ты так. Они народом складываются.… Да кому я это рассказываю, – шаман еще называется! – пасечник махнул рукой и надул губы, как маленький ребенок.

Коля с Катей переглянулись, не понимая: в шутку или в серьез взрослые поругались. Милхай глянул на Батора и грохнул раскатистым смехом! Батор посмотрел на друга, и тоже засмеялся, держась за свой круглый живот. И дети, глядя на взрослых, заулыбались.

– Вот так всегда, Коля, не могу я сердиться на твоего деда! Сколько лет знаем друг друга – ни разу ещё не поругались, чтобы потом не посмеяться! Талант у него такой, – умеет обстановку разрядить.

– Ну да ладно. Скажи-ка лучше, какие продукты пчелки из меда производят? – Милхай прищурился вопросительно.

– Чего сказать-то? – Мед, – он и в Африке мед! – Правда, Коля? – Батор Церенович улыбнулся, и все опять дружно рассмеялись!