Затмение луны

Часть 1. Первые тёплые чувства.

Стоя у дверей главного Императорского дворца, мужчина чувствовал неловкость и волнение. Всё же человеком, лично пригласившим его во дворец, был никто иной как сам Император Ли. Сюн Лун честно признавал то, что сначала не понял, зачем этому столь высокопоставленному человеку понадобился его визит, но, посмотрев на имя, осознал. Они были знакомы ещё до того, как тот стал могущественным Императором.

«Дворец невероятного наслаждения». Резиденция Шэнцу в Призрачном городе, роскошное строение из золота возле озера, над поверхностью которого парили тусклые призрачные огоньки. Главный зал дворца от входа отделял занавес из жемчуга, внутри пол зала был застелен шкурой с густым мехом, снятой целиком с какого-то волшебного животного. По залу кружились прелестницы в невесомых туниках, танцевали и пели. В дальнем конце зала стояла кушетка из чёрного нефрита, такая широкая, что на неё без труда уместились бы десять с лишним человек. Из главного зала маленькая боковая дверца вела в сад, пересекаемый ярко-красными галереями.

Идя за слугами Императора, Сюн Лун немного хромал. Серьёзную травму ноги он получи очень давно, и хоть прошло много лет, мужчина уже никогда не сможет ходить очень быстро или прямо, всегда прихрамывая при шаге на левую ногу. Зайдя внутрь огромной территории, гость с интересом рассматривал дворец, поражаясь тому, как можно жить в столь огромном помещении. Сам мужчина всегда довольствовался малым, живя где придётся, покуда его жизнь – это сплошные путешествия, которые он проходит уже более 10 лет, будучи известным целителем.

Одежда путника также имела потрёпанный вид, и даже слуги оказались одеты в более дорогие наряды. Но это вовсе не смущало мужчину. Сюн Лун никогда не гнался за богатством, всегда желая быть тем, кто он сейчас.

Мужчине всего 33 года, но он уже имеет статус «Бессмертного». Никто не верил, что столь слабый человек сможет достигнуть такого просвещения. Но Сюн Лун никогда не был слаб, только если видом.

Мужчина имел столь умиротворённый вид, что никто и подумать не мог, какой силой он обладает! Вот только тратя её не на развитие духовной мощи, а на укрепление своего Ци, для лечения людей. Глаза, необычного цвета летних листьев с нотками изумруда, никогда не излучали злобы, а смотря в них, можно постепенно уснуть, не чувствуя от данного человека какой-либо угрозы. Голос бархатный. Лицо приятное. Телосложение крепкое. Волосы Сюн Луна послушно убраны в задний хвост, доходя мужчине до поясницы.

Некоторые слуги с интересом оборачивались на приглашённого гостя, но мужчина лишь улыбался их взглядам, заставляя улыбнуться в ответ. Солнце ярко светило, птицы пели, а тëплый ветерок приятно обдувал его лëгкие одеяния, слегка развивая их в разные стороны. Мужчина слегка приостановился на мосту, ведущем к главному залу, где его ожидал Император. Взгляду Сюн Луна предстали множество красных лотосов, плавающих по озеру. Это столь редкий вид, что увидеть его – это небывалое везение. Но не только это привлекло внимание гостя, но и два больших карпа, плавающих в воде. Один казался белой луной, а второй – его затмением. Несмотря на то что озеро занимало чуть ли не пол 350 га, две рыбы плавали исключительно парой, не отплывая друг от друга дальше соломенной палочки.

Слуги не смели торопить гостя, но по их виду становилось понятно, что они волнуются, как бы их Император не разозлился опозданию мужчины. Сюн Лун и впрямь увлёкся, забыв куда держит путь, и лишь собрался идти дальше, как сам хозяин дворца явился на мост, смотря на гостя словно на призрака.

— Шисюн… — стоило данному слову слететь с губ удивительной красоты Императора, как на лице его появилась улыбка, греющая во много больше, нежели палящее солнце.

— Император Ли, я рад нашей встрече, — подарив в ответ улыбку, Сюн Лун оглядел стоящего перед ним мужчину, и тот сделал то же самое.

Ли Юнхэн, как и положено Императору, носил роскошные одеяния, чëрно-красного цвета. Сюн Лун не мог не заметить квадратной вышитой накладки: «буфаном» в виде дракона. Широкие рукава ханьфу свободно развивались по ветру, как и длинные волнистые волосы мужчины, хоть и уложенные в высокий хвост, но некоторым прядям всё же было дозволено свободно свисать по спине. На голове мужчины виднелась золотая корона, сразу показывающая его статус в данном месте, но и без неё Ли Юнхэн не мог не привлечь внимание своей удивительной красотой.

Словно на вырезанном из нефрита прекрасном лице сверкали ясные, будто отражения звёзд в холодном бездонном озере, глаза. Ли Юнхэн сильно вырос, и его нрав явно переменился за это время, но… Эти глаза, которые с любого ракурса успешно украсили бы обложку любовного романа… Они остались точно такими же, какими их помнил Сюн Лун.

Осознание того, что он уже более трёх минут разглядывает внешность Императора, ввело его в замешательство, и он поспешно отвёл взгляд. А вот стоящему напротив мужчине отнюдь, казалось, недостаточно столь малого времени, и он хотел больше, но не смел требовать.

— Угостит ли Император Ли гостя чаем? — решил разрушить их неловкое молчание Сюн Лун, своими речами словно разбудив мужчину.

— Разумеется, — с уважением показав гостю куда идти, Ли Юнхэн шёл с ним рядом, чуть было не касаясь плечом, словно желая поддержать, если хромающий мужчина вдруг упадёт.

Слуги брели позади, держа некоторое расстояние. Хоть Сюн Лун хранил на лице благое спокойствие, всё же нахождение в замке казалось ему неуютным. Целитель слишком любил свободу, а оказываясь в больших городах, ощущал скованность. Это был не первый дворец Сюн Луна, но явно самый большой, в котором он бывал.

Идя вместе с Ли Юнхэном, мужчина не заметил, как они дошли до «Дворца Небесной Чистоты» - личных покоев Императора. Комната, как и весь Дворец, излучала величие и силу своего хозяина. Несмотря на красоту помещения, больше всего гостя привлекло окно, сделанное в форме луны. Подойдя к нему, мужчине открылся удивительный вид на чудный сад Императорского дворца, а чуть вдали и огромный город Царства Чжэнъян в переводе как «Инь и Ян».

Пока гость осматривал вид из окна, Император сел за стол, спокойно ожидая Сюн Луна. Налюбовавшись видом, целитель разместился напротив Ли Юнхэна. Двое мужчин подарили друг другу улыбки, словно этого было достаточно для беседы. В комнату занесли чай, и лишь Сюн Лун хотел проявить уважение и налить господину напиток, как тот остановил его, сам взяв фарфоровый гайвань.

— Позволит ли шисюн налить ему чаю? — с вежливостью спросил Ли Юнхэн, словно не он тут являлся Императором.

— Ваше Высочество, Вы слишком добры. По положению это я должен налить Вам чаю или Ваши слуги, поэтому…

— Не нужно формальности, шисюн. Прошу, обращайся ко мне как прежде, — хоть на лице великого Императора сияла улыбка, но, казалось, она была очень напряжённой.

— Неужто я осмелюсь на это? — Сюн Лун и впрямь не мог сейчас назвать сидящего перед ним человека: «А-Ло», «Шиди» или «Юнхэн».

В детстве это казалось отличным прозвищем для милого юноши, но сейчас оно никак не поворачивалось на языке. Это было так давно…

— А если я прикажу? — с некой настойчивостью проговорил Ли Юнхэн, словно для него это действительно важно.

— Тогда точно не осмелюсь, — взяв чашу, мужчина добродушно улыбнулся, даже под пытками не произнеся столь оскорбительное прозвище для взрослого мужчины, с которым они не виделись больше 13 лет...

— Шучу… — Император покачал головой, словно отбив от себя какую-то назойливую мысль, — Я бы никогда не осмелился бы приказывать шисюну.

— Почему же? Как по мне, Вы сейчас именно в таком положении, чтобы приказывать всем и вся. — сделав глоток зелёного чая, Сюн Лун подарил мужчине улыбку, покуда тот либо случайно, либо намеренно подал именно тот чай, который он всегда пил в детстве, не забыв положить мяты, — Кажется, Ваша мечта исполнилась, Ваше Величество. Я счастлив за Вас, — от слов гостя глаза Ли Юнхэна сверкнули чем-то холодным, но он тут же их прикрыл.

— Как я погляжу, шисюн тоже выглядит счастливым. — взяв чашу, мужчина отпил оттуда глоток, словно у него резко пересохло в горле, — Я наслышан о странствующем Целителе, которого боготворят жители разных городов и деревень. Некоторые даже построили ему небольшие статуи на память и для молитв, словно божеству. — без пояснений Сюн Лун понял, о ком говорит Император, слегка смутившись от столь лестных похвал, которые он отнюдь слышит не так часто.

— Да, это так. Всё же идти своей дорогой, не сходя с неё даже когда очень трудно – это самое верное решение, которое я когда-либо принял.

Сколько бы боли и страдания не перенёс Сюн Лун за свой путь, он никогда с него не сходил. Даже когда его пытались убить множество раз. Даже когда от него отказалась семья. Даже когда он сам уже был готов отказаться от самого себя… Верный путь, чаще всего, самый сложный, и, лишь пройдя через него, можно ощутить ту самую лёгкость, к которой ты шёл изначально. Для тех, кто выбирает лëгкие дороги, никогда не постичь гармонии с собой.

— Я тоже… — согласился с гостем Император, подняв свои чëрные, как уголь, глаза, — Этот шиди безумно тосковал по шисюну. Не было и дня, чтобы он не вспоминал о нём. — голос Ли Юнхэна звучал так нежно и ласково, отчего его словам не было сомнений.

— Неужто у Вас не нашлось занятий поважнее тоски? — попытался посмеяться Сюн Лун, но, видя, что мужчина ждёт ответного откровения, опустил голову, не желая врать, — Прошу простить, но я не смогу сказать Вам того же. Мой путь был длинен и долог. Чтобы пройти его до конца, я отбросил всё прошлое, думая лишь о будущем, потому не испытывал тягости в сердце, но сейчас мне очень тягостно, что я заставил чувствовать её Вас.

— Вот как… — отчего-то Сюн Лун ощутил холод по коже, сразу же повернувшись к окну, думая, что это оттуда подул сквозняк, но это был не он, а ледяной тон Императора, — Может, это и правильно. — уж слишком быстро изменился в лице мужчина, только секунду назад будучи хмурым, но уже сияя в улыбке, — Прошлое у нас выдалось непростым, зато настоящее многообещающее, верно?

Не совсем поняв слов Ли Юнхэна, мужчина всё же кивнул ему, продолжив чаепитие в непринуждённой беседе, даже не догадываясь о тайной сути слов, сказанных Императором, ждавшего их встречи с самого дня разлуки.

***

Школа Белого Лотоса представляла собой сочетания гармонии и покоя. Везде, куда ни падал взгляд, протекали пруды и ручьи, в которых безмятежно витали белоснежные бутоны, создающие утончённую атмосферу классической изысканности. Также в чистейших водоёмах жили белые и золотые карпы, служащие хранителями школы.

Ученики, не достигшие определённого уровня совершенствования, передвигались на маленьких лодочках, а вот более опытные ходили по прудам словно по земле. На нескольких островах располагались: комнаты учеников, учебные тренировочные поля, сады, леса и места медитаций.

Попасть в школу Белого Лотоса было достаточно трудно, покуда учителя избирательно подходили к отбору учащихся. Но богатым людям двери всегда и везде открыты, потому шестнадцатилетнему Вэй Луну – сыну Императора Вэй, Царства Лошуй, не составило труда попасть в столь волшебное место, хоть и не имея на это никакого желания.

Юноша не любил драться, фехтовать мечом, бороться за власть и силу. Мальчишка с самого детства увлекался медициной, как и его покойный дядюшка. Вэй Лун мог сутками изучать теорию о целительных травах и заклинаний, но и часу не выносил на силовых тренировках. Вот только правила были для всех, и юноше приходилось прокачивать свои духовные каналы, дабы не опозорить честь семьи.

Говорят, ленивые люди – это самые продуктивные люди, и Вэй Лун был с этим полностью согласен. Ему не нравились тренировки, и хоть силы имелись, а вот желания совсем нет. Парень ленился выполнять требования учителя, но, когда понял, что это необходимость, принялся выполнять всё в два раза быстрее, дабы у него оставалось больше времени на изучение алхимии и медицины. А чтобы никто не придрался, он делал всё очень качественно, ведь тратить время на исправления было лень.

В школе Вэй Луна никто не трогал, как и он не обращал особого внимания на остальных. Вначале с ним пытались знакомиться, но у того не находилось времени на бесполезное общение. К тому, что юноше нравилась алхимия и медицина, все относились со смехом и неким непониманием. Всё же, в мире, где правит сила, лекари — это всего лишь рабочие руки, которые не сильно ценились, и относились к Целителям как к людям среднего класса. Вэй Лун имел слишком влиятельную фамилию, потому все знали – ему не дадут стать средним классом. Благодаря своей фамилии юношу никогда не трогали, оставив странного ученика наслаждаться одинокими буднями.

Как всегда, закончив с тренировками раньше всех, Вэй Лун пошёл искать укромное место для своей практике алхимии. Уже более полугода ему приходится скрывать свои способности Целителя, покуда узнай об этом отце, и парня отправят назад домой для разъяснительной беседы, заключавшейся в порке и часовыми нотациями с конфискацией всех книг, кроме тех, которых дозволял отец.

Несмотря на водную местность, в школе также имелось не мало бамбуковых лисов, в которых ученики часто тренировали свои навыки боя. Найдя более ближний, Вэй Лун разместился у одного бамбука, достав духовное руководство Целителя. Если бы отец узнал, что дядюшка подарил племяннику на конец своих дней, то непременно сжёг бы подарок, ничуть не покривив душой.

Дядюшка Шэнь был очень добрым и мягким человеком. Он не достиг того уровня мастерства, чтобы стать «Бессмертным», потому его жизнь увядала, но он никогда не жалел о том, что пошёл именно этим путём, рассказывая племяннику об удивительных местах, которые ему довелось увидеть за свою жизнь.

Вэй Лун обожал дядюшку, проводя с ним намного больше времени, нежели с отцом. Мать мальчика скончалась при родах, а мачехи не любили наследника их мужа, так как не могли родить своего, получая лишь дочерей.

В последние минуты жизни дядюшки, тот попросил дать племяннику слова, что он не будет жить себе во вред, всегда выбирая свой путь, а не данный ему какой-то судьбой. Услышав согласие юноши, дядюшка дал ему собственные целебные издания, которые он собирал всю жизнь из разных уголков мира. Это настоящее сокровище для Целителей, потому Вэй Лун тщательно скрыл подарок, несмотря ни на что желая изучить его от и до, хотя бы в память о дорогом человеке, давший ему ту заботу и любовь, которую не соизволили предоставить другие члены семьи.

Сёстры и мачехи говорили с ним уважительно, но лицемерно, за глазами поливая парня грязью, пуская слухи о том, что он ни на что не способен. Вэй Цзянь – отец мальчика, вечно сидел в главном дворце, выходя оттуда лишь пару раз в месяц, и то не навещая сына, а своих жён или наложниц. К сыну мужчина приходил лишь для того, чтобы узнать уровень его самосовершенствования, и поняв, что он плох, Император смог договориться со Школой святого лотоса, где отныне Вэй Лун должен учиться до двадцати одного года, после вернувшись домой и стать примерным наследником, которому не стыдно будет отдавать такое большое Царство.

Возможно, отец боялся за сына, потому и не позволял ему приближаться к целебной алхимии, зная, что единицы целителей получают бессмертие. Но не только это волновало Императора Вэя. Всё же у него имелся только один наследник и три дочери. Своего семени он лишился в борьбе, после рождения младшей сестры. Поэтому Вэй Луну было суждено занять его место, став следующим Императором Царства Лошуй. Казалось бы, такая честь, о которой мечтают почти все, вот только юноша не входил в это число.

Найдя подходящее место, юноша некоторое время сидел в позе лотоса, после чего достал из-за рукава небольшой кинжал, который был прикреплён к руке, проведя лезвием по ладони. Ощутив жжение, Вэй Лун сморщился, но потом сосредоточил свою энергию Ци и принялся заживлять собственную рану. Кроме как на себе, парню ненаком использовать алхимию, поэтому приходится идти на крайние меры.

Закончив с лечением, Вэй Лун смотрел на свою целую ладонь, вот только не ощущал радости. Те заклинатели, которые прошли пик просвещения алхимии, получив почётное звание «Целитель», не могли лечить себя или других целителей. Это являлось неким изъяном лекарей и причиной их вымирания. Всё же в мире мало дураков, готовых потратить свою жизнь на помощь чужим душам, в итоге не в силах помочь самому себе.

Отчего-то Вэй Луна никогда не заботил данный изъян. Парень считал себя достаточно способным для того, чтобы не попасть под удар, и достаточно умным, дабы не влезать в передряги. Лишь подумав о своём уме, он услышал какие-то звуки, спустя мгновения ставшие противным шумом в ушах.

— Какой слабак.

— Позор для школы!

— Тебе надо больше тренировать шиди. А ну-ка всыпьте ему ещё раз. И посильней!

Даже не поворачивая головы, Вэй Лун понял, кто нарушил его покой. «Старший ученик» со своей шайкой. По мнению юноши, Ку Мун, старше Вэй Луна на год, не обладал выдающимися способностями и был назначен на роль старшего ученика лишь из-за лести и подлизывания к учителю.

За Ку Муном, как за хвостом, ходило пятеро учеников, желающих погреться под благоволением учителя, держась возле его верного пса. Как-то старший ученик предложил Вэй Луну вступить в его команду, словно протягивая руку помощи одиночке, но юноша отказался, не желая вообще быть на чьей-либо стороне, кроме своей. Этим он явно задел гордость парня, и с тех пор к Вэй Луну никто и на метр не подходил по велению Ку Муна. Парень считал, что сделал выскочку изгоем, но в итоге лишь избавил его от проблем, очень сильно подсобив.

А вот тот, кто лежал на земле, не успевая встать из-за ударов учеников, прибыл всего пару месяцев назад, но уже имел самое низшее положение. Вэй Лун не знал имя паренька, но слышал, что его подобрал глава школы, попросив учителя сделать из него ученика его пика.

Юноша не знал подробностей событий, но даже слепому было видно, с какой предвзятостью и отвращением Цян Шэнь относился к новому ученику, не имеющего за плечами ни гроша. На тренировках парню часто доставалось по самое не хочу, а по имени его никто не звал, обращаясь лишь «Эй, ты», «Придурок», «Слабак» или «Шиди», но последнее лишь с издёвкой, так как никто на пике Цян не считал нового ученика своим младшим братом.

И всë же, несмотря на всë то насилие, что он перенëс, юноша всем своим видом показывал, что достоин именоваться учеником великой школы, упорно тренируясь и никогда ни на что не жалуясь, как бы плохо и больно ему не было.

Ясные глаза мальчишки сияли, словно утренние звëзды. Прекрасный юноша с нежным лицом излучал красоту и свежесть. Слегка волнистые волосы, связанные в хвост, оказались растрёпанными. А почтительный, но твëрдый взгляд свидетельствовал о благородном и несгибаемом характере. Не смея наносить удары в ответ, пареньку оставалось только прикрывать свою голову тонкими ручками, терпеливо ожидая конца порки.

Обычно Вэй Лун не вступался за него, покуда при нём его ещё ни разу не били. Парень лишь краем уха слышал о несчастном мальчишке и видел его синяки на теле, которые не успевали заживать. Встав, юноша уже думал разнять драку, но, сделав лишь шаг, осознал, что ему нельзя этого делать.

«Не смей навлекать на себя беду. Опозорив своё имя, ты опозоришь честь всей семьи. Посмеешь влезть в неприятности – очень пожалеешь об этом» — таковыми были слова отца, отправляющего ребёнка в чужое место. Угроза велика сильными увечьями, поэтому Вэй Лун не решился выйти и разогнать шисюнов, вместо этого поступив по-иному.

Юноша, которого только что молотили руками и ногами, внезапно почувствовал, что его соперник отпрянул. Подняв голову, он попытался взглянуть на Ку Муна, хоть текущая со лба кровь заливала глаза. Внезапно старший ученик поднял ладонь — и также вытер выступившую кровь.

— Шисюн Ку, ты ранен?! — забеспокоилась шайка учеников, ни разу ещё не получая отпора, считая себя неприкосновенными.

— Как ты осмелился ударить меня ножом?! — не веря своим глазам, взревел Ку Мун.

Четырнадцатилетний ребёнок и вовсе не понимал, что творится. Плотно сжав губы, он попытался стереть кровь с лица. На спине Ку Муна и впрямь алел свежий порез, будто по ней полоснули остриём меча.

— Вы видели, как это случилось? — потребовал он у других учеников. — У него был нож?

Те растерянно переглянулись, после чего одни покачали головами, другие закивали — словом, толку от них не было никакого.

Такому изнеженному высокородному молодому господину, как Ку Муну, прежде никогда не доводилось страдать от боли, а потому, глядя на свежую кровь на своих руках, он поневоле впал в панику. Как ни странно, ни на земле, ни на тощем теле юноши и впрямь не было видно никакого оружия — не могло же оно попросту испариться?

Вэй Лун в это время, словно зритель, наблюдал за забавной сценой, используя технику «Лезвие-листа». Это более продвинутая практика, которой владели не многие, но юноша изучил её, не желая потом тратить на это время. На самом деле Вэй Лун использовал сутки дня по полной программе, не тратя время на бессмысленные занятия, вроде пустых разговоров или бесполезных прогулок, как это делали все ученики. Парень от и до занимался самосовершенствованием, чтоб никто не догадался, чем он занят в своё «Свободное» время.

Несколько учеников снова бросились выполнять команду своего главаря: «Отделать гадёныша по полной». Бездумно сорвав горсть листьев, Вэй Лун со свистом отправил их в полёт. Ученики казались встревоженными — они больше не осмеливались подходить к странному парнишке, а вместо этого растерянно собрались возле Ку Муна:

— Шисюн Ку, что происходит?

— Шисюн Ку, меня тоже будто бы полоснули ножом!

Лицо старшего ученика приобрело бледно-зелёную окраску. После продолжительного молчания он наконец бросил:

— Уходим! — и во главе кучки своих клевретов, которые хватались кто за зад, кто за руку, произвёл масштабное отступление. В самом деле, будто ветром принесло — и ветром же сдуло.

«И всё? Даже не попробуете узнать причину? Они ещё слабее, чем я думал…» — закатил глаза Вэй Лун, в то время как парника пристал на ноги, озадаченно оглядываясь по сторонам, — «А вот ему, видимо, интересна причина странного поведения листьев».

Уже думая уйти и не показываться на глаза пареньку, Вэй Лун вдруг увидел, что тот присел у дерева, вытирая со лба кровь. «Ему, должно быть, сейчас так больно…» — сердце юноши сжалось. Вэй Лун был очень мягкотелыми парнем, не умея проходить мимо чужой беды. Выйдя из-за дерева, он подошёл к мальчишке, который, только услышав шаги, изрядно напрягся, словно боясь злых шисюнов, которые пришли закончить начатое.

— Здравствуй, — до этого дрожа словно осиновый лист, юноша вдруг осторожно поднял голову, услышав мягкий голос обращавшегося к нему, — Кажется, тебе сильно досталось. Покажешь свои раны? — с улыбкой попросил Вэй Лун, словно это он хочет получить от него помощи, а не наоборот.

Некоторое время, мальчишка, на вид не более четырнадцати лет, молча смотрел на пришедшего, словно видя в нём не человека, а какое-то божество. Совладав с собой, он упал на колени в поклоне.

— Этот ученик не желает доставлять Шисюну беспокойство своим жалким видом. Раны этого ученика не серьёзны и не достойны внимания, — от таких слов Вэй Лун удивился, впервые видя человека, говорящего с таким уважением, словно перед ним сам глава школы.

— А если я всё же попрошу, ты покажешь мне свои раны? — не желая насильно лечить кого-то, парень действительно думал развернуться и уйти, если шиди скажет ему «Нет», но тот словно не посмел этого сделать, осторожно сняв верхнее одеяние, оставшись лишь в грязных от земли штанах.

Увидев более двадцати синяков и ссадин, Вэй Лун на некоторое время застыл в потрясении, ощущая как по его коже прошла дрожь. «И сколько он терпит эту боль?» — от данных мыслей юноша сжал кулаки, но после разжал их, принявшись лечить раны, попутно проговаривая:

— Какими же несчастными монстрами надо быть, чтобы творить такое.

Вэй Лун злился. Парень с детства получал побои от мастеров по приказу отца. Он не считал справедливостью поднимать на кого-то руку, особенно на того, кто слабее и не может дать отпор. Его вечно за всё били, но делая это так, чтобы никто не увидел ран. Дядя постоянно лечил племянника в тайне от брата, иногда сам испытывая на себе плеть, но никогда об этом не жалел.

— Мои шисюны вовсе не желают мне ничего дурного — просто, видя, что я ещё мал, они хотят дать мне больше возможностей поучиться на опыте.

В этот миг Вэй Лун будто воочию узрел исходящее из-за паренька ослепительное сияние — он был не в силах вынести подобного величия души, столь глубокой степени просветления такого юного создания!

— Нет, они желают тебе зла. — не стал подыгрывать наивности шиди Вэй Лун, понимая, как сложно выйти из мира иллюзий, где все люди хорошие и нет зла, но когда-то всё равно придётся. — Я закончил, — не дав тому ответить, юноша встал на ноги, ощущая опустошённость.

В последний раз он лечил раненную птицу, но она быстро пришла в норму, а вот на избитого парнишку ушло так много сил, что голова Вэй Луна слегка кружилась, но он не подал виду.

— Этот ученик безгранично благодарен шисюну за помощь! Хоть этот ученик и ни на что не годен, но он обязательно отплатит шисюну, — голос мальчишки был полон детской искренности, а улыбка – тëплой, как солнце, уходящее за горизонт. Вэй Лун, поймав эту улыбку, замер на мгновение, а затем отвернулся.

— За добро не нужно платить, его нужно помнить и хранить в сердце как ориентир, по которому следует идти, — проговорил юноша, и впрямь не желая ничего получать от и без того несчастного паренька, — Не говори никому о том, что я вылечил тебя. Это может создать мне проблем, — попросил Вэй Лун, не очень доверяя незнакомцу, но смотря в его глаза, отчего-то точно осознавая: он хороший человек.

— Этот шиди не посмеет ставить шисюна в неудобное положение! — гордо произнёс вылеченный юнец, с неким интересом начав осматривать своё тело, словно не помня, когда оно было таким чистым.

— Хорошо, тогда я пойду, — сделав пару шагов, юноша приостановился, неожиданно для самого себя спросив, — А каково твоё имя?

Вэй Лун честно сам не понял, почему решил спросить у того имя, но оно интересовало его. Всё же, обычно юнца лишь оскорбляли, не называя по имени. Тот тоже не ожидал, что кто-то пожелает знать его имя, потому слегка замялся, но всё же скромно произнёс:

— Имя этого Шиди Ли Юнхэн.

«Красивое имя…» — задумался парень, помня, что это имя сочетает в себе китайские иероглифы «лето» и «дождь», чтобы создать имя, которое означает «радостный дождь». Вновь бросив взгляд на парнишку, Вэй Лун заметил, что тот мнётся на месте, явно желая что-то добавить, но не решаясь.

— Что? — решил уточнить парень, чего это шиди жаждет у него узнать.

— Смеет ли этот слабый шиди узнать имя великодушного шисюна? — голос Ли Юнхэна казался встревоженным, а сам он сжался, словно уже был готов получить за свою наглость по голове.

— Моё имя Вэй Лун. — ответил парень, и, дабы парнишка перестал быть столь скованным, он положил на его голову ладонь, мягко погладив его, как щенка, — Береги себя.

Развернувшись, юноша побрёл в свою комнату, всё ещё ощущая слабость в теле, но радуясь этому. Всё же впервые за многое время он смог применить свою технику по заживление ран, и хоть все вылечить не удалось, но это лишь повод для Вэй Луна работать усерднее, заживляя более серьёзные раны, чем порез на своей руку.

Ли Юнхэн стоял на месте, провожая удаляющуюся фигуру удивлëнным взглядом, а когда та исчезла, с осторожностью приложил руку к макушке.

— Тепло…

* Приставка "А" добавляется к именам детей или слуг. Или это нежное, ласковое прозвище.