Человек истинное обретает счастье,
В своем пути, где раньше не бывал.
Нет для него приятнее и слаще,
Волнительного предвкушенья накал.
Лишь выбрав путь особый, – свой,
И отказавшись от навязанной борьбы,
Из множества дорог, – пойдет одной,
По двум – не сможет никогда пройти!
Господь, – отец наш, только помнит,
У него на каждого есть планы,
Чего для человека уготовит,
Очередная жизнь, – какое испытание?
(Свой выбор)
Вот и подошло к концу короткое сибирское лето – любимое время года для деревенских жителей. Они успели и накупаться, и порыбачить, и позагорать. Ягоду садовую собрали, – варенье наварили. Работы по строительству и по ремонту, те, которые начали весной – уже подходили к концу.
Наступила молодая осень, или бабье лето, – так ее в народе кличут. Дни стоят пока еще теплые, почти безветренные. Приятно в это время по лесу походить. Идешь по тропке – свежо вокруг, листва шелестит под ногами, легкий ветерок колышет макушки веток и деревьев. Солнышко позже, чем обычно, просыпается, выглядывает из-за леса, к обеду ближе. Светит оно уже не так ярко. А закатывается на час, а то и два раньше. День становится короче. Листья на деревьях желтеют и постепенно начинают опадать.
Едешь в деревню на автобусе, а дорога нарядная стоит, как будто праздником тебя встречает. По бокам шелестят серые осины, березы разбавляют их своими белыми неровными стволами. Золотистым цветом отливают листья. Случается, и красные листики проглядывают. Иголками зелеными перемежают сосны и редкие лиственницы.
Осенняя хандра наваливается на человека. Не каждому и не всегда охота распроститься с теплом и летним солнцем. Кому-то хочется продлить деньки своими редкими воспоминаниями. Тепло уходит, а впереди холодная промозглая погода: дожди начинают барабанить по крышам и заборам, ветер задувает, порывами сильными пронизывает.
Люди бывают разные. Кому-то осень – это лучшее, что только есть в природе. Милхай любил по осени по лесу гулять. Мог ходить и в ясную погоду, когда тепло и солнечно, и в дождик, когда пасмурно и хмуро. Теплей оденется, накинет плащ-палатку и идет за огороды в лес, в своих старых сапогах.
А если время выдавалось, когда внук со школы приходил, так они с дедом шли на дальнюю поляну. Идут и разговаривают, по сторонам смотрят, как лес со временем меняется. Милхай делится историями с Колей. Тарасуну обязательно возьмет: капнет на святых местах, поблагодарит природу, про себя помолится и своих предков помянет. Припасы достанет: то, что бабушка положила. Сядут они на поваленное дерево, перекусят, поговорят, и с хорошим настроением возвращаются домой. Надолго такие походы запоминаются.
Приходит время для сбора урожая. Огурцы с помидорами закатывают в банки и в подпол холодный опускают. Тыква с кабачками – в теплом сухом месте хранятся. Из них бабушка готовит кашу. Капусту, раньше, в деревянной бочке квасили, а позже, – начали рассолом заливать по банкам, и в подвал, вместе с помидорами и огурцами. Морковка со свеклой, как и положено, – в прохладном погребе.
Картошка нынче уродилась. Крупная и чистая, «ни проволочника», ни «ржавчины». По весне ее посадили, по лету пропололи и окучили, сейчас вот, всем семейством собирают: сначала у Милхая, а после у Степана. Засыпали в подвалы по сусекам, на долгое хранение до следующего урожая. Ботву прибрали и на этом работы огородные закончили.
Баню затопили по случаю. Напарились, как следует, всю грязь садово-огородную отмыли. Домой пришли, чаю с ягодой попили, и отдыхать. Немного отдохнули, и за стол. Бабушка бухлер с лапшей сварила, мясо на тарелку выложила. С аппетитом кушают: и внуки, и дети, и Милхай. После супа снова чаю, только с молоком. А к нему ватрушки и блины, – Милхаю со сметаной. Детям сладости положили: конфетки и пирог с вареньем.
Милхай разлил по рюмкам тарасун. Капнул верхом и по-хозяйски выпил. Взрослые, как он: тоже капнули и тоже выпили. Потом разговорились, Милхай рассказывал, чего планировал на этот год. Потом он говорил, что нынче получилось сделать. Сына похвалил с невесткой и внуков, Колю с Катей. С хорошим настроением песни запели. Бабушка поет, а остальные за ней, подхватывают. Так целый вечер провели в своем кругу, по-доброму, – с песнями веселыми да с частушками.
***
Ночи становятся холодными, туманы опускаются на деревню и на лес. Наступает грибной сезон. Из-под листьев и старых иголок проглядывают маслята, подосиновики и подберезовики. Среди влажного моха и травы, вылазят грузди и рыжики с волнушками. Осенью их соберешь, замаринуешь с лаврушкой и со специями, а зимой достанешь, да с картошечкой вареной, да со сметаной! – Такая вкуснятина – аж жить хочется!
Подходит к концу теплое «бабье лето» в хлопотах домашних и заботах. Другая осень приходит за ним – сырая и промозглая. От дождей проливных, на улицах и на дорогах, грязь раскисает. Жители в деревне обуваются в резиновые галоши и сапоги, чтобы ноги не промочить. Скользко становится: пока до магазина дойдешь – не раз поскользнешься, а может, даже и упадешь. Глина налипает на подошву, сапоги тяжелые становятся – как грязевые лапти. Пока назад доберешься, – измажешься весь, вымокнешь, еще и устанешь. Вот такой он – колорит деревенский осенью. Однако такие мелочи никого не беспокоят. Местные жители ко многому привычные.
Техника тоже страдает по осени: нагрузка на нее большая, – ломается она, ремонта требует. На то на ферме в деревне мастерские есть механические. Заботятся механизаторы о технике своей: ремонтируют ее, восстанавливают, красят. Какую-то, до весеннего сезона на консервацию ставят.
Сильней похолодало на улице, дожди уже закончились. Как всегда, привычно и «неожиданно», посыпал первый снег. Землю «сковало» морозами. Речки и ручейки покрылись льдом. Слякоть дорожная схватилась в монолит. Природа замерла до следующей весны. Растения и животные погрузились в долгую спячку. Наступило другое время у года – холодная суровая зима. Дни становятся короче, темнеет рано. Дети торопятся на улицу после школы: в снежки поиграть, снеговика слепить, покататься с горки, на замерзшем озере – в хоккей погонять.
Как-то, Степана позвали на охоту. Друг его Андрей поехал на изюбря. Загодя готовились: ружья и патроны взяли, – разрешения, какие нужно получили. Одежонку теплую собрали, продуктов накупили, тарасуна выгнали покрепче – как же без него в охоте…. Рано утром поднялись, и засветло, на вездеходе подготовленном поехали в тайгу.
Охота – дело не простое, порой даже опасное. Заранее невозможно предсказать, да и примета нехорошая – наперед загадывать. Как зверь пойдет, куда охотников потянет, что после с ними станется. Не все по воле человека. Старожилы никогда не хвастались, чтобы добычей, прошлой, фарта не спугнуть. Похвастаешься здесь, – в другой раз, Дух охотничий, – все сделает наперекор.
Команду долго собирают: годами притираются друг к другу люди. Охотник старший, каждого в команде понимает: – какая сторона сильная, – а какая слабая. На основании этом и роли разделяет. Старший – знающий и опытный: людьми и техникой руководит. На номера стрелков он ставит, – тех кто стреляет метко, а тех кто помоложе, – того в загон, чтоб зверя гнали.
Хорошо, когда команда постоянная. Как механизме часовом: люди в ней подобраны, характеры притерты, работают все слаженно и чётко: без сбоев и недоразумений. Туда людей случайных не берут. Они друг друга с полуслова понимают: – им лишнего не нужно объяснять.
Но, в прошлый раз, по чьей-то глупости, – охотников набрали новых, – молодых. Старые поехать не смогли: кто-то в деревне занят, кого – на месте не застали. Пошло не так всё с самого начала.
Фартового не взяли: у родственников в городе гостил. Тогда всё будто говорило: «не нужно ехать в этот раз». Рукой махнули на фартового: решили – сами обойдутся, – в тайгу поедут без него.
В пути, традицию нарушили, – на святых местах не капали, – забыли. До места, до назначенного, – долго добирались. Дорога, вроде крепкая, – морозом промороженная, но снизу мягко – грязь и болотина. Схватили первые морозы, сковали корку тонкую, да видно недостаточно.
Мотор ревёт, и грязь летит из-под колес, – да толку мало. Всё глубже вездеход закапывается. От натуги двигатель нагрелся, радиатор забурлил и воду стал «выкидывать». Остановились, вылезли чтоб осмотреться, и обстановку вместе оценить.
«Так хорошо устроились» – на брюхо самое. – Хоть трактор из деревни вызывай. Но далеко до той деревни, и связи нету: рация сигнала не берет. Приняли решение: своими силами вытаскивать.
Машину вагами подваживали, палки подставляли. Пилили лес, – толкали под колеса. Лебедкой попытались «лебедиться», но «сели» рама и мосты. Так все троса по оборвали на лебедке. Ни метра не продвинулись, – сильнее провалились. Охотники устали технику вытаскивать. За это время, успели «десять раз вспотеть, и столько же замерзнуть». Паниковали и ругались, а кто-то даже сожалел…. Ошибка явная была – поверье у охотников, на этот случай тоже есть.
Слыхали молодые, что на охоте трудно, но чтобы так, – никто не полагал.
Старший успокаивать пытался, хотя, в душе, он сам переживал. Доведись с командой прежней ехать – выход бы они нашли. Старые охотники, – «стреляные» опытом и жизнью. В делах – свои до самого конца, они друг друга не подводят. Коснись беды - бросают всё и помогают.
Когда народ собрался у машины, – Старший «бледную картину» увидал: все грязные и мокрые. Кто ноги промочил; а кто-то куртку теплую порвал; у кого-то сапоги остались в грязи, – увязли ноги в сапогах. Так босиком и «шлепал» до машины, где нерадивому отдали старые «растоптанные» валенки.
Один охотник, молодой, – шапку потерял. В работе снял её, – разгорячился, забыл, куда потом положил. Возможно, грязью закидало, летевшей от колес. Ему достали «новую почти», – кроличью ушанку, с обгрызенным от моли ухом и козырьком оторванным наперевес. Одно название: – макушку прикрывает, только. Но лучше, чем совсем без шапки.
Охотники решили развести костер, – обед сготовить, обогреться. И вместе стали рассуждать. Тогда и вспомнили охоту и все сегодняшние вещи. – Ну не пошла она, – не задалась сначала. Один припомнил, что фартового не взяли, другой заметил про места святые. Приметы вспоминали и наставления дедовы.
А деды говорили так: «Не нужно местных духов злить. Иначе, они препятствовать начнут и закрывать дороги». Капнуть нужно, помолиться, прощения у Духов попросить. Просить у них открыть дороги и не препятствовать в охоте и в делах».
Поговорили – сделали! Старший капнул тарасуном, огонь немного «покормил». Шамана сразу вспомнил, как это раньше делал он. Потом охотник помолился, по-своему, – как понимал, как знал. Хотя другие и не верили, но спорить с ним никто не стал: – за Старшим повторили все.
Зима в лесу: охотники промерзли. За помощью в деревню посылать – не выйдет. Слишком далеко уехали – ходом до деревни не дойдешь. И рация молчит, – в том месте не берёт. Осталось лишь надеяться на чудо. Но время шло, если оно тянулось раньше – сейчас же полетело быстро. Тут по дороге верхней проехала машина. Большая, и по гулу судя, была на вездеход похожа. Видать, команда, но другая, на охоту добиралась. Охотники кричали снизу, свистели, шапками махали. Но их никто не слышал. А стрелить в воздух никому и не пришло на ум.
«Как получилось так, что ту машину никто не смог остановить?» – Старший корил себя. «Сигнал же есть у нас и ружья!» – Он наконец-то осознал: – залез в кабину и сигналить начал. Потом достал ружье и выстрелил. Перезарядил, еще раз выстрелил. Эхо отдалось раскатом. Кое-где посыпался с макушек снег. И наступила тишина. Охотники прислушивались, гадали и надеялись на чудо. Но чуда не последовало. В который раз, они ругались, – между собою снова чуть не подрались. Волнение, паника и злость, и безнадёга посетила их. Когда отчаяние пришло – Природа сжалилась:
Там, вдалеке, послышался мотора рёв.
«Услышали!» – охотник крикнул. Как маленький ребенок он запрыгал. Остальные радовались тоже.
Подъехала машина, старшие охотники переговорили, и стали выручать застрявший вездеход. Технику поставили на твердое, заякорили за большое дерево. Откопали крючья вездехода и зацепились тросом новенькой лебедкой. Моторы запустили: один вездеход ревёт – и тросом тянет, другой ревёт – колесами вращает: «Как будто два огромных зверя, смотрят друг на друга и рычат».
Техника вытягивала сама себя. Медленно: по миллиметру, по сантиметру малому сперва. Шоферы управляли техникой, и напряжение росло. Трос натянутый звенел, однако он не рвался. Охотники по лесу разбежались, на всякий случай, за деревьями попрятались. Так, если лопнет трос – то сразу захлестнет, и посечет иголками. Один командовать остался, и подавать шоферам знаки.
Моторы снова заревели, как будто из последних сил. Машины грелись, над сажались, испытывали нервы у людей. Природа сжалилась и отпустила человека. Железный вездеход вылазил, весь покореженный и грязный, – но сам и на своем ходу. Команды «намахнули» тарасуна, закусили крепко, и разъехались по разным сторонам.
Пока «в грязи сидели», времени достаточно прошло. Катались долго по лесным дорогам, чтобы следы звериные найти. Когда увидели следы, загонщиков оставили, а сами покатили дальше – стрелков расставить в номера.
Не всё удачно было в этот раз. Главное сказалось: «как ни планируй планы, Природа все равно изменит их».
Загонщики погнали зверя, а в номера неопытных поставили, – не стрелянных охотников. Изюбрь выскочил на молодого, а тот с испугу растерялся. Пока вытаскивал ружье, пока прицеливался, – зверь уже прошел. Вдогонку стрелил. Потом к машине побежал, чтоб рассказать про раненного зверя. Сам, через люк, полез на будку: – оттудова удобнее стрелять. Водитель разогнал машину. На первой кочке, – охотник выронил ружье, – а на второй, не удержался сам и полетел. Чудом только шею не свернул. Бедолагу напоили тарасуном, и закрыли в будке, чтобы чего не сотворил.
Долго зверя догоняли, палили по нему из ружей. Водитель насмотрелся на «стрелков». Сообразил – темнеет скоро. Если по дороге не догнать – тогда уйдет зверь. Повторно не успеют загонять, а пустыми возвращаться – тоже не с руки.
Изюбря всё-таки «достали». Догнали на машине и стукнули его. Разбили фару правда, и крыло погнули. Водитель как остановился, выхватил напарника ружье и дострелил животное, – чтобы не мучилось. Законы все природные нарушили, какие только можно было.
Сказать кому, – никто в такое не поверит. Не вышла из охотников команда: Старшему не подчиняются, ругаются промеж собой, работать не хотят. Ответственности нет совсем. Тайга, таким, ошибки не прощает.
Изюбря свежевали, и после, у машины собрались. Хотели, было, ту «охоту» отмечать. И тут событие произошло, что не входило ни в чьи планы. Один охотник, волка увидал, еще посомневался: «а может быть собака. Далёко так: одна, и без хозяина?» Но позже утвердился – это волк! Он безбоязненно бежал навстречу. Охотники и те, – поверили не сразу: издалека – собака белая, только крупнее чем обычно. Хотя повадки не собачьи у нее. Они приглядывались и не верили своим глазам.
Охотник молодой схватил ружье: «такое каждый день не происходит. Одно дело, быка лесного загонять командой, другое – волка самому добыть!» Он взвел курки, приметился, хотел уже стрелять, но тут услышал крик Степана.
– Не стреляй, – это моя Шоно! Она не причинит вреда! Но молодой охотник сделал вид, как будто не расслышал.
– Бабах…! – Дуплетом выстрел прогремел. Волк закружил подстреленный. Он лапу подволакивал свою.
Охотник переломил ружье, пустые гильзы вынул, вложил туда патроны. Товарищи смотрели за охотником и волком.
– Да что же ты творишь, паскудник?! – подскочил Степан. Он выбил кулаком ружье, другой рукой заехал в нос. – Я же кричал тебе, что не стрелять! – Его переполняла ярость, – рассудок помутился. Степан набросился на молодого и повалил на землю. Там, на земле схватил за горло и стал его душить. Другие подоспели вовремя. Того, что сверху был, – отбросили подальше, насели так, чтобы не мог сопротивляться. Другой, катался по земле, ревел как зверь и кашлял от удушья. Потасовка завязалась снова: охотники кричали меж собой. Подвыпившие – передрались друг с другом. Один за нож схватился, – а другой за ствол.
Бывалые охотники угомонили их. Обоим «в тыкву дали» без разбору.
– Вы чё, осоловели? Готовы из-за волка убивать, – Старший крикнул молодым: – А ну-ка ружья сдали! Я вижу, вы, ребята оборзели, – от пьянки потеряли берега. Всё, – наигрались, – быстро собираемся и едем!
Степан с земли поднялся, от снега отряхнулся, и пошёл. Он постарался сделать всё, чтобы другие не преследовали Шоно. Пока обратно ехали, – Андрей, как мог, Степана успокаивал.
***
Раненая Шоно уходила от опасности. Она петляла, путала свои следы. Кровавая дорожка тянулась за волчицей: пуля ранила Шоно и перебила лапу.
«Познав единожды заботу человека, зверь, отпущенный на волю, – обречен».
Шоно осознавала это. Выстрелов волчица не боялась. Огонь и красные флажки – были знакомы для неё. Огонь и пламя завораживали Шоно. Бывало редко, – волчица выходила на отблески костра, пугала путников в лесу, заночевавших пастухов.
Дважды человек спасал волчицу. Впервые – в детстве, на облаве, – её спасли еще щенком. В другой раз, после драки, с деревенскими собаками, Степан не стал стрелять, – но отпустил на волю. А позже, Шоно, сама искала встречи с человеком.
Вот так однажды – незатейливо и просто Природа вместе связывала судьбы: людей из поселения далекого – Шамана и его семью, и волка белого – похожего на лайку.
Однажды, хищница спасла Милхаевского внука. Сегодня же, была очередная встреча. Шоно издалека заметила Степана, и услыхала голос, – она пошла к нему навстречу. Волчица понимала: – её узнают как и прежде, и не тронут. Но, к сожалению, – Природа хаоса не терпит, а случай на охоте – сам все разрешил…
***
Пошел пушистый белый снег. Он медленно с небес спускался, на нашу землю. Любые звуки приглушались в это время. Порой казалось, тишина – живая сущность, – расползается и растекается повсюду, там заполняет все свободные пространства.
Кто-то, из зверей – себе хозяин сам. Он мог спокойно эту зиму пережить. Об остальных Природа позаботилась: кого-то до весны баюкала, а с кем-то, – она прощалась навсегда.
«Сколько дорог и перекрестков оставалось – никто уже не брался предсказать: – кому-то, долгие лета Господь подарит, а кто-то, – не проживет и этой ночи»
Недалеко в лесу, среди больших деревьев лежала раненная Шоно, а с нею был ее единственный Вожак. Большая птица пролетела рядом. Она с собою унесла, историю двух верных и любящих сердец…