Вперед в СССР! Том 2

Глава 5

Я посмотрел вдаль, но не сразу понял, что вижу здание в стиле модерн, двухэтажное и совершенно белое, лишь внизу облицованное мозаикой. Когда мы подъехали, стало ясно, что панно изображает ретроспективу развития СССР — в этой реальности, само собой. Охватить все сюжеты было невозможно, ибо тянулась мозаика вдоль всего фасада, и на это просто не хватало глаз. Нужно было пройти мимо здания, чтобы осмотреть изображение полностью.

— Что здесь находится? — спросил я.

— Филиал музея истории СССР, — ответила Кристина, паркуясь справа от входа.

Машин было немного. Не похоже, чтобы выставка пользовалась большой популярностью.

— Прихожу сюда иногда, чтобы подумать, — сказала девушка, заглушив мотор. — Надеюсь, тебе понравится.

Понравится или нет, то точно будет интересно. Соцарт никогда не оставлял меня равнодушным. Было в этом направлении что-то монументальное и величественное, прославляющее как человеческий разум, так и человеческое тело. Чем-то напоминало искусство Древней Греции, только без изнеженности и манерности. Чистая брутальность.

Выйдя из машины, мы быстро поднялись по ступенькам и вошли через стеклянные двери в просторный холл.

Музей оказался бесплатным. Охранник сидел в прозрачной будке и только приветственно кивнул нам. Перед ним были разложены аудиогиды, но он не стал их предлагать. Видимо, Кристина была здесь уже несколько раз, и он запомнил, что девушка предпочитает просто созерцать.

Моя спутница заметила, как я смотрю на аудиогиды, и потянула меня за руку.

— Тебе это не нужно, — сказала она. — Тут и так всё понятно.

Я и не собирался затыкать себе уши динамиками. Как ни крути, у нас свидание, и я бы предпочёл слушать Кристину.

Мы двинулись через фойе, уставленное величественными скульптурами рабочих, колхозников и колхозниц. Все они были в энергичных позах и держали кто молот, кто огромный гаечный ключ, а кто серп. Что-то подобное я видел и в родном мире, хотя и не такого размера. Ну, если только на улицах.

— Разбираешься в соцреализме? — спросила Кристина.

— Да не особо, — честно ответил я.

— Ну, тогда проведу тебе краткий ликбез. Моя мама была искусствоведом, работала в Московском музее, так что я успела от неё кое-чего нахвататься.

— Давай, — кивнул я. — Даже любопытно.

— Ещё бы! Это ведь главное направление нашей страны. Слушай внимательно. Соцреализм был официально одобрен на партийном съезде в тысяча девятьсот тридцать втором году. Так что, как сам понимаешь, искусство со стажем. И до сих пор вдохновляет. Конечно, он считается, в первую очередь, инструментом укрепления авторитета партии и продвижения социалистических идей. Часть пропаганды, в общем. Тебе это должно быть близко.

— Мне? Почему?

— Видела твоё выступление по телевизору. Сам речь писал? Только честно!

— Нет, — признался я. — Выучил по бумажке.

— Так я и думала, — улыбнулась Кристина. — Но говорил искренне. Веришь во всё это?

— В то, что СССР может стать примером для остальных стран, и каждый должен стремиться стать лучше? Конечно. Всем сердцем.

— Хорошо, — девушка взяла меня за руку и слегка пожала. — Я тебе тогда поверила. Удивилась, когда увидела, но… — она замолчала, словно думала, что ещё сказать.

— Да?

— Знаешь, для меня не имеет значения, кто твой отец. В смысле — ты прав в том, что живёшь своей жизнью.

— Спасибо.

— Не за что. Ты молодец. Думаю, станешь примером для многих… Но вернёмся к экскурсии. Соцреализм предполагает доступность широким массам. Элитарность капиталистического искусства ему чужда. Поэтому сложные метафоры, абстракции и символы не приветствуются. Наши произведения должны быть понятны человеку любого уровня образования или возраста. В идеале — национальности тоже.

— А расы? — вставил я. — В смысле — как насчёт, например, орков?

Моя спутница кивнула.

— Да, им тоже. Но не называй их так.

— Извини.

— Соцреализм воспевает трудовой и духовный подвиг советского человека или любого иного существа. Это гимн нашей общей борьбы. Поэтому предметом изображения становятся рабочие, колхозники, пионеры, люди на субботниках, доблестные воины и, конечно, вожди пролетариата. Сюжеты очевидны — люди за работой. Ну, и, само собой, воспевается чудо инженерной мысли. Так что на фоне часто можно увидеть комбайны, атомоходы, станки и так далее. Сейчас мы с тобой посмотрим произведения первопроходцев соцреализма, — добавила она, когда мы вошли в первый выставочный зал, увешанный картинами, некоторые из которых показались знакомыми. В центре стояла копия скульптуры Веры Мухиной «Рабочий и колхозница». — Здесь представлены работы Александра Герасимова, Исаака Бродского, Александра Дейнеки и прочих.

— Здорово, — отозвался я, вертя головой. — Как и то, что ты в этом так хорошо разбираешься. Это гораздо лучше аудиогида.

Кристина махнула рукой.

— Да ладно! Если честно, в первый день я его взяла и почти всё запомнила. Так что не слишком-то и разбираюсь.

Её слова заставили меня улыбнуться.

— Ну и ладно. Что вот это такое? — я указал на большое полотно, представлявшее собой нечто очень пёстрое и абстрактное.

Картина явно не тянула на простоту выражения. Она выглядела в зале соцреализма настоящей белой вороной.

Состояла работа из геометрических фигур, напоминавших части человеческого тела, выложенных мозаикой. В центре располагались вертикальные линии, вытягивающие картину вверх. Из-за них возникало впечатление вихревого столба, затягивающего в себя дома и людей. По краям же виднелись напоминающие бурление круги, а слева небольшие фрагменты складывались в призрачную женскую фигуру.

— Ты прав, — кивнула Кристина. — Это одно из немногочисленных исключений. Очень старая картина, ещё начала двадцатого века. Художник — Павел Филонов. Называется «Формула петроградского пролетариата». На ней показано, как люди втягиваются в бурю революции. Те фигуры, которые вовлечены лишь частично, символизируют людей, не до конца понимающих, что происходит. А вот эти руки в верхнем углу считаются указанием на сотворение нового мира. В общем, художник изобразил переходный момент. Если честно, это одна из моих любимых картин.

— Да, здорово, — произнёс я неуверенно. — Хотя мне, если по правде, ближе прямая подача. Ну, знаешь, когда и так всё ясно, без вот этих вот заумных объяснений.

Кристина улыбнулась.

— Ничего. Каждому своё. Идём дальше.

В музее мы провели чуть меньше часа. Экспозиция была большой, хотя большинство работ представляли собой копии. Девушка старалась рассказать обо всём, что помнила и знала, но я всё чаще отвлекался от того, что именно она говорила, просто любуясь ею или прислушиваясь к звучанию её голоса. Наконец, она это, кажется, заметила.

— Ладно, — сказала она, беря меня за руку. — Пожалуй, хватит на сегодня, да? Не всё сразу.

— Ага, — согласился я с облегчением. — И так слишком большая доза искусства для меня. Может, перекусим где-нибудь?

— С удовольствием. Я знаю одну кафешку неподалёку. Заходила в неё пару раз.

— Ну, тогда веди, Беатриче, — улыбнулся я.

— Кто? — не поняла девушка.

— Да неважно, — спохватился я, сообразив, что цитаты из образчиков буржуазного искусства, пусть и мирового значения, сейчас и здесь не совсем уместны. — Была такая героиня в одной книге. Забей. Пойдём искать твоё кафе.

— Да его не нужно искать, — рассмеялась Кристина. — Я отлично помню, где оно находится.

И правда, плутать не пришлось. Девушка вела машину уверенно и минуты через две припарковалась возле небольшого и очень милого на вид заведения с полосатыми полотняными навесами над пластиковыми столиками.

— Предлагаю сесть снаружи, — сказала она, как только мы вышли из автомобиля. — Погода хорошая, так зачем мариноваться в помещении?

— Согласен, — отозвался я. — Как насчёт вот этого?

— Да, отлично.

Едва мы сели, из кафе выскользнула официантка в белом переднике и маленьком колпачке.

— Оставить вам меню, или сразу сделаете заказ? — спросила она, глянув на Кристину и чуть задержав взгляд на мне.

— Сразу, — отозвалась моя спутница. — Я у вас уже была. Мне сливочное крем-брюле и тархун.

— Мне то же самое, — кивнул я, жестом отказываясь от протянутого меню.

— Хорошо, — девушка кивнула. — Минутку придётся подождать.

Когда она исчезла, я посмотрел на Кристину.

— Что? — спросила та, улыбнувшись.

— Спасибо за экскурсию. И вообще — отличный…

— Вечер? — рассмеялась она. — Ещё только день.

— Ну да. Потому я и запнулся.

— Слушай, Влад, ты ведь здесь останешься, когда я уеду, так?

— Наверное, да. А что?

— Ну, просто я подумала: почему бы тебе не позвонить мне, когда вернёшься? По-моему, мы здорово проводим время.

— Согласен. И обещаю, что тебе не придётся мне перезванивать, — я улыбнулся.

— Вот и хорошо! Впрочем, у нас ещё будет время здесь. Ты же сможешь разок вырваться с работы?

— Уверен, что да.

В этот момент вернулась официантка с нашим заказом.

— Пожалуйста, — проговорила она, ставя перед нами десерт из заварного крема с карамельной корочкой. С обеих сторон имелись вафли. — Приятного аппетита.

Поблагодарив, мы вернулись к беседе.

— На самом деле, это не мороженое, — проговорила Кристина, вооружившись ложечкой.

Я кивнул.

— Знаю. Распространённое заблуждение. Но мне всё равно нравится.

— Ещё бы! Это моё любимое. Ну, или мой любимый. Если считать, что это десерт. Но не будем об окончаниях.

— Согласен. Как у тебя тут со временем? Когда можно будет тебя похитить в следующий раз?

— Дай подумать.

В таком ключе мы болтали, пока не прикончили крем-брюле и не выпили по стакану тархуна. С детства обожаю этот напиток. Не знаю, почему, но именно он покорил мои сердце и вкусовые рецепторы.

Когда вернулись в машину, Кристина взглянула на часы.

— Я обещала отцу помочь кое с чем, — сказала она. — Если честно, сама навязалась. Но теперь уже отмазываться неудобно. Сам понимаешь.

— Конечно. Никаких проблем. Поезжай.

— Спасибо. Но сначала отвезу тебя обратно. С общественным транспортом тут неважно.

— Если не трудно, то буду весьма признателен.

Спустя некоторое время Кристина затормозила возле входа в исследовательский комплекс.

— Ещё раз спасибо за прогулку, — сказал я.

— А тебе — за крем-брюле.

Мы оба замолчали, и это грозило превратиться в неловкую паузу. Так что я кивнул и вылез из машины.

— Я тебе позвоню, как смогу вырваться.

— Договорились, — улыбнувшись, девушка дала по газам, и машина рванула с места.

Проводив её взглядом, я направился к проходной. Там пришлось показать пропуск и пройти процедуру идентификации. Кем бы ни был отправившийся за мной убийца, сюда ему не попасть. Ну, разве что он прорвётся с боем. Но это маловероятно: не станет киллер рисковать. Да и смысл? Внутри же полно сотрудников.

Оказавшись в здании, я двинул к себе. Настроение было приподнятое, но в то же время я чувствовал озадаченность: красивая девушка с высокими нравственными принципами — это, конечно, замечательно, однако я здесь не для того, чтобы заводить романы. Эмиссар задал мне задачку, и её требовалось решить. Причём как можно скорее — пока Козлов или ещё кто-нибудь не счёл меня бесполезным и не отправил назад. Что-то я начал сомневаться в том, что меня станут терпеть тут две недели, если я не покажу свою значимость.

Зайдя в «номер» (ну, а как ещё назвать временное пристанище?), я убедился в том, что мой сосед так и не появился. Хм… Странно. Может, его отправили куда-то на задание? Например, к менгиру. Больше-то тут, вроде, ездить некуда.

Ладно, мне это только на руку. Особенно учитывая, что сейчас я должен отправиться в подпространство, а это так себе удовольствие. Если ты не демон, конечно, или живущее там существо. Для человека астрал, или лимб, — место неестественное и потому связанное с определёнными рисками. Лишний раз соваться туда не захочется. Вдобавок, зависишь от проводника. В моём случае — от Чу.

Чтобы настроиться на переход (в отличие от фамильяра, я не могу просто взять и исчезнуть здесь, чтобы появиться там), я разделся и отправился в ванную, где минут десять стоял под сильными горячими струями душа. Затем вышел, накинул халат и уселся на пол, выпрямив спину и положив руки на колени.

Так, небольшое дыхательное упражнение, которое я делал много раз, дабы привести сознание в порядок. Это сейчас самое главное, ведь предстоящее путешествие, в некотором роде, будет происходить внутри меня. Тело-то моё никуда не переместится. В подпространство — вернее, его верхний слой, связанный с моей душой, отправится только мой разум. Это не мир духов, а его, скажем так, оболочка. Корочка, если угодно. И в ней я должен найти то, что поможет добраться до эмиссара.

Наконец, я решил, что пора.

— Чупа, я готов.

Фамильяр появился передо мной мгновенно.

— Уверен?

— Да. Поехали.

— Не строй из себя Гагарина, — проговорил Чупакабра укоризненно. — Сейчас не время для шуток. И держись меня.

— Конечно, Вергилий. Мне нисколько не улыбается потеряться в собственном Астрале.

Фамильяр скривил рожицу, давая понять, что и эту шутку не одобряет, а затем опустил голову, сложил лапки и застыл, словно мохнатая статуя.

Прошло несколько секунд, и из пола показалась чёрная жидкость. Она сочилась прямо из дерева, быстро заполняя комнату.

Разумеется, я ожидал её увидеть, ибо уже ходил в тонкий слой подпространства прежде. И всё равно, каждый раз появление эктоплазмы вызывало тревогу.

Жидкость стремительно поднималась. Вот она достигла моего пояса, затем — плеч. Главное — не запаниковать. Не нужно задерживать дыхание или закрывать глаза. Никто не утонет.

Когда эктоплазма затопила меня полностью, я оказался в вязкой темноте. Звуки тоже исчезли. Длилось это состояние секунд двадцать, а затем я словно проснулся.

И увидел себя в огромном холле, уставленном причудливыми статуями. Вернее — застывшими фигурами. Некоторые выглядели вполне реалистично, другие представляли собой настоящие абстракции.

Нет, это был не музей. Разве что в переносном смысле.

Я оказался во Дворце своей памяти. Но то, что хранилось здесь, наверху, меня не интересовало. Ко всем этим воспоминаниям можно получить доступ в любой момент. Чупе же предстояло провести меня ниже. Намного ниже тех мрачных подвалов, где таятся подсознательные страхи, и колодцев, куда спрятаны выработанные в процессе эволюции установки и неосознанные ужасы рептильного мозга.

Мне предстояло спуститься на самое дно — в подземелье анимансера. В место, о существовании которого не знают даже самые продвинутые психиатры.

— Идём? — окликнул меня появившийся справа Чупа.

Я кивнул.

— Веди.

До этого мне лишь пару раз приходилось отправляться в подобное путешествие. И ни один из них не доставил мне ни малейшего удовольствия. Так что и от этого спуска я ничего хорошего не ждал.

Чупа направился к лестнице, но свернул перед ступеньками. Я последовал за ним. Фамильяр задержался у ведущей в подвал двери, чтобы провести по ней пальцами. Коготки оставляли на дверном полотне волнистые символы, складывающиеся в сложный мерцающий узор. Секунд через пять дверь отворилась, и мой провожатый двинулся вниз. Его шерсть начала испускать свечение, превращая питомца в живой фонарь. Я спускался следом, строго следя за тем, чтобы вставать в центр ступенек: хоть лестница и выглядела как спуск в подвал, на самом деле никаких стен слева и справа не было — как и низкого потолка над головой. Всё это являлось лишь визуализацией, создаваемой моим подсознанием, чтобы защитить меня от собственных подавленных страхов — таких, которые появляются в ночных кошмарах. И стоило сбиться с пути, оступиться, как я оказался бы в самом центре кишащего чудовищами ужаса. Собственно, по этой причине анимансеру и требуется проводник.

Спускались мы довольно долго. Трижды справа показывались дверные проёмы, сквозь щели которых сочился голубоватый свет, но Чу шёл дальше.

Наконец, он остановился перед большим прямоугольником, вписанным в каменную арку, покрытую множеством соединённых друг с другом символов. Тонкие пальцы фамильяра забегали по плитам, как по клавишам, и вот створки массивной двери начали медленно раскрываться, выпуская зеленоватое призрачное свечение.

Я ощутил могильный холод, пронизывающий до костей и вызывающий вдоль позвоночника мурашки.

Мы вошли в большой круглый зал, похожий на старое городское хранилище газа, только с низким потолком. На высоте полутора метров над каменным полом парили вращающиеся прозрачные сферы, внутри которых плавали разноцветные рыбы с пышным и пёстрым оперением. Правда, в нескольких «аквариумах» рыбы были серыми и неподвижными.

— Твои заблокированные способности, — прокомментировал Чу, задрав голову и глядя на них. — Энергии у нас хватит только на одну, так что выбирай.

Я прошёлся мимо серых сфер, всматриваясь в каждую по очереди. Что же подойдёт лучше всего? Мне нужно получить над сознанием эмиссара преимущество, поместив его в условия, которые сделают его уязвимым. Хм…

— Пожалуй, вот эту, — я указал на «аквариум», внутри которого застыла скалярия с широкими чёрными полосами через всё тело.

Плавники и хвост понуро висели, глаза выглядели слепыми.

— Неплохой выбор, — подумав, кивнул фамильяр. — Может сработать. Не факт, но может. Уверен?

— Да. Давай эту. Нам хватит энергии?

— Угу. Только потом останется совсем мало, а ты ведь собираешься ещё с эмиссаром схлестнуться, так?

— Само собой. Зачем иначе мы сюда припёрлись?

— Вот и я о том же. Короче, нам нужен другой источник.

— Не понимаю, о чём ты, Чупа. Какой ещё другой источник?

— Менгир. Эмиссар питается от него, так почему бы и тебе не сделать то же самое?

— Ну, не знаю. Может, потому что я не эмиссар и никаких эманаций менгира не ощущаю? Если бы одарённые могли существенно питаться его силой, то сюда всё время приезжали бы качаться менторы, верно? Но на деле, влияние обелисков на людей крайне незначительное. Я не смогу быстро напитаться от него.

— Верно всё, кроме того, что излучение менгира чувствую я. Смекаешь?

— Поясни!

— Да с удовольствием. Судя по всему, существа из подпространства чувствительнее к излучению менгиров, чем люди. В разы, я бы сказал. Так что да, я могу дать тебе его энергию, чтобы активировать способность. Правда, не даром — сам понимаешь.

— И что ты хочешь взамен?

— За сохранённую пси-энергию и открытие заблокированной способности? Даже не знаю… Дай подумать.

— Не кривляйся! Ты ведь уже заранее всё придумал, так что выкладывай.

— Тебя не проведёшь. Ладно, с тебя три дня обоняния и…

— Два! — перебил я. — И всё.

— Ну нет, — покачал головой фамильяр. — Так не пойдёт. Тебе нужна эта способность, а я хочу наслаждаться ароматами. Тут в городе есть парфюмерная лавка плюс парочка кондитерских и магазин морепродуктов.

— Ладно, три дня. Но это всё, — сказал я. — Соглашайся.

Чупа всегда завышал цену на свои услуги, так что торговаться с ним стало чем-то вроде негласного условия. Уж без обоняния я точно три дня обойдусь. Можно сказать, в этот раз отделался ерундой. К счастью, для фамильяра всё, что помогало ощущать реальный мир, представляло одинаковую ценность.

— По рукам! — Чупа растянул рот в широкой и жутковатой ухмылке. — Значит, договорились.

Я кивнул.

— Да. Давай сюда свою энергию.

— Она не моя, — поправил фамильяр. — Я послужу лишь проводником. И такое можно проделывать только здесь, в подпространстве, так что особо губу не раскатывай. Ладно, поехали…

Чупа прыгнул мне на руку и начал мгновенно меняться, превращаясь в нечто бесформенное, состоящее из десятков тонких полупрозрачных щупалец. Вот он оплёл мою руку, засветился, и я почувствовал, как меня быстро наполняет энергия! Она была странной — не положительной, и не отрицательной. Нечто… сырое и неопределённое. Так вот, что излучают менгиры…

Ладно, подумаю об этом позже. Сейчас есть дело поважнее.

Подняв руку, я коснулся светящимися пальцами висящей в воздухе сферы, и она тотчас вспыхнула и пришла в движение. Энергия перетекала в неё из моей руки, и «аквариум» вращался всё быстрее, пока внутри него скалярия не дёрнулась раз, другой, а затем вдруг не расправила хвост и плавники! Из неё ударили острые лучи изумрудного света, к которым добавились синие и красные.

Сфера резко остановилась, и рыбина медленно «поплыла» внутри неё, мерцая ожившим взглядом.

Я опустил руку. Чупа соскользнул вниз, приняв свой обычный вид. Поинтересовался:

— Ну, как ощущения?

— Отлично, — честно ответил я.

— Вот и славно. А теперь давай возвращаться. Мне не терпится посетить магазин косметики и…

— Э, нет! — перебил я его. — Сначала займёмся эмиссаром.

— Проклятье! — с досадой пробормотал фамильяр. — Так и знал! Ладно, пойду тебе навстречу, — он тяжело вздохнул. — В конце концов, мне ли не знать, что такое самоотверженность? Готов?

Я молча кивнул.