Глава 7

До девяти было вполне достаточно времени, чтобы дойти до покоев владыки не торопясь, но Лин все ускоряла и ускоряла шаг. Почему-то ее вели кружным путем, через парадные коридоры — спорить с обязательным теперь сопровождением Лин не стала, но невольно прикидывала, сколько раз успели бы уже дойти, если бы шли напрямую, через тайную калитку и садик.

А еще навязчиво вспоминался вчерашний визит к Ладушу. Вечером — так поздно, что Лин искусала до крови губы, пока сначала смывала запахи, а потом яростно ласкала себя прямо там же, в купальне, потому что сил дойти до оружейки и запереться уже не было. Не очень-то это все помогало, и даже пальцы внутри не спасали — стоило лишь вспомнить запах Асира, его ладонь на спине, губы на шее, а после — на мочке. Его шепот: «Сидеть весь день», — как будто намекающий на что-то, хотя наверняка все намеки существовали лишь в воспаленном воображении Лин.

Она надеялась кроме осмотра и лечения, которые наверняка имел в виду Асир, получить от Ладуша какое-нибудь средство, притупляющее возбуждение. И предпочла бы начать именно с него. Но Ладуш уложил ее на кушетку для осмотров, промял живот, заставляя коротко стонать каждый раз, когда рукав его одеяния случайно задевал напряженные соски. А потом, недовольно бормоча себе под нос, долго ощупывал изнутри. Так долго, что, будь это Асир, Лин кончила бы, наверное, раза три. Но манипуляции Ладуша заставляли лишь вздрагивать, прикусывая и так уже опухшие губы.

— Я не хочу знать, кто из вас двоих утратил разум, — резко сказал Ладуш, вытащив наконец из Лин свои длинные пальцы. — Хвала предкам, у тебя хватило ума как следует смазать все, прежде чем отправляться не в постель, как следовало бы, а сидеть рядом с владыкой. Полагаю, запрещать тебе быть рядом с Асиром завтра нет смысла. Но я разрешу, только если сейчас ты пройдешь усиленное лечение. И умиротворяющий отвар завтра, конечно же. Зря не попросила сегодня — тебе пригодилось бы.

Лин безропотно перенесла целебное орошение, новую порцию мази и обезболивающее перед сном. И сейчас несла флакон с отваром, который должна была выпить непосредственно перед тем, как они с Асиром отправятся завтракать с владыками. Хотя Ладуш предупредил:

— Учти, надолго не поможет. Строго говоря, это средство вообще не для твоего случая. Не знаю, чего добивается Асир и почему ты это позволяешь и поддерживаешь, но… — осекся, покачал головой. — Иди уже. Жду тебя вечером. Обязательно.

Асир одевался. На мгновение кольнуло сожалением: пришла бы немного раньше — смогла бы полюбоваться с самого начала. Владыка был красив, Лин нравилось смотреть на него, хоть и смущалась каждый раз: собственный интерес казался слишком откровенным, бесстыдным. Но, кажется, Асир не возражал.

Теперь же оставалось лишь наблюдать, как ложится на талию виток за витком алый пояс, как сильные пальцы затягивают узел и струится алый шелк, падая на белую, расшитую серебром накидку. Красиво. Как исчезает за слоями пояса кривой кинжал с увенчанной рубином рукоятью, и такой же рубин сверкает в единственном перстне.

Лин облизнула внезапно пересохшие губы. Почему этот алый шелк напомнил вдруг о Лалии? Может, из-за запаха? Несмотря на открытое настежь окно, комната полнилась запахом митхуны, течки, секса и совсем немного — крови. И словно вчерашнее возбуждение не уходило — накатило с такой силой, что чуть не взвыла. Стоило лишь представить пальцы владыки в себе — вместо своих вчерашних попыток, почти бесполезных, вместо неприятных манипуляций Ладуша. А второй рукой чтобы взял за шею… и держал…

Асир поднял голову, смотрел внимательно, нет, пожалуй, рассматривал, сначала лицо, потом — с головы до ног. Наконец сказал:

— Нет. Не годится. Если я выпущу тебя к владыкам в таком виде, Лалия себе не простит. — И потребовал, быстро распахнув дверь: — Одежду для выхода госпоже Линтариене. Много!

— Много — зачем? — невольно спросила Лин.

— Выбирать.

Вспомнилась вчерашняя Лалия, скептически осматривающая ее выбор. Что она сказала? Не слишком удачно, но сойдет — кажется, так? Что-то еще про не самый торжественный случай. Лин чуть было не выпалила что-нибудь вроде: «Но я не умею выбирать! Не разбираюсь!» — но прикусила губу. Нет уж. Слишком будет похоже на истерики «цыпляток» перед каждым выходом.

Лучше вспомнить, как одевается Лалия. Ясно, что повторять бессмысленно — они слишком разные. Но уж оценить степень торжественности получится?

Асир подошел, обхватил ладонью затылок, потянул волосы, заставляя запрокинуть голову.

— Что с губами?

Кровь бросилась в лицо, Лин едва не застонала. И снова чуть не прикусила — это получалось почти бессознательно. Сдержалась в последний момент. Асир ждал ответа, и казалось немыслимым солгать, даже если бы он и не мог отличить правду от какого-нибудь дурацкого вымысла.

— Я вчера… перевозбудилась. Снимала напряжение. В купальне. Боялась, что услышат.

— И как? Сняла? — в голосе Асира послышались низкие, вибрирующие ноты, вторая ладонь легла на поясницу, и Лин потянуло ближе к нему, вплотную.

— Плохо, — призналась она. — Почти нет. — И выпалила вдруг, хотя еще мгновение назад не собиралась ничего такого говорить: — Мне нужен ты, а не собственные пальцы. И сейчас… тоже. Хочу, чтобы ты меня взял. Знаю, что времени мало, что Ладуш снова будет ругаться, и все равно.

— Ладуш будет прав. Рано, — рука в волосах сжалась крепче, Асир склонился ниже, почти касаясь губ. — Но есть одна идея. Как думаешь, мои пальцы справятся лучше?

— Да! — почти выкрикнула Лин, всхлипнула счастливо и повторила: — Да. Мне очень… Очень нравится. Очень возбуждает. Даже когда просто представляю.

— Разденься сама, — Асир выпустил ее и шагнул назад. Лин перевела дыхание. Руки подрагивали, когда расстегивала накидку — не поймешь, от смущения или предвкушения. Наверное, все же второе. Она помнила разговор с Асиром, когда призналась ему, почему так трудно демонстрировать свое тело. Помнила его слова. Хотя до сих пор было тяжело принять их, но… сколько можно, правда? Глупо не принимать правила другого мира, когда в свой дорога закрыта. Особенно, если по этим правилам живет тот, кого ты хочешь. Кому хочешь отдаваться. Если он желает смотреть — пусть смотрит. Пуговицы рубашки Лин расстегнула быстро и почти без смущения. Нетерпение захватывало, а оттого что Асир смотрел на нее — пристально, откровенно, — в промежности сжималось и пульсировало, как будто его пальцы уже были там.

Вошли клибы, сразу трое, оставили целый ворох одежды и с поклонами вышли. Лин они застали с наполовину снятой рубашкой, и она замерла, как будто… будто со спущенными штанами застукали! «Не паниковать! Они должны были решить, что я готовлюсь переодеваться, ничего больше!» — Лин старалась не думать, что клибы тоже наверняка унюхали ее возбуждение.

— Я жду, — негромко сказал Асир.

От двух простых слов по позвоночнику пробежали огненные мурашки, собрались в комок внизу живота и взорвались там. Лин рывком стянула рубашку, отбросила в сторону. Сняла лиф, пояс, шаровары… Лицо горело. Сейчас сама бы не поверила, что какой-то месяц назад спокойно переодевалась при владыке, волнуясь ничуть не больше, чем в раздевалке на работе.

Она подошла к Асиру, сглотнула и сказала:

— Я твоя.

Асир коснулся виска, прижал ладонь к щеке, жестко обвел большим пальцем губы.

— В кресло. Коленями. Лицом к спинке. Не вздумай снова кусать, я хочу тебя слышать.

— А… — взгляд метнулся к двери и вернулся к лицу Асира. Хотела спросить: а ничего, что услышит кто угодно? Клибы из обслуги, кродахи из охраны, та же Лалия? Не спросила. Сама не знала, что помешало. Может, мысль, что владыка не хуже нее представляет, сколько народу бывает за дверями его покоев. Или простой вопрос: «Кто тебе важнее, Асир или какие-то клибы?» — и тут же, словно ответом, голос Асира, тогда, на празднике: «Здесь нечего стыдиться».

Разве она стыдится желания отдаваться своему кродаху? Что за бред!

Кресло мягко прогнулось и спружинило под коленями. Лин сжала резную спинку вдруг вспотевшими ладонями. Дыхание участилось, сердце колотилось так, будто ее ждало что-то новое, неизведанное и слегка страшное. Будто Асир не засовывал в нее пальцев раньше!

— Не понимаю, что со мной, — призналась она. — Волнуюсь, как впервые.

Наверное, прозвучало глупее некуда, и к чему вообще все эти признания, если она попросила и уже вот-вот получит то, чего просила? Но почему-то не смогла промолчать. Как будто «хочу слышать» относилось не только к неизбежным стонам удовольствия, но и к таким вот глупостям.

Хотя почему нет? Асир ведь еще в течку сказал ей говорить обо всем: что именно чувствует, как ей нравится и как нет…

— Ты впервые получишь их так — выбрав сама.

Асир подошел ближе, Лин не видела его, но чувствовала, кажется, каждый шаг. Он не дотрагивался, и ожидание прикосновения с каждой секундой становилось все мучительнее.

— Но причина не только в этом. Ты меняешься. Я чую анху, нормальную, здоровую, жадную. Сегодня будет сложно. Очень. Терпи.

«Чую анху»… Лин ведь совсем недавно думала об этом. О собственных изменениях. О том, с какими чувствами на себя нынешнюю смотрела бы она прежняя.

— Да, я знаю, — призналась она. — Насчет перемен. Они… тревожат, наверное.

— Ладуш считает, я сошел с ума. Ты не готова к такой толпе кродахов. Но я хочу, чтобы ты пережила это сейчас. Сразу, а не постепенно. Если станет совсем невыносимо — скажешь.

Пальцы наконец толкнулись внутрь. Вошли сразу глубоко. Лин ахнула и прогнулась назад, вбирая в себя, насаживаясь резко. Вскрикнула — в самой глубине проникновение отдалось болью, не сильной, но неожиданной.

— Двух хватит, — будто поняв, в чем дело, сказал Асир и ухватил за бедро свободной рукой. — Замри.

На какой-то миг Лин даже дыхание задержала. Потом медленно выдохнула. Пальцы внутри ощущались так… ярко? Так отчетливо, слегка болезненно и в то же время приятно, и непонятный самой Лин инстинкт требовал двигаться, получить больше.

Она изо всех сил сжала резное дерево спинки. Постаралась почувствовать свое тело в пространстве. Влажная от ее пота скользкая ткань под коленями. Теплое дерево под ладонями. Асир позади. Пальцы внутри, рука на бедре.

Так и должно оставаться. Двигается — Асир. Она — неподвижна. Почти как в учебнике, «система из двух тел».

— Да, — выдохнула она.

Но легче было сказать, чем сделать. Асир вталкивал и вынимал пальцы мягко, неторопливо, только вот после каждого толчка вело следом: держать, не отпускать, и Лин сжималась изо всех сил, стараясь никак больше не шевелиться, даже дыхание сдерживала. Удовольствие нарастало мягко, неспешно и неотвратимо, словно прилив в скалах. Все больше, больше… А потом Асир добрался до ее плеча. Покусывал не больно, но ощутимо, в такт толчкам. Пальцы внутрь — укус, наружу — язык по коже. И это было так, словно плавно набегающие воды прилива вдруг насытились электричеством и стали бить током. Укус — разряд. Язык — снова разряд. Лин вздрагивала всем телом, не стонала — вскрикивала, хватая воздух пересохшим ртом. Она не контролировала тот судорожный ритм, в котором сжималась вокруг пальцев. Она текла, ткань под коленями стала мокрой не от пота — от смазки. Мучительно сладко ныло внизу живота, она балансировала на самой грани, вот-вот, казалось, должна была сорваться в оргазм — но не срывалась. Судорожно сжимались мышцы уже не только в промежности — живота тоже, бедер и вроде бы даже спины. Не хватало самой малости, чуть более резкого движения, сильного толчка. Но Асир, как нарочно, замедлился, даже укусы стали реже, и Лин уже не кричала — всхлипывала.

— Готова?

— Да, да! — она почти не осознавала, что с ней, о чем спрашивает ее кродах. Не знала, к чему должна быть готовой. Было все равно. «Да — мне хорошо», «Да — я слышу тебя и слушаюсь», «Да — я готова сделать все, что ты сейчас прикажешь». Наверное, так.

— Нельзя. Терпи.

«Нельзя» — чего? Лин хватала воздух, мучительно хотелось то ли закусить все-таки губы — но она помнила, нельзя, тоже нельзя… то ли сорваться, насадиться всем телом на мучительно медленные пальцы, и ничего, если будет больно, пусть.

Хватка на бедре вдруг исчезла.

— Возьми, — велел Асир.

— Что? — непонимающе прошептала Лин. И тут же в рот тоже толкнулись пальцы.

— Не откуси. Владыка Имхары без пальцев — это слишком.

Наверное, она засмеялась бы, если бы могла. Дурацкая шутка. Рот наполнился слюной, она невольно сглотнула — и судорога наслаждения прошила все тело. Вкус Асира. Бездна. Гораздо гуще, насыщенней, концентрированее запаха. Лин замычала, пытаясь сразу и сказать что-то — знать бы еще, что! — и облизать эти пальцы сразу все, снять с них этот чудесный вкус и оставить себе.

— Такие губы просят член, но обойдемся пока.

Член? До мозгов доходило с трудом, но доходило. Да. Надо попробовать. Обязательно. Вкус члена… вкус, когда Асир кончит ей в рот… Лин глухо застонала, сжимая губы, зажимаясь вокруг пальцев, изо всех сил стискивая бедра. Наверное, если бы ее рот был свободен, она сейчас… что? умоляла бы? наверное, нет — о чем? О члене? Но ведь Асир уже сказал — обойдемся пока. Пока. Значит, позже — будет. Хорошо. Она подождет.

Асир сказал — «терпи». Странно. Терпят — боль, а не удовольствие, так? А ей хорошо, так хорошо… почти на грани… Еще бы немного, и… а, точно — «нельзя».

— Нельзя, — снова повторил Асир. — Скажу, когда можно.

И ускорился. Пальцы в Лин задвигались резко, как в самом начале, проникая глубоко, укусы стали жестче и чаще. Теперь удовольствие не накатывало тягучими плавными волнами, а вспыхивало быстро, ярко и беспрерывно, будто полицейская мигалка. Нарастало, набирая мощь. Лин колотило, по ногам текло, судороги изгибали тело, и самой гранью сознания она была отчаянно благодарна Асиру — помимо всего того, что тот сейчас делает — за пальцы во рту. Вместе кляпа. Без них орала бы, наверное, так, что и до сераля бы долетело. А с ними — только мычала и всхлипывала, сжимала губы, сглатывала, жадно слизывая вкус, от которого вело голову сильнее, чем от самого крепкого алкоголя. И когда стало казаться, что сейчас она попросту отключится, вырубится, потому что даже удовольствие, оказывается, нельзя терпеть бесконечно, откуда-то издали донеслось «Можно». Лин не поняла, к чему оно, что можно, кому можно — но что-то в самой ее глубине откликнулось слепящей вспышкой радости и облегчения.

Она кончала почти так же мучительно долго, как терпела до этого — или это лишь казалось? С трудом держась ускользающим сознанием за эту радость, за умиротворяющий запах Асира, за охватившую тело тяжелую истому. Почувствовала, как выскользнули пальцы из полуоткрытого рта, потом — из лона. Асир перехватил ее, отцепив от спинки кресла намертво стиснутые руки, повернулся, садясь, и Лин оказалась у него на коленях. Глубоко вздохнула, застонав на выдохе, и ткнулась головой Асиру в шею, спрятав лицо на плече. Как раз там, где сильнее всего чувствовался запах, сейчас не возбуждающий, не будоражащий, а дарящий покой и защиту.

Лин казалось — время застыло, во всем мире остались только она и спокойное, размеренное дыхание Асира под ее щекой и лбом. Лин дышала в такт и медленно приходила в себя. Ей было хорошо, так хорошо, как, пожалуй, было разве что в течку. Но, едва в голову стали возвращаться мысли, как ударило почти паникой:

— Время! Ты задержался из-за меня, они все ждут?

— Еще нет. У нас есть час, чтобы привести тебя в порядок и одеть. Завтрак в одиннадцать.

Лин подняла голову.

— Но ты сказал — к девяти?

Ей уже не нужен был ответ — зачем, когда и так все ясно? И вновь захлестнула волна благодарности — Асир оставил время для нее. И ничуть не обмануло то, как владыка сказал с усмешкой:

— Предвидел неожиданные задержки.

Лин потерлась щекой о его плечо.

— Спасибо.

Загрузка...