Всем женщинам нравится это

Глава 8 И о клубничке

Ситуация была глупейшей! Пять минут назад я представить не мог, что какая-то благовоспитанная дама в первый же день знакомства попросит меня, показать ей член. Может дать ей еще потрогать? Нет, я не скромник и в своей буйной жизни вместе с Карасем вытворял много всякого, отчего было стыдно на следующий день. Но вот сейчас как-то это слишком неожиданно.

В общем-то, я мог уйти от этой глупости, в которой на самом деле не было вины Элли. Ну откуда ей знать о нормах нашего мира? Фелису я вполне понимал. Понимал причины ее недоверия к нам и причины сомнений в благих намерениях с моей стороны, и уж тем более со стороны Глеба. Вот теперь, чтобы не разрушать хрупкое доверие и начавшее было складываться понимание, я вынужден был показывать ту часть себя, которая так крепко отреагировало на ее присутствие Элли и нежные объятия с ней.

Расстегнув джинсы, я неторопливо и деловито приспустил их. При этом постарался изобразить на лице полную безмятежность, словно ничего не происходит и показывать эту интимную штучку для меня действие столь же обыденное, как предъявлять контролеру билет в трамвае. Затем я приспустил трусы и, являя малыша, стоявшего колом, с абсолютной наглостью сказал:

— Вот!

Поначалу, глаза Элли округлились. Зрачки стали больше. Потом ее щеки порозовели, и она прыснула смехом.

В первый миг показалось, что Элли просто потешается надо мной, и еще до того как я приспустил джинсы, она знала, что там должно находиться. Ведь анатомия гномов наверняка похожа анатомию обычных мужчин, и фэлисы вполне могли видеть этих коротышей раздетыми. Однако через миг я понял, что явление моего удальца для нее более чем неожиданно и причина ее смеха в другом.

— Мастер Аллекс, извини. Я не сдержалась, — качая головой, сказала Элли. — Я никогда прежде не видела такой большой хвостик. У гномов есть похожие, но они намного меньше и не торчат так. Чего он у тебя так торчит? Он твердый, что ли? Это же очень неудобно. Я до сих пор считала, что любом из миров все живые существа сделаны так, что им удобно жить именно такими, как они есть. Жизнь в любом из миров должна быть гармонична. А у вас вот как… Убеждаюсь, мужчины очень странные.

Когда я поторопился прервать демонстрацию возбужденных мужских особенностей, фэлиса вдруг спросила:

— Можно потрогать? Мне так интересно! Твой хвостик такой напряженный будто вот-вот лопнет.

— Ну… м-м… — ответил я в тот момент, когда пальчики Элли осторожно прикоснулись к кончику моего малыша.

От ее прикосновения малец судорожно дернулся, а я тяжко выдохнул. На моем лбу выступил пот. Ситуация, конечно, была ах какая! Переполненный эмоциями, всецело поглощенный тем, что происходило между мной и Элли, я не услышал шаги на садовой дорожке. Даже не понял как возле нас появился Глеб и Сэнта.

В первый миг их появления я замер в оцепенении. Впору было тут же вернуть джинсы на место, но мне мешала рука Элли. В спешке я мог прищемить ее молнией, да и член свой мог прихватить замочком, как уже раз было в момент особой торопливости.

Карась, конечно, охренел от открывшегося перед ним натюрморта.

— Ну ты пиздец! — хрипло выдохнул он.

Сложно поверить, что Глеб мог покраснеть, но он покраснел. Может быть не от смущения, а прилива крови к лицу, выражавшего степень его охренения.

— Сэнта, посмотри, что у них есть! — призвала Элли. — Не знаю, как у Карася, но у Аллекса очень большой хвостик!

— Ого! — Сэнта тоже залилась смехом, повернулась к Карасеву и спросила: — У тебя тоже так?

— Дамы! Давайте на этом прервем демонстрацию мужских особенностей! — призвал я, натягивая джинсы и стараясь быть строже в словах. — В силу принятых у нас культурных традиций, такая демонстрация считается неприличной. Это допустимо делать во время купания или особых отношений с женщиной, но никак не беспричинно возле садовой беседки.

— Как это у вас называется? — полюбопытствовала Сэнта все еще указывая пальцем мне ниже пояса.

— Это называется ху… — начал было отвечать Карась, но я оборвал его на последнем слове.

— Это называется член, милые госпожи! — торопливо сообщил я, не давая Глебу привнести в этот чистый мир слишком забористую лексику. — И это вовсе не хвостик, а… стержень, — добавил я, в спешке не подобрав более удачного сравнения.

— Да, стержень! — со смехом подхватил Карасев. — Важный стержень, который скрепляет отношения между мужчинами и женщинами! В данном случае с фэлисами, — он хитровато покосился на Сэнту — ее большие зеленые глаза смотрели на Глеба с легким непониманием. — Стержень, вокруг которого вращается весь живой мир! Если угодно, мои леди, это сама ось мироздания! Скоро вы все поймете! И глубоко прочувствуете!

— Вращается мир? Что за глупости! Если бы это было так, то мы бы не стояли на месте, относительно мастера Аллекса! — с серьезным лицом не согласилась Элли.

— Дамы, Глеб Леонидович, пожалуйста, давайте пока уйдем от этого неуместного разговора! — попытался остановить их всех я. — Ну что здесь интересного? Во всем этом примерно такой же смысл, как обсуждать носики фэлис или их груди?

— Хорошо, пойдемте на террасу. Я обещала накормить мужчин, больше не будем с этим тянуть, — решила Элли.

Она пошла вместе с Сэнтой впереди, а Карасев придержал меня за локоть и шепнул, все еще давясь свежими эмоциями:

— Ну ты даешь! Она тебе чего, дрочила? Признавайся, Сань! Обломали мы, да?

— Ты идиот? Ты прекрасно меня знаешь. У меня и мыслей на этот счет не было. Все, давай закроем хуевую тему. Лучше расскажи, как ты справился с метлой, не гном, бля, — со слов Сэнты, идущей шагов на 15 впереди, я понял, что подметал террасу все-таки Карась. И он даже не слишком этому сопротивлялся.

Танаис прибыла к башне Селесты как раз в тот момент, когда фея собиралась для вечерней службы в храм Ланиты. Все-таки близился День Щедрости Элея и было бы правильным в его канун воздать молитву богине, чтобы Небесная подарила жизни большему как можно большему числу гномов. После серьезной стычки под горой Бетахар, от рук подземников погибло много шахтеров, и было бы хорошо, если бы богиня вернула хотя бы часть душ.

— Танаис, ну что за срочности? Дело настолько важное, что не может подождать до утра? — хотя в голосе феи скрывалось легкое раздражение, ее милое лицо продолжало улыбаться гостье, словно Селеста радовалась гостье.

— Извини, Селеста, но нет — не могу подождать. Это слишком важно, — Танаис еще не убрала крылья, и они, большие, радужными бликами отражавшие солнце, подрагивали за ее спиной.

— Тогда давай кратко, уложить в несколько словах. Я спешу в храм, и не могу тратить время на беседы, — Селеста нахмурилась, пропуская фэлису площадке перед возвышавшейся над ними башней.

— В нескольких словах не получится. Если я все это передам тебе кратко, то ты просто не поверишь, — Танаис сожалела, что сейчас рядом с ней не было Герха Карруна. Огромная фиолетовая шишка на его лбу могла бы не только красочно дополнить рассказ фэлисы, но и придать ему куда больше убедительности.

— Дорогая моя, я не могу представить, что может быть важнее моего служения в храме богини сегодняшним вечером! Но если ты убеждена, что это так важно, то я, так и быть, выслушаю тебя, — сказала фея. Согласилась она задержаться лишь потому, что ее начало пробирать любопытство. — Расскажешь все здесь или поднимемся на террасу?

— Здесь. Постараюсь слишком не задерживать. Еще не хватало, чтобы я попала в немилость Ланите! — сказала Танаис как бы в шутку, но на самом деле, фэлиса всегда старалась угождать богини, и поэтому была уверенна, что в ее харисме золотистые искры никогда не превратятся в темные пылинки и ее не заберет Санра — богиня подземного мира. — То, что я скажу сейчас, Селеста, у тебя сразу вызовет недоверие. Я сама так это восприняла, когда услышала от гномов. Итак… — Танаис тяжко вздохнула и произнесла: — На побережье озера, там, где Серебряная Струя появились адархи. Днем!

— Ты в своем уме? — фея не знала смеяться сейчас или выпроводить Танаис за ворота — пусть придет с этой глупостью завтра, если, конечно, за ночь ее голова не просветлеет.

— Я в здравом уме, Селеста. И я тебя предупредила, что поначалу сама не поверила в эту, якобы глупость. Послушай меня еще немного, — фэлиса коснулась руки феи, опасаясь, что та сейчас вернется в башню. — Может быть они даже вовсе не адархи, потому как по описанию гномов не во всем похожи на подземников, но близ Оулэна точно появился кто-то очень странный. Причем, эти адархи или не адархи набили моему Герху Карруну огромную шишку. Все можно было бы списать на выдумки Герха, однако других гномы подтверждают это. Более того, другие гномы видели, что два существа одетых необычно и похожих на адархов, но со светлой кожей, такой же как у тебя и меня, шли в сторону Оулэна. Скорее всего они уже где-то здесь.

— Ладно, давай, рассказывай все это теперь с самого начала и подробнее, — сказала Селеста.

Теперь вопрос, с которым к ней прилетела Танаис, фее уже не касался глупостью.

Я проснулся.

Сон еще не отпустил меня. Он был настолько ярким, что еще несколько минут я лежал с открытыми глазами, смотрел в потолок, покрытый нежной росписью с изображениями то ли фэлис, то ли богинь. Смотрел на потолок, но при этом перед внутренним взором вставала моя мама. Иногда отец и Светка — младшая сестра. Мысль о том, что я их потерял и вряд ли когда-либо увижу, была нестерпимой. Да, я жив, и живу в невероятном мире похожем на сказку, но!.. Боже, здесь так много «но»!.. Как без меня мама? Что подумает она, когда я не вернусь с «Дачного» ни через день, как обещал, ни через два, три? А когда найдут на берегу «Дачного» мой джип и разбросанные вокруг вещи, что подумает она и отец⁈

Если бы сейчас передо мной появилась какая-нибудь фея с волшебной палочкой или богиня — не знаю, кто тут всем этим заведует — и сказала мне: «Хочешь вернуться назад? Только прямо сейчас! Немедленно! Решай!» — я бы крепко подумал над таким, казалось бы, не слишком соблазнительным предложением. Подумал, и скорее всего сказал бы да. Конечно, меня очень привлекал этот мир, похожий на сказку или рай, но есть в этой жизни ценности, которые человек должен ставить выше самых сладких приятностей, какими бы притягательными они ему не казались. Не знаю, почему эти мысли и именно такое понимание случившегося пришло ко мне лишь под утро. Ведь вчера я о таком почти не думал, хотя несколько вспоминал своих родных. При этом я прекрасно понимал, что мои мысли останутся лишь мыслями, этакими пустыми страданиями, горечь которых никак нельзя унять. Скорее всего, мне суждено прожить остаток жизни здесь, и если так, то я очень бы хотел, чтобы рядом со мной была Элли.

Элли… Она бесспорно очаровала меня. Я не романтик. В восприятии мира вокруг и отношений с другими людьми я бываю до безобразия прагматичным, но случилось как-то так, что между мной и этой фэлисой с первых минут возникла невидимая ниточка. Не знаю, чувствовала ли ее Элли, но я очень даже чувствовал. Ко мне словно по волшебству пришло ощущение, что именно Элли нужна мне и никто другой из фэлис, как бы распрекрасны они не были. Быть может это самообман, но пока я чувствовал именно так. Это ощущение особенно укрепилось после того, как мы с Элли вдвоем сидели возле беседки ее сада и смотрели на звезды.

Так было вчера ночью, а сегодня с утра обозначилась вот такая проблема: мама, отец, сестра… Как теперь совместить эти взаимоисключающие устремления? Первое из них: «Я очень нужен родным мне людям! Мама изведется без меня! Я должен найти способ вернуться домой!». А второе: «Мне нужна Элли! Только она и навсегда!».

Боже, Ланита Небесная, ну почему так сложен мир? При чем любой из двух известных мне миров! Почему, если он дает что-то очень важное, то тут же забирает не менее важное⁈

Отгоняя сон и эти тяжкие мысли, я привстал. Теперь, при утреннем свете я мог оценить спальню, в которой провел ночь. Кстати, со слов Элли эта спальня предназначалась для Сэнты, когда рыжеволосая красавица оставалась здесь на ночь. Может быть, отведя меня сюда и сообщив об этом, казалось бы, не слишком важном нюансе, Элли давала мне понять, что я становлюсь для нее близким как ее подруга.

Спальня была просторной, этак с половину моей московской квартиры. Огромная кровать, в которой можно было бы разместиться без тесноты вчетвером. Шкаф во всю длину стены, с резным фасадом восхитительно тонкой работы. Не удивлюсь, если ручки на дверках и выдвижных ящиках были серебряными. По крайне мере именно так они выглядели. Тяжелые шторы с набивкой шоколадного цвета закрывали половину окна. На столике по-прежнему мерцали кристаллы, похожие формой на высокие пирамиды. Ночью они давали достаточно света, чтобы ориентироваться в этой комнате даже человеку, незнакомому с ней.

Откинув тонкое покрывало, я встал. Поспешил надеть джинсы, и проверил смартфон. Увы, он так и не заработал, а значит, шансов, что он просохнет и все-таки включится, становилось все меньше. Жаль, конечно. Старичок Сяоми мог бы стать очень полезной штукой в этом мире. Например, одна камера чего стоит, если продемонстрировать ее возможности фэлисам!

Оставив мобильник на тумбочке, я натянул майку, сунул ноги в расшнурованные кроссовки и направился к двери. Я не знал который сейчас час и пока не мог ориентироваться по положению солнца, лучи которого золотили ковер, надо полагать, гномьей работы. Ведь все здесь было сделано трудолюбивыми руками гномов или магией. Но, как сказала Элли, больше ценились вещи, сделанные без всякого волшебства.

Повернув массивную ручку двери, я вышел в коридор. От тишины, царившей в доме, у меня возникла мысль: не ушла ли фэлиса без меня на торжества, связанные с рождением новых гномов? Лишь дойдя до лестницы, я услышал внизу чьи-то шаги, звук тихо скрипнувшей двери и поспешил вниз. Шаги внизу принадлежали явно не Элли. Скорее всего так проявил себя Карась. Ну и ладно, хоть Карась, может он пояснит который сейчас час и как здесь обстоят дела с завтраком.

— О, Шуруп! — Глеб встретил меня улыбкой во все белые зубоньки. — Только говорили о тебе с ее высочеством фэлисой Элли. Я ей говорю, надо бы тебя разбудить, позвать на завтрак, а она мне — пусть поспит еще, все равно к Полям Элея нам пока рано. Ну, рано, так рано.

— А ты уже завтракал. С Элли? — я слегка забеспокоился, потому как знал, что Карась бывает невоздержан на язык и мог наговорить такого, что потом будет стыдно за него и всех мужчин разом.

— Ага. С ней. Скажу тебе эта принцесса меня очень взбодрила. Вышел сонный, присел за столик напротив нее и сон тут же как рукой сняло. Сань, это пиздец!.. — выдохнул он, сокрушенно качая головой.

— Что такое? — я остановился, став в один миг до предела внимательным.

— А ты только представь. Я сижу перед ней, никого не трогаю. А она клубничку ест! Неторопливо так, с охренительным кокетством, берет с тарелки самую крупную и в ротик ее. Нет чтобы сразу ее съесть, так она ее еще посасывает, сок по губам течет! Святой Франциск угодник, ты представляешь, как она меня в этот момент раздразнила и какие мысли меня мучили⁈ — вопросил Карасев и тут же воскликнул: — Я чуть стол хуем не перевернул!

— Карась, ты тупой⁈ Я тебе вчера сказал: это моя девушка! Ты это принял! Какого хрена ты на нее пялишься? — вспылил я.

— Потому что так вышло! Ты меня тоже пойми: я просто присел типа как с добрым утром, а она ест клубничку! Нахрена она ее есть, да еще так⁈ В общем, ладно, я просто с тобой поделился своей бедой, а ты сразу на дыбы. Я вообще не понимаю, чего ты за нее уцепился, — Глеб открыл дверь, и мы вышли на террасу.

Отвечать на его слова мне не хотелось. Да, мы друзья, давние друзья, но мои отношения с Элли — это не дело Карасева. Здесь как бы красная линия, и я не позволю ее переступать даже лучшему другу. И так я слишком много ему уступал и позволял в прошлом.

Я направился к краю террасы, любуясь садом, купавшегося в золотистых лучах утреннего солнца. До головокружения пахло цветами, легкий ветерок покачивал тяжелые соцветия, шелестел листвой и приносил щебет птиц.

— Сань, как-то это печально что ли. Ведь вспомни, у нас было столько общих телок! — тихо произнес Карась. — А ты тут из-за этой Элли. Здесь же самых распрекрасных фэлис как бабочек над клумбами…

— Ты угомонишься? Послушай меня еще раз очень внимательно! Девушки, которых мы снимали в «Ночных огнях» или «Вавилоне» и Элли — это две больших разницы. Элли — моя девушка. Тебе должно быть совершенно неважно как она есть клубнику!

— Да ладно тебе старик, что здесь такого, меня просто это взбодрило. Я ей и слова не сказал на этот счет. Кстати, я подержал Элли за руку с ее разрешения. Надеюсь, это не преступление? — Глеб улыбнулся мне полной доброты и обоняния улыбкой, как это он умел делать.

— Если она разрешила, то нет. Но не надо это делать без особых на то причин, — отозвался я.

У меня немного испортилось настроение. Наверное, от того, что третий или четвертый раз объясняю Карасю то, что он должен был понять с первого раза. И Глеб вроде как совсем не дурак, но он бывает упрям, а иногда его несет.

— Хочешь в отместку подержать за руку Сэнту? Можешь даже взять ее повыше локотка — мне не жалко, — он рассмеялся, щурясь от солнца и поглядывая в сторону садовой беседки, где он провел часть вечера с Сэнтой. — Стрекоза! Ты верно назвал ее стрекозой. Как же она хороша, сучка! Кстати, можешь не только за руку. Можешь оценить ее грудь. На ощупь, если не боишься получить в пятак, — продолжил потешаться Карась. — Кстати, я знаю, где живет Сэнта — сама мне рассказала, как добраться до ее дома. Я собирался сегодня под вечер ее навестить, но не пойду… Знаешь почему?

— Не знаешь, — я направился к дальнему краю террасы, в надежде оттуда увидеть Элли.

— Бля… А я не знаю, как тебе это сказать. Ты вообще стал такой нервный сегодня. Сань, ну не сердись, хорошо? Вот то, что я дальше скажу тебя может разозлить, поэтому я как бы сразу не стал говорить. Тут так выходит…

— Что еще? — я остановился, с десяток шагов не доходя до конца террасы.

— Понимаешь, я здесь как бы не виноват. Я вообще здесь не виноват. Она сама так захотела… — продолжил Карась, явно собираясь выдать речь крайне неприятную для меня.

— Говори! — процедил я и напрягся.

— Элли сказала, что сегодня на закате… Так, подожди, давай лучше по порядку, а то ты с утра не в адеквате…. — Глеб достал пачку «Парламент» и вытянул пожелтевшую сигарету. — Блять, зажигалку на столике забыл… В общем, Элли сказала, что от меня воняет потом как от гнома-шахтера. И еще сказала, что в наставлениях богини значится содержать тело в чистоте, старательно мыть его. Особо там по каким-то дням. Так вот, она на закате собирается принимать ванну. И меня к этому принуждает. Настаивает, чтобы я был в ванне вместе с ней. Надо понимать, мыть меня будет.