— Шисюн!
Ли Юнхэн увидел своего дорогого человека, ещё когда тот только вышел за пределы дворца. Соскочив с места, юноша бросился к Вэй Луну, сначала обрадовавшись их встрече, словно они не виделись годы, но затем резко остановился всего в трёх шагах от парня, заметив на его лице сиреневый отпечаток.
— Кто? — столь пронзительно холодный голос совсем не присущ такому милому юноше, но всё же именно из его рта произнеслось ледяное слово.
— Для меня этот человек уже никто, — бегло бросил Вэй Лун, но, заметив горящие ненавистью глаза шиди, положил на его голову руку, потрепав, как большого щенка, — Всё хорошо. Мне совсем не больно.
— Шисюн всегда говорит, что всё хорошо, даже когда это не так, — с обиженным видом проговорил Ли Юнхэн, но уже не таким холодным тоном. Казалось, тëплая рука юноши растопила его злость.
Вэй Лун слегка улыбнулся своему другу. Такому наивному и доброму. Ли Юнхэн отличался от всех, кого когда-либо знал парень. Он был особенным. В голове юноши пронеслось множество воспоминаний их душевных разговоров, комфортных времяпрепровождений, клятв и желаний о будущей жизни.
Вспомнив о том, как они сидели на берегу реки и рассказывали друг другу о своих мечтах, Вэй Лун остановил свою ладонь. Рука парня упала с головы шиди, отчего тот сразу же выпрямился и напрягся, словно его облили ледяной водой.
— Я ухожу в медитацию. — слишком резко сказал Вэй Лун, будто боясь передумать о своём решении в последний момент.
Юноша понимал, что если сейчас не соберёт мысли в порядок, то его насквозь сожрёт боль, и тогда отец окажется прав. Вэй Лун ощущал в душе полную пустоту. Казалось, что после падения из юноши выбили всю душу, из-за чего теперь его лицо отражает лишь лëгкую улыбку, не позволяя боли или радости выходить наружу.
На самом деле медитация – это очень сложный путь, когда разум работает 24/7, а тело неподвижно парит в течении нескольких лет. Таким образом духовное ядро заряжается энергией, а тело укрепляется, постепенно становясь бессмертным. Иногда заклинателям приходится по 10 лет впадать в несколько медитаций, но их тела отвергает разум, отчего они не становятся бессмертными, а сходят с ума. Это правда сложный и опасный путь, но многие идут им, поскольку только с помощью медитации люди могут заполучить бессмертие и укрепить своё ядро. Для алхимиков это и вовсе необходимость. Медитации помогает найти гармонию с разумом и душой, закрывая все эмоциональные каналы заклинателя, оставляя лишь базовые.
У демонов всё проще, и бессмертие получают лишь избранные с меткой, а остальным, как бы они этого не желали, проживают свой век и умирают. Но всё же и тут есть подковырка. Демону нужно заполучить определëнную ци, которая растёт от тренировок и использования силы, и только тогда он станет бессмертным. Малое количество демонов заполучают такую мощь в свои тридцать, но большинство лишь после 60-ти, поскольку натренировать своё тело и управиться с демонической энергией – вовсе не лëгкое занятие.
Некоторое время Ли Юнхэн пристально смотрел на шисюна. Казалось, парень не понял смысла столь простых слов, потому ждал разъяснений. Сжав кулаки, юноша чётко и ясно воскликнул:
— Я пойду с тобой!
Не важно куда, зачем и почему, Ли Юнхэн был готов следовать за шисюном по пятам, даже если ему для этого придётся отречься от самого себя. Вэй Лун это видел и ценил, но не мог принять. Его шиди – демон, и добьётся куда большего будучи в своём истинном облике, а не скрывающимся за маской человека.
— Нет. — всего одно слово заставило Ли Юнхэна дëрнуться, словно в его тело вонзили нож, — У тебя свой путь. Ты должен двигаться по нему.
Когда-то юноша не понимал, почему целители путешествуют в одиночестве, но теперь осознал эту жестокую истину. Все близкие люди для целителя – обуза. Как бы жестоко это не звучало. Привязавшись к одному, они желают во что бы то ни стало помочь близкому сердцу существу, в итоге тратя силы не на общее благо, а лишь на единицы. Но даже не это является сильной проблемой, а та боль, которую несут в себе целители от тесных связей. Каждый раз, когда в душе ураган, алхимия становится неуправляемой, неся вред раненному. И неважно, вызван этот ураган добрыми или злыми эмоциями. Возможно, у матери Вэй Луна тоже на сердце было тяжко, и поэтому она не смогла спасти брата Цян Шэня. Целитель должен платить за силу своим одиночеством, забыв о любви и сосредоточившись лишь на добрых делах, не привязываясь ни к кому, кто может пустить в сердце мрак от любви.
— Но я хочу быть с тобой… — кулаки Ли Юнхэна сжались ещё сильней, а опущенная голова резко поднялась, — Мне не важен свой путь, если в нём нет шисюна! — его крики сопровождались шагами, и, достигнув цели, парень хотел взять Вэй Луна за руку, но тот одëрнул её, достаточно грубо произнеся:
— Я разочаруюсь в тебе, если ты отступить от своего пути ради чужого.
Данные слова заставили парня побледнеть. Чтобы он и разочаровал шисюна? Да он скорее умрëт! Для Ли Юнхэна Вэй Лун являлся всем миром. Он был его Богом... Если Бог разочаровывается в своëм последователе, как тому потом с этим жить? Юноша этого не знал и не желал знать.
— Когда я отступил от своего пути, то стал ничтожным. Я потерял всякий интерес и смысл в жизни. Я не хочу видеть и тебя таким… — смягчение голоса Вэй Луна не помогло его шиди успокоить взволнованный взгляд, поэтому парень продолжил, — Ты достоин многого, и я уверен, что обязательно достигнешь своей цели, а я, — посмотрев на свою руку, юноша чётко знал, для чего она предназначена, — Своей.
— Но... я... Я. ..— руки Ли Юнхэна затряслись.
Парень не верил в происходящее. Только он подумал, что они с шисюном, наконец, оставили прошлое, начав вместе будущее, как дорогой сердцу человек решил уйти в это будущее без него. Для того, кому один человек являлся всем светом жизни – такое решение стало мраком во всём мире.
— Мы не прощаемся, а лишь говорим друг другу «до свидания». Когда-нибудь мы обязательно встретимся вновь, — ненавидя долгие прощания, Вэй Лун отвернулся, похрамывая, уходя от шиди, ощущая, как глаза что-то колит, а сердце не хочет успокаиваться.
Вроде снаружи лицо отражает холод и равнодушие, но вот внутри всё хотело разорваться на части. Как раз от этого Вэй Лун желал избавиться. Он больше не хотел нести тяжесть в душу и сердце. Он устал от этого, выбрав путь одинокого спокойствия, а не бурлящих приключений.
— Шисюн! — догнав дорогого человека всего в три прыжка, Ли Юнхэн ухватил его руку.
Повернув голову, Вэй Лун ощутил боль сильнее, нежели от раненной руки. С красного лица шиди шли слёзы. Он так отчаянно плакал, а в его глазах читалась такая неизмеримая боль, что от ней можно было умереть. «Боль помогает нам стать сильней» — осознал истину юноша, поняв, что правильная дорога не может быть лëгкой и безмятежной, и, дабы достичь цели, нужно чем-то пожертвовать. Вэй Лун решил, что этой жертвой для него станет последнее близкое существо на этом свете. Отдёрнув дрожащую руку Ли Юнхэна, юноша подарил ему лëгкую улыбку, уже не способную согреть от их печального расставания.
— Береги себя. — отвернувшись, бросил парень, уверенно похрамав вперёд.
Вэй Луну тоже было безумно больно от их расставания, но он держался. Это плата, которую он заплатил, открыв для себя новый путь. Словно поняв, что не может удержать шисюна, как бы этого не желал, Ли Юнхэн рухнул на колени, не в силах стоять на ногах. Вэй Лун не слышал его плача, но был уверен – в этот день они оба проронили не мало слёз, кто-то снаружи, а кто-то внутри, но эти слёзы стали началом их нового пути.
***
Покуда отец отрёкся от сына, Вэй Лун не смел больше носить его фамилию, изменив её на «Сян», что означало «идти вперед». Сян Лун испытал от своего пути много боли, но и света там хватало. Мужчине пришлось изрядно потрудиться, дабы добиться своего, и он никогда ни о чём не жалел. Несмотря на тяжёлые испытания судьбы.
Сидя у окна в выделенной гостью большой комнате, Сян Лун вспоминал былые времена, считая, что поступил верно, расставшись с Ли Юнхэном. Если бы юноша пошёл за своим шисюном, то никогда не добился бы таких высот. Всё же истина целителей неизменна, и хоть в память о помощи доброго алхимика некоторые жители воздвигли памятники, но отношение к мужчине всё равно оставалось пренебрежительным.
Сян Лун никогда не злился на грубых людей, не считая это равноценной платой за его силу. Алхимик всегда выбирал свою дорогу, идя даже туда, куда не следовало.
Смотря на уходящий закат, мужчина размышлял о своей жизни, отчего-то чувствуя, что его век близится к концу. Всё же он совершил не мало делов, и нашёл себе много врагов. Как говорится, даже если ты ангел, кому-то может не понравится шорох твоих крыльев, а кто-то разозлится на сияние твоего нимба, освятившего им глаза. В большом мире невозможно угодить всем, и, выбрав одну сторону, Сян Лун настроил против себя другую. Более влиятельную и сильную.
Расставшись всего час назад, Император Ли вновь потревожил покой старого друга, предложив ему прогуляться по дворцу, но мужчина вежливо отказал. Сян Лун и так увидел достаточно, а богатые дворцы не сильно трогали его сердце, нежели усыпанные цветами поля. Мужчина, как и желал, посетил множество удивительных мест из рассказов дяди, найдя и парочку своих, не менее чудесных территорий.
Хозяин дворца стоял у дверей, словно неприглашённый на встречу гость. Ли Юнхэн явно переживал и волновался при каждой их встречи, словно боясь хоть немного упасть в глазах дорогого человека. Видя нерешительность мужчины войти дальше порога, Сян Лун с лëгкой улыбкой пригласил его внутрь, сразу заметив, как лицо великого Императора расцвело.
До этого выпив зелёного чаю, теперь старые друзья распивали изысканный алкоголь, принесённый слугами вместе с различными деликатесами. Сян Лун и впрямь ощущал себя очень важным гостем, к которому относятся не менее уважительней, чем к самому господину.
За непринуждённой беседой, Сюн Лун рассказал мужчине о чудесных местах, которые он поведал, и об удивительных существах, которых повстречал. Мужчина и впрямь повстречал на своëм пути немало прекрасного, но упустил некоторые моменты, не желая посвящать великого Императора в свои проблемы. Всё это время Ли Юнхэн внимательно слушал рассказы гостя, о себе не рассказывая ничего, словно не считая это важным, потому Сян Лун спросил сам:
— А как поживал эти годы Император?
Ли Юнхэн остановил чашу с вином около губ, но не притронулся к ней. Казалось, мужчину удивил вопрос гостя. Поставив чашу на стол, Император Ли подарил Вэй Луну улыбку, но отчего-то мужчина не увидел в ней искренности.
— Не смею жаловаться. Мой путь хоть не был так интересен, как у шисюна, но он тоже подбрасывал мне множество трудностей, — отозвался Ли Юнхэн, — Но, я рад, что смог не разочаровать шисюна. Ты же гордишься мной?
Словно послушный ученик, великий Император ожидал похвалы от какого-то бродячего целителя, слова которого вовсе не имеют веса. Разумеется, Сян Лун не мог разочароваться успехами Ли Юнхэна, но всё же он замечал тусклость в чёрных глазах, словно путь, пройденный Императором для достижения своей цели, был не тем, о котором желал Ли Юнхэн.
— Ваше Величество, скажи, почему…
— Молю тебя, — перебив гостя, голос мужчины звучал столь несчастно, словно он вот-вот расплачется, — Не называя меня так. Только не ты…
Ли Юнхэн побледнел, словно почтенные слова: «Ваше Величество» означало тоже самое, что и «мерзкое отродье». При виде его реакции Сян Лун ощутил мимолëтную вспышку удивления, однако за ней тотчас последовал укол сожаления: прежде ему никогда не доводилось так ранить кого-либо столь безобидными речами. Мужчина со всеми говорил вежливо и уважительно, будь то великий господин или же бродячий кот.
— Юнхэн, почему ты выбрал мир людей? — сжалившись, отступил от своего мужчина, решив, что Император вправе приказывать, как к нему нужно обращаться.
— В этом мире живёт шисюн, а с демонами меня связывает лишь кровь. — тут же изменился в лице Ли Юнхэн, теперь-то удовлетворившись словами гостя.
— Я брожу не только по миру людей. Иногда мои дороги ведут и к демонам, которым я также оказываю помощь в случае надобности.
Эти слова заставили Ли Юнхэна о чём-то задуматься, но он не решился поделиться с шисюном своими мыслями. Сменив тему, гость и Император обменивались парой слов, пока разговор не зашёл об уходе…
— Уйдёшь на рассвете?
Чаша в руке Ли Юнхэна дëрнулась, хотя, казалось, сдвинуть хоть на дюйм столь твëрдую и большую руку никому не дано. В глазах читалась растерянность.
— Мне лестно твоё гостеприимство, но я пришёл на малый срок, только для выражения уважения. Мои очи узрели твоё превосходство, и сердце радуется твоим успехам, а большего мне видеть не нужно.
Сян Лун действительно не желал задерживаться в чужих владениях. Мужчина избрал путь, в котором он одинок, а видя Ли Юнхэна, понимал, что может сорваться из-за его доброго отношения к нему. За столько лет красивому целителю ни раз предлагали задержаться те, кто был ему благодарен за спасение, но мужчина всегда отказывал. За всё это время для Сян Луна так никто и не стал дорог даже на малую долю. Мужчина отбрасывал все чувства, руководствуясь лишь своей дорогой, больше ни о чём в этом мире не думая. Любые тёплые и дорогие чувства могут стать помехой его силы. Целитель не мог этого допустить.
— Шисюн, прошу, останься здесь хотя бы на время. Можешь гулять по моему дворцу, где пожелаешь. – помедлив, Ли Юнхэн добавил: — Я поставил слуг за дверью, но они не осмелятся войти сюда. Если тебе что-то понадобится, просто дайте им знать. Ты здесь дорогой гость, поэтому прошу... — Император опустил голову, сказав свои речи с некой болью в сердце, — Не уходи так быстро...
Вид Императора казался жалким. Мужчина, которому подчиняется весь людской род, сейчас так унизительно молил какого-то уличного целителя задержаться в его владениях. И смех, и грех… Но Сян Лун не мог не подчиниться воли единственного дорогого существа в своей жизни. Казалось, только ради Ли Юнхэна мужчина был готов отказаться от многого. Многого, но не алхимии...
— Я останусь на два дня. — проникнувшись к бывшему шиди жалостью, поддался Сян Лун, и хоть этого казалось ничтожно мало для удовлетворения Ли Юнхэна, он всё же согласился.
На этом вечер был закончен. Сян Лун так и не смог спросить у Императора те вопросы, что терзали его душу, как и Ли Юнхэн не осмелился признаться дорогому человеку в своём истинном желании.